В синагоге я появляюсь, как правило, три раза в год. Нет, не на Песах, Шавуот и Суккот, а на Рош ашана, Симхат Тора и Пурим: послушать трубление в шофар, полюбоваться самозабвенным танцам евреев с Торой и послушать чтение Свитка Эстер. Так как живем мы не в Швейцарии, и, видимо, слишком многие женщины живут в своем личном временном пространстве, и слишком многие мужчины к этому привыкли. Как бы то ни было, «примерное время» трубления в шофар и чтения Свитка Эстер для женщин остается слишком уж примерным. Но хотя евреям нельзя полагаться на чудо, Пурим – по определению праздник чудес, и вот в расчете на чудо я каждый год появляюсь в синагоге вовремя, чтобы чудо случайно не обернулось не в мою пользу, и я по непростительной халатности не пропустила бы заповедь.

В тот раз у синагоги я встретила девочку в оригинальном карнавальном костюме, темным пятном выделяющимся на фоне всех ее бело-розово-радужных подружек, наряженных принцессами, королевами и невестами. В своих лохмотьях она изображала нищенку. С задорной улыбкой она протягивала руку каждой женщине, как бы прося милостыню, и тут же со смехом убирала ее. И по неведомой ассоциативной цепочке мне на память вдруг совершенно неожиданно пришли слова, когда-то услышанные мною на одной лекции. «Говорится, что в Пурим коль пошет яд – нотним ло – любой протягивающий руку  - ему дают[1]. Это особый дар Пурим: стоит нам в этот день протянуть руку небесам – и мы не останемся с пустой протянутой рукой. И очень важно не забыть об этом невероятном даре в этот безумный день, в погоне за выполнением «технических» заповедей».

 Тогда эти слова не запали мне в душу, а, может, в самом деле, множество «технических» заповедей просто отдалило их на задний план. А тут вдруг они неожиданно «всплыли на поверхность», по-видимому, каким-то образом оказавшись созвучными моему настроению.

И я вошла в синагогу. На этот раз то, я расценила как чудо именно то, что чтение Свитка Эстер еще не началось, и я смогла использовать это ниспосланное мне в этот день время на то, чтобы сосредоточиться на каждом слове молитвы…

С тех пор я стараюсь ни за что не упустить эту уникальную возможность каждый Пурим. И еще: стараюсь не отчаиваться, если мои слова не сразу «заходят в сердце» (и даже порой воспринимаются в штыки). Кто знает, может быть, когда-нибудь настанет и их час…

[1] Стандартно подразумевается: цдаку, имея в виду, что в Пурим мы даем, не проверяя, насколько просящий действительно бедный и нищий

Вот вроде бы все, что касается области чувств и эмоций. А теперь обратимся к разуму и логике. Какое отношение это все имеет к генеральной уборке? Самое прямое! Вы никогда не ловили себя на том, как свежевымытый пол заливался серо-бурой жидкостью от прилежного мытья окон, а на следующий день после того, как Ваша ванна засияла чистотой после хлорковых процедур, Вы вдруг вспоминаете, что именно в ней Вам необходимо замочить все съемные полочки холодильника. Итак, рационализм – прежде всего! Для начала составьте примерный план работы. Тем более, когда речь идет о такой «порциональной» уборке, как на Песах. Примерный, потому что если Вы попытаетесь запланировать все до малейших деталей, а потом в один из не самых прекрасных дней не успеете какую-то запланированную мелочь, то при слишком напряженном графике это может довести Вас до никому ненужной депресии.

Итак, в каком порядке Вы собираетесь «штурмовать» комнаты? Какой день потратите на плиту, а какой оставите для холодильника? Прибирая комнату, старайтесь держаться правила «сверху-вниз», чтобы впоследствии «верхний» мусор случайно не падал на ниже-очищенную территорию. Кстати, если Вы живете с детьми, то не тешьте себя ложным надеждами, что в Вашем доме существуют недоступные для них (и соответствено хамца) места. Так что не поленитесь заглянуть и на самые верхние полки шкафов и серкретеров, и протереть пыль (а иногда вместе с ней и непонятно каким образом смешавшиеся с ней хлебные крошки) c люстры.

Разбирая свой гардероб, Вы, конечно же, обязаны проверить все карманы на наличие в них крайне нежелательных на Песах элементов (в виде засохших кусочков пит, позабытых остатков печенья и вафельных крошек), но поочередно примерять все это в столь напряженное время совсем ни к чему. В не меньшей степени то же самое верно и по отношению к многочисленным ящикам со всякой всячиной в виде разрозненных фотографий, старых квитанций, винтиков-шпунтиков, поломанных ручек, засохших тюбиков с косметикой и поздравительных открыток ко дню Вашего бракосочетания, с которого минуло энное количество лет. С ненужными вещами – расстаньтесь легко и непринужденно, утешив себя тем, что нет вещи –  значит, нечего и чистить/мыть/стирать/протирать, и житейским правилом о том, что «свято место пусто не бывает», и очень скоро их место займут другие ненужные вещи. Что касается вещей более нужных, то сейчас – не самое время уделять каждой из них по полчаса, с умилением перечитывая свои детские конспекты и рассматривая по порядку все младенчиские фотографии своих родителей, бабушек, дедушек, детей и внуков.

И совсем необязательно пытаться взвалить весь груз предпасхальной подготовки на свои хрупкие плечи, так что найдите способ подключить к этой святой миссии и остальных членов Вашего семейства. Однако помните, что последние дни и недели до Песах -  не самое благоприятное время для экспериментов, и если у Вас сейчас не хватает времени на то, чтоб сделать работу самой как надо, то неисключено, что Вам придется его найти на то, чтобы ее переделать! И если Ваша пятилетняя дочь еще никогда не имела дело с хрусталем, то вряд ли стоит поручать ей почетное задание протереть все вазы в доме, а если от каждого взмаха метлой Вашего ненаглядного сыночка поднимается «буря в пустыне», то лучше занять его каким-нибудь не менее полезным, но более нудным делом вроде попытки отодрать весь пластилин с ковровых покрытий в салоне. И если Вы не хотите неожиданных сюрпризов на Песах, то касательно самих поисков залежей хамеца действуйте согласно золотому принципу «доверяй, но проверяй» по отношению к абсолютно  каждому -  от самых ответственных детей до самой квалифицированной домработницы. В противном случае результаты могут оказаться весьма плачевными...

И самое главное, сосредотачиваясь на материальной стороне заповеди искоренения хамца, оставьте хоть немного времени на то, чтобы поработать над искоренением хамца (в лице гордыни, заносчивости, эгоизма и т.п.) и из своей души. Счастливых вам праздников!

Продолжаем?

Остается открытым лишь вопрос: как именно это настроение улучшить? Одна мудрая, опытная женщина, наставлявшая меня уму-разуму перед свадьбой любила приводить мне такой пример: когда у тебя в раковине скопилась куча немытой посуды, ты можешь видеть в каждой тарелке скопище грязи, а можешь – поджидающую тебя заповедь хеседа, милосердия, проявленного к своим домочадцам. А что уж говорить о таком святом деле как уборка на Песах! Вы непроизвольно поморщились: опять этот примитивный аутотренинг! Отнюдь нет! Это – не банальное и, не скрою, быть может, вполне поднадоевшее самовнушение, а самая, что ни на есть реальная действительность! Нам просто слишком долго внушали, что белое – это черное, а ведь когда из привычной темноты ты вдруг выходишь на свет, то он слишко слепит наши очи...

Но помимо общего морального настроя и попытки «подкорректировать свой угол зрения» имеет смысл приступить к конкретным действиям, которые могут помочь нам если не получить удовольствие от предстоящей уборки, то хотя бы немного подсластить пилюлю, совместив полезное с приятным. У меня, например, есть целая фонотека на разные случаи жизни – от сопровождения романтического ужина до расслабления во время родов. Посуду я предпочитаю мыть под плавную классическую музыку, а для генеральной уборки на Песах у меня готово попурри из задорных хасидских мелодий. Вы тоже можете подобрать свое музыкальное сопровождение по вкусу. Вот только я искренне советую, чтобы оно было живым, бодрым и ритмичным. И какой бы ярой поклонницей классики Вы себя не считали, вряд ли стоит драить полы под звуки траурного марша или наводить порядок в шкафу на фоне моцартовского Реквиема. Вальсы Штрауса или бравурные оперные арии тут будут намного уместней и эффективней.

Вполне вероятно, что кто-то посерьезней предложит вместо музыкального сопровождения включить кассету с записью каких-нибудь лекций о Торе. Конечно, каждый делает свой выбор, но я бы лично такой способ не рекомендовала. Во-первых, потому что далеко не всякий может одновременно сконцентрироваться на двух столь серьезных вещах, и Вы рискуете либо пропустить фундаментальную мысль из кассеты, либо не менее фундаментальный штрих в поисках квасного. А кроме этого, немного сомнительно, насколько словам Торы подходит роль «фонового сопровождения» даже такого важного действия, как уборка на Песах... 

Но помимо слуха у нас есть еще четыре основных чувства, с помощью которых мы также можем относиться к процессу уборки, скажем, с меньшим отвращением. Потратьте немного времени и средств на то, чтобы Ваш бытовой домашний инвентарь в лице швабры, веника, половых тряпок и т.п. был бы одновременно и как можно удобней для работы, и приятней с эстетической точки зрения. Выберите свою любимую цветовую гамму для ведер и тазиков, самые мягкие на ощупь тряпочки для вытирания пыли. А вместо привычного средства для мытья полов, от которого отдает гремучей смесью хлорки с керосином и «универсальной жидкости», своим «естественным» запахом отпугивающей даже тараканов, купите средства с наслаждающим Ваш нюх благоухающим ароматом сирени, ностальгической хвои или букета роз. Предупреждаю, что эффект может превзойти все ожидания, и вместо того, чтобы как обычно заткнув одной рукой нос, легко пройтись тряпкой по шкафчиками и кафелю, Вы вдруг начнете самым тщательным образом «вылизывать» все щели (что, в принципе, от Вас и ожидается в преддверье праздника Песах).

И не стесняйтесь вознаграждать себя в конце этого ежедневного утомительного процесса чем-нибудь вкусненьким. Тем более, что затрата калорий на ежедневную уборку примерно равнозначна утренней зарядке (на которую у большинства из нас почему-то всегда не хватает то ли времени, то ли еще чего-то). Вот только в том, что касается физической нагрузки, то, чтобы уборка шла Вам на пользу, а не во вред, не забывайте следить за осанкой, распрямлять плечи и как можно больше сгибать колени, а не спину!

А теперь дайте волю своей фантазии и самостоятельно подумайте о том, как бы сделать уборку более приятным и привлекательным занятием лично для Вас. Как говорится, если Вам не удается жить так, как Вам хочется, то сделайте все, что в Ваших силах, чтоб Вам захотелось жить, так как Вы живете!

Продолжение (бли недер) следует

«Мертвым охотно прощают все, даже бессмертные творения», говорит герой одного из моих любимых произведений одного из моих любимых писателей. А так как к тому же бессмертная поговорка гласит, что повторение — мать учения, на свой страх и риск решила я перепечатать тут свою стародавнюю статью из безвременно почившего (сразу после моей статьи «Как не надо утешать скорбящих») журнала Черным по белому. Да, сразу оговорюсь, что текст приводится в авторской редакции, т.е. все ошибки, описки, опечатки — просьба относить на мой личный счет, а не на стоящих надо мной корректоров-редакторов и т.п.

Итак,

Разум и чувства, или несколько слов о пасхальной уборке

(Часть первая)

Кого из нас не охватывает дрожь при одной мысли о приближающемся празднике Песах? И самое обидное, что эта дрожь, как правило, связана не с духовным самоанализом, насколько мы действительно духовно готовы к Празднику Еврейской Свободы, а с такой, казалось бы тривиальной проблемой, как предпраздничнай уборка. И даже самые образцовые хозяйки где-то сразу после Пурима забывают о том, что радость месяца Адар призвана сопровождать нас, как минимум, до конца месяца, вдруг начинают испытывать чувство нервозности и некой угнетенности и планировать, как бы «посправедливей» разделить обязанности между мужем, детьми и, если позволит семейный бюджет, более-менее профессиональной домработницей.

Сама я, пожалуй, являюсь полным антиподом «фанатки» чистоты и уборки. Признаюсь больше, я обладаю уникальным талантом с одной стороны не замечать по жизни грязи, а с другой — видеть «внутренний» порядок вещей в самом беспорядке. Как-то, как раз в период предпасхальной уборки, я поделилась своими размышлениями со своим благоверным. Возьмем для примера, сам пасхальный вечер — лейл а-седер, в дословном переводе «ночь порядка». Да какой же тут порядок? Начинаем, вроде бы, все, как надо: кидуш, омовение рук, и вдруг — никаких благословений на «нетилат ядаим», а вместо привычного хлеба, точнее ожидаемой мацы, нам предлагают отведать малюсенький кусочек сельдерея или картошки, обмокнутый в соленую воду. Вот уже хозяин поднимает блюдо с мацой, как будто бы маня нас ее отведать, и… начинается торжественное чтение Агады. Вот в руки в очередной раз берется бокал с вином, приподнимается и… при громком перечислении каждой из десяти египетских казней содержимое по капельке отливается в специально приготвленные для этого сосуды. Какой же тут «порядок» — на первый взгляд это же просто вопиющий беспорядок! Но в том-то и дело, что при всем этом внешне кажущемся беспорядке, все строго регламентировано и движется по строго запланированному сюжету. Надо только научиться видеть истинный порядок в кажущемся беспорядке!

Внимательно, не перебивая, выслушав мои неоспоримые доводы, любящий муж отдал должное моим демагогическим способностям и в качестве награды вручил мне… швабру. Как говорится, «кесарю — кесарево»…

Эх, надо было вместо этого рассказать ему анекдот о том, насколько порядок противоречит естественному еврейскому восприятию: стоит раз в год начаться Седеру (порядку), как тут же вскакивает сынок и вопрошает: «Ма ништана?» («Что изменилось?»)

К чему же я, собственно говоря, клоню? К тому, с чего нам начать нашу пасхальную уборку. Спросите меня и я вам однозначно отвечу: с зеркала! Вы сразу же судорожно пытаетесь вспомнить, когда и как сюда мог прокрасться запретный хамец? Да вы только посмотрите на свое «кислое» выражение лица! Посмотрев правде (а заодно и себе) в глаза, скажите, кого вы на данный момент изображаете: затурканную египетскую рабыню или смиренную пасхальную жертву? А ну-ка попытайтесь улыбнуться! Улыбнуться, а не оскалиться! А то, признайтесь, куда Вы собираетесь полететь на своей метле?

Зачем нужны все эти прелюдии? Во-первых, затем, что Всевышний хочет, чтобы мы выполняли все заповеди в радости. Слышите? В ра-до-сти! А во-вторых, нас и так ждет не самая легкая физическая нагрузка, чтобы утягощать ее еще и с морально-психической стороны! С другой стороны, уверяю вас, что хорошее настроение может намного облегчить любой физический труд.

Продолжение (бли недер) следует

Вот, совершенно неожиданно даже для самой себя вернулась в блогосферу. Надолго ли – зависит не только от меня. Планов – много. Главным толчком стала периодическая публикация, на мой взгляд, моего лучшего труда (я имею в виду – труда переводческого) – книги Уровень человека Сабы из Новардока. Захотелось поделиться своим особым отношением к этой книге, а также, возможно, кое-какими идеями в области перевода в целом. При условии, что у читателей на это найдется спрос, а у меня самой – силы и время. В любом случае, на данном этапе искренне рекомендую следить за публикацией этой потрясающей еврейской книги для тех, кто по-настоящему желает работать над собой, без всяких экивоков и поблажек.

А пока решила поделиться с вами идеями, так сказать, из совсем другой оперы. Одной из ярких гастрономических особенностей нашей традиционной семейной шабатней кулинарии является моя попытка и в этой сфере (как и во всех других) с переменным (надо отдать должное) успехом идти в ногу со временем. Я имею в виду – еврейский временем. Точнее – согласовывать меню с содержанием недельных глав или текущих праздников. Так, например, на шабат Толдот мы с удовольствием едим чечевично-томатную похлебку (без томатной добавки ее красный оттенок не достаточно оттенен), на шабат Ки теце салат с загадочным названием Гнездо глухаря, но больше всего мои домочадцы, конечно, любят шабат Ваера (не путать с Ваэра!) - не каждый день и, увы, даже не каждый год удается полакомиться отварным язычком с горчичным соусом.

Вы, наверняка, уже догадались, к чему я клоню? Итак, шабат ту би-шват, новый год плодовых деревьев. Делюсь в основном идеями, а не рецептами. Если будет особый спрос в каких-то конкретных рецептах – попробую (но заранее не обязуюсь) посвятить им отдельный пост.

Так вот. Салаты. Авокадо. Плод, благословение при а-эц. А какое оно полезное! Рецептов – множество от гуакамоле до израильской смеси с майонезом, луком и крутыми яйцами. Лично я люблю разминать авокадо с натертым яблочком (тоже, заметьте, фрукт), добавлять лук, тунец и консервированную кукурузу и сдабривать лимонным соком (лимон, ага!) и майонезом (самую малость).

Если уж упомянули яблоко, оно прекрасно сочетается и с варенной свеклой, и с фасолью (опять же я делаю икру из фасоли из яблоко 50:50, плюс репчатый лук, соленый огурчик и петрушка). А если упомянули икру и свеклу – есть замечательный рецепт свекольной икры с чесноком, майонезом и либо просто с черносливами, либо с орехами, либо с орехами, черносливом и еще другими сухофруктами по вкусу. Хотя лично я люблю сухофрукты и особенно курагу сочетать с тертой морковью. Заправляю гремучей смесью лимонного сока, растительного масла и… ромовой эссенции. Да, еще и посыпаю тертым кокосом.

Цитрусовые. Замечательно сочетаются с листовым салатом. И орехами. Хотя с чем орехи не сочетаются? Кстати, один из моих любимых салатов, что называется «с шиком» - орехи пекан, сырые шампиньоны и зеленый лук. С соевым соусом. И если упомянуты орехи пекан, то как же без классического Вальдорфа? Короче, простор для фантазии – попросту безграничен. И не стоит пренебрегать маринованными фруктами.

Рыба. Форшмак с яблоками – так и просится. Но я предпочитаю запекать свежую рыбу с солью-перцем в духовке, а затем поливать соусом из помидор-изюма-миндаля. Вечером подается горячей, утром (если припрятать, чтобы осталась) – холодной.

Гарнир. Цимес. И этим все сказано. Классический морковный. Или картофельный. Да и рис, и многие овощи (бататы, кабачки) и крупы (пшено, киноа) весьма неплохо сочетаются с сухофруктами.

Курочка. Запеченная с силаном – финиковым или, если очень повезет достать – фиговым, сиропом. Я сама достала такой фиговый сироп только один раз в жизни. По чистой «случайности» (если кто-то наивно верит, что таковые случаются в нашей жизни). Почему повезет? Да потому что в наше время это практически единственный способ насладиться вкусом инжира - одного из семи видов плодов, которым славится Земля Израиля – не нарушив по дороге запрет на поедание насекомых.  Да, гранатовый сироп к курочке тоже самое то. Но это уже будет совсем другое блюдо.

Говядина. Тушеная с оливками. Или в вине. Или в вине с оливками. Хотя, собственно говоря, кто мешает приготовить с вином и/или оливками и ту же курицу?

Ну, и на десерт – фруктовые салаты, пироги и кексы. Буря фантазии. Пиршество вкусов.

Так что приятного аппетита. И главное помнить, что все мы – плодовые деревья. Да, мы пришли в этот мир плодоносить. Своими праведными делами, воспитанием праведных детей. Чтобы наша еврейская жизнь была и сладкой, и полезной!

Вот, совершенно "случайно" нашла в своих архивах. Вроде, не потеряло актуальности. А жаль...

На свете всяко может статься

(И что попишешь супротив?) –

И черным белое казаться,

Коль перед нами – негатив….

«Земля там, в-общем-то, прекрасна,

Плоды – съедобны, спору нет,

Но жить – безумно там опасно,

Не оберемся мы там бед.

К примеру, вот – гроздь винограда.

Ее несли мы ввосьмером!

Акселерация! Нитраты!

Съешь – съест земля тебя потом.

В пустыне мы – герои духа,

А там – букашки, мошкара!

Мы знаем это не со слухов –

То ощущали мы вчера,

Своими видели глазам!

(Все лично надо проверять!)

И вы не будьте все глупцами –

Лишь сердцу надо доверять!

И нам сердца велят остаться –

Не ищут от добра – добра,

Или махнем в Египет, братцы!

Долг? Вера? Разум? Е-рун-да!

Там все не так, как мы привыкли.

Там манна с неба не идет!»

На сим разведчики притихли.

И горько плкакал весь народ…

«И что мне от любви осталось ныне? Только имя!» замурлыкала Соня себе под нос и тут же поморщилась. Когда  в свое время в школе на уроках литературы ее любимая учительница Юдит Шушан терпеливо объясняла им разницу между ассоциацией и коннотацией («что, собственно говоря, то же самое, но обусловлено общими культурными ценностями») и приводила пример, что белый цвет у каждого может ассоциироваться с чем-то своим, личным («с творожком», облизнулась Ирка, Сонина соседка по парте, «с облаками?» робко поинтересовался Йони с первой парты, «с мамиными жемчужными сережками и цветущими левкоями» подумала Соня, набрав побольше воздуха в легкие, чтоб, затаив дыхание, ничем случайно не выдать всю сладость охватившего ее восторга).  «А в различных культурах, - продолжала Юдит своим прокуренным голосом командира дивизии, - белый цвет может ассоциироваться с похоронами или свадьбой, с чистотой, непорочностью или безжизненностью – это и есть коннотация». Так вот тогда коннотация казалась Соне несчастной, загнанной в клетку стереотипов пташкой в отличие от вольной птицы-ассоциации с огромными, сильными крыльями фантазии и памяти. Какой же куцей и иллюзорной вдруг обернулась сегодня эта вольность ассоциативного полета! Покорная свобода вышколенных, почтовых голубей, всегда готовых передать свое послание точно по адресу, но всегда из одного, знакомого источника, к которому они неизбежно вернутся...

 «Михоэлю, наверняка, пришла бы на ум не дешевая песенка из банального кинофильма, а какая-нибудь цитата из наших источников вроде «Доброе имя лучше хорошего масла» или что-то в этом роде. Или нет? Неужто он тоже по сей день пребывает в плену трех мушкетеров, гардемаринов или мышей из «Кота Леопольда», просто все это таится где-то там, в глубине, на которую никто не рискнет спуститься? Да и кого он туда впустит?» Соня сама себе подивилась. С каких это пор ее, Соню Мошевицкую, интересует чье-либо чужое мнение? С каких пор она стала пытаться понять, проникнув и проникнувшись, чужую душу? Может быть, с тех самых пор, как перестала быть Соней Мошевицкой, став Шейной Глик?  

«Да уж, с чем-с чем, а с именами в нашей семье все было нормально», с удовлетворением прервала необузданный поток мыслей Соня-Шейна. Конечно, если можно было назвать «нормальной» ситуацию в советской школе, когда имя лучшего преподавателя английского языка и по совместительству самой популярной классной руководительницы, воспитавшей не одну плеяду учеников, по сей день благодарных своему любимому педагогу за ее небывалую, «гремучую» смесь жесткой, на первый взгляд в чем-то даже жестокой дисциплины с нежной сердечностью, чуткостью и искренним желанием добра всем своим подопечным – имя, ставшее в их 382-й школе Ленинского района, чуть ли не нарицательным, было Ида Моисеевна.

К слову сказать, мамину сестру, тетю Галю, преподававшую математику в школе №237 на другом конце города все почему-то называли Галиной Михайловной. «А, может, они с мамой просто сводные сестры?» не раз приходило на ум маленькой Сонечке. Нет, конечно, на лицо – общее, фамильное сходство, причем сходство именно с коренастым, кареглазым дедом – Михаилом Семеновичем, а не со статной бабушкой Дорой, но… кто поймет их, этих странных взрослых? В самом деле, откуда маленькой Соне было знать, что такое быть Моисеем по паспорту? И оно, наверное, к лучшему…

Так как в современном Израиле понятие отчества присутствует только в переводной русской литературе, которую мало кто читает, мама, переквалифицировавшись в частного репетитора, стала здесь просто Идой, что, по ее словам, ей очень льстило – ведь так чужие люди называли ее лишь в далекой молодости. «Я прямо помолодела!» кокетливо обращалась она к папе, рассматривая в зеркале очередную морщину в уголке левого глаза.

А вот папа со своей стороны жаловался, что с приездом в Израиль, на старости лет потерял свою индивидуальность. Ведь если там, на чужбине достаточно было тихо-тихо шепнуть на улице: «Яков!» (ну, или просто позвать: «Яша!»), и Яков Григорьевич мог быть уверен: это – к нему. «А здесь я по привычке оборачиваюсь на каждого «Я-а-а-к-о-ва!», и в большинстве случаев оказывается задним, так сказать, числом, что обращаются к кому-то совсем другому…»

Продолжение (когда-нибудь) следует

Что ж, Соня всегда одевалась скромно. Во всяком случае, в рамках канонов того общества, в котором находилась. Родимое пятно на правой коленке не позволяло ей носить шорты и юбки, выше колен. Пуританское родительское воспитание – оголять плечи. Здравая оценка собственной фигуры – облегающую одежду. Поэтому даже на выпускной вечер в школе она пришла в атласных черных брюках и белой блузке с ма-аленьким декольте и кружевными рукавчиками и, разумеется, никто не пригласил ее на танец. А ровно через год она кружилась в безудержном танце в белоснежном платье своей мечты – расшитом бисером, с кружевами, воланами, шлейфом, занимавшим, по крайней мере, половину зала. Мама, подруги детства, сокурсницы, тетя Поля, рабанит Кац, Галина Михайловна, Машка и Лилечка, новообретенные знакомые, дальние родственницы и совсем незнакомые счастливые, радостные лица («этому нужно поучиться: так радоваться счастью совсем чужого человека», промелькнуло в голове у Сони, хотя, может, счастью чужого радоваться и проще, чем счастью того, кого ты, на свою голову, слишком хорошо знаешь, или счастью близкого, с которым ваши установки на счастье кардинально расходятся) – все они слились в едином шуршащем, радужном вихре.

Правда, по странному стечению обстоятельств именно Соню по жизни то тут, то там отчитывали за нескромность в одежде. В советской школе – за то, что на классном представлении для педагогического состава в День Учителя она,  не согласовав свои действия с дирекцией, посмела появиться на сцене… в брюках! То, что играла она роль Дедки в пьесе «Колобок» по причине того, что актеры мужеского пола из их четвертого А класса «выпендирваться перед училками» единогласно отказались, смягчающий доводом в ее пользу не послужило. Возможно, и ее «европейское» происхождение сыграло не последнюю роль в этом показательном спектакле-распекании.

В Израильской школе Соне досталось уже за то, что она посмела явиться в класс… в юбке! Юбка, к слову сказать, была довольно просторной и достаточно длинной, а школа – светской. «Ты что, не понимаешь, что это – не скромно? Во-первых, в ней ты явно выделяешься из всех девочек и привлекаешь всеобщее внимание, а, во-вторых, данный предмет гардероба склонен стремиться вверх усилиями погодных условий и/или человеческого фактора, преимущественно мужского пола! Понимаешь?» Соня молча заморгала ресницами, в самый неподходящий момент столь халатно допустившими предательский побег скользких заговорщиц-слезинок из своей темницы. Она не понимала ни слова. Это был ее девятый день в Израиле.

Директриса смягчилась, позвала опытного переводчика из параллельного класса – «Игор» был уже «старожилом» и успел проучиться здесь больше полутора месяцев, но и, прибегнув к его профессиональным услугам, не добилась желаемого эффекта: Соня искренне не понимала, что тут такого нескромного. Но любимые юбки, платья и сарафаны, так любовно упакованные мамочкой и так преданно сопровождавшие их в чемоданах через три границы (летели они на Родину через Прагу и Будапешт),  с тех пор носила только «на воле».  

«Понимаешь, скромность – понятие субъективное и относительное, - терпеливо пытался вразумить Сонечку папа. – Вот, например, на пляже находиться в купальнике – вполне себе прилично. А что бы ты сказала, если бы увидела даму в купальнике в автобусе?» - «Я бы сказала, что носить купальник неприлично нигде! Т.е. даме я вряд ли бы вообще что-то сказала – вдруг она дикая, а тебе вот говорю». «Оставь ребенка в покое! Безнадежный случай», мамин голос на кухне силился одолеть журчание крана и звон горы посуды, которую параллельно силились одолеть мамины руки.

- Слушай, а, может, отправим Соньку с ее замашками в религиозную школу, а? И одеваться будет по-человечески… - с робкой надеждой в голосе предложил папа маме за полуночным ужином, рассеянно размешивая ложечкой несуществующий сахар в пузатой кружке допитого чая.

- Чтобы вместо того, чтоб учить математику, она целый день раскачивалась у стенки?! Молитвой это у них называется, - увы, в вопросах математики мама была непреклонна. – Да и насчет «одеваться по-человечески» ты, явно, преувеличиваешь. Видела я эти религиозные школы! Идут себе туда красотки в обнимку с дружками и натягивают какие-то серо-бурые мешки в складочку, по недоразумению кем-то еще именуемые юбками, на свои джинсы прямо у входа в школу.  

- Да, наверное, ты права, - папа, наконец-то отложил ложечку в сторону и попытался хлебнуть несуществующего чая.– Пусть лучше учится математике, чем лицемерию, - мама молча подлила ему еще полкружки из чайника и положила два блестящих кубика (или все-таки параллелепипеда?) рафинада на блюдце рядом, - Эх, наверное, настоящие религиозные школы есть только в Иерусалиме, но мы туда уж никогда не переедем.

В Иерусалим они переехали, но в «настоящую религиозную школу» Соня так никогда и не попала.

Продолжение следует, критика приветствуется

За что? За что?…За что, говорится, удостоились евреи исхода из Египта? За то, что не изменили они своих имен, своей одежды и своего языка. И за то, что сумели сохранить свои святые тайны. Имя, одежда, язык. Не бывает имен у животных. Есть у них только клички. Нет у животных одежды. Есть только шкура, да шерсть. Нет языка. Есть сигналы. В тупых рабов, в животных пытались превратить евреев египтяне. Втоптать в грязь, сравнять с землей и глиной. Но не изменили евреи своей уникальной, человеческой сущности - своим именам, своей одежде, языку – столь разительно отличным от породы египтян. Сумели сохранить свою священную тайну – человеческий облик, хранимый, несмотря ни на что. Всегда и везде. И в Пасхальную ночь мы обмакиваем горькую зелень в сладкий харосет - символ той самой глины, в которую хотели нас втоптать.

Имя. Одежда. Язык. Зеркало и маска. Обнажение сути и ее сокрытие. Какой уродливой душонкой могут обладать Елены, Изабеллы и Венеры! Сколько разврата, лицемерия, порока может скрываться под паранджой! Как часто «я тебя люблю» несет в себе вопрос «а что мне от этого будет?» И как же трудно не изменить себе и сохранить незапятнанными все внешние оболочки своей божественной души. Гармонию одежды, языка, имени. Цельность своего «я»…

Сонины познания в идише ограничивались парой-тройкой фраз.  «Гевалт!», «Азохен вей», «Их вил эссен/шлофен/тринкен/шпацирен»[1] и «аицен паровоз»[2]. Вот, пожалуй, и весь словарный запас. «Достаточный для первой поры замужества», шутила мама. О существовании ладино Соня и не догадывалась. Правда, довольно бойко разговаривала на современном иврите. Да только можно ли назвать это знанием святого языка? По этому вопросу Соня так и не пришла к однозначному, собственному мнению, а с Михоэлем они эту тему как-то и не затрагивали. Интересно, что бы он сказал по этому поводу?

Что такое «еврейская национальная одежда» Соня тоже плохо себе представляла. Почему-то в голову сразу пришли школьные воспоминания: одноклассницы Таня и Вика (вроде бы с ними тогда еще был Толя, или это ей только кажется?) они листают на перемене классный журнал. Как же они до него безнаказанно добрались? Ну, да, конечно! Вика была старостой класса, Таня – «ответственной за учебу», в чьи «обязанности» входило переписывать оценки из журнала в дневники. (Интересно, бывали ли такие должности и в других школах? Надо будет спросить у Михоэля). Ну, а Толя – да, да, он там точно был! Потому что там, где была Таня, непременно был и Толя. Тем более что в тот день он к тому же был дежурным.

«Ребята! Вы представляете себе! – Танин голос, казалось вот-вот возьмет верхнее «си» второй октавы – А Мошевицкая-то, оказывается, совсем не русская!» Сонечка не успела сообразить, втянуть ли ее голову в плечи или гордо ее поднять, а Таня победоносно продолжала: «Она – европейка!» В графе национальность гордо красовались три буквы – е, в и р. И точка.

Почему-то эти три буквы с точкой приходили Соне на ум при виде дресс-кода религиозных евреев – строгого черного костюма, белой рубашки и обязательной шляпы. («Ты ее носишь специально, чтобы никто не догадался о наличии кипы?» съязвила она Михоэлю на их первой встрече, словно желая отомстить «этому фанатику» за то, что тот посмел очаровать ее с первых секунд их беседы). Или, может, можно назвать «еврейской» традиционную одежду польской шляхты, нетрадиционно окрашенную в черный цвет?

И если подобные сомнения одолевали Соню в отношении мужской моды, то в вопросе, что такое «национальный женский костюм» – тут уж Соня окончательно терялась в догадках. Михоэль любил говорить, что национальная черта еврейской одежды, особенно женской – скромность.

Что ж, Соня всегда одевалась скромно. Во всяком случае, в рамках канонов того общества, в котором находилась. Родимое пятно на правой коленке не позволяло ей носить шорты и юбки, выше колен. Пуританское родительское воспитание – оголять плечи. Здравая оценка собственной фигуры – облегающую одежду. Поэтому даже на выпускной вечер в школе она пришла в атласных черных брюках и белой блузке с ма-аленьким декольте и кружевными рукавчиками и, разумеется, никто не пригласил ее на танец. А ровно через год она кружилась в безудержном танце в белоснежном платье своей мечты – расшитом бисером, с кружевами, воланами, шлейфом, занимавшим, по крайней мере, половину женского зала.

Продолжение (бли недер) следует

[1] Я хочу есть/спать/пить/гулять

[2] Пыхтит, как паровоз – на «современном иврите»: «биг дил»!