КРАСИКОВ Анатолий Андреевич – доктор исторических наук, профессор, родился в 1931 г. в Москве. Окончил в 1954 г. Московский государственный институт международных отношений по специальности "историк-международник" и в 1955 г. Курсы усовершенствования знания иностранных языков при том же институте по специальности "переводчик итальянского языка". С 1955 по 1992 г. работал в ТАСС. Был редактором, корреспондентом в Италии и при Ватикане, заведующим отделения ТАСС во Франции, с 1972 г. – член коллегии, с 1978 г. – заместитель генерального директора агентства. В 1992-96 гг. – в Администрации Бориса Ельцина – руководитель Пресс-службы Президента, ответственный секретарь Совета по взаимодействию с религиозными объединениями при Президенте РФ. С 1996 г. – главный научный сотрудник Института Европы РАН, руководитель Центра социально-религиозных исследований. Общественная деятельность: в 1997-2003 гг. президент, с 2004 г. почетный президент Российского отделения Международной ассоциации религиозной свободы. С 2004 г. также член Большого жюри Союза журналистов России. Заслуженный работник культуры Российской Федерации.

Портал-Сredo.Ru: Анатолий Андреевич, почти 40 лет тому назад завершился II Ватиканский Собор, открывший новую эпоху в истории самой крупной христианской Церкви – католической, и, в какой-то мере, в истории всего мира. Вам пришлось быть свидетелем этого события...

Анатолий Красиков: Да, за несколько лет до проведения Собора я, тогда молодой журналист, был направлен на стажировку в Италию, затем стал корреспондентом Телеграфного агентства Советского Союза в этой стране. Во время одной из международных религиозных церемоний я оказался как-то в непосредственной близости от Папы Пия XII, но и подумать не мог о том, что в будущем мне предстоит глубоко вникнуть в проблемы христианства вообще и Римско-Католической Церкви в особенности. Когда при следующем Папе, Иоанне XXIII, в октябре 1962 года, начались продолжавшиеся с перерывами до декабря 1965 года заседания высшего форума епископов Римско-Католической Церкви, созываемого в среднем раз в сто лет, мне было поручено освещать его работу по каналам ТАСС.

Первоначально я был единственным советским корреспондентом, аккредитованным при Ватикане. Потом в качестве представителей наших СМИ на какое-то время в Рим приезжали уже тогда известные в научном мире специалисты по католичеству Миран Мчедлов и Николай Ковальский. Поскольку я был представителем информационного агентства, то моими главными задачами были сбор, обработка и передача информации в Москву, где высшее ТАССовское начальство решало, какую ее часть передать газетам, радио и телевидению, а какую поместить в так называемые "служебные вестники", предназначавшиеся для советской политической элиты. Эти вестники выходили с грифом "Секретно" и "Для служебного пользования" и пользовались огромным спросом в "высших сферах". Иметь доступ к ним считалось большой привилегией и признаком особого доверия, хотя на самом деле в их содержании не было ничего секретного: состояли они из информации, которую любой житель любой западной страны мог узнать, купив газету в соседнем киоске или включив радио. Засекречивали в главном информационном центре страны не государственные тайны, а то, о чем, по мнению партийных идеологов, народу знать не полагалось.

- Несомненно, что в ту эпоху централизации всего и вся за советскими корреспондентами стояли интересы не только пославших их редакций, но и различных, скажем так, "инстанций"?

- Да, интерес к Ватикану и начавшимся в нем переменам при Папе Иоанне XXIII был очень велик и действительно имел разную, порой полярную окраску. Позицию крайней нетерпимости по отношению к религии вообще и к католичеству в частности занял идеологический отдел ЦК КПСС. Особенно активно борьбу с "религиозными предрассудками" развернул тогда будущий генсек ЦК КПСС Черненко. Это было просто черносотенство какое-то партийное. Резкую неприязнь к Ватикану испытывали и советские спецслужбы, прежде всего КГБ. А вот в международном отделе Центрального Комитета и в МИДе, как мы знаем сегодня из рассекреченных архивных документов, к переменам в Ватикане отнеслись более взвешенно.

Сидя в Риме, я, конечно же, не имел ни малейшего представления о подковерной борьбе на родине и просто выполнял данное мне четкое поручение руководства ТАСС: передавать все заслуживающие внимания новости, избегая оценок идеологического характера. В результате на следующий день после открытия собора в "Известиях" была опубликована моя корреспонденция, начисто свободная от пропагандистских штампов типа "Ватикан – злейший враг мира и прогресса". А "Комсомолка" поместила большую статью, в которой Католическая Церковь буквально обливалась грязью и объявлялась "политическим (!) трупом". За статьей "Комсомолки" явственно просматривался заказчик из лагеря "ястребов". Самым своим большим достижением того времени считаю публикацию в московском еженедельнике "За рубежом" подробного изложения энциклики Иоанна XXIII "PaceminTerris" ("Мир на Земле") в моем переводе за несколько дней до кончины этого выдающегося религиозного и государственного деятеля, развернувшего Католическую Церковь лицом к проблемам современного мира. Впервые за все годы советской власти наши читатели могли познакомиться с текстом, принадлежащим перу Папы Римского, а не его штатных критиков. В тот момент я наивно приписал этот успех проявленной мною журналистской оперативности. На самом деле подобная публикация не могла бы появиться на свет, если бы дело не шло к первому в истории – и не состоявшемуся в конце концов - официальному визиту высшего советского руководителя в Ватикан. Визит сорвался из-за смерти Папы и свержения Хрущева. Тогда пострадал и сотрудник "За рубежом", редактировавший мои материалы перед их постановкой в номер. Ему пришлось подыскивать новое место работы. А меня ТАСС в обиду не дал и в 1966 году командировал на пять лет во Францию.

- А в Русской Православной Церкви был интерес к Собору?

- Как и следовало ожидать, РПЦ не сразу откликнулась на приглашение направить на собор своих наблюдателей. Первой ее публичной реакцией стала напечатанная весной 1961 года в "Журнале Московской патриархии" статья "Nonpossumus" ("Не можем"), где резко отметалась какая бы то ни было возможность контакта между двумя Церквами. Фактическими соавторами статьи, как мы теперь знаем, были люди, весьма далекие от религии. Но Хрущев все еще находился у власти и не скрывал заинтересованности в поддержке Ватиканом своего лозунга "мирного сосуществования двух систем". В итоге ЦК КПСС разрешил Московскому патриархату принять приглашение католиков. РПЦ прислала в Рим двух наблюдателей. Ими были протопресвитер Виталий Боровой и нынешний митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский, а тогда молодой архимандрит Владимир (Котляров). Они живо интересовались всем, что происходило в храме святого Петра и за бронзовыми вратами Апостолического дворца, и сделали первые шаги в диалоге "первого" и "третьего" Рима. Впоследствии представители РПЦ, близко соприкоснувшиеся с Ватиканом, стали убежденными сторонниками христианского экуменизма и, начиная с середины 60-х годов, наладился обмен делегациями и студентами-богословами между РПЦ и Ватиканом. Большую роль в этих контактах сыграли тогдашний председатель ОВЦС митрополит Никодим и его заместитель владыка Алексий – ныне Патриарх Московский и всея Руси.

- Наверное, нелегко давалось католической Церкви это "аджорнаменто" (обновление) и сопротивление консерваторов было очень велико?

- Сопротивление сторонников старого было огромным, документы собора принимались после острейших дискуссий. Партию ультраконсерваторов возглавлял влиятельный кардинал Оттавиани, вокруг которого группировались клирики из римской курии и часть епископов с мест. Кстати, Оттавиани стоял во главе того же самого ведомства, которым руководил до последнего времени, то есть до только что состоявшегося избрания Папой, кардинал Йозеф Ратцингер. Тогда оно называлось Конгрегацией Священной Канцелярии, а еще раньше – Инквизицией. В конечном итоге, принять решения, направленные на утверждение идей экуменизма, удалось только благодаря личному авторитету и возможностям двух "Пап Собора", сначала Иоанна XXIII, потом - Павла VI. Они при этом опирались на мнение епископата, не связанного прямо или косвенно с римской курией и более четко осознававшего жизненную необходимость радикальных перемен в Церкви.

- Вам приходилось встречаться с участвовавшими в работе Собора Каролем Войтылой и Йозефом Ратцингером?

- В те годы, к сожалению, нет. Йозеф Ратцингер присутствовал на соборе не как участник, а в качестве эксперта по вопросам богословия: он тогда еще не был епископом. У молодого польского епископа Кароля Войтылы было реноме одного из консервативных участников собора. Действительно, он был - и остался после избрания на престол - убежденным традиционалистом в вопросах веры, религиозной этики и морали. Но сейчас в Италии опубликована пятитомная история II Ватиканского собора (первые три ее тома изданы и у нас на русском языке), и она свидетельствует о серьезном вкладе будущего Папы Иоанна Павла IIв строительство корректных отношений Церкви с современным миром.

Первыми Римскими первосвященниками, с которыми мне посчастливилось познакомиться лично, были Иоанн XXIII и Павел VI. Первая встреча с понтификом, который довел собор до успешного завершения, произошла вскоре после его интронизации летом 1963 года. Осенью 1967 года я получил из рук Павла VI памятную медаль его понтификата. Такие медали вручал мне при каждой нашей встрече и Иоанн Павел II.

- Так что и после II Ватиканского собора Вам довелось остаться "в теме" Ватикана?

- С тех пор я никогда не переставал интересоваться религиозными вопросами, хотя основной сферой практической деятельности оставалась международная журналистика. Правда, сразу же после возвращения из Италии я попытался уйти в науку, последовав совету М. Мчедлова написать диссертацию о Втором Ватиканском соборе, но из этого ничего не вышло. Я сдал кандидатские экзамены на философском факультете МГУ и уже приступил к работе над диссертацией, когда узнал, что от меня ждут четко ориентированного текста воинственно атеистической направленности. Мечты о науке пришлось отложить в сторону, и лишь позднее, не прекращая работы в ТАСС, я защитился в другом месте - в Академии общественных наук - и на другую тему - об Испании, в которую "влюбился" после нескольких поездок в эту страну в годы ее уникального перехода от диктатуры к демократии.

Но и тогда религия не выпала из моего поля зрения. Когда в октябре 1978 года, ровно за три дня до избрания Папой Иоанна Павла II, меня назначили заместителем генерального директора ТАCC, в круг моих обязанностей был включен, среди прочего, выпуск информации на религиозные темы с учетом подготовки к приближавшемуся 1000-летию Крещения Руси. Тут уж я напрямую столкнулся с противоборством между "ястребами", требовавшими развертывания широкой антирелигиозной кампании, и теми, кто хотя бы в общих чертах представлял себе, какую огромную роль сыграло христианство в истории культуры и государственности как на Западе, на и на Востоке Европы. Линия водораздела между противоборствующими силами проходила там же, где она пролегла во времена II Ватиканского собора. Однако мое новое иерархическое положение в советской номенклатуре давало мне такие возможности, которыми грех было бы не воспользоваться для безусловно доброго дела. И я воспользовался ими, работая в тесном контакте с руководителями Русской Православной Церкви и представителями других религиозных объединений страны.

- Какова была реакция на избрание Иоанна Павла II в высших эшелонах тогдашней московской власти?

- Состояние шока. Никто в Москве просто не мог представить себе, что Папой Римским окажется выходец из страны, которая вот уже 30 лет жила в условиях государственного атеизма, хотя, правда, тогдашняя Польша в этом смысле несколько отличалась от СССР (учитывая местную специфику, руководители польских коммунистов с середины 60-х годов официально разрешали совмещение религиозной практики с партбилетом в кармане - прим. Портала-Credo.Ru). Нужно также учитывать фактор кризиса, который к тому времени все более отчетливо назревал в "братской Польше".

Я уже предвижу вопрос о возможной причастности к покушению на Иоанна Павла II в мае 1981 года советских, восточногерманских или болгарских спецслужб. Скажу сразу, что документальных свидетельств такой причастности не существует. Работая в 90-е годы в Администрации президента РФ, я направил по этому поводу запрос тогдашнему руководителю Службы внешней разведки Евгению Примакову. Из архива СВР нам были переданы копии телеграмм римской резидентуры КГБ, но они свидетельствовали лишь об одном: сотрудники советских "компетентных органов" в Италии были застигнуты врасплох и крайне озабочены случившимся. В вышедшей буквально перед смертью Папы его последней книге "Память и самоидентификация" Кароль Войтыла возвращается к этому вопросу, вспоминая о своем визите в тюрьму, где содержался его несостоявшийся убийца. Он подчеркивает, что Али Агджа был киллером-профессионалом, и покушение на площади святого Петра, несомненно, совершалось "по чьему-то заказу". Но кто сделал этот "заказ"? Ни Папа, ни судьи, отправившие преступника за решетку, так этого и не узнали.

Мне впервые удалось увидеть Иоанна Павла II воочию в 1986 году на межрелигиозной встрече в Ассизи, посвященной Всемирному дню молитвы за мир. Близкое общение с Папой состоялось в апреле 1988 года, незадолго до празднования 1000-летия Крещения Руси. Понтифик выражал огромное желание приехать в СССР на юбилейные торжества. Он говорил о своей любви к русскому народу и к Православной Церкви, восхищался православной духовностью. Горбачев был не против визита. По его словам, тогдашний Патриарх Пимен также дал согласие на приезд понтифика, но… эдак через годик-другой. Через "годик-другой", когда пошел процесс развала Союза, стало не до Папы.

- Насколько, по-Вашему, была оправдана "экуменическая зима" в отношениях между Римско-Католической Церковью и РПЦ МП, грянувшая в начале 90-х и продолжающаяся по сей день?

- Не могу согласиться с теми, кто еще в начале 90-х годов обвинял Ватикан в "насаждении унии" в бывшем СССР. Кризис в Украине, особенно в Западной Украине, был предсказуем. Жестокое насилие, с помощью которого Сталин и его спецслужбы расправились в 1946-47 годах с Греко-Католической Церковью, неизбежно должно было привести к массовому переливу верующих в обратном направлении. Печально, конечно, что процесс размежевания, начавшийся как только была провозглашена свобода вероисповедания, сопровождался эксцессами, а кое-где и кровью, но следует признать, что своя доля вины за то, что произошло в конце 80-х – начале 90-х годов, лежит и на местных архиереях РПЦ. Сформированный при Сталине православный епископат был засорен людьми, служившими не столько Церкви, сколько атеистическому режиму.

За сорок лет монопольного владения паствой эти архипастыри не убедили бывших униатов в том, что Москва является для них родной матерью, а не мачехой, безразличной к мыслям и чувствам своих пасынков. Издавна отличавшиеся особой глубиной веры западные украинцы с удивлением наблюдали, как присланные из нового "центра" владыки безропотно соглашались с массовым закрытием храмов и монастырей и развертыванием атеистической пропаганды. И отвернулись от них при первой же возможности.

Еще менее оправдана та шумиха, которая была поднята у нас в последние годы в связи с "прозелитизмом", якобы практикуемым католиками среди православных россиян. Начиная со II Ватиканского собора, католики не только отвергают, но и осуждают прозелитизм, как метод привлечения в Римско-Католическую Церковь новых членов с помощью давления на их совесть, принуждения или каких-либо иных ухищрений. В то же время РКЦ исходит из признания свободы религиозного выбора, которая принадлежит каждому человеку. У нас же православными считают всех, даже неверующих, если только их прабабушки и прадедушки были крещены в православии в те времена, когда оно было государственной религией и переход в другую веру или в неверие приравнивался к уголовному преступлению.

В прошлом году состоялись два заседания Совместной рабочей группы по рассмотрению проблем, существующих во взаимоотношениях между Русской Православной и Римско-Католической Церквами. Больше всего на них говорилось о "прозелитизме". Состоялся даже выезд на места, за пределы Москвы. И что же? Никакого "массового вовлечения" в католичество "выходцев из православных семей" так и не было обнаружено. Только единичные случаи осознанного выбора отдельных россиян. Неизмеримо более редкие, чем, например, вступление в религиозные объединения протестантских деноминаций.

Столь же искусственно выглядят обвинения, обрушенные на католиков в связи с недавним преобразованием четырех католических администратур в России в обычные епархии. Ведь реально в жизни российских католиков ничего не изменилось.

- Можете ли Вы охарактеризовать избрание Папы Бенедикта XVI(Йозеф Ратцингер) как "шаг назад" в истории и духовной эволюции католической Церкви?

- Сегодня ясно одно: к руководству Римско-Католической Церкви и государства Ватикан пришел жесткий и решительный сторонник внутренней дисциплины и сохранения традиций многовековой истории католичества. Новый Римский первосвященник задолго до избрания на престол проявил себя человеком, стремящимся по-своему расставить акценты в провозглашенной 40 лет назад Вторым Ватиканским собором политике христианского экуменизма. Достаточно вспомнить опубликованные летом 2000 года документы "О выражении "Церкви-сестры" и "Доминус Йезус". Они были разработаны Конгрегацией по вопросам вероучения под руководством тогда еще кардинала Ратцингера, и в них говорилось о том, что "сестрами" являются лишь поместные Церкви Рима и Москвы. Католическая же и Православная Церкви – это не равноправные структуры. Полнотой Церкви обладает только Католическая Церковь, поэтому ее правильнее именовать Церковью-матерью, а не сестрой.

Избрание Ратцингера, на мой взгляд, в какой-то степени отражает настроения той части католического епископата, которая посчитала себя униженной демонстративным "нет", звучавшим после каждого заявления Иоанна Павла II о своей мечте побывать в России, вступить в прямой контакт с ее народом, прикоснуться к духовному опыту православия. У нас как бы забыли, что католичество – это, помимо всего прочего, миллиард жителей планеты.

- И каковы в связи с этим перспективы межхристианского и межрелигиозного диалога?

- Упущено, конечно, многое. Так, в одной из своих энциклик ("Да будут все едино" - "Utunumsint"), подписанной 25 мая 1995 г., Иоанн Павел II предлагал начать совместное обсуждение вопроса о миссии Римского первосвященника, дабы "вместе найти такие формы исполнения этой миссии, в которых могло бы осуществляться признанное и теми, и другими служение любви". "Это величайшая задача, от которой мы не вправе отказаться и выполнить которую мне одному не по силам", - писал Папа Войтыла.Увы, Священный Синод РПЦ отверг протянутую ему руку. Никакого совместного обсуждения не состоялось.

Бенедикт XVI не будет, копируя нас, бушевать по поводу существования за пределами Российской Федерации и СНГ девяти епархий и даже нескольких автокефальных и автономных Церквей, созданных РПЦ на "канонической территории" католиков и протестантов (они-то уже давно отказались от раздела государств по религиозному принципу). Вряд ли Папа обратит внимание и на заявления о присутствии на самых различных континентах особого "русского мира", представители которого, как заявил председатель ОВЦС митрополит Кирилл, призваны быть "нашими союзниками в тех странах, где они живут". И скорее всего лишь брезгливо поморщится, узнав, что газета военного отдела РПЦ чуть ли не из номера в номер называет неправославных христиан, родившихся и проживающих в России, "пятой колонной" Запада.

И все же я - оптимист. Несмотря ни на что, мы обречены на диалог, как межхристианский, так и межрелигиозный. Конечно, происходят и еще будут происходить откаты назад, но остановить поступательное движение в сторону полномасштабного диалога уже нельзя. Правда, подождать на этот раз, вероятно, придется Кремлю и Синоду РПЦ…

Беседовал Валерий Емельянов,
"Портал-Credo.Ru"