Если верить современному юридическому словарю, мародёрство – это грабежи, разбой и другие противоправные действия во время войны на территории, оставленной противником. Мне, однако, ближе и понятнее другое определение, из старинного словаря: мародёры – это грабящие мёртвых.
Но я, собственно, хотел о другом.
Довольно давно не попадалось мне хорошей прозы. По-настоящему хорошей. Чтобы и волновала, и мучила, и внушала надежды, и вместе с тем прекрасный язык… в общем, думаю, вы меня поймёте.
И вдруг друзья начинают один за другим говорить мне, что появился-де новый писатель, у которого всё это имеется, и стыдно его не читать.
Пристыжённый, открыл я книгу Михаила Шишкина «Венерин волос».
Книгу, получившую одну престижную премию и едва (со скандалом) не получившую другую, ещё более престижную.
Начал читать.
Поначалу показалось скучно, вяло и неново.
Но вдруг пошла действительно хорошая проза – как бы воспоминания о как бы детстве как бы известной певицы Изабеллы Юрьевой. Действительно известной и недавно скончавшейся в более чем преклонном возрасте. И так хорошо эти как бы воспоминания написаны, что просто не оторваться.
Я и не отрываюсь и читаю дальше… но начинаю вдруг с удивлением понимать, что всё это я уже читал. И совсем недавно.
Читаю я у Шишкина такое:
«Гимназия начинается, собственно, с писчебумажного магазина Иосифа Покорного на Садовой. Достаточно сказать: «Билинской, первый класс», как мне уже сооружают пакет, в котором все учебники, тетради, краски, кисточки нужных размеров, перья, резинки, пенал…
…Утром мама… суёт каждой по пятнадцать копеек на обед. Уже по дороге деньги тратим на лакомства – леденцы или кусок халвы у уличных торговцев, те специально выбирают места недалеко от школ…
…Помню даже мой номер в раздевалке – 134…
Всё, купленное в магазине для уроков, оказывается совершенно недостаточным. К счастью, у меня есть опытные сёстры, которые учат, что кроме учебников и тетрадей уважающая себя гимназистка должна иметь альбом для стихов и картинок… розовая промокашка, вложенная в тетради, является признаком безвкусицы и почти что нищеты, а надо покупать клякс-папир других цветов и прикреплять его к тетрадям лентами с пышными бантами».
Тут же в волнении протягиваю руку к книжной полке и беру книгу воспоминаний Веры Пановой «Моё и только моё» (Издательство журнала «Звезда», СПб., 2005). Открываю книгу и читаю…
«...На Садовой улице был писчебумажный магазин Иосифа Покорного. Надо было прийти туда и сказать: «Гимназия Любимовой, первый класс». И отлично вымуштрованный приказчик сооружал пакет, в котором были собраны все нужные учебники, тетради, даже набор акварельных красок, требуемых в 1-м классе гимназии Любимовой, для уроков рисования, даже кисточки нужных номеров, и перья, и резинки, и пенал там был, и дневник, и решительно всё, что могли потребовать учителя…
…Мне давали утром пятнадцать копеек на завтрак, из этой суммы я копеек пять тратила по пути в гимназию на лакомство. На этом пути тут и там сидели торговцы с лотками. На копейку можно было купить либо три больших леденца… либо порядочный кусок халвы…
…вешала своё пальто на колышек под ‹ 383, запихивала в рукава кашне и шапку (у нас были пребезобразные форменные зимние шапки из грубого чёрного плюша)…
…Оказалось, что кроме учебников, тетрадей и тому подобного гимназистка должна иметь альбом для стихов и картинок, что розовая промокашка, вложенная в тетради, считается признаком безвкусицы и почти что нищеты, а надо покупать клякспапир других цветов и прикреплять его к тетрадям лентами с пышными бантами…»
Согласитесь, почти слово в слово то же самое, только гимназия не Билинской, а Любимовой, да номер в раздевалке другой. А так – всё то же самое, вплоть до вкусного и почти забытого слова клякс-папир.
Согласен, проза хорошая, но, простите, при чём здесь Шишкин?
И приходит в голову этакое соображение, которым, должно быть, господин Шишкин руководствовался: кто сейчас помнит Панову? Кто перечитывает её воспоминания? И вообще она уже давно умерла, а у мёртвых воровать – это вроде и не воровство…
Не воровство – мародёрство.
Характерно, что книга воспоминаний Веры Пановой называется – повторюсь – «Моё и только моё».
Самое же главное, что, поймав Шишкина за руку один раз, я уже начинаю подозревать его в воровстве и дальше. Может быть, и другие страницы у кого-то позаимствованы?
Но вот ведь как удивительно устроена жизнь! Все события, все впечатления ходят в ней парами. Только я начал писать эту статью, как на столе у меня зазвонил телефон и незнакомый человек с возмущением сообщил мне, что молодая и бойкая московская поэтесса Анастасия Доронина в своей книге «Тридцать лет здесь» поместила моё собственное стихотворение. В первый момент я даже не поверил. Мне казалось, что стихи не воруют. В своей наивности я полагал, что стихотворение для поэта – это прямой разговор с Богом и украсть стихотворение невозможно: этого адресата не обманешь. Но то – для поэта, а для прожжённого графомана…
Я зашёл в Интернет и действительно нашёл там своё стихотворение, которое Анастасия Доронина разместила на сайте «Стихи.Ру». Под своим именем, да ещё и с посвящением некоему Александру Певно. Снабдив заголовком «Проснёшься» и заменив в нём два или три слова. Причём очень этими заменами стихотворение испортив. Тут же следуют восторженные отзывы читателей, которые говорят, что это – лучшие её строки и что одним этим стихотворением она обеспечила себе место в истории. Причём строки приводят именно из моего стихотворения, не искажённые рукой «поэтессы». И госпожа Доронина скромно и с достоинством эти восторги принимает.
Вот как выглядит стихотворение в её редакции:

ПРОСНЁШЬСЯ
(NEW EDITION)
Александру Певно

1.
Проснёшься как-нибудь
в скрипичном декабре –
скрипучем времени,
укутанном ветрами,
во мгле немыслимой,
в пурге, в античной драме,
в оправе снега,
в ледяной барочной раме –
весь в пьяном золоте
и трезвом серебре.

2.
Проснёшься как-нибудь –
и не видать ни зги,
а Ты ведь свой,
Ты – соучастник в этой сваре –
вот боль реальности,
но только не солги!..
Всё в пыльном сурике
и в грубой киновари
лицо, обмотанное
струпьями пурги.

3.
Проснёшься как-нибудь,
прозрев – в цветах, в весне,
чтоб рта замёрзшего
замёрзшим ртом коснуться...
Твой мир – невидимый –
как музыкант в окне –
весь в лёгкой музыке
и светлой тишине...
Проснёшься как-нибудь...
А мог бы не проснуться.

Кроме того, госпожа Доронина поместила это стихотворение и в своей книге (Анастасия Доронина. Тридцать лет здесь / Автор послесловия Евгений Витковский. – Томск-М.: Водолей Publishers, 2004).
Это стихотворение я написал в 1985 году, когда московская дама ходила ещё во второй или третий класс начальной школы, а напечатано оно было в моей книге «На том языке» (Издательство «Теза», Санкт-Петербург, 1998. Автор предисловия Александр Кушнер).
Вот как стихотворение выглядело в оригинале:

***
Проснёшься как-нибудь
в скрипичном декабре,
Скрипучем времени,
источенном ветрами,
Во сне немыслимом,
в пурге, в античной драме,
В оправе ветра,
в ледяной барочной раме,
Весь в пьяном золоте,
весь в трезвом серебре, –
Проснёшься как-нибудь –
и не видать ни зги,
А ты ведь свой,
ты соучастник в этой сваре
На грани пошлости –
но только не солги! –
Всё в трезвом сурике,
всё в пьяной киновари
Лицо, обмётанное
струпьями пурги,
На грани пошлости,
и слёзы, как во сне,
И рта замёрзшего
замёрзшим ртом коснуться,
И мир невидимый,
и музыкант в окне
Весь в пьяной музыке,
весь в трезвой тишине, –
Проснёшься как-нибудь, –
а мог ведь не проснуться.

Стихотворение для поэта – это ещё и ребёнок. Выстраданный, выношенный, рождённый в муках. Так вот, эта московская дама не только украла моего ребёнка – она ещё и надругалась над ним.
Так же как в случае с Шишкиным, я задумался – если она украла единожды, может быть, и остальные её «произведения» созданы таким же малопочтенным способом? Коллеги, просмотрите её публикации – может быть, найдёте что-то своё?
И выходит, что госпожа Доронина решила, что я тоже давно умер и воровать у меня можно?
Ау! Я ещё жив! Не спешите растаскивать моё и только моё!
Или просто она по свойственному некоторым москвичам высокомерию считает, что за границей МКАД жизни нет и Петербург, где я живу, – такая глухая провинция, что с её жителями можно не считаться, как и с жителями царства мёртвых?
Страшно становится за нашу литературу, по которой триумфально шествуют мародёры!

Александр ТАНКОВ, член Союза писателей Санкт-Петербурга, председатель секции поэзии, лауреат премии имени Ахматовой за 2004 год

PS. Михаила Шишкина уже обвиняли в том, что сюжет его «Венерина волоса» очень сильно перекликается с сюжетом вышедшего двумя годами ранее романа Михаила Гиголашвили «Толмач», но М. Гиголашвили благородно отказался от претензий, объяснив, что раз оба писателя эмигрировали (Шишкин – в Швейцарию, Гиголашвили – в Германию), их вполне могут волновать схожие проблемы. К сожалению, письмо А. Танкова заставляет задуматься о неслучайности этого совпадения.