Содержание

Часть 1 Часть 2 Часть 3 Часть 4

 

 

ИДЕЯ ЕДИНСТВА В ХУДОЖЕСТВЕННОЙ КУЛЬТУРЕ СЕВЕРНОГО РЕНЕССАНСА

Введение

Проблема единства – одна из вечных проблем, она никогда не может быть решена. Понятие единства существует в философии начиная с античности и дальнейшее осмысление этого понятия происходит в философии вплоть до современности, так как тема единства никогда не перестанет быть актуальной. В то же время, философская мысль еще не выработала единого мнения, поскольку авторы предлагаемых концепций принадлежат к различным эпохам и философским школам. Однако всех их объединяет одна цель: поиск путей для философского обоснования единства в разных его аспектах, всегда волновавших человека (единство человека и Бога, единство внутри людской общности, единство внутри человеческой личности и т.д.). В философии основной смысл единства берется не в предельно широком контексте «связи» противоположностей, а, скорее, в контексте более узкого понятия «притяжение» (в силу глубокого, существенного и органического характера, который присущ связям внутри целого). Поэтому понятие «единое» чаще всего рассматривается в тесной взаимосвязи с такими понятиями как «союз», «любовь».[1]

Эпоха Ренессанса интересна тем, что в ней впервые со всей остротой встает вопрос о самоутверждении человеческой личности, вследствие этого идея единства становится особенно актуальной для ренессансной философии и искусства. Однако в Северном Ренессансе представление о единстве имеет свою специфику, так как развивается в русле пантеистического мировосприятия. Поэтому цель данной работы – выявление особенностей визуализации идеи единства в произведениях изобразительного искусства Германии и Нидерландов 15-16 веков. При этом возникает необходимость рассмотрения философской мысли Северного Возрождения и предшествующих ей античной и средневековой традиций на предмет осмысления философами идеи единства. Метод философско-искусствоведческого анализа, применяемый в данной работе, позволяет исследовать произведения на уровне идейного поля, где кристаллизуется философская и мировоззренческая позиция художника.[2]

Существует обширный исследовательский материал, посвященный рассмотрению истории существования идеи единства в контексте представлений о подобии микрокосма и макрокосма в разные эпохи. Объектом изучения в данного рода исследованиях становится проблема единства микро- и макрокосма, общность принципов, управляющих ими, которые определяются представлениями и едином законе, организующем структуру мира. С этой позиции рассматривается как философия, так и искусство. К примеру, в работе доктора искусствоведения М.Н. Соколова, посвященной западноевропейской жанровой живописи 15-17 веков, отмечено, что все раннежанровые образы были проникнуты культом Природы как универсального начала, регулирующего жизнь и противостоящего традиционному средневековому теоцентризму. При этом автор вводит понятие «натурфилософского реализма», и с этой позиции проводит анализ произведений ван Эйка, Босха, Дюрера и других художников.

Венгерский исследователь О.Бенеш в своей монографии «Искусство Северного Возрождения», анализируя памятники искусства, проводит параллели с философскими концепциями эпохи, подробно освещает те из них, которые существовали наряду с художественными течениями Северного Ренессанса. Исследователь рассматривает идею единства, воплощенную в произведениях искусства, в тесной связи философской концепцией пантеизма, а также понятиями Макрокосма и Микрокосма, существовавших в духовной культуре и получивших широкое распространение.

Исследуя идею единства в философии Северного Ренессанса, авторы, такие как В.А. Шапошников (монография «Математическая мифология и пангеометризм» М., МГУ, 1996), А.Г. Барабашев (статья «Бесконечность и неопределенность» в сборнике «Бесконечность в математике: философские и исторические аспекты» М., Янус, 1997), А.Д. Зайцев (статья «Монастырская геометрия и библейская эгзегеза» там же),  Г. Рейхенбах (монография «Философия пространства и времени», М. Прогресс, 1985) и другие обращают особое внимание на геометрическое и математическое обоснование идеи единства, прослеживая эту традицию со времен античности.

Обширная исследовательская литература посвящена проблемам биографии, творчества, научной деятельности художников Северного Ренессанса, характеристике этой эпохи (монографии М.Я. Либмана, Л.С. Львова, С.В. Зарницкого, А.А. Сидорова, Г.П. Матвиевской, Немилова и др.)

 

Понятие «единство» в философии Северного Возрождения.

Понятие «единство» в античной философии

Понятие единства существовало еще до возникновения христианства, оно существует и наряду с ним. Так, например, Платон, Аристотель и Плотин признавали наличие сокровенных онтологических связей между всеми существами в мире – связей, которые преодолевают все преграды во времени и пространстве.

Учение об абсолютном единстве, превышающем всякое единство многообразия, мы находим уже у самого Платона («Государство»). У него это Единое рассмотрено только в виде абстрактно-всеобщей категории, без которой, по Платону, не может обойтись никакая последовательная диалектика.

Античные философы после Платона понимали это абстрактное Единое как максимально конкретное оформление жизни и бытия. Всякая отдельная вещь не состоит только из одних своих данных признаков и свойств. Если рассматривать мир в целом, то он обладает неисчислимым количеством признаков и свойств и состоит из бесчисленного количества больших и малых частей. А так как ничего, кроме мира, не существует, то необходимые признаки и свойства мы ему уже приписали, так что он сам остается выше всяких своих признаков и идей, а Платон говорит – значит, и выше всякой отдельной сущности, выше всякого отдельного бытия и выше всякого отдельного познания. Познавать – значит, сравнивать. Но миру мы уже приписали всякие возможные признаки и свойства, так что уже не осталось никакого такого бытия, с которым мы могли бы наш мир сравнивать. Это значит, что, какие бы признаки и свойства мы ему ни приписывали, он, как отличный от них носитель, остается чем-то превысшим всякого бытия и превысшим всякого познания и мышления.

Плотин это безусловно-трансцендентное Единое сделал все же предметом человеческого сознания, но сознания уже не расчлененно-множественного, не логического и даже не душевного или умственного, а сверхумственного, познаваемого только в экстазе. В качестве весьма выразительного примера можно указать на последний трактат «Эннеад». В этом трактате, называемом «О благе, или едином», Плотин наставляет тех, кто желает философствовать о едином, причем требует «созерцать единое, не присоединив ни одного чувствования и ничего от оного не принимая в него-то, но созерцать чистейшее чистым умом и тем, что в уме первое». «Стало быть, - продолжает Плотин. – когда приступивший к созерцанью вот такого воображает у этой природы или величину, или фигуру, или массу, не ум становится проводником ему в созерцании, потому что не уму прирождено видеть таковые, а это – чувствования и мнения, следующего за чувствованием».[3]

Таким образом, приступая к рассмотрению единого, следует отринуть всякие образы, ведь единое безвидно, чуждо всякого образа.

С другой стороны, мы видим, что Плотин активно привлекает античные образы, особенно математические, чтобы говорить (=мыслить) о едином. Здесь возникают образы геометрической точки и геометрической единицы. Предмет рассмотрения трактата, говорит Плотин, мы называем «единым и нераздельным не так, как мы называем точку или единицу, ибо те, что суть единое таким образом, - начала количества, которое бы не сущствовало, не будь прежде него сущности и того, что прежде сущности; однако первые всегда подобны последним в соответствиях по простоте и избеганию множества и деления». Единое созерцается во множестве существ, в большей или меньшей степени способных воспринять и отображать его в себе, но которое отлично и обособленно от всех их, подобно тому, как один центр в круге остается один сам по себе, между тем как множество радиусов со всех точек периферии к нему сходятся.

У Аристотеля окружающие нас вещи едины благодаря душе или части души или еще чему-нибудь, могущему быть основанием единства, иначе они образуют множество и распадаются. «Но раз те величины делимы и суть количества, то какова причина того, что они составляют неразрывное и постоянное единство?»

 

Понятие «единство» в средневековой философии

Средневековые схоласты отождествляли отдельную человеческую душу со Вселенной, сравнивая Микрокосм с Макрокосмом. В Микрокосме Вселенная отображена или сконцентрирована в душе, в Макрокосме душа простирается до пределов Вселенной, становясь тождественной ей. Высшее целое, слитное и неделимое в реальности, несмотря на логическую дихотомию, которую пытается применить к ней человеческий разум, - это душа и Вселенная в едином. Отдельные человеческие существа связаны между собою через индивидуальные поля действия, каждое из которых тождественно Вселенной, и поэтому все они накладываются друг на друга. Таким образом, люди признаются связанными между собою через поля, не имеющие каких-либо ограничений во Вселенной, и потому имеющих возможность взаимоотношения между собою в бесконечности.

Очень популярна была геометрическая тема в обосновании идеи единства. Так, например, тема «квадратного круга» была богатейшим источником аллегорических толкований. В средневековой энциклопедии «De Universo» (главы «О земле», «О небе») подробно обсуждается символическое значение «круга земель» как образа единой вселенской церкви. Влияние геометрических сюжетов сказалось также на формировании представлений о Господе как о символическом геометре. В основе этого представления лежит тезис о том, что строение мироздания согласуется с законами геометрии.

Для человека путь к единению с Богом и миром открыт через приобщение к Церкви. О единстве Церкви говорит Символ Веры. Вера апостола Павла сравнивает Церковь с самим Христом, и называет Церковь Телом Христа. Иисус говорил о Себе как о единственной ветви (лозе), а не просто как о невидимом корне.

Церковность есть таинственная жизнь во Христе и со Христом, в единстве этой жизни со всем творением, в общении с человеческим родом, возглавляемым святыми на небесах и на земле, и в единении с ангельским миром. «Вы приступили к горе Сиону и ко граду Бога живого, к небесному Иерусалиму и тьмам ангелов, к торжествующему собору и церкви первенцев, написанных на небесах, и к Судии всех Богу, и к духам праведников, достигших совершенства, и к Ходатаю Нового Завета Иисусу» (Евр.12, 22-23).

Таково единство Церкви и вместе с тем ее единственность. Это жизнь в Церкви, и ее качество – единство церковной жизни как Тела Христова, которое проявляется, прежде всего, в единстве церковного опыта у отдельных ее членов, независимо от их внешнего объединения, и в известном смысле прежде него. В единстве церковной жизни пребывают и те, которых мир не ведает, и которые не ведают о мире, отшельники и пустынножители, так же как и живущие в организованных церковных обществах, и это внутреннее единство есть основание для внешнего единства. Это особое внутреннее качество церкви раскрывается вовне, в жизни земной: это единство проявляется в единстве веры и сознания, в вероучении, в единстве молоитвы и тайнодействия, и следовательно в единстве предания и на основании этого возникающей единой церковной организации.

Следуя философской концепции Блаженного Августина, все сотворенные вещи, как телесные, так и бестелесные, представляют единство, форму и порядок. От творений мы восходим к Творцу, который есть Бог единый в Трех Лицах, с полным основанием видя эти три характера отпечатанными на всем сотворенном: «Эти Три Лика в своем высшем истоке...кажутся бесконечными. Однако ниже, в телесном мире, одна вещь не равна трем вместе, а две вещи больше одной, и тем не менее, в Троице Высшей одно также велико, как три вместе – в каждом, каждое во всем, все во всех, а вместе есть одно целое».

Основной мотив философии Августина есть искание такой веленной, которая преодолевала бы контрасты временной действительности, ее дурную двойственность в единстве всеобщего мира и покоя. Раздвоение и разлад есть форма временной действительности, но мир и единство есть ее вечный идеал.

Идеальная, целостная личность возможна только в идеальной вселенной, свободной от самого времени, в которой все едино и целостно, все пребывает в состоянии внутреннего мира, покоя и равновесия. Вселенная понимается им как единство всеобщего покоя. «Любя в добродетели мир, и ненавидя в пороке раздор, я замечал в первом случае единство, во втором же некоторое разделение. Мне казалось, что в этом единстве состоит разумная душа, и в нем заключается природа истины и верховного блага». [4]

В энергии личного самосознания Божества восстанавливается утраченное единство и спасается единая личность. Чтобы освободить нас от раздвоения нашей действительности, чтобы спасти нас от страдания и смерти, Божественное единство должно стать фактом нашей земной действительности, проникнув ее собой. Чтобы спасти человека, Бог должен войти в непосредственное, интимное с ним отношение, лицом к лицу, - одним словом, вочеловечиться. Чтобы спасти человечество как род, как общество, Божественный порядок должен воплотиться во всемирной общественной организации. Божественное единство должно проявиться в объективности нормы человеческой жизни и деятельности, благодать приводит нас к объективному единству путем внутреннего озарения нашего ума и сердца. Раздвоившемуся в себе человеческому сознанию он противополагает объективное откровение.

Идеальное единство специфицируется как архитектонический принцип вселенной, как принцип социальной организации общества и как содержание субъективной человеческой свободы. Идеал Августина предстает здесь как единство всемирного боговластия,  Civitas Dei.

У Фомы Аквинского единое – одна из трех трансценденталий бытия (наряду с истинным и благим). Формула единства бытия – «все сущее – одно». Говоря, что бытие едино, мы подразумеваем, что оно нераздельно, внутренне непротиворечиво, даже если образовано из частей. Более того, единство зависит от ступени бытия, в том смысле, что, чем выше градус обладаемого бытия, тем больше единства. Фома приводит пример, согласно которому сцепление между камнями в куче вовсе не то единство, что есть между Петром и Павлом, потому и степень бытия во всем у них разная. Единство – фундамент бытия: лишить бытия можно, лишь рассыпав единство. Единство Бога иное, чем единство Петра, последнее – не то, что единство камня. Единство Бога – единство простоты, так как его бытие тотально. Единство Петра и камня – единство композиции на разных уровнях. Трансцендентальное единство нельзя смешивать с числовым множеством: первое приписывается всему сущему, второе – лишь материальному и соизмеримому (математика).

   

Часть 1 Часть 2 Часть 3 Часть 4

Содержание

©2003, Татьяна Попова. Все права защищены.

 



[1] См.Современный философский словарь./под. ред. В.Е. Кемерова. Лондон, Франкфурт-на-Майне, Париж, Люксембург, Москва, Минск, 1998. 

[2] См. Жуковский В. Пивоваров Д. Интеллектуальная визуализация сущности. Красноярск, 1998.

[3] Плотин.О благе или едином. //Логос. №3 М.,  1992.

[4] См. Блаженный Августин. Об истинной религии. Теологический трактат. Минск, 1999.