Анналы

Книга III

[События 20—22 гг. н. э.]

1. Ни разу не пре­рвав пла­ва­нья по бур­но­му зим­не­му морю, Агрип­пи­на при­бы­ва­ет на ост­ров Кор­ки­ру, лежа­щий про­тив побе­ре­жья Калаб­рии. Объ­ятая горем и неспо­соб­ная с ним совла­дать, она про­во­дит там несколь­ко дней, чтобы вос­ста­но­вить душев­ные силы. (2) Меж­ду тем, про­слы­шав о ско­ром ее при­бы­тии, бли­жай­шие из дру­зей и мно­же­ство вои­нов, слу­жив­ших под началь­ством Гер­ма­ни­ка, а так­же мно­гие, нико­гда не видав­шие его преж­де оби­та­те­ли рас­по­ло­жен­ных невда­ле­ке муни­ци­пи­ев, иные — пола­гая, что этим они выпол­ня­ют свой долг перед прин­цеп­сом, иные — после­до­вав их при­ме­ру, устрем­ля­ют­ся в город Брун­ди­зий, так как для плы­ву­щей в Ита­лию Агрип­пи­ны тут было все­го бли­же и удоб­нее выса­дить­ся на сушу. (3) Едва флот пока­зал­ся в откры­том море, как тол­пой запол­ня­ют­ся не толь­ко гавань и набе­реж­ные: люди облеп­ля­ют укреп­ле­ния и кры­ши домов, они всю­ду, отку­да откры­вал­ся вид на дале­кое рас­сто­я­ние, и, погру­жен­ные в печаль, спра­ши­ва­ют друг дру­га, как при­стой­нее встре­тить схо­дя­щую с кораб­ля Агрип­пи­ну — без­мол­ви­ем или каким-либо воз­гла­сом. (4) И все еще оста­ва­лось нере­шен­ным, что здесь умест­нее, когда флот стал мед­лен­но под­хо­дить к месту при­ча­ла; не весе­ло и раз­ма­ши­сто, как при­ня­то в таких слу­ча­ях, зано­си­ли вес­ла греб­цы, но все было про­ник­ну­то глу­бо­кою печа­лью. (5) Когда же, сой­дя на берег вме­сте с дву­мя детьми и погре­баль­ною урной в руках, Агрип­пи­на впе­ри­ла взор в зем­лю, раз­дал­ся общий стон, и нель­зя было отли­чить, исхо­дят ли эти сте­на­ния от близ­ких или от посто­рон­них, от муж­чин или жен­щин; но встре­ча­ю­щие пре­вос­хо­ди­ли в выра­же­нии сво­е­го еще све­же­го горя изму­чен­ных дли­тель­ной скор­бью спут­ни­ков Агрип­пи­ны.

2. Тибе­рий при­слал в Брун­ди­зий две пре­то­ри­ан­ские когор­ты и, кро­ме того, пове­лел маги­стра­там Калаб­рии, Апу­лии и Кам­па­нии воз­дать послед­ние поче­сти памя­ти его сына. (2) В соот­вет­ствии с этим прах Гер­ма­ни­ка нес­ли три­бу­ны с цен­ту­ри­о­на­ми; им пред­ше­ство­ва­ли нечи­щен­ные¹ и лишен­ные укра­ше­ний знач­ки и опу­щен­ные вниз фас­ции; и, когда шествие про­хо­ди­ло через коло­нии, про­стой народ в чер­ном и обла­чив­ши­е­ся в тра­беи² всад­ни­ки, смот­ря по достат­ку места, сжи­га­ли цен­ные тка­ни, бла­го­во­ния и все, что преду­смот­ре­но похо­рон­ным обря­дом. (3) Выхо­ди­ли навстре­чу и жите­ли оста­вав­ших­ся в сто­роне горо­дов: при­но­ся жерт­вы душам усоп­ших³ и воз­дви­гая им жерт­вен­ни­ки, они изли­ва­ли свою печаль в сле­зах и горест­ных вос­кли­ца­ни­ях. (4) Друз с теми детьми Гер­ма­ни­ка, кото­рые оста­ва­лись в Риме⁴, и его бра­том Клав­ди­ем про­сле­до­вал в Тар­ра­ци­ну. Погре­баль­ное шествие запол­ни­ло доро­гу. (5) Тут были кон­су­лы Марк Вале­рий и Марк Авре­лий (они успе­ли уже всту­пить в долж­ность), сенат и зна­чи­тель­ная часть насе­ле­ния Рима, кото­рые шли нестрой­ной тол­пой; никто не сдер­жи­вал слез, и ника­кой лести здесь не было, так как все хоро­шо зна­ли, что Тибе­рий обра­до­ван смер­тью Гер­ма­ни­ка и едва это скры­ва­ет.

3. Тибе­рий с Авгу­стою не пока­за­лись в наро­де, то ли счи­тая, что уни­зят свое вели­чие, пре­да­ва­ясь горю у всех на виду, то ли боясь обна­ру­жить свое лице­ме­рие под столь­ки­ми устрем­лен­ны­ми на их лица взгля­да­ми. (2) Ни у исто­ри­ков, ни в «Еже­днев­ных ведо­мо­стях»⁵ я не нашел ника­ко­го упо­ми­на­ния о том, чтобы мать Гер­ма­ни­ка Анто­ния при­ни­ма­ла замет­ное уча­стие в погре­баль­ном обря­де, тогда как все про­чие кров­ные род­ствен­ни­ки, не гово­ря уж об Агрип­пине, Дру­зе и Клав­дии, упо­мя­ну­ты поимен­но; быть может, ей поме­ша­ла болезнь, быть может, ее слом­лен­ная горем душа не мог­ла выне­сти лице­зре­ния столь боль­шо­го несча­стья. (3) Я скло­нен ско­рее думать, что Тибе­рий с Авгу­стой, кото­рые не поки­да­ли двор­ца, умыш­лен­но не пусти­ли ее на похо­ро­ны, чтобы мог­ло казать­ся, буд­то баб­ка и дядя скор­бят оди­на­ко­во с мате­рью и что их всех удер­жи­ва­ет дома одна и та же при­чи­на.

4. В день, когда остан­ки Гер­ма­ни­ка были пере­но­си­мы в гроб­ни­цу Авгу­ста⁶, то цари­ло мерт­вен­ное без­мол­вие, то его нару­ша­ли рыда­ния: ули­цы горо­да были заби­ты наро­дом, на Мар­со­вом поле пыла­ли факе­лы. (2) Там вои­ны в бое­вом воору­же­нии, маги­стра­ты без зна­ков отли­чия, народ, рас­пре­де­лен­ный по три­бам, горест­но вос­кли­ца­ли, что Рим­ское госу­дар­ство погиб­ло, что наде­ять­ся боль­ше не на что — так сме­ло и так откры­то, что мож­но было поду­мать, буд­то они забы­ли о сво­их пове­ли­те­лях. (3) Ничто, одна­ко, так не заде­ло Тибе­рия, как вспых­нув­шая в тол­пе любовь к Агрип­пине: люди назы­ва­ли ее укра­ше­ни­ем роди­ны, един­ствен­ной, в ком стру­ит­ся кровь Авгу­ста⁷, непре­взой­ден­ным образ­цом древ­них нра­вов, и, обра­тив­шись к небу и богам, моли­ли их сохра­нить в непри­кос­но­вен­но­сти ее отпрыс­ков и о том, чтобы они пере­жи­ли сво­их недоб­ро­же­ла­те­лей.

5. Были и такие, кто нахо­дил, что обще­на­род­ные похо­ро­ны на счет госу­дар­ства мог­ли бы быть более пыш­ны­ми, и срав­ни­вал их с вели­ко­ле­пи­ем погре­баль­ных поче­стей, ока­зан­ных Авгу­стом отцу Гер­ма­ни­ка Дру­зу. (2) Ведь в раз­гар зимы он про­ехал вплоть до Тици­на и, не отхо­дя от тела покой­но­го, вме­сте с ним всту­пил в Рим; ката­фалк окру­жа­ли изоб­ра­же­ния Клав­ди­ев и Юли­ев; умер­ше­го почти­ли опла­ки­ва­ни­ем на фору­ме, хва­леб­ной речью с ростраль­ных три­бун; было испол­не­но все заве­щан­ное от пред­ков и добав­лен­ное позд­ней­ши­ми поко­ле­ни­я­ми; (3) а Гер­ма­ни­ку не воз­да­ли даже тех поче­стей, кото­рые пола­га­ют­ся вся­ко­му знат­но­му. (4) Прав­да, из-за даль­но­сти рас­сто­я­ния его тело было кое-как сожже­но на чуж­бине; но если слу­чай­ные обсто­я­тель­ства не поз­во­ли­ли своевре­мен­но окру­жить его долж­ным поче­том, то тем более подо­ба­ло выпол­нить это впо­след­ствии. (5) Да и брат его выехал толь­ко на день пути, а дядя — до город­ских ворот⁸. (6) Где же обы­чаи древ­но­сти, где выстав­ля­е­мая у погре­баль­но­го ложа посмерт­ная мас­ка, где сти­хи, сло­жен­ные для про­слав­ле­ния его памя­ти, где сле­зы или хотя бы при­твор­ное выра­же­ние горя?

6. Это ста­ло извест­но Тибе­рию, и, чтобы пре­сечь тол­ки в наро­де, он напом­нил ему осо­бым эдик­том, что мно­же­ство про­слав­лен­ных рим­лян отда­ло жизнь за оте­че­ство, но ни о ком не сокру­ша­лись столь без­утеш­но, как о Гер­ма­ни­ке. Это было бы вели­кою честью и для него, и для всех, если бы соблю­да­лась долж­ная мера. (2) Но мужам, зани­ма­ю­щим высо­кое поло­же­ние, и наро­ду-пове­ли­те­лю не при­ста­ло упо­доб­лять­ся рядо­вым семьям и малым общи­нам. (3) Све­же­му горю при­ли­че­ство­ва­ли сте­на­ния, и оно уто­ля­лось тра­у­ром; одна­ко пора обре­сти былую душев­ную твер­дость, как это сде­ла­ли неко­гда, пода­вив печаль, боже­ствен­ный Юлий, понес­ший утра­ту един­ствен­ной доче­ри, и боже­ствен­ный Август, поте­ряв вну­ков⁹. (4) Нет нуж­ды обра­щать­ся к более древним при­ме­рам, — сколь­ко раз рим­ский народ стой­ко пере­но­сил пора­же­ния сво­их войск, пол­ное истреб­ле­ние знат­ных родов. Пра­ви­те­ли смерт­ны — госу­дар­ство веч­но. (5) Поэто­му пусть они воз­вра­ща­ют­ся к повсе­днев­ным заня­ти­ям и — так как бли­зи­лись теат­раль­ные пред­став­ле­ния на празд­не­ствах в честь Вели­кой Мате­ри¹⁰ — не отка­зы­ва­ют­ся так­же от удо­воль­ствий.

7. По сня­тии тра­у­ра все вер­ну­лись к сво­им делам, и Друз выехал к илли­рий­ско­му вой­ску. Но нена­висть к Пизо­ну не улег­лась: со всех сто­рон раз­да­ва­лись тре­бо­ва­ния обру­шить на него кару, и часто слы­ша­лись сето­ва­ния на то, что он объ­ез­жа­ет пре­лест­ные мест­но­сти Азии и Ахайи, наг­ло и ковар­но затя­ги­вая воз­вра­ще­ние в Рим, чтобы тем вре­ме­нем уни­что­жить дока­за­тель­ства сво­их пре­ступ­ле­ний. (2) И в самом деле, рас­про­стра­нил­ся слух, что зна­ме­ни­тая отра­ви­тель­ни­ца Мар­ти­на, выслан­ная в Ита­лию, как я уже гово­рил, Гне­ем Сен­ци­ем, умер­ла вне­зап­ною смер­тью в Брун­ди­зии, при­чем в ее убран­ных узлом воло­сах нашли при­пря­тан­ный ею яд, одна­ко на ее теле не было обна­ру­же­но сле­дов отрав­ле­ния.

8. Послав впе­ре­ди себя сына и пору­чив ему дать прин­цеп­су объ­яс­не­ния, кото­рые мог­ли бы того смяг­чить, сам Пизон меж­ду тем направ­ля­ет­ся к Дру­зу, рас­счи­ты­вая най­ти в нем ско­рее при­зна­тель­ность за устра­не­ние сопер­ни­ка, чем нена­висть за умерщ­вле­ние бра­та. (2) Тибе­рий, желая пока­зать, что он далек от пред­взя­то­сти, при­нял моло­до­го чело­ве­ка радуш­но и ода­рил его с такою же щед­ро­стью, какая была обыч­на по отно­ше­нию к сыно­вьям знат­ных семейств. (3) Но Друз заявил Пизо­ну, что если обви­не­ния про­тив него спра­вед­ли­вы, никто не при­нес ему столь­ко горя, как он; впро­чем, он, Друз, пред­по­чел бы, чтобы они ока­за­лись пусты­ми и лжи­вы­ми и смерть Гер­ма­ни­ка не пове­ла к чьей-либо гибе­ли. (4) Это было выска­за­но в при­сут­ствии мно­гих, а от бесе­ды наедине Друз укло­нил­ся; и в то вре­мя не сомне­ва­лись, что такое пове­де­ние ему пред­пи­сал Тибе­рий, ибо, обыч­но бес­хит­рост­ный и по-моло­до­му подат­ли­вый, он на этот раз при­бег­нул к ста­ри­ков­ским улов­кам.

9. Пере­плыв Дал­ма­тин­ское море и оста­вив кораб­ли у Анко­ны, Пизон напра­вил­ся через Пицен и далее по Фла­ми­ни­е­вой доро­ге и нагнал леги­он, сле­до­вав­ший из Пан­но­нии в Рим, а отту­да в Афри­ку для уси­ле­ния нахо­див­ше­го­ся там вой­ска. Мно­го тол­ко­ва­ли о том, что Пизон часто пока­зы­вал­ся в доро­ге дви­гав­шим­ся поход­ным поряд­ком вои­нам. (2) Из Нар­нии, чтобы избе­жать подо­зре­ний или, может быть, пото­му, что у тех, кто охва­чен тре­во­гою, реше­ния пере­мен­чи­вы, Пизон спу­стил­ся по Нару и затем по Тиб­ру, но еще боль­ше вос­ста­но­вил про­тив себя народ и тем, что его суд­но при­ча­ли­ло воз­ле гроб­ни­цы Цеза­рей¹¹, и тем, что в самое ожив­лен­ное вре­мя дня, когда берег был запол­нен людь­ми, на гла­зах у всех про­ше­ство­вал вме­сте с План­ци­ной, он — сопро­вож­да­е­мый боль­шою тол­пой кли­ен­тов, она — целою вере­ни­цею жен­щин, — и оба с весе­лы­ми лица­ми. (3) Нена­висть к нему рас­па­ля­ло и то, что его воз­вы­шав­ший­ся над фору­мом дом был укра­шен по-празд­нич­но­му и в нем собра­лись на пир­ше­ство гости, а вслед­ствие люд­но­сти места все про­ис­хо­див­шее в нем было у всех на виду.

10. На сле­ду­ю­щий день Фуль­ци­ний Три­он потре­бо­вал Пизо­на к отве­ту перед кон­су­ла­ми. (2) Это­му вос­про­ти­ви­лись Вител­лий, Вера­ний и дру­гие из нахо­див­ших­ся при Гер­ма­ни­ке, заявив­шие, что Три­он — лицо посто­рон­нее, а сами они не в каче­стве обви­ни­те­лей, но рас­ска­зы­вая и сви­де­тель­ствуя обо всем про­ис­шед­шем, выпол­нят дан­ное им Гер­ма­ни­ком пору­че­ние. (3) Три­он, отка­зав­шись от сво­е­го тре­бо­ва­ния, добил­ся раз­ре­ше­ния обви­нять Пизо­на за его преды­ду­щие пре­ступ­ле­ния, и прин­цеп­са попро­си­ли взять на себя их рас­сле­до­ва­ние. (4) Ниче­го не имел про­тив это­го и обви­ня­е­мый, кото­рый боял­ся враж­деб­но­сти сена­то­ров и наро­да, а вме­сте с тем знал, что Тибе­рий рас­по­ла­га­ет доста­точ­ной вла­стью, чтобы пре­не­бречь слу­ха­ми, и к тому же свя­зан при­част­но­стью к это­му делу соб­ствен­ной мате­ри: одно­му судье лег­че отли­чить исти­ну от кле­ве­ты, а если их мно­го, над ними все­силь­ны зависть и нена­висть. (5) Но Тибе­рий не обма­ны­вал­ся в труд­но­сти тако­го рас­сле­до­ва­ния и в том, какая мол­ва шла о нем самом. Итак, выслу­шав в при­сут­ствии все­го несколь­ких при­бли­жен­ных напад­ки со сто­ро­ны обви­ня­ю­щих и прось­бы — с дру­гой, он пол­но­стью пере­дал это дело сена­ту.

11. Меж­ду тем воз­вра­тил­ся из Илли­рии Друз, и, хотя за пере­ход к нам Маро­бо­да и совер­шен­ные про­шлым летом дея­ния сенат назна­чил ему три­ум­фаль­ное вступ­ле­ние в Рим, он въе­хал в него безо вся­кой тор­же­ствен­но­сти, на вре­мя отло­жив эти поче­сти. (2) После это­го обви­ня­е­мый обра­щал­ся к Луцию Аррун­цию, Пуб­лию Вини­цию, Ази­нию Гал­лу, Эзер­ни­ну Мар­цел­лу и Сек­сту Пом­пею, про­ся их себе в защит­ни­ки, но так как они под раз­ны­ми пред­ло­га­ми отка­за­лись, защи­щать его взя­лись Маний Лепид, Луций Пизон и Ливи­ней Регул; Рим про­ник­ся насто­ро­жен­ным ожи­да­ни­ем: насколь­ко дру­зья Гер­ма­ни­ка ока­жут­ся вер­ны его памя­ти, насколь­ко уве­рен­но пове­дет себя под­су­ди­мый, смо­жет ли Тибе­рий в доста­точ­ной сте­пе­ни сдер­жать и пода­вить свои чув­ства. (3) Воз­буж­де­ние наро­да достиг­ло край­них пре­де­лов: нико­гда преж­де не поз­во­лял он себе столь­ких тай­ных пере­су­дов о прин­цеп­се и столь­ких мол­ча­ли­вых подо­зре­ний.

12. На засе­да­нии сена­та Цезарь высту­пил со сдер­жан­ной, тща­тель­но про­ду­ман­ной речью. (2) Пизон был лега­том и дру­гом его отца, и по сове­ту сена­та он, Цезарь, дал его в помощь Гер­ма­ни­ку для устро­е­ния дел на Восто­ке. (3) Раз­дра­жал ли там Пизон моло­до­го чело­ве­ка сво­им упрям­ством и пре­пи­ра­тель­ства­ми и толь­ко ли радо­вал­ся его кон­чине или зло­дей­ски его умерт­вил — это тре­бу­ет бес­при­страст­но­го раз­би­ра­тель­ства. (4) «Ибо, если он пре­вы­шал как легат свои пол­но­мо­чия и не пови­но­вал­ся глав­но­ко­ман­ду­ю­ще­му, радо­вал­ся его смер­ти и мое­му горю, я воз­не­на­ви­жу его и отда­лю от мое­го дома, но за лич­ную враж­деб­ность не ста­ну мстить вла­стью прин­цеп­са. (5) Одна­ко если вскро­ет­ся пре­ступ­ле­ние, состо­я­щее в убий­стве кого бы то ни было и под­ле­жа­щее каре, доставь­те и детям Гер­ма­ни­ка, и нам, роди­те­лям, закон­ное уте­ше­ние. (6) Поду­май­те и над тем, раз­ла­гал ли Пизон леги­о­ны, под­стре­кал ли их, заис­ки­вал ли пред вои­на­ми, домо­га­ясь их пре­дан­но­сти, пытал­ся ли силой вер­нуть утра­чен­ную про­вин­цию, или все это — ложь и раз­ду­то его обви­ни­те­ля­ми, чрез­мер­ное рве­ние коих я по спра­вед­ли­во­сти осуж­даю. (7) Ибо к чему было обна­жать тело покой­но­го, делая его зре­ли­щем тол­пы, к чему рас­пус­кать, к тому же сре­ди чуже­зем­цев, слу­хи о том, что его погу­би­ли отра­вою, раз это не уста­нов­ле­но и посей­час и долж­но быть рас­сле­до­ва­но? (8) Я опла­ки­ваю мое­го сына и буду все­гда опла­ки­вать, но я нико­им обра­зом не запре­щаю под­су­ди­мо­му изло­жить все, что бы он ни счел нуж­ным, для уста­нов­ле­ния его неви­нов­но­сти или в под­твер­жде­ние неспра­вед­ли­во­сти к нему Гер­ма­ни­ка, если она и вправ­ду име­ла место; и про­шу вас отнюдь не счи­тать дока­зан­ны­ми предъ­яв­лен­ные ему обви­не­ния толь­ко из-за того, что с этим делом тес­но свя­за­но мое горе. (9) И вы, защит­ни­ки, кото­рых ему доста­ви­ли кров­ное род­ство или вера в его право­ту, насколь­ко кто смо­жет, помо­ги­те ему в опас­но­сти сво­им крас­но­ре­чи­ем и усер­ди­ем; к таким же уси­ли­ям и такой же стой­ко­сти я при­зы­ваю и обви­ни­те­лей. (10) Един­ствен­ное, что мы можем предо­ста­вить Гер­ма­ни­ку сверх зако­нов, это — рас­смат­ри­вать дело о его смер­ти в курии, а не на фору­ме, перед сена­том, а не пред судья­ми¹²; во всем осталь­ном пусть оно раз­би­ра­ет­ся в соот­вет­ствии с заве­ден­ным поряд­ком, (11) пусть никто не обра­ща­ет вни­ма­ния ни на сле­зы Дру­за, ни на мою печаль, ни на рас­про­стра­ня­е­мые нам в поно­ше­ние вымыс­лы».

13. Затем сенат выно­сит поста­нов­ле­ние предо­ста­вить два дня обви­ни­те­лям и три, после шести­днев­но­го пере­ры­ва, под­су­ди­мо­му для защи­ты. Тогда Фуль­ци­ний заво­дит речь о вещах дав­них и незна­чи­тель­ных, (2) о том, что Пизон управ­лял Испа­ни­ей занос­чи­во и свое­ко­рыст­но; но ни изоб­ли­че­ние не мог­ло бы ему повре­дить, если бы он отвел от себя новые обви­не­ния, ни при­зна­ние его неви­нов­но­сти — при­не­сти ему оправ­да­ние, если бы было дока­за­но, что на его сове­сти более тяже­лые пре­ступ­ле­ния. (3) После это­го Сер­вей, Вера­ний и Вител­лий с оди­на­ко­вым рве­ни­ем, а Вител­лий и с выда­ю­щим­ся крас­но­ре­чи­ем обви­ни­ли Пизо­на в том, что из нена­ви­сти к Гер­ма­ни­ку и жела­ния захва­тить власть он настоль­ко раз­вра­тил сол­дат­скую мас­су, попусти­тель­ство­вал ее рас­пу­щен­но­сти и наси­ли­ям над союз­ни­ка­ми, что наи­бо­лее раз­нуз­дан­ны­ми из вои­нов был про­зван «Отцом леги­о­нов»; и, напро­тив, бес­по­щад­но пре­сле­дуя вся­ко­го исправ­но­го вои­на, и осо­бен­но дру­зей и при­бли­жен­ных Гер­ма­ни­ка, он в кон­це кон­цов погу­бил его чара­ми и отра­вой; обви­ни­ли они Пизо­на и в нече­сти­вых жерт­во­при­но­ше­ни­ях и молеб­стви­ях, устро­ен­ных им и План­ци­ною, в том, что он под­нял ору­жие на госу­дар­ство и что для того, чтобы он пред­стал пред судом, его нуж­но было одо­леть на поле сра­же­ния.

14. Про­тив боль­шин­ства обви­не­ний защи­та была бес­силь­на: Пизон не мог опро­верг­нуть ни заис­ки­ва­ния у леги­о­нов, ни того, что про­вин­ция была отда­на им во власть него­дя­ям, ни даже оскор­би­тель­ных выпа­дов про­тив глав­но­ко­ман­ду­ю­ще­го. (2) Един­ствен­ное, что каза­лось опро­верг­ну­тым, — это обви­не­ние в том, что он умерт­вил ядом Гер­ма­ни­ка, так как даже обви­ни­те­ли, пока­зы­вав­шие, что на пиру у Гер­ма­ни­ка Пизон, воз­ле­жа выше него, сво­и­ми рука­ми отра­вил ему пищу, не очень наста­и­ва­ли на этом. (3) Ибо каза­лось в выс­шей сте­пе­ни неве­ро­ят­ным, чтобы сре­ди чужих рабов, на виду у столь­ких при­сут­ству­ю­щих, рядом с самим Гер­ма­ни­ком, он решил­ся на это. Под­су­ди­мый пред­ло­жил под­верг­нуть пыт­ке его рабов и тре­бо­вал того же для при­слу­жи­вав­ших на пир­ше­стве. (4) Но судьи по раз­ным при­чи­нам оста­лись неумо­ли­мы: Цезарь — так как про­вин­ция была вверг­ну­та в меж­до­усоб­ную рас­прю, сенат — так как нико­гда не был до кон­ца убеж­ден, что Гер­ма­ник не погиб от ковар­ства¹³ … тре­буя то, что писа­ли, чему Тибе­рий вос­про­ти­вил­ся не мень­ше Пизо­на. (5) Меж­ду тем в наро­де, собрав­шем­ся перед кури­ей, слы­ша­лись выкри­ки, что они не выпу­стят из сво­их рук Пизо­на, если он вый­дет из сена­та оправ­дан­ным. (6) И тол­па пота­щи­ла ста­туи Пизо­на к Гемо­ни­ям¹⁴ и раз­би­ла бы их, если бы по при­ка­за­нию прин­цеп­са их не спас­ли и не водво­ри­ли на преж­ние места. (7) Затем Пизо­на поме­сти­ли на носил­ки, и в сопро­вож­де­нии три­бу­на пре­то­ри­ан­ской когор­ты он был достав­лен к себе, что вызва­ло в наро­де про­ти­во­ре­чи­вые тол­ки, так как одни счи­та­ли, что три­бун при­став­лен к нему, чтобы охра­нять его жизнь, а дру­гие — чтобы пре­дать смер­ти.

15. План­ци­ну окру­жа­ла такая же нена­висть, но она рас­по­ла­га­ла могу­ще­ствен­ной под­держ­кой, и поэто­му было неяс­но, насколь­ко по отно­ше­нию к ней Цезарь рас­по­ла­га­ет сво­бо­дой дей­ствий. (2) Пока по делу Пизо­на мож­но было наде­ять­ся на бла­го­по­луч­ный исход, она не раз заяв­ля­ла, что не рас­ста­нет­ся с ним, какая бы участь его ни постиг­ла, и если так пове­лит судь­ба, пой­дет с ним на смерть. (3) Но добив­шись тай­ным заступ­ни­че­ством Авгу­сты про­ще­ния, она нача­ла поне­мно­гу отда­лять­ся от мужа и защи­щать себя обособ­лен­но от него. (4) Уви­дев в этом вер­ное пред­ве­стие гибе­ли, под­су­ди­мый стал сомне­вать­ся, про­дол­жать ли ему борь­бу за свое оправ­да­ние, но, вняв насто­я­ни­ям сыно­вей, укре­пил­ся духом и явил­ся в сенат. Стой­ко выне­ся воз­об­но­вив­ши­е­ся обви­не­ния, угро­зы сена­то­ров, все­об­щую враж­деб­ность и озлоб­ле­ние, он ничем не был так устра­шен, как видом Тибе­рия, кото­рый, не выка­зы­вая ни гне­ва, ни состра­да­ния, упря­мо замкнул­ся в себе, чтобы не дать обна­ру­жить­ся ни малей­ше­му про­яв­ле­нию чув­ства. (5) Воз­вра­тив­шись домой, Пизон неко­то­рое вре­мя что-то писал, как бы набра­сы­вая, что он ска­жет в защи­ти­тель­ной речи, и, запе­ча­тав, вру­чил напи­сан­ное воль­но­от­пу­щен­ни­ку. (6) Затем он уде­лил обыч­ное вре­мя тра­пе­зе и отды­ху. Позд­ней ночью, после того как жена вышла из его спаль­ни, он велел запе­реть две­ри, и, когда забрез­жил утрен­ний свет, его нашли с прон­зен­ным гор­лом, а на полу лежал меч.

16. При­по­ми­наю, что слы­шал от ста­ри­ков, буд­то в руках у Пизо­на не раз виде­ли памят­ную запис­ку, кото­рую он так и не пре­дал глас­но­сти, но дру­зья его гово­ри­ли, что в ней при­во­ди­лись пись­ма Тибе­рия и его ука­за­ния, касав­ши­е­ся Гер­ма­ни­ка, и что Пизон гото­вил­ся предъ­явить их сена­то­рам и обли­чить прин­цеп­са, но был обма­нут Сея­ном, нада­вав­шим ему лжи­вые обе­ща­ния; гово­ри­ли и о том, что он умер не по сво­ей воле, но от руки подо­слан­но­го убий­цы. (2) Не реша­ясь утвер­ждать ни того, ни дру­го­го, я, тем не менее, не счел себя впра­ве умол­чать о рас­ска­зах тех, кто дожил до нашей юно­сти. (3) Цезарь, при­дав лицу печаль­ное выра­же­ние, жало­вал­ся в сена­те, что смер­тью тако­го рода хоте­ли вызвать про­тив него нена­висть…¹⁵ и при­нял­ся допы­ты­вать­ся, как Пизон про­вел послед­ний день и послед­нюю ночь.(4) И после того как тот, кого он рас­спра­ши­вал, отве­тил ему по боль­шей части бла­го­ра­зум­но и осто­рож­но, а кое в чем и не очень обду­ман­но, он огла­ша­ет пись­мо Пизо­на, состав­лен­ное при­бли­зи­тель­но в таких выра­же­ни­ях: (5) «Слом­лен­ный заго­во­ром вра­гов и нена­ви­стью за яко­бы совер­шен­ное мной пре­ступ­ле­ние и бес­силь­ный вос­ста­но­вить исти­ну и тем самым дока­зать мою неви­нов­ность, я при­зы­ваю в сви­де­те­ли бес­смерт­ных богов, что вплоть до послед­не­го мое­го вздо­ха, Цезарь, я был неиз­мен­но верен тебе и не менее пре­дан тво­ей мате­ри; и я умо­ляю вас, поза­боть­тесь о моих детях, из кото­рых Гней Пизон реши­тель­но не при­ча­стен к моим поступ­кам, каки­ми бы они ни были, так как все это вре­мя был в Риме, а Марк Пизон убеж­дал меня не воз­вра­щать­ся в Сирию. (6) И насколь­ко было бы луч­ше, если б я усту­пил юно­ше сыну, чем он — ста­ри­ку отцу! (7) Тем насто­я­тель­нее про­шу вас изба­вить его, ни в чем не повин­но­го, от кары за мои заблуж­де­ния. В память соро­ка­пя­ти­лет­не­го пови­но­ве­ния, в память наше­го сов­мест­но­го пре­бы­ва­ния кон­су­ла­ми, цени­мый неко­гда тво­им отцом, боже­ствен­ным Авгу­стом, и твой друг, кото­рый нико­гда боль­ше ни о чем тебя не попро­сит, про­шу о спа­се­нии мое­го несчаст­но­го сына». (8) О План­цине он не доба­вил ни сло­ва.

17. После это­го Тибе­рий снял с моло­до­го чело­ве­ка¹⁶ вину за уча­стие в меж­до­усоб­ной борь­бе, оправ­ды­вая его при­ка­зом отца, кото­ро­му сын не мог не пови­но­вать­ся; одновре­мен­но он выра­зил сожа­ле­ние об уча­сти столь знат­ной семьи и даже о печаль­ном кон­це само­го Пизо­на, сколь­ко бы он его ни заслу­жил. (2) В защи­ту План­ци­ны он гово­рил с чув­ством нелов­ко­сти и созна­ни­ем постыд­но­сти сво­е­го выступ­ле­ния, и при­том сослав­шись на прось­бу мате­ри, о кото­рой чест­ные люди отзы­ва­лись в раз­го­во­рах меж­ду собой со все воз­рас­тав­шим него­до­ва­ни­ем. (3) Итак, баб­ке поз­во­ли­тель­но бла­го­во­лить к той, чьи­ми про­ис­ка­ми умерщ­влен ее внук, видеть­ся с ней, укры­вать ее от сена­та! И одно­му Гер­ма­ни­ку было отка­за­но в том, что обес­пе­чи­ва­ет­ся зако­ном вся­ко­му граж­да­ни­ну! (4) Цеза­ря опла­ки­ва­ли Вител­лий с Вера­ни­ем, а План­ци­ну выз­во­ли­ли прин­цепс с Авгу­стой! (5) И теперь ей толь­ко и оста­ет­ся, что обра­тить свои яды и столь успеш­но испы­тан­ные коз­ни про­тив Агрип­пи­ны, про­тив ее детей и насы­тить кро­вью несчаст­ней­ше­го семей­ства пре­вос­ход­ную баб­ку и дядю! (6) Это­му подо­бию судеб­но­го раз­би­ра­тель­ства было отда­но два засе­да­ния, при­чем Тибе­рий настой­чи­во побуж­дал сыно­вей Пизо­на отста­и­вать неви­нов­ность мате­ри. (7) Но так как обви­ни­те­ли и сви­де­те­ли непре­рыв­но высту­па­ли один за дру­гим и никто их не оспа­ри­вал, План­ци­на, в кон­це кон­цов, ста­ла вызы­вать ско­рее жалость, чем нена­висть. (8) При­гла­шен­ный пер­вым выска­зать свое мне­ние кон­сул Авре­лий Кот­та (ибо, когда по делу докла­ды­вал Цезарь, маги­стра­ты так­же при­вле­ка­лись к выпол­не­нию этой обя­зан­но­сти)¹⁷ пред­ло­жил: выскоб­лить из фастов имя Пизо­на, часть его иму­ще­ства кон­фис­ко­вать, часть — пере­дать его сыну Гнею Пизо­ну, кото­ро­му, одна­ко, над­ле­жит сме­нить лич­ное имя¹⁸; Мар­ка Пизо­на лишить сена­тор­ско­го досто­ин­ства и, выдав ему пять мил­ли­о­нов сестер­ци­ев, выслать из Рима сро­ком на десять лет; План­ци­ну, по прось­бе Авгу­сты, от нака­за­ния осво­бо­дить.

18. Мно­гое в этом при­го­во­ре было смяг­че­но прин­цеп­сом: он при­знал неумест­ным изы­мать из фастов имя Пизо­на, раз в них сохра­ня­ют­ся име­на Мар­ка Анто­ния, пошед­ше­го вой­ной на оте­че­ство, и Юла Анто­ния, нанес­ше­го оскорб­ле­ние дому Авгу­ста. (2) Боль­ше того, он изба­вил от бес­че­стья Мар­ка Пизо­на и отдал ему остав­ше­е­ся от отца иму­ще­ство, как все­гда щепе­тиль­ный, о чем я уже неод­но­крат­но упо­ми­нал, во всем, касав­шем­ся денег, а на этот раз к тому же более снис­хо­ди­тель­ный, так как сты­дил­ся, что План­ци­на оста­лась без­на­ка­зан­ной. (3) Он же откло­нил пред­ло­же­ние Вале­рия Мес­са­ли­на — уста­но­вить золо­тую ста­тую в хра­ме Мар­са Мсти­те­ля, и Цеци­ны Севе­ра — воз­двиг­нуть жерт­вен­ник Мще­нию¹⁹, заявив, что подоб­ным обра­зом отме­ча­ют­ся побе­ды над внеш­ним вра­гом, а домаш­ние неуря­ди­цы сле­ду­ет таить под покро­вом печа­ли. (4) Тогда Мес­са­лин пред­ло­жил при­не­сти бла­го­дар­ность Тибе­рию, Авгу­сте. Анто­нии, Агрип­пине и Дру­зу, воз­дав­шим воз­мез­дие за Гер­ма­ни­ка, при­чем он не упо­мя­нул Клав­дия. (5) И Луций Аспре­нат перед всем сена­том спро­сил Мес­са­ли­на, умыш­лен­но ли он его про­пу­стил, после чего имя Клав­дия было, нако­нец, вне­се­но в этот пере­чень. (6) Чем боль­ше я раз­мыш­ляю о недав­нем или дав­но минув­шем, тем боль­ше рас­кры­ва­ет­ся пре­до мной, все­гда и во всем, сует­ность дел чело­ве­че­ских. (7) Ибо мол­ва, надеж­ды и почи­та­ние пред­ве­ща­ли власть ско­рее всем про­чим, чем тому, кому судь­ба опре­де­ли­ла стать прин­цеп­сом и кого она дер­жа­ла в тени.

19. Спу­стя несколь­ко дней Цезарь внес пред­ло­же­ние о даро­ва­нии сена­том жре­че­ских зва­ний Вител­лию, Вера­нию и Сер­вею. Пообе­щав Фуль­ци­нию под­дер­жать его сво­им голо­сом на выбо­рах маги­стра­тов, он вме­сте с тем пре­по­дал ему совет удер­жи­вать свое крас­но­ре­чие от излиш­ней поры­ви­сто­сти. (2) На этом закон­чи­лось дело о пока­ра­нии винов­ных в смер­ти Гер­ма­ни­ка, о кото­рой не толь­ко сре­ди совре­мен­ни­ков, но и в позд­ней­шее вре­мя ходи­ли самые раз­но­об­раз­ные слу­хи. (3) Так боль­шие собы­тия все­гда оста­ют­ся зага­доч­ны­ми, ибо одни, что бы им ни дове­лось слы­шать, при­ни­ма­ют это за досто­вер­ное, тогда как дру­гие счи­та­ют исти­ну вымыс­лом, а потом­ство еще боль­ше пре­уве­ли­чи­ва­ет и то и дру­гое. (4) Меж­ду тем Друз, поки­нув Рим, чтобы воз­об­но­вить ауспи­ции²⁰, всту­пил в него вско­ре как три­ум­фа­тор. Спу­стя несколь­ко дней скон­ча­лась его мать Вип­са­ния, един­ствен­ная из детей Агрип­пы, умер­шая сво­ей смер­тью, (5) ибо все осталь­ные были умерщ­вле­ны, — кто явно ору­жи­ем, кто, по обще­му мне­нию, — ядом и голо­дом²¹.

20. В том же году Так­фа­ри­нат, преды­ду­щим летом, как я ука­зы­вал, раз­би­тый Камил­лом, воз­об­но­вив вой­ну в Афри­ке, спер­ва совер­ша­ет бес­по­ря­доч­ные набе­ги, вслед­ствие его стре­ми­тель­но­сти остав­ши­е­ся без­на­ка­зан­ны­ми, а затем при­ни­ма­ет­ся истреб­лять дерев­ни, уво­зя с собою боль­шую добы­чу, и, нако­нец, невда­ле­ке от реки Паги­да окру­жа­ет когор­ту рим­лян. (2) Началь­ство­вал над укреп­ле­ни­ем Декрий, усерд­ный и зака­лен­ный в похо­дах воин, смот­рев­ший на эту оса­ду как на бес­че­стье. Решив дать бой на откры­том месте, он обра­тил­ся с уве­ща­ни­ем к сво­им вои­нам и постро­ил их перед лаге­рем. (3) При пер­вом же натис­ке непри­я­те­ля когор­та была рас­се­я­на, и он, осы­па­е­мый дро­ти­ка­ми и стре­ла­ми, бро­са­ет­ся напе­ре­рез бегу­щим и наки­ды­ва­ет­ся на знач­ко­нос­цев, бра­ня их за то, что рим­ские вои­ны пока­за­ли тыл бес­по­ря­доч­ным тол­пам и дезер­ти­рам; полу­чив вско­ре затем несколь­ко ран, он устрем­ля­ет­ся, несмот­ря на про­би­тый глаз, навстре­чу вра­гу и не пере­ста­ет драть­ся, пока, поки­ну­тый сво­и­ми, не пада­ет мерт­вым.

21. Узнав об этом, Луций Апро­ний (ибо он сме­нил Камил­ла в долж­но­сти про­кон­су­ла), встре­во­жен­ный не столь­ко добы­той вра­га­ми сла­вой, сколь­ко позо­ром сво­их, при­бе­га­ет к при­ме­няв­ше­му­ся в те вре­ме­на крайне ред­ко ста­рин­но­му нака­за­нию: ото­брав жере­бьев­кой каж­до­го деся­то­го из осра­мив­шей себя когор­ты, он до смер­ти заби­ва­ет их пал­ка­ми²². (2) И эта суро­вая мера ока­за­лась настоль­ко дей­ствен­ной, что под­раз­де­ле­ние вете­ра­нов, чис­лом не более пяти­сот, ото­гна­ло то же самое вой­ско Так­фа­ри­на­та, напав­шее на укреп­ле­ние, кото­рое назы­ва­ет­ся Тала. (3) В этой бит­ве рядо­вой воин Руф Гель­вий совер­шил подвиг спа­се­ния рим­ско­го граж­да­ни­на, и Апро­ний награ­дил его оже­ре­льем и почет­ным копьем²³. (4) Цезарь пожа­ло­вал ему, сверх того, граж­дан­ский венец, ско­рее сетуя на сло­вах, чем на самом деле доса­дуя, что Апро­ний не сде­лал это­го сво­ей про­кон­суль­ской вла­стью. (5) И так как подав­лен­ные неуда­чею нуми­дий­цы не жела­ли оса­ждать укреп­ле­ния, Так­фа­ри­нат повел вой­ну сра­зу во мно­гих местах, отсту­пая там, где на него насе­да­ли, и затем опять появ­ля­ясь в тылу у рим­лян. (6) Пока вар­ва­ры при­ме­ня­ли эти улов­ки, они без­на­ка­зан­но изде­ва­лись над тер­пя­щи­ми неуда­чи и утом­лен­ны­ми рим­ля­на­ми, но, когда они повер­ну­ли в при­мор­ские обла­сти и им, свя­зан­ным добы­чей, при­шлось осесть в посто­ян­ном лаге­ре, Апро­ний Цези­ан, кото­ро­го отец выслал про­тив них с кон­ни­цей, когор­та­ми вспо­мо­га­тель­ных войск и добав­лен­ны­ми к ним наи­бо­лее про­вор­ны­ми и лов­ки­ми леги­о­не­ра­ми, успеш­но сра­зив­шись с нуми­дий­ца­ми, изгнал их в пусты­ню.

22. Меж­ду тем в Риме на Лепи­ду, кото­рая, при­над­ле­жа к слав­но­му роду Эми­ли­ев, была к тому же пра­внуч­кой Луция Сул­лы и Гнея Пом­пея, посту­па­ет донос, что она обман­ным обра­зом утвер­жда­ет, буд­то роди­ла от без­дет­но­го бога­ча Пуб­лия Кви­ри­ния. (2) К это­му при­со­еди­ня­лись обви­не­ния в пре­лю­бо­де­я­нии, отрав­ле­ни­ях и в том, что она обра­ща­лась к хал­де­ям, имея враж­деб­ные семье Цеза­ря умыс­лы; защи­щал под­су­ди­мую ее брат Маний Лепид. (3) Кви­ри­ний, про­дол­жая пре­сле­до­вать ее сво­ей нена­ви­стью и после того как объ­явил ей раз­вод²⁴, уси­лил состра­да­ние к ней, сколь ни была она обес­че­ще­на и изоб­ли­че­на в пре­ступ­ле­ни­ях. И нелег­ко было в ходе это­го раз­би­ра­тель­ства рас­по­знать истин­ные помыс­лы прин­цеп­са, — настоль­ко часто он менял и пере­ме­жал про­яв­ле­ния гне­ва и мило­сти. (4) Попро­сив сна­ча­ла сенат не зани­мать­ся раз­бо­ром обви­не­ния в оскорб­ле­нии вели­чия, он в даль­ней­шем скло­нил быв­ше­го кон­су­ла Мар­ка Сер­ви­лия и про­чих сви­де­те­лей сооб­щить в сво­их пока­за­ни­ях о вещах, кото­рых он яко­бы не хотел затра­ги­вать. (5) Он же пере­дал содер­жав­ших­ся в воен­ной тюрь­ме рабов Лепи­ды в рас­по­ря­же­ние кон­су­лов, но не допу­стил, чтобы их под пыт­кой допра­ши­ва­ли о том, что́ каса­лось его семьи. (6) Далее, он вос­пре­пят­ство­вал Дру­зу, хотя тот был избран­ным на бли­жай­ший год кон­су­лом, пер­во­му пред­ло­жить при­го­вор²⁵, в чем одни усмат­ри­ва­ли граж­дан­скую скром­ность и жела­ние осво­бо­дить осталь­ных от необ­хо­ди­мо­сти согла­сить­ся с пред­ло­же­ни­ем Дру­за, а неко­то­рые — ковар­ство и злоб­ность: ведь Друз не усту­пил бы пер­вен­ства, если бы не имел пред­пи­са­ния осу­дить обви­ня­е­мую.

23. В дни пуб­лич­ных игр, пре­рвав­ших на вре­мя судеб­ное раз­би­ра­тель­ство, Лепи­да, появив­шись в теат­ре в сопро­вож­де­нии знат­ных жен­щин, при­ня­лась с горест­ны­ми рыда­ни­я­ми взы­вать к сво­им пред­кам и к само­му Пом­пею, чье соору­же­ние и чьи ста­туи она виде­ла пред собой²⁶, и вызва­ла такое к себе состра­да­ние, что при­сут­ство­вав­шие, обли­ва­ясь сле­за­ми, ста­ли осы­пать Кви­ри­ния угро­за­ми и про­кля­ти­я­ми: в уго­ду без­дет­но­му ста­ри­ку тем­но­го, нико­му не ведо­мо­го про­ис­хож­де­ния соби­ра­ют­ся рас­пра­вить­ся с той, кото­рая неко­гда пред­на­зна­ча­лась в жены Луцию Цеза­рю и в невест­ки боже­ствен­но­му Авгу­сту. (2) Но затем пока­за­ни­я­ми под­верг­ну­тых пыт­кам рабов она была изоб­ли­че­на в пре­ступ­ле­ни­ях, и сенат при­со­еди­нил­ся к мне­нию Рубел­лия Блан­да, потре­бо­вав­ше­го лишить ее воды и огня²⁷. Это было под­дер­жа­но Дру­зом, тогда как дру­гие пред­ла­га­ли более мяг­кие меры. (3) Из ува­же­ния к Скав­ру, кото­рый имел от Лепи­ды дочь²⁸, было реше­но не под­вер­гать ее иму­ще­ство кон­фис­ка­ции. (4) И толь­ко тогда Тибе­рий, нако­нец, заявил, что он узнал от рабов Кви­ри­ния о попыт­ке Лепи­ды отра­вить мужа.

24. Неко­то­рым уте­ше­ни­ем в постиг­ших знат­ные семьи уда­рах (ведь за корот­кое вре­мя Каль­пур­нии поте­ря­ли Пизо­на, а Эми­лии — Лепи­ду) было воз­вра­ще­ние Деци­ма Сила­на из рода Юни­ев. (2) Корот­ко сооб­щу об этом слу­чае. Насколь­ко боже­ствен­ный Август был счаст­лив в делах государ­ствен­ных, настоль­ко же был он несчаст­лив в семей­ных сво­их обсто­я­тель­ствах из-за рас­пут­но­го пове­де­ния доче­ри, а потом внуч­ки²⁹, кото­рых он уда­лил из Рима, нака­зав их любов­ни­ков смер­тью³⁰ или изгна­ни­ем. (3) При­сво­ив это­му столь обыч­но­му меж­ду муж­чи­на­ми и жен­щи­на­ми про­ступ­ку гроз­ные наиме­но­ва­ния свя­то­тат­ства и оскорб­ле­ния вели­чия, он отсту­пал от снис­хо­ди­тель­но­сти пред­ков и сво­их соб­ствен­ных зако­нов. (4) Но об исхо­де осталь­ных дел это­го рода и про­чих собы­ти­ях того вре­ме­ни я буду рас­ска­зы­вать, лишь завер­шив нача­тое, если толь­ко жизнь моя про­длит­ся и я смо­гу взять­ся за дру­гие рабо­ты³¹. (5) Хотя Децим Силан, изоб­ли­чен­ный в любов­ной свя­зи с внуч­кою Авгу­ста, не был под­верг­нут суро­во­му нака­за­нию, и прин­цепс толь­ко лишил его сво­ей бла­го­склон­но­сти, он понял это как при­ка­за­ние отпра­вить­ся в ссыл­ку и лишь при Тибе­рии решил­ся обра­тить­ся к сена­ту и прин­цеп­су с прось­бою о про­ще­нии, сде­лав это через сво­е­го бра­та Мар­ка Сила­на, кото­рый бла­го­да­ря выда­ю­щей­ся знат­но­сти и крас­но­ре­чию поль­зо­вал­ся боль­шим вли­я­ни­ем. (6) Одна­ко Мар­ку Сила­ну, в при­сут­ствии сена­то­ров при­но­сив­ше­му Тибе­рию бла­го­дар­ность, Тибе­рий отве­тил, что рад воз­вра­ще­нию его бра­та из даль­не­го изгна­ния и что тот име­ет на это пра­во, так как не был сослан ни сенат­ским поста­нов­ле­ни­ем, ни в силу зако­на, (7) но что он, Тибе­рий, хоро­шо пом­нит о нане­сен­ных его отцу оскорб­ле­ни­ях и что с при­бы­ти­ем Сила­на отнюдь не отме­ня­ют­ся рас­по­ря­же­ния Авгу­ста; Децим Силан жил после это­го в Риме, но не был допу­щен к заня­тию государ­ствен­ных долж­но­стей.

25. После это­го рас­смат­ри­вал­ся вопрос о смяг­че­нии зако­на Папия и Поппея, вве­ден­но­го пре­ста­ре­лым Авгу­стом в допол­не­ние к Юли­е­ву зако­ну об огра­ни­че­нии прав не состо­я­щих в бра­ке и направ­лен­но­го так­же к уси­ле­нию при­то­ка средств в государ­ствен­ную каз­ну³². (2) Одна­ко супру­же­ства не ста­ли от это­го чаще и детей рож­да­лось не боль­ше, чем преж­де, так как про­тив жела­ния оста­вать­ся без­дет­ны­ми эта мера ока­за­лась бес­силь­ной Но зато рос­ло чис­ло тех, кому угро­жа­ла опас­ность, — ведь каж­дая семья по наве­ту донос­чи­ков мог­ла под­верг­нуть­ся разо­ре­нию, и если рань­ше она стра­да­ла от пор­чи нра­вов, то теперь — от зако­нов. (2) Это и побуж­да­ет меня подроб­нее рас­ска­зать о пер­вых начат­ках пра­ва и о том, каким обра­зом мы дошли до тако­го бес­ко­неч­но­го мно­же­ства все­воз­мож­ных зако­нов.

26. Пер­во­род­ные смерт­ные, не зная еще дур­ных побуж­де­ний, жили без про­ступ­ков, без зло­де­я­ний и поэто­му без нака­за­ния и стес­не­ний. (2) Не было нуж­ды и в награ­дах, ибо люди по сво­им при­род­ным каче­ствам стре­ми­лись к чест­но­сти; а раз они не жела­ли ниче­го непоз­во­ли­тель­но­го, то ничто и не запре­ща­лось через устра­ше­ние карой³³. (3) Но после того как согла­сие меж­ду ними нару­ши­лось и на сме­ну уме­рен­но­сти и скром­но­сти при­шли често­лю­бие и наси­лие, воз­ник­ло еди­но­дер­жа­вие, и у мно­гих наро­дов оно оста­лось навеч­но. (4) Но неко­то­рые наро­ды, либо сра­зу, либо после того как им ста­ли в тягость цари, пред­по­чли управ­лять­ся зако­на­ми. Сна­ча­ла, пока души людей были бес­хит­рост­ны­ми, — и зако­ны были про­сты­ми; самые про­слав­лен­ные мол­вой — это состав­лен­ные Мино­сом для кри­тян, Ликур­гом для спар­тан­цев и более мно­го­чис­лен­ные и слож­ные — напи­сан­ные Соло­ном для афи­нян. (5) У нас Ромул повеле­вал по сво­е­му усмот­ре­нию; затем Нума свя­зал народ рели­ги­оз­ны­ми обря­да­ми и боже­ствен­ным пра­вом; кое-что было уста­нов­ле­но Тул­лом и Анком; (6) но глав­ным созда­те­лем зако­нов, кото­рым долж­ны были под­чи­нять­ся даже цари, был Сер­вий Тул­лий.

27. После изгна­ния Тарк­ви­ния про­стой народ, чтобы защи­тить сво­бо­ду и укре­пить согла­сие, при­нял мно­го­чис­лен­ные меры про­тив пар­тии знат­ных, и были избра­ны децем­ви­ры, кото­рые, взяв ото­всю­ду все луч­шее, соста­ви­ли Две­на­дцать таб­лиц — послед­ний свод нели­це­при­ят­но­го пра­ва. (2) Ибо после­ду­ю­щие зако­ны, хотя и быва­ли порою направ­ле­ны про­тив пре­ступ­ни­ков, чаще, одна­ко, про­во­ди­лись насиль­ствен­но, сре­ди раз­до­ров меж­ду сосло­ви­я­ми, для дости­же­ния недоз­во­лен­ных поче­стей, для изгна­ния зна­ме­ни­тых мужей или в дру­гих зло­на­ме­рен­ных целях. (3) Отсю­да — воз­му­ти­те­ли плеб­са Грак­хи и Сатур­ни­ны и не менее щед­ро име­нем сена­та рас­то­чав­ший обе­ща­ния Друз; отсю­да — обо­льщен­ные надеж­дой и вслед­ствие про­ти­во­дей­ствия того же сена­та обма­ну­тые союз­ни­ки³⁴. (4) Далее, во вре­мя ита­лий­ской, а затем и граж­дан­ской вой­ны³⁵ про­дол­жа­ли при­ни­мать мно­го­чис­лен­ные и про­ти­во­ре­ча­щие друг дру­гу зако­ны, пока дик­та­тор Луций Сул­ла, отме­нив или изме­нив пред­ше­ству­ю­щие и доба­вив еще боль­ше новых, не пре­сек на корот­кий срок дея­тель­ность это­го рода. Вско­ре Лепид внес свои мятеж­ные пред­ло­же­ния³⁶, и немно­го спу­стя была воз­вра­ще­на три­бу­нам сво­бо­да вести за собою народ, куда бы они ни хоте­ли³⁷. (5) И тут нача­ли появ­лять­ся ука­зы, отно­сив­ши­е­ся уже не ко всем, но к отдель­ным лицам, и боль­ше все­го зако­нов было изда­но в дни наи­боль­шей сму­ты в рес­пуб­ли­ке.

28. Тогда для исправ­ле­ния нра­вов был избран в тре­тий раз кон­су­лом Гней Пом­пей³⁸, при­ме­нив­ший ради их вра­че­ва­ния сред­ства более пагуб­ные, чем самое зло³⁹, создав­ший свои зако­ны и сам же нис­про­верг­нув­ший их⁴⁰ и поте­ряв­ший от ору­жия то, что защи­щал ору­жи­ем. (2) Затем нача­лась непре­рыв­ная, в тече­ние два­дца­ти лет⁴¹, усо­би­ца, когда не ста­ло ни нрав­ствен­но­сти, ни пра­во­су­дия: оста­ва­лись без­на­ка­зан­ны­ми пре­ступ­ней­шие дея­ния, а доб­ро­де­тель быва­ла при­чи­ною гибе­ли. (3) Нако­нец, в шестое свое кон­суль­ство Цезарь Август, обес­пе­чив себе проч­ную власть, отме­нил сде­лан­ные во вре­мя три­ум­ви­ра­та рас­по­ря­же­ния и дал зако­ны, чтобы мы насла­жда­лись миром и нами управ­лял прин­цепс. (4) В даль­ней­шем их путы ста­ли еще креп­че; появи­лись над­зи­ра­те­ли, по зако­ну Папия и Поппея поощ­ря­е­мые награ­да­ми, чтобы рим­ский народ насле­до­вал как общий отец после отка­зав­ших­ся от пре­иму­ществ отцов­ства вымо­роч­ное иму­ще­ство. (5) Но эти над­зи­ра­те­ли захо­ди­ли гораз­до даль­ше, наки­ды­ва­лись на Рим, на Ита­лию, на все, где толь­ко были рим­ские граж­дане, и дове­ли мно­гих до разо­ре­ния. (6) И опас­ность гро­зи­ла бы уже всем, если бы Тибе­рий не назна­чил по жре­бию, чтобы спра­вить­ся с этой бедой, пяте­рых быв­ших кон­су­лов, пяте­рых быв­ших пре­то­ров и столь­ко же из про­чих сена­то­ров, и они, устра­нив мно­го­чис­лен­ные стес­не­ния, создан­ные этим зако­ном, не при­нес­ли на корот­кий срок облег­че­ния.

29. Тогда же, пред­ста­вив сена­ту уже достиг­ше­го юно­ше­ско­го воз­рас­та Неро­на, сына Гер­ма­ни­ка, Тибе­рий, не без насмеш­ли­вых пере­шеп­ты­ва­ний при­сут­ству­ю­щих, испро­сил для него, чтобы, осво­бож­ден­ный от вигин­ти­ви­ра­та⁴² и на пять лет рань­ше уста­нов­лен­но­го зако­ном воз­рас­та, он был допу­щен к кве­сту­ре⁴³. (2) При этом Тибе­рий ссы­лал­ся на то, что по хода­тай­ству Авгу­ста такое же реше­ние было при­ня­то о нем самом и о его бра­те⁴⁴. Не сомне­ва­юсь, что и тогда не было недо­стат­ка в тай­но насме­хав­ших­ся над подоб­ны­ми домо­га­тель­ства­ми, но то было в нача­ле воз­вы­ше­ния Цеза­рей, и ста­рин­ные уста­нов­ле­ния были еще у всех пред гла­за­ми, да и род­ствен­ные свя­зи пасын­ков с отчи­мом менее близ­ки, чем у деда с вну­ком. (3) Неро­ну при­сва­и­ва­ет­ся, сверх того, жре­че­ский сан, и в день, когда он впер­вые всту­пил на форум, раз­да­вал­ся кон­ги­а­рий⁴⁵ про­сто­му наро­ду, лико­вав­ше­му, что перед ним воз­му­жа­лый отпрыск Гер­ма­ни­ка. (4) Еще более радост­но было встре­че­но бра­ко­со­че­та­ние Неро­на с доче­рью Дру­за Юли­ей. (5) Но насколь­ко одоб­ри­тель­но отнес­ся к это­му народ, настоль­ко же непри­яз­нен­но при­нял он сооб­ще­ние, что сыну⁴⁶ Клав­дия назна­ча­ет­ся в тести Сеян. (6) Счи­та­ли, что Тибе­рий запят­нал этим честь сво­е­го рода и еще боль­ше воз­вы­сил Сея­на, и без того вну­шав­ше­го подо­зре­ния, что он слиш­ком дале­ко зано­сит­ся в сво­их замыс­лах.

30. В кон­це года скон­ча­лись выда­ю­щи­е­ся мужи Луций Волу­зий и Сал­лю­стий Кри­сп. (2) Волу­зий при­над­ле­жал к древ­не­му роду, не под­няв­ше­му­ся, одна­ко, выше пре­ту­ры; что каса­ет­ся его само­го, то он достиг кон­суль­ства, наде­лял­ся цен­зор­ской вла­стью для про­ве­де­ния выбо­ров всад­ни­че­ских деку­рий и ско­пил те богат­ства, кото­рые так воз­ве­ли­чи­ли и уси­ли­ли эту семью. (3) Кри­сп, про­ис­хо­див­ший из всад­ни­че­ско­го сосло­вия, был вну­ком сест­ры про­слав­лен­но­го рим­ско­го исто­ри­ка Гая Сал­лю­стия, усы­но­вив­ше­го его и дав­ше­го ему свое имя. (4) Но хотя Кри­спу был открыт лег­кий доступ к выс­шим маги­стра­ту­рам, он после­до­вал при­ме­ру Меце­на­та и, не имея сена­тор­ско­го досто­ин­ства, пре­взо­шел могу­ще­ством мно­гих отпразд­но­вав­ших три­умф или обле­чен­ных зва­ни­ем кон­су­ла. Стре­мясь к изыс­кан­но­му обра­зу жиз­ни, он ото­шел от обы­ча­ев пред­ков и, окру­жен­ный богат­ством и рос­ко­шью, был скло­нен к изне­жен­но­сти. (5) Но при всем этом в нем таи­лась душев­ная сила, спо­соб­ная вер­шить боль­шие дела и тем более бур­ная и кипу­чая, чем рав­но­душ­нее и без­де­я­тель­нее он ста­рал­ся казать­ся. (6) При жиз­ни Меце­на­та — один из мно­гих, а затем — пер­вый, кому импе­ра­тор дове­рял свои тай­ны, он был при­ча­стен к убий­ству Агрип­пы Посту­ма; но на ста­ро­сти лет он ско­рее по види­мо­сти, чем на деле сохра­нял дру­же­ское рас­по­ло­же­ние прин­цеп­са. (7) То же слу­чи­лось и с Меце­на­том, пото­му ли, что волею рока могу­ще­ство ред­ко быва­ет незыб­ле­мым, или пото­му, что насту­па­ет пре­сы­ще­ние, охва­ты­ва­ю­щее как тех, кто даро­вал все, что было воз­мож­но, так и тех, кому желать боль­ше нече­го.

31. Затем сле­ду­ют чет­вер­тое кон­суль­ство для Тибе­рия, вто­рое — для Дру­за, при­ме­ча­тель­ное раз­де­ле­ни­ем кон­суль­ской вла­сти меж­ду отцом и сыном. За три года до это­го тот же почет был ока­зан Гер­ма­ни­ку и Тибе­рию, но дяде это не доста­ви­ло радо­сти, и они были не так тес­но свя­за­ны при­род­ны­ми уза­ми. (2) В нача­ле того же года Тибе­рий яко­бы для укреп­ле­ния пошат­нув­ше­го­ся здо­ро­вья уда­лил­ся в Кам­па­нию, то ли посте­пен­но под­го­тов­ляя дли­тель­ную непре­рыв­ную отлуч­ку, то ли для того, чтобы Друз в отсут­ствие отца еди­но­лич­но отправ­лял кон­суль­ские обя­зан­но­сти. (3) И вышло так, что ничтож­ное дело, вызвав­шее, одна­ко, жар­кие спо­ры, доста­ви­ло моло­до­му чело­ве­ку воз­мож­ность снис­кать общее рас­по­ло­же­ние. (4) Быв­ший пре­тор Доми­ций Кор­бу­лон обра­тил­ся к сена­ту с жало­бой на знат­но­го моло­до­го чело­ве­ка Луция Сул­лу, не усту­пив­ше­го ему места во вре­мя гла­ди­а­тор­ских игр. (5) На сто­роне Кор­бу­ло­на были его воз­раст, дедов­ские обы­чаи, сочув­ствие ста­ри­ков; про­тив него высту­па­ли Мамерк Скавр, Луций Аррун­ций и дру­гие роди­чи Сул­лы. (6) С обе­их сто­рон про­из­но­си­лись речи; дела­лись ссыл­ки на пред­ков, суро­вы­ми ука­за­ми осуж­дав­ших непо­чти­тель­ность моло­де­жи, пока не высту­пил Друз, сумев­ший уме­рить стра­сти. Кон­чи­лось тем, что Кор­бу­ло­ну при­нес изви­не­ния дядя и отчим Сул­лы Мамерк, самый крас­но­ре­чи­вый из ора­то­ров того вре­ме­ни. (7) Тот же Кор­бу­лон, повсю­ду кри­ча о том, что из-за зло­упо­треб­ле­ний под­ряд­чи­ков и нера­ди­во­сти маги­стра­тов доро­ги в Ита­лии по боль­шей части совер­шен­но раз­би­ты и при­ве­де­ны в непро­ез­жее состо­я­ние, охот­но взял­ся наве­сти в этом деле поря­док, что не при­нес­ло боль­шой обще­ствен­ной поль­зы, но ока­за­лось гибель­ным для весь­ма мно­гих, с чьим доб­рым име­нем и иму­ще­ством он бес­по­щад­но рас­пра­вил­ся посред­ством осуж­де­ний и про­даж с тор­га.

32. Немно­го спу­стя в при­слан­ном сена­ту пись­ме Тибе­рий сооб­щал о набе­ге Так­фа­ри­на­та, сно­ва вызвав­шем ослож­не­ния в Афри­ке, и велел сена­то­рам по сво­е­му усмот­ре­нию избрать для нее про­кон­су­ла, кото­рый знал бы воен­ное дело, отли­чал­ся креп­ким здо­ро­вьем и мог взять на себя руко­вод­ство вой­ной. (2) Этот повод был исполь­зо­ван Сек­стом Пом­пе­ем для очер­не­ния Мар­ка Лепи­да, кото­рый, по его сло­вам, был ленив, беден и являл­ся позо­ром для сво­их пред­ков, вслед­ствие чего его не сле­ду­ет допу­стить к жере­бьев­ке на управ­ле­ние Ази­ей; сенат, одна­ко, не раз­де­лял это­го мне­ния, счи­тая, что Лепид ско­рее мягок, чем нера­див, что нуж­ду он уна­сле­до­вал от отца и что, ничем не запят­нав сво­ей знат­но­сти, ско­рее заслу­жи­ва­ет похва­лы, чем бес­че­стья. (3) Итак, Лепи­да напра­ви­ли в Азию, а отно­си­тель­но Афри­ки было выне­се­но поста­нов­ле­ние предо­ста­вить само­му Цеза­рю выбрать, кому ее пору­чить.

33. Меж­ду тем Цеци­на Север пред­ло­жил вос­пре­тить уез­жа­ю­щим в про­вин­цию маги­стра­там брать с собой жен; пред­ва­ри­тель­но он несколь­ко раз повто­рил, что живет с женой в доб­ром согла­сии, что она шесть раз рожа­ла ему детей и что пред­ла­га­е­мое им в каче­стве обще­ствен­но­го меро­при­я­тия он неуклон­но соблю­дал у себя в семье, остав­ляя ее в Ита­лии, хотя его соро­ка­лет­няя воен­ная служ­ба про­те­ка­ла во мно­гих про­вин­ци­ях. (2) Ведь неда­ром неко­гда было выне­се­но реше­ние не возить с собой жен­щин ни к союз­ни­кам, ни к чуже­зем­цам: при­сут­ствие жен­щин неми­ну­е­мо свя­за­но с ослож­не­ни­я­ми, из-за их рос­ко­ши в мир­ное вре­мя, из-за их стра­хов — в воен­ное; из-за них рим­ское вой­ско в похо­де упо­доб­ля­ет­ся кочу­ю­щей орде вар­ва­ров. (3) Этот пол не толь­ко сла­бо­си­лен и неспо­со­бен к пере­не­се­нию труд­но­стей, но, если дать ему волю, то и жесток, тще­сла­вен и жаден до вла­сти; они высту­па­ют перед вои­на­ми, при­би­ра­ют к рукам цен­ту­ри­о­нов — и вот недав­но жен­щи­на рас­по­ря­жа­лась упраж­не­ни­я­ми когорт, бое­вы­ми уче­ни­я­ми леги­о­нов⁴⁷. (4) Пусть они, сена­то­ры, сами при­пом­нят, что вся­кий раз, когда про­ис­хо­дят осуж­де­ния за лихо­им­ства, в боль­шей части пре­ступ­ле­ний быва­ют повин­ны жены; вокруг них тот­час же соби­ра­ют­ся худ­шие люди про­вин­ции; жен­щи­ны пред­при­ни­ма­ют и совер­ша­ют все­воз­мож­ные сдел­ки. Тор­же­ствен­ные встре­чи устра­и­ва­ют­ся обо­им, суще­ству­ют два пре­то­рия⁴⁸, в сво­их при­ка­за­ни­ях жен­щи­ны чаще все­го упор­ны и неуме­рен­ны, и те, кото­рые неко­гда были обуз­да­ны Оппи­е­вы­ми и дру­ги­ми зако­на­ми⁴⁹, а теперь осво­бо­ди­лись от этих оков, норо­вят рас­по­ря­жать­ся не толь­ко дома и на фору­ме, но и в вой­сках.

34. Лишь немно­гие слу­ша­ли эту речь с одоб­ре­ни­ем: боль­шин­ство пере­би­ва­ло ее, выкри­ки­вая, что этот вопрос не был постав­лен на обсуж­де­ние и что не Цецине быть судьей в таком деле. (2) С отве­том ему высту­пил Вале­рий Мес­са­лин, кото­рый, будучи сыном Мес­са­лы, в неко­то­рой мере уна­сле­до­вал отцов­ское крас­но­ре­чие: мно­гие из суро­вых уста­нов­ле­ний древ­но­сти заме­не­ны луч­ши­ми и более снис­хо­ди­тель­ны­ми — ведь вокруг Рима уже не сви­реп­ству­ют, как неко­гда, вой­ны, и в про­вин­ци­ях не оста­лось былой враж­деб­но­сти. (3) И если кое-что отпус­ка­ет­ся на жен­ские нуж­ды, то это не ложит­ся тяже­лым бре­ме­нем на пле­чи мужей и, тем более, на союз­ни­ков; всем осталь­ным жена поль­зу­ет­ся наравне с мужем, и в мир­ное вре­мя это не меша­ет ему зани­мать­ся сво­и­ми дела­ми. (4) На вой­ну, разу­ме­ет­ся, нуж­но идти толь­ко тем, кто спо­со­бен носить ору­жие; но есть ли для воз­вра­ща­ю­щих­ся после бран­ных тру­дов более чистое и доб­ро­де­тель­ное отдох­но­ве­ние, чем дару­е­мое супру­гой? Неко­то­рые из них охва­че­ны тще­сла­ви­ем или жад­но­стью? (5) Но раз­ве мно­гие маги­стра­ты и сами не под­вер­же­ны раз­лич­ным стра­стям? Тем не менее, их все-таки посы­ла­ют в про­вин­ции. (6) Испор­чен­ность жен совра­ща­ет мужей? Но раз­ве вся­кий холо­стяк без­упре­чен? Неко­гда были при­ня­ты Оппи­е­вы зако­ны, что было вызва­но обсто­я­тель­ства­ми, в кото­рых тогда пре­бы­ва­ла рес­пуб­ли­ка⁵⁰; кое в чем в них позд­нее были сде­ла­ны послаб­ле­ния и уступ­ки, ибо это тре­бо­ва­лось общею поль­зой. (7) Тщет­но при­кры­вать нашу сла­бость, выис­ки­вая для нее дру­гие назва­ния: если жена в чем бы то ни было пре­сту­па­ет долж­ную меру, вино­ват в этом муж. (8) Далее, неспра­вед­ли­во из-за без­во­лия несколь­ких отни­мать у мужей подруг, деля­щих с ними и сча­стье, и горе­сти, (9) и, поки­дая пол, по при­ро­де сла­бый, предо­став­лять его соб­ствен­ной невоз­дер­жан­но­сти и чужим вожде­ле­ни­ям. (10) Ведь и в при­сут­ствии мужа едва уда­ет­ся сохра­нить неру­ши­мость супру­же­ско­го сою­за; что же про­изой­дет, если жены на дол­гие годы будут забы­ты, слов­но они полу­чи­ли раз­вод? Поэто­му, про­ти­во­дей­ствуя непо­ряд­кам вне Рима, сле­ду­ет пом­нить и об охране нра­вов в самом Риме. (11) Несколь­ко слов было добав­ле­но Дру­зом, сослав­шим­ся на свою семей­ную жизнь: ведь прин­цеп­сам при­хо­дит­ся посе­щать отда­лен­ней­шие места импе­рии. (12) Сколь­ко раз боже­ствен­ный Август ездил на Запад и на Восток в сопро­вож­де­нии Ливии! (13) Да и сам Друз выез­жал в Илли­рию и, если пона­до­бит­ся, отпра­вит­ся и к дру­гим наро­дам, но не все­гда хра­нил бы спо­кой­ствие духа, если бы отры­вал­ся от сво­ей доро­гой супру­ги и мате­ри столь­ких его детей. Итак, пред­ло­же­ние Цеци­ны было отверг­ну­то.

35. На бли­жай­шем засе­да­нии сена­та было про­чи­та­но пись­мо Тибе­рия, в кото­ром, бро­сив скры­тый упрек сена­то­рам за то, что все забо­ты они взва­ли­ва­ют на прин­цеп­са, он назы­вал Мания Лепи­да и Юния Бле­за в каче­стве кан­ди­да­тов, одно­го из кото­рых над­ле­жа­ло избрать про­кон­су­лом Афри­ки. (2) После это­го были выслу­ша­ны выступ­ле­ния их обо­их: Лепид с боль­шой настой­чи­во­стью укло­нял­ся от это­го назна­че­ния, ссы­ла­ясь на сла­бость здо­ро­вья, мало­лет­них детей, дочь на выда­нье, но всем было ясно и то, о чем он умал­чи­вал, — что Блез — дядя Сея­на и поэто­му пре­иму­ще­ство на его сто­роне. (3) Для вида отка­зы­вал­ся и Блез, но не упор­ство­вал, когда льсте­цы еди­но­душ­но под­дер­жа­ли его под­лин­ные жела­ния.

36. Затем откры­то заго­во­ри­ли о том, на что мно­гие жало­ва­лись лишь в тес­ном кру­гу дру­зей. Все чаще слу­ча­лось, что послед­ние него­дяи, при­ка­са­ясь к изоб­ра­же­нию Цеза­ря⁵¹, без­на­ка­зан­но поно­си­ли чест­ных людей и воз­буж­да­ли про­тив них нена­висть; ста­ли боять­ся даже воль­но­от­пу­щен­ни­ков и рабов, когда те бра­ни­ли сво­е­го патро­на или хозя­и­на или угро­жа­ли ему рас­пра­вой. (2) И вот сена­тор Гай Цестий высту­пил с речью, в кото­рой ска­зал, что хотя прин­цеп­сы подоб­ны богам, но и боги при­слу­ши­ва­ют­ся лишь к спра­вед­ли­вым прось­бам моля­щих­ся, и никто не укры­ва­ет­ся в Капи­то­лии или дру­гих хра­мах Рима, чтобы, поль­зу­ясь этим убе­жи­щем, совер­шать пре­ступ­ле­ния. (3) Зако­ны пол­но­стью отме­не­ны и повер­же­ны, если на фору­ме, рядом с сена­том, Анния Руфил­ла, кото­рую судья по его иску при­знал винов­ной в мошен­ни­че­стве, осы­па­ет его руга­нью и угро­за­ми, а он не сме­ет воз­звать к пра­во­су­дию, пото­му что ее защи­ща­ет изоб­ра­же­ние импе­ра­то­ра. (4) Зашу­ме­ли со всех сто­рон и дру­гие, сооб­щая о сход­ных или еще более воз­му­ти­тель­ных слу­ча­ях, и при­ня­лись упра­ши­вать Дру­за пре­по­дать устра­ша­ю­щий при­мер нака­за­ния; в кон­це кон­цов, Руфил­ла была допро­ше­на, изоб­ли­че­на и по при­ка­за­нию Дру­за заклю­че­на в государ­ствен­ную тюрь­му.

37. На осно­ва­нии сенат­ско­го поста­нов­ле­ния, при­ня­то­го по ука­за­нию прин­цеп­са, были так­же под­верг­ну­ты нака­за­нию рим­ские всад­ни­ки Кон­си­дий Экв и Целий Кур­сор, кле­вет­ни­че­ски обви­нив­шие в оскорб­ле­нии вели­чия пре­то­ра Магия Цеци­ли­а­на. (2) И то и дру­гое вме­ни­ли в заслу­гу Дру­зу: живя в Риме и охот­но вра­ща­ясь сре­ди людей, он сгла­жи­вал сво­ею доступ­но­стью нелю­ди­мость и отчуж­ден­ность отца. (3) Не вызы­ва­ло осуж­де­ния в моло­дом чело­ве­ке и его лег­ко­мыс­лие: пусть уж луч­ше тешит­ся сво­и­ми заба­ва­ми, про­во­дя дни на построй­ках⁵², а ночи — в пирах, чем, отго­ро­див­шись от всех и лишив себя каких бы то ни было раз­вле­че­ний, погру­жа­ет­ся в угрю­мую насто­ро­жен­ность и вына­ши­ва­ет злоб­ные замыс­лы.

38. Меж­ду тем Тибе­рий не уни­мал­ся, не уни­ма­лись и обви­ни­те­ли. Так, Анха­рий Приск при­влек к суду про­кон­су­ла Кри­та Цезия Кор­да, обви­нив его в лихо­им­стве и, сверх того, в оскорб­ле­нии вели­чия, что тогда неиз­мен­но при­со­еди­ня­лось ко всем обви­не­ни­ям. (2) Цезарь, сде­лав выго­вор судьям, оправ­дав­шим обви­няв­ше­го­ся в пре­лю­бо­де­я­нии знат­ней­ше­го маке­до­ня­ни­на Анти­стия Вете­ра, сно­ва пре­дал его суду — на этот раз за оскорб­ле­ние вели­чия, как бун­тов­щи­ка и соучаст­ни­ка замыс­лов Реску­по­ри­да в те дни, когда, убив Коти­са, тот замыш­лял вой­ну про­тив нас. (3) Итак, под­су­ди­мый был лишен воды и огня, и было добав­ле­но, чтобы он содер­жал­ся на ост­ро­ве, уда­лен­ном как от Маке­до­нии, так и от Фра­кии. (4) Ибо Фра­кия, после того как власть над нею была поде­ле­на меж­ду Реме­тал­ком и детьми Коти­са, к кото­рым из-за их мало­лет­ства сенат при­ста­вил опе­ку­ном Тре­бел­ле­на Руфа, все еще не сми­рив­шись с нашим гос­под­ством, была неспо­кой­на, и фра­кий­цы, видя в Тре­бел­лене винов­ни­ка сво­их бед­ствий, не мень­ше воз­му­ща­лись Реме­тал­ком, остав­ляв­шим неот­мщен­ны­ми оби­ды сво­их сопле­мен­ни­ков. (5) И вот взя­лись за ору­жие силь­ные пле­ме­на кела­ле­тов, одри­сов и диев, каж­дое во гла­ве со сво­и­ми вождя­ми, сре­ди кото­рых ни один не пре­вос­хо­дил осталь­ных извест­но­стью и вли­я­тель­но­стью, что и было при­чи­ною, поче­му они не смог­ли спло­тить­ся и пове­сти вой­ну круп­ны­ми сила­ми. (6) Часть вос­став­ших разо­ря­ла близ­ле­жа­щие мест­но­сти, дру­гие пере­шли через Гем­ские горы с наме­ре­ни­ем воз­му­тить оби­тав­шие вда­ле­ке наро­ды, а боль­шин­ство, и при­том наи­бо­лее бое­спо­соб­ное, оса­ди­ло царя⁵³ в осно­ван­ном Филип­пом Маке­дон­ским горо­де Филип­по­по­ле.

39. Узнав об этом, Пуб­лий Вел­лий (он началь­ство­вал над бли­жай­шим вой­ском) бро­сил отря­ды вспо­мо­га­тель­ной кон­ни­цы и когор­ты лег­ко­во­ору­жен­ных на тех, кото­рые, пре­да­ва­ясь гра­бе­жу или рас­счи­ты­вая собрать под­креп­ле­ния, пере­хо­ди­ли с места на место, а сам повел основ­ное ядро пехо­ты, чтобы осво­бо­дить от оса­ды обло­жен­ный город. (2) Все завер­ши­лось пол­ным успе­хом: гра­би­те­ли были уни­что­же­ны, сре­ди оса­жда­ю­щих воз­ник­ли раз­до­ры, царь про­из­вел удач­ную вылаз­ку, и к нему своевре­мен­но подо­шел леги­он. (3) Про­ис­шед­шее не подо­ба­ет даже назвать ни пра­виль­ной бит­вою, ни сра­же­ни­ем, — ведь кое-как воору­жен­ные и раз­роз­нен­ные вра­ги были пере­би­ты без про­ли­тия нашей кро­ви.

40. В том же году обре­ме­нен­ные дол­га­ми галль­ские пле­ме­на попы­та­лись под­нять вос­ста­ние, наи­бо­лее дея­тель­ны­ми под­стре­ка­те­ля­ми к кото­ро­му были сре­ди тре­ве­ров Юлий Флор, у эду­ев — Юлий Сакро­вир. (2) Оба при­над­ле­жа­ли к знат­ным родам, и их пред­ки за свои подви­ги полу­чи­ли неко­гда рим­ское граж­дан­ство, кото­рое в те вре­ме­на было ред­кой награ­дой и дава­лось толь­ко за выда­ю­щи­е­ся заслу­ги. (3) Зару­чив­шись под­держ­кой наи­бо­лее реши­тель­ных и отваж­ных, а так­же всех тех, у кого вслед­ствие нище­ты или стра­ха пред нака­за­ни­ем за совер­шен­ные пре­ступ­ле­ния не оста­ва­лось ино­го выхо­да, как при­мкнуть к мяте­жу, они на тай­ных пере­го­во­рах усло­ви­лись, что Флор воз­му­тит бел­гов, а Сакро­вир — оби­та­ю­щих бли­же к Ита­лии гал­лов. (4) Итак, в местах, где посто­ян­но соби­рал­ся народ, и на созван­ных ради это­го сход­ках они при­ни­ма­ют­ся про­из­но­сить мятеж­ные речи, гово­рят о веч­ном гне­те нало­гов, о про­из­во­ле ростов­щи­ков, о жесто­ко­сти и над­мен­но­сти пра­ви­те­лей, о том, что, узнав про гибель Гер­ма­ни­ка, рим­ские вои­ны неспо­кой­ны и роп­щут, — (5) сло­вом, что при­шло вре­мя отво­е­вать неза­ви­си­мость, если они, пол­ные сил, пораз­мыс­лят над тем, насколь­ко сла­ба Ита­лия, как нево­ин­ствен­но насе­ле­ние Рима и что в рим­ском вой­ске надеж­ны толь­ко про­вин­ци­а­лы.

41. Не было почти ни одной общи­ны, в кото­рую не запа­ли бы семе­на это­го мяте­жа, но пер­вы­ми под­ня­лись анде­ка­вы и туро­ны. (2) Анде­ка­вов усми­рил легат Аци­лий Ави­о­ла, вызвав когор­ту, сто­яв­шую гар­ни­зо­ном в Луг­дуне. (3) Туро­нов пода­ви­ли под началь­ством того же Ави­о­лы леги­о­ны, при­слан­ные лега­том Ниж­ней Гер­ма­нии Визел­ли­ем Вар­ро­ном, и под­дер­жав­шие их неко­то­рые из галль­ских вождей, посту­пив­шие таким обра­зом, чтобы скрыть свою при­част­ность к вос­ста­нию и при более бла­го­при­ят­ных обсто­я­тель­ствах откры­то при­со­еди­нить­ся к мятеж­ни­кам. (4) Виде­ли и Сакро­ви­ра, при­зы­вав­ше­го с непо­кры­тою голо­вой, чтобы выка­зать, как он гово­рил, свою храб­рость, бить­ся на сто­роне рим­лян; одна­ко плен­ные утвер­жда­ли, что он делал это, чтобы вос­став­шие узна­ли его и не под­ни­ма­ли на него ору­жия. Запро­шен­ный по это­му пово­ду Тибе­рий пре­не­брег полу­чен­ным доне­се­ни­ем и сво­ей нере­ши­тель­но­стью затя­нул воен­ные дей­ствия.

42. Меж­ду тем Флор, упор­ствуя в осу­ществ­ле­нии сво­их замыс­лов, под­стре­ка­ет отряд вспо­мо­га­тель­ной кон­ни­цы, набран­ный из тре­ве­ров, но про­шед­ший нашу воен­ную выуч­ку и при­учен­ный к дис­ци­плине, пере­бить рим­ских куп­цов и начать вос­ста­ние; ему уда­лось совра­тить лишь немно­гих всад­ни­ков, когда как боль­шин­ство оста­лось вер­ным дол­гу. (2) Тем вре­ме­нем взя­лось за ору­жие мно­же­ство долж­ни­ков и под­не­воль­но­го люда; они попы­та­лись, про­ник­нуть в порос­шие лесом горы, нося­щие назва­ние Арду­ен­на, но их не пусти­ли туда леги­о­ны обо­их войск, с двух сто­рон выстав­лен­ные Визел­ли­ем и Гаем Сили­ем. (3) Выслан­ный впе­ред с отря­дом отбор­ной кон­ни­цы Юлий Инд, сопле­мен­ник Фло­ра, враж­деб­ный ему и поэто­му с осо­бен­ным пылом выпол­няв­ший свое пору­че­ние, рас­се­ял не успев­шую изго­то­вить­ся к бою бес­по­ря­доч­ную тол­пу. (4) Фло­ру сна­ча­ла уда­лось скрыть­ся от побе­ди­те­лей, но, уви­дев позд­нее рим­лян, засев­ших у выхо­дов из его убе­жи­ща, он пора­зил себя соб­ствен­ною рукой. Таков был конец воз­му­ще­ния тре­ве­ров.

43. У эду­ев вос­ста­ние при­об­ре­ло боль­ший раз­мах, посколь­ку их общи­на была могу­ще­ствен­нее и воен­ные силы для ее усми­ре­ния нахо­ди­лись гораз­до даль­ше. Глав­ный город это­го пле­ме­ни Авгу­сто­дун захва­ты­ва­ет­ся воору­жен­ны­ми тол­па­ми Сакро­ви­ра, рас­счи­ты­вав­ше­го увлечь за собой обу­чав­ших­ся там юно­шей из вид­ней­ших галль­ских родов⁵⁴, и, рас­по­ла­гая таки­ми залож­ни­ка­ми, — их отцов и роди­чей; в этих целях он раз­да­ет моло­де­жи тай­но изго­тов­лен­ное ору­жие. (2) Все­го у него набра­лось сорок тысяч, из кото­рых одна пятая име­ла ору­жие рим­ско­го образ­ца, а у осталь­ных были толь­ко рога­ти­ны, ножи и про­чее воору­же­ние, каким поль­зу­ют­ся охот­ни­ки. (3) К ним были добав­ле­ны пред­на­зна­чен­ные для гла­ди­а­тор­ских игр рабы, по обы­чаю пле­ме­ни обла­чен­ные в сплош­ные желез­ные латы, так назы­ва­е­мые круп­пел­ла­рии⁵⁵, мало­при­год­ные для напа­де­ния, но зато неуяз­ви­мые для нано­си­мых вра­гом уда­ров. (4) Чис­лен­ность этих пол­чищ непре­рыв­но рос­ла и бла­го­да­ря при­то­ку про­ник­ну­тых тем же рве­ни­ем из еще не при­мкнув­ших откры­то к вос­став­шим сосед­них пле­мен, и вслед­ствие сопер­ни­че­ства меж­ду рим­ски­ми вое­на­чаль­ни­ка­ми, спо­рив­ши­ми о том, кому из них воз­глав­лять руко­вод­ство воен­ны­ми дей­стви­я­ми, пока отяг­чен­ный ста­ро­стью Вар­рон не усту­пил пол­но­му сил и реши­мо­сти Силию.

44. А в Риме меж­ду тем рас­про­стра­нил­ся слух, что вос­ста­ли не толь­ко тре­ве­ры и эдуи, но все шесть­де­сят четы­ре галль­ские общи­ны⁵⁶, что они объ­еди­ни­лись с гер­ман­ца­ми, что Испа­ния нена­деж­на, и все это, как обыч­но быва­ет, встре­ча­ло веру и пре­уве­ли­чи­ва­лось мол­вою. (2) Всех бла­го­мыс­ля­щих эти изве­стия огор­чи­ли и напол­ни­ли тре­во­гой за госу­дар­ство; но мно­гие из нена­ви­сти к суще­ству­ю­ще­му поряд­ку и жаж­ды пере­мен, невзи­рая на то, что сами под­вер­га­лись опас­но­сти, были ими обра­до­ва­ны и бра­ни­ли Тибе­рия, про­дол­жав­ше­го при таком рас­строй­стве в делах углуб­лять­ся в наве­ты донос­чи­ков. (3) Или, быть может, и Сакро­вир пред­станет пред сена­том за оскорб­ле­ние вели­чия? Нашлись, нако­нец, мужи, кото­рые силой ору­жия поло­жат пре­дел кро­во­жад­ным посла­ни­ям прин­цеп­са. (4) Пусть уж луч­ше вой­на, чем столь жал­кий мир. Но Тибе­рий тем упор­нее хра­нил пол­ней­шую невоз­му­ти­мость и, не сме­нив ни место­пре­бы­ва­ния, ни выра­же­ния лица, ни в чем не нару­шил в те дни при­выч­но­го обра­за жиз­ни, то ли от скрыт­но­сти нра­ва, то ли уста­но­вив, что опас­ность не столь зна­чи­тель­на и во вся­ком слу­чае мень­ше, чем изоб­ра­жа­ет мол­ва.

45. Тем вре­ме­нем Силий, выслав впе­ред отряд вспо­мо­га­тель­ных войск, а сам, насту­пая с дву­мя леги­о­на­ми, опу­сто­ша­ет окру­га сек­ва­нов, оби­тав­ших в погра­нич­ной мест­но­сти — по сосед­ству с эду­я­ми, заод­но с кото­ры­ми они взя­лись за ору­жие. (2) Затем стре­ми­тель­ным брос­ком он про­дви­га­ет­ся к Авгу­сто­ду­ну — его знач­ко­нос­цы сорев­ну­ют­ся друг с дру­гом в усер­дии, рядо­вые вои­ны тре­бу­ют не устра­и­вать обыч­ных при­ва­лов и не рас­по­ла­гать­ся ноча­ми на отдых: лишь бы они уви­де­ли пред собою про­тив­ни­ка и были заме­че­ны им — это­го доста­точ­но для побе­ды. (3) Нако­нец, в откры­том поле, у две­на­дца­то­го мили­а­рия, пока­зал­ся Сакро­вир со сво­и­ми пол­чи­ща­ми. Впе­ре­ди он поста­вил лат­ни­ков, с боков — пра­виль­ные когор­ты, сза­ди — тол­пу кое-как воору­жен­ных. Сопро­вож­да­е­мый при­бли­жен­ны­ми, он объ­ез­жал на стат­ном коне ряды сво­е­го вой­ска (4) и гово­рил о былой сла­ве гал­лов, о пора­же­ни­ях, кото­рые они неко­гда нанес­ли рим­ля­нам, о том, как почет­на для побе­ди­те­лей отво­е­ван­ная ими сво­бо­да и насколь­ко неснос­нее раб­ство для побеж­ден­ных вто­рич­но.

46. Но речи эти были недол­ги­ми и не вызва­ли оду­шев­ле­ния: на эду­ев надви­га­лись в бое­вом строю леги­о­ны; и неопыт­ные в воен­ном деле, не про­шед­шие ника­кой выуч­ки горо­жане отда­ва­ли свое зре­ние и слух толь­ко это­му. (2) Напро­тив, Силий, хотя зара­нее усво­ен­ная уве­рен­ность в побе­де дела­ла излиш­ни­ми вся­кие уве­ща­ния, тем не менее вос­кли­цал, что им, побе­ди­те­лям гер­ман­цев, долж­но казать­ся зазор­ным, что их ведут про­тив таких вра­гов, како­вы гал­лы. (3) «Недав­но одна когор­та раз­гро­ми­ла туро­нов, одно кон­ное под­раз­де­ле­ние — тре­ве­ров, несколь­ко кон­ных отря­дов это­го само­го вой­ска — сек­ва­нов. (4) Чем эдуи бога­че день­га­ми, чем боль­ше пре­да­ют­ся они удо­воль­стви­ям, тем менее рвут­ся в бой. Рази­те же их, но ока­зы­вай­те поща­ду бегу­щим». (5) В ответ на это раз­да­лись гром­кие кли­ки, и кон­ни­ца, обой­дя непри­я­те­ля, уда­ри­ла на него сза­ди, пехо­та бро­си­лась на перед­них; не замеш­ка­лись и дей­ство­вав­шие на флан­гах. (6) Раз­гром эду­ев несколь­ко задер­жа­ли лат­ни­ки, так как их доспе­хи не под­да­ва­лись ни копьям, ни мечам; впро­чем, вои­ны, схва­тив­шись за секи­ры и кир­ки, как если бы они руши­ли сте­ну, ста­ли пора­жать ими бро­ню и тела; дру­гие при помо­щи кольев и вил вали­ли эти тяже­лые глы­бы, и они, слов­но мерт­вые, про­дол­жа­ли лежать на зем­ле, не делая ни малей­ших уси­лий под­нять­ся. (7) Сакро­вир сна­ча­ла напра­вил­ся в Авгу­сто­дун, а затем, опа­са­ясь выда­чи рим­ля­нам, с наи­бо­лее пре­дан­ны­ми при­вер­жен­ца­ми — в ближ­нюю заго­род­ную усадь­бу. Там он пора­зил себя сво­ею рукой, а осталь­ные — прон­зив насмерть друг дру­га. Подо­жжен­ная усадь­ба сго­ре­ла, и огонь погло­тил их тела.

47. Толь­ко тогда, нако­нец, Тибе­рий напи­сал сена­ту о воз­ник­но­ве­нии и завер­ше­нии вой­ны; он сооб­щил все, как оно было, ниче­го не уба­вив и ниче­го не при­ба­вив: одер­жа­ли верх вер­ность и доб­лесть лега­тов и его ука­за­ния. (2) При­во­дя тут же при­чи­ны, поче­му ни он, ни Друз не отпра­ви­лись на эту вой­ну, он пре­воз­но­сил вели­чие Рим­ской дер­жа­вы и заяв­лял, что прин­цеп­сам не при­ста­ло, если взбун­ту­ют­ся одно-два пле­ме­ни…⁵⁷ поки­нув город, отку­да осу­ществ­ля­ет­ся руко­вод­ство всем госу­дар­ством. (3) Но теперь, посколь­ку его побуж­да­ет к это­му не тре­во­га, а дру­гие сооб­ра­же­ния, он выедет в Гал­лию, дабы на месте озна­ко­мить­ся с поло­же­ни­ем дел и наве­сти поря­док. Сена­то­ры поста­но­ви­ли дать обе­ты ради бла­го­по­луч­но­го его воз­вра­ще­ния, а так­же устро­ить молеб­ствия и все при­ня­тое в подоб­ных слу­ча­ях. (4) Толь­ко Дола­бел­ла Кор­не­лий, стре­мясь пре­взой­ти осталь­ных и дой­дя в сво­ей лести до пол­ней­шей несо­об­раз­но­сти, пред­ло­жил назна­чить Тибе­рию, кото­ро­му пред­сто­я­ло при­быть из Кам­па­нии, ова­цию⁵⁸ при въез­де в Рим. В ответ­ном пись­ме Цезарь писал, что он не так уж бес­сла­вен, (5) чтобы после поко­ре­ния столь­ких неукро­ти­мых наро­дов, столь­ких отпразд­но­ван­ных в моло­до­сти три­ум­фов и столь­ких, от кото­рых он отка­зал­ся, доби­вать­ся уже в пожи­лом воз­расте необос­но­ван­ной награ­ды за заго­род­ную поезд­ку.

48. Тогда же он пове­лел сена­ту отме­тить смерть Суль­пи­ция Кви­ри­ния устрой­ством ему тор­же­ствен­ных похо­рон на государ­ствен­ный счет. (2) Этот Кви­ри­ний, про­ис­хо­дя из горо­да Лану­вия, не при­над­ле­жал к древ­не­му пат­ри­ци­ан­ско­му роду Суль­пи­ци­ев, но, отли­чив­шись на воен­ной служ­бе и рев­ност­ным испол­не­ни­ем воз­ла­га­е­мых на него обя­зан­но­стей, был удо­сто­ен при боже­ствен­ном Авгу­сте кон­суль­ства, а позд­нее, овла­дев в Кили­кии кре­по­стя­ми гомо­на­дов, — три­ум­фаль­ных отли­чий и был дан в руко­во­ди­те­ли и совет­ни­ки управ­ляв­ше­му Арме­ни­ей Гаю Цеза­рю. (3) К тому же он ока­зы­вал вни­ма­ние Тибе­рию в быт­ность того на Родо­се. Сооб­щив тогда обо всем этом в сена­те, прин­цепс пре­воз­но­сил похва­ла­ми Кви­ри­ния за его пре­ду­пре­ди­тель­ность лич­но к нему и вся­че­ски попре­кал Мар­ка Лол­лия, винов­но­го, по его сло­вам, в воз­буж­де­нии про­тив него Гая Цеза­ря и в их раз­но­гла­си­ях. (4) У всех про­чих Кви­ри­ний, одна­ко, не оста­вил по себе доб­рой памя­ти из-за пре­сле­до­ва­ний, кото­рым, как я упо­ми­нал, он под­верг Лепи­ду, а так­же за его ска­ред­ность и все­мо­гу­ще­ство в ста­ро­сти.

49. В кон­це года рим­ско­го всад­ни­ка Клу­то­рия При­с­ка донос­чик обви­нил в том, что, пожа­ло­ван­ный Цеза­рем денеж­ным даром за про­слав­лен­ные сти­хи, в кото­рых опла­ки­ва­лась кон­чи­на Гер­ма­ни­ка, он во вре­мя болез­ни Дру­за сочи­нил новые, чтобы в слу­чае его смер­ти пре­дать их глас­но­сти и полу­чить еще боль­шее воз­на­граж­де­ние. (2) Это Клу­то­рий яко­бы обро­нил из тще­сла­вия в доме Пуб­лия Пет­ро­ния перед его тещей Вител­ли­ей и мно­ги­ми знат­ны­ми жен­щи­на­ми. (3) Когда раз­нес­лась весть об этом доно­се, осталь­ные со стра­ху под­твер­ди­ли его; (4) лишь Вител­лия реши­тель­но заяви­ла, что ниче­го не слы­ша­ла. Но тем, чьи сви­де­тель­ства навле­ка­ли на Клу­то­рия гибель, было дано боль­ше веры, и избран­ный кон­су­лом на сле­ду­ю­щий срок Гате­рий Агрип­па пред­ло­жил при­го­во­рить под­су­ди­мо­го к выс­ше­му нака­за­нию.

50. Про­тив это­го сле­ду­ю­щим обра­зом выска­зал­ся Маний Лепид: «Если мы ста­нем, отцы сена­то­ры, исхо­дить лишь из того, сколь нече­сти­вы­ми сло­ва­ми Клу­то­рий Приск осквер­нил свою душу и слух людей, то для него мало и тюрь­мы, и пет­ли, и даже тех пыток, кото­рым под­вер­га­ют рабов. (2) Но если для нече­стия и пре­ступ­ле­ний не суще­ству­ет пре­де­ла, а в нака­за­ни­ях и сред­ствах воз­дей­ствия его ста­вит уме­рен­ность прин­цеп­са, а так­же при­ме­ры, остав­лен­ные пред­ка­ми и вами сами­ми, рав­но как и раз­ли­чие, суще­ству­ю­щее меж­ду вздор­ным и зло­на­ме­рен­ным, меж­ду сло­ва­ми и зло­де­я­ни­я­ми, то здесь умест­но выне­сти при­го­вор, кото­рый не оста­вил бы вины Клу­то­рия без­на­ка­зан­ной и вме­сте с тем не дал бы нам осно­ва­ний рас­ка­и­вать­ся ни в его мяг­ко­сти, ни в чрез­мер­ной суро­во­сти. (3) Я не раз слы­шал, как наш прин­цепс выра­жал сожа­ле­ние, если кто пре­ду­пре­ждал само­убий­ством его мило­сер­дие. (4) Жизнь Клу­то­рия в наших руках; если она будет нами сохра­не­на, от это­го не вос­по­сле­ду­ет опас­но­сти для госу­дар­ства, если отня­та, никто в этом не почерпнет для себя нази­да­ния. (5) Его стрем­ле­ния столь же испол­не­ны безу­мия, сколь­ко сует­ны и ничтож­ны; и нель­зя боять­ся чего-либо важ­но­го и суще­ствен­но­го со сто­ро­ны чело­ве­ка, кото­рый сам раз­гла­ша­ет свои соб­ствен­ные про­ступ­ки и жаж­дет пле­нить серд­ца не мужей, но без­воль­ных и сла­бых жен­щин. (6) Итак, пусть он покинет Рим, пусть его иму­ще­ство будет взя­то в каз­ну, а сам он лишен воды и огня; я гово­рю это, пред­по­ла­гая, что он под­верг­нет­ся осуж­де­нию по зако­ну об оскорб­ле­нии вели­чия»⁵⁹.

51. Из быв­ших кон­су­лов Лепи­да под­дер­жал толь­ко Рубел­лий Бланд; осталь­ные согла­си­лись с при­го­во­ром Агрип­пы; Приск был тут же отправ­лен в тюрь­му и немед­лен­но по при­бы­тии туда умерщ­влен. (2) Тибе­рий как обыч­но в дву­смыс­лен­ных выра­же­ни­ях попе­нял за это сена­ту, одновре­мен­но пре­воз­но­ся пре­дан­ность тех, кто бес­по­щад­но кара­ет даже за мало­важ­ные оскорб­ле­ния прин­цеп­са, и пори­цая столь поспеш­ное нака­за­ние толь­ко лишь за сло­ва, хва­лил Лепи­да, но не осуж­дал и Агрип­пы. (3) В ито­ге было при­ня­то сенат­ское поста­нов­ле­ние, пред­пи­сы­вав­шее пере­да­вать в каз­на­чей­ство⁶⁰ при­го­во­ры сена­та лишь по исте­че­нии деся­ти дней после их выне­се­ния и тем самым про­дле­вав­шее на такой же срок жизнь осуж­ден­но­го. Но ни сенат не рас­по­ла­гал воз­мож­но­стью менять свои при­го­во­ры, ни Тибе­рий в преду­смот­рен­ное для это­го вре­мя не смяг­чал нака­за­ния.

52. Затем после­до­ва­ло кон­суль­ство Гая Суль­пи­ция и Деци­ма Гате­рия; в этом году во внеш­них делах не про­изо­шло ника­ких ослож­не­ний, но в самом Риме ста­ли боять­ся стро­го­стей про­тив рос­ко­ши, кото­рая без­удерж­но рас­про­стра­ня­лась по всем путям рас­то­чи­тель­ства. (2) Иные рас­хо­ды, сколь бы огром­ны­ми они ни были, уда­ва­лось ута­и­вать, чаще все­го при­умень­шая цены, но что каса­ет­ся трат на чре­во­уго­дие и рас­пут­ство, то о них посто­ян­но тол­ко­ва­ли в наро­де, и это вызва­ло опа­се­ния, как бы прин­цепс кру­то не повер­нул к ста­рин­ной береж­ли­во­сти. (3) И вот по почи­ну Гая Бибу­ла и осталь­ные эди­лы заго­во­ри­ли о том, что закон об издерж­ках⁶¹ никем ни во что не ста­вит­ся, что недоз­во­лен­ные цены на съест­ные при­па­сы повы­ша­ют­ся с каж­дым днем, что обыч­ны­ми мера­ми их рост не оста­но­вить; обсу­див этот вопрос, сена­то­ры пере­да­ли его цели­ком на усмот­ре­ние прин­цеп­са. (4) Тибе­рий, тща­тель­но взве­сив в сво­их раз­мыш­ле­ни­ях, мож­но ли обуз­дать столь рас­про­стра­нив­ши­е­ся стра­сти и не при­не­сет ли их обуз­да­ние еще боль­ший вред госу­дар­ству, к лицу ли ему брать­ся за то, чего он или не добьет­ся, или, если добьет­ся, то навле­чет позор и бес­че­стие на про­слав­лен­ных и почтен­ных мужей, нако­нец, соста­вил пись­мо к сена­ту, в кото­ром гово­рил сле­ду­ю­щее.

53. «Быть может, отцы сена­то­ры, при рас­смот­ре­нии дру­гих дел было бы полез­нее, если бы я выслу­ши­вал ваши вопро­сы, лич­но при­сут­ствуя сре­ди вас, и гово­рил тут же о том, что по-мое­му нуж­но для обще­го бла­га. Но при обсуж­де­нии это­го дела мне было луч­ше отсут­ство­вать, дабы я не видел сво­и­ми гла­за­ми и в неко­то­ром роде не ловил с полич­ным тех отдель­ных сена­то­ров, кото­рых вы осуж­да­е­те за постыд­ную рос­кошь и на чьи лица и чей испуг вы бы ука­зы­ва­ли мне ваши­ми взгля­да­ми. (2) И если бы рев­ност­ные мужи эди­лы пред­ва­ри­тель­но спро­си­ли меня о моем мне­нии, то, пожа­луй, я ско­рее посо­ве­то­вал бы им предо­ста­вить эти могу­ще­ствен­ные и уко­ре­нив­ши­е­ся поро­ки самим себе, чем вести с ними борь­бу, чтобы в кон­це кон­цов обна­ру­жить пред все­ми, с каки­ми позор­ны­ми недо­стат­ка­ми мы не в состо­я­нии спра­вить­ся. (3) Эди­лы, разу­ме­ет­ся, посту­пи­ли соот­вет­ствен­но сво­е­му дол­гу, и я хотел бы, чтобы все про­чие маги­стра­ты столь же усерд­но отправ­ля­ли свои обя­зан­но­сти; но что каса­ет­ся меня, то мне неудоб­но мол­чать и вме­сте с тем затруд­ни­тель­но выска­зать­ся: ведь я не обле­чен пол­но­мо­чи­я­ми эди­ла, пре­то­ра или кон­су­ла. (4) От прин­цеп­са тре­бу­ет­ся нечто боль­шее и более выда­ю­ще­е­ся, и, если вся­кий снис­ки­ва­ет одоб­ре­ние за доб­ро­со­вест­но выпол­нен­ные дела, про­ма­хи всех вме­ня­ют­ся в вину ему одно­му. (5) С чего мне начать? Что запре­тить или огра­ни­чить, воз­вра­ща­ясь к преж­ним обы­ча­ям? Огром­ные раз­ме­ры заго­род­ных домов? Чис­ло рабов и их при­над­леж­ность к мно­же­ству раз­лич­ных пле­мен? Вес золо­той и сереб­ря­ной утва­ри? Чуде­са, создан­ные в брон­зе, и на кар­ти­нах? Оди­на­ко­вые оде­я­ния муж­чин и жен­щин⁶² или при­стра­стия одних толь­ко жен­щин, веду­щие к тому, что ради дра­го­цен­ных кам­ней наши состо­я­ния ухо­дят к чужим или даже враж­деб­ным наро­дам?

54. Мне извест­но, что на пирах и в дру­же­ских собра­ни­ях воз­му­ща­ют­ся этой непо­мер­ною рос­ко­шью и тре­бу­ют, чтобы ей был поло­жен пре­дел; но если бы кто-нибудь издал в этих целях закон и опре­де­лил в нем нака­за­ния, те же самые люди ста­ли бы вопить, что нис­про­вер­га­ют­ся обще­ствен­ные устои, что вся­ко­му наи­бо­лее выда­ю­ще­му­ся при­уго­тов­ля­ет­ся гибель и что никто не ограж­ден от опас­но­сти быть обви­нен­ным. (2) И подоб­но тому как заста­ре­лые и с дав­них пор укреп­ляв­ши­е­ся неду­ги наше­го тела не пре­сечь ина­че, как силь­но дей­ству­ю­щи­ми и суро­вы­ми лечеб­ны­ми мера­ми, так и раз­вра­щен­ная и одновре­мен­но раз­вра­ща­ю­щая, боль­ная и пыла­ю­щая в горяч­ке душа долж­на быть обуз­да­на сред­ства­ми, не менее мощ­ны­ми, чем рас­па­лив­шие ее стра­сти. (3) Столь­ко зако­нов, вве­ден­ных наши­ми пред­ка­ми, столь­ко обна­ро­до­ван­ных боже­ствен­ным Авгу­стом, утра­тив вся­кую силу, одни — из-за того, что забы­ты, дру­гие — что еще постыд­нее — из пре­не­бре­же­ния к ним, еще боль­ше укре­пи­ли в при­вер­жен­ных рос­ко­ши само­уве­рен­ность и без­за­бот­ность. (4) Ибо, желая того, что пока не запрет­но, опа­са­ешь­ся, как бы на него не был нало­жен запрет, но, без­на­ка­зан­но пре­сту­пив грань поз­во­лен­но­го, забы­ва­ешь и страх, и совесть. (5) Поче­му неко­гда гос­под­ство­ва­ла береж­ли­вость? Пото­му что каж­дый сам себя огра­ни­чи­вал, пото­му что мы были граж­да­на­ми лишь одно­го горо­да и, власт­вуя в пре­де­лах Ита­лии, не зна­ли мно­гих одоле­ва­ю­щих нас ныне соблаз­нов. Но, побе­див внеш­них вра­гов, мы научи­лись без­удерж­но рас­то­чать чужое, а в меж­до­усо­би­цах — и свое соб­ствен­ное. (6) Одна­ко сколь незна­чи­тель­но зло, о кото­ром напо­ми­на­ют эди­лы! Какой без­де­ли­цей мы долж­ны его счесть, если взгля­нем на все осталь­ное! А ведь никто, к сожа­ле­нию, не докла­ды­ва­ет сена­ту, что Ита­лия посто­ян­но нуж­да­ет­ся в помо­щи со сто­ро­ны, что жизнь рим­ско­го наро­да все­час­но зави­сит от пре­врат­но­стей моря и бурь⁶³ (7) и что, не под­дер­жи­вай про­вин­ции сво­и­ми излиш­ка­ми и гос­под, и рабов, и самые паш­ни, нам при­шлось бы ожи­дать про­пи­та­ния от сво­их уве­се­ли­тель­ных садов и вилл. (8) Вот какая забо­та, отцы сена­то­ры, неиз­мен­но отя­го­ща­ет прин­цеп­са, и, если она будет остав­ле­на, ничто не смо­жет спа­сти госу­дар­ство. (9) Осталь­но­му долж­но помочь исце­ле­ние самих душ; так пусть же нас изме­нит к луч­ше­му ощу­ще­ние меры доз­во­лен­но­го, бед­ня­ков — нуж­да, бога­чей — пре­сы­ще­ние. (10) И если кто из выс­ших долж­ност­ных лиц обе­ща­ет такое усер­дие и такую твер­дость, что для него будет посиль­ным всту­пить в борь­бу с рос­ко­шью, я воз­дам ему похва­лу и при­зна­юсь, что он сни­ма­ет с меня часть мое­го бре­ме­ни; (11) но если они поже­ла­ют под­верг­нуть поро­ки лишь сло­вес­но­му биче­ва­нию, а затем, добыв этим сла­ву, оста­вят мне рас­при, то поверь­те, отцы сена­то­ры, и я так­же не хочу попре­ков; мирясь с ними, тягост­ны­ми и по боль­шей части неспра­вед­ли­вы­ми, в делах государ­ствен­ной важ­но­сти, я по пра­ву про­шу изба­вить меня от пустых и бес­плод­ных, не воз­ме­ща­е­мых поль­зой ни для меня, ни для вас».

55. По про­чте­нии пись­ма Цеза­ря с эди­лов была сня­та эта забо­та, и само собой посте­пен­но изжи­ло себя сопер­ни­че­ство в рос­ко­ши пир­ше­ствен­ных сто­лов, погло­щав­шей огром­ные сред­ства на про­тя­же­нии целых ста лет после бит­вы при Акции и вплоть до воору­жен­но­го пере­во­ро­та, отдав­ше­го вер­хов­ную власть Сер­вию Галь­бе⁶⁴. (2) Мне хочет­ся выяс­нить при­чи­ны это­го изме­не­ния в оби­хо­де. Бога­тые и знат­ные или осо­бен­но зна­ме­ни­тые семьи с дав­них пор были вле­ко­мы к показ­но­му блес­ку. (3) Ибо в те вре­ме­на еще не воз­бра­ня­лось бла­го­де­тель­ство­вать про­сто­му наро­ду, союз­ни­кам и под­власт­ным нам цар­ствам и быть почи­та­е­мым ими. И чем боль­ше кто-либо выде­лял­ся богат­ством, вели­ко­ле­пи­ем дома и пыш­но­стью его внут­рен­не­го убран­ства, тем боль­ший почет окру­жал его имя и тем боль­ше имел он кли­ен­тов. Но после того как нача­ли сви­реп­ство­вать каз­ни и гром­кая сла­ва ста­ла неми­ну­е­мо вести к гибе­ли, осталь­ные бла­го­ра­зум­но при­тих­ли и зата­и­лись. (4) Вме­сте с тем все чаще допус­кав­ши­е­ся в сенат новые люди из муни­ци­пи­ев, коло­ний и даже про­вин­ций при­нес­ли с собою при­выч­ную им береж­ли­вость, и хотя мно­гие сре­ди них бла­го­да­ря уда­че или усер­дию к ста­ро­сти при­об­ре­та­ли богат­ство, они сохра­ня­ли тем не менее преж­ние склон­но­сти. (5) Но боль­ше все­го спо­соб­ство­вал воз­вра­ще­нию к про­сто­те нра­вов дер­жав­ший­ся ста­рин­но­го обра­за жиз­ни Вес­па­си­ан. Угод­ли­вость по отно­ше­нию к прин­цеп­су и стрем­ле­ние пре­взой­ти его в непри­тя­за­тель­но­сти ока­за­лись силь­нее уста­нов­лен­ных зако­на­ми нака­за­ний и устра­ше­ний. (6) Впро­чем, быть может, все­му суще­ству­ю­ще­му свой­ствен­но некое кру­го­вое дви­же­ние, и как воз­вра­ща­ют­ся те же вре­ме­на года, так обсто­ит и с нра­ва­ми; не все было луч­ше у наших пред­ше­ствен­ни­ков, кое-что похваль­ное и заслу­жи­ва­ю­щее под­ра­жа­ния потом­ков при­нес и наш век. Так пусть же это бла­го­род­ное сорев­но­ва­ние с пред­ка­ми будет у нас непре­рыв­ным!

56. Поста­вив пре­дел пото­ку доно­сов и тем при­об­ре­тя сла­ву уме­рен­но­сти, Тибе­рий направ­ля­ет сена­ту пись­мо, в кото­ром про­сит о предо­став­ле­нии Дру­зу три­бун­ской вла­сти. (2) Это наиме­но­ва­ние было при­ду­ма­но Авгу­стом для обо­зна­че­ния выс­шей вла­сти: не желая назы­вать­ся царем или дик­та­то­ром, он, одна­ко, хотел выде­лять­ся сре­ди маги­стра­тов каким-нибудь титу­лом. (3) Позд­нее он избрал себе сото­ва­ри­щем в этой вла­сти Мар­ка Агрип­пу, а после его кон­чи­ны — Тибе­рия Неро­на⁶⁵, дабы не оста­ва­лось неяс­но­сти, кого он назна­чил сво­им пре­ем­ни­ком. (4) Он счи­тал, что бла­го­да­ря это­му будут рас­се­я­ны зло­на­ме­рен­ные надеж­ды дру­гих; вме­сте с тем он был уве­рен в пре­дан­но­сти Неро­на и непо­ко­ле­би­мо­сти соб­ствен­но­го вели­чия. (5) И вот, руко­вод­ству­ясь этим при­ме­ром, Тибе­рий раз­де­лил с Дру­зом вер­хов­ную власть, тогда как при жиз­ни Гер­ма­ни­ка выбор меж­ду ними остав­лял нере­шен­ным. (6) Начав пись­мо с прось­бы богам обра­тить его замы­сел ко бла­гу рес­пуб­ли­ки, он, в сдер­жан­ных выра­же­ни­ях и ниче­го не пре­уве­ли­чи­вая, обри­со­вал нра­вы моло­до­го чело­ве­ка. (7) У него есть жена и трое детей, и он в том же воз­расте, в каком сам Тибе­рий был при­зван боже­ствен­ным Авгу­стом к несе­нию тех же обя­зан­но­стей. (8) И теперь не поспеш­но и необ­ду­ман­но, но после вось­ми­лет­не­го испы­та­ния, после того как Друз пода­вил мяте­жи и успеш­но завер­шил вой­ны, он при­вле­ка­ет его, три­ум­фа­то­ра и два­жды кон­су­ла, к соуча­стию в хоро­шо зна­ко­мых ему тру­дах.

57. Сена­то­ры пред­ви­де­ли это обра­ще­ние прин­цеп­са, и поэто­му тем более тон­кой была их лесть. (2) И все-таки они ниче­го не при­ду­ма­ли, кро­ме обыч­ных поста­нов­ле­ний об изоб­ра­же­ни­ях прин­цеп­сов, жерт­вен­ни­ках богам, хра­мах, арках и тому подоб­ном; толь­ко Марк Силан изыс­кал для прин­цеп­сов новые поче­сти в ума­ле­нии кон­суль­ско­го досто­ин­ства и внес пред­ло­же­ние выстав­лять на обще­ствен­ных и част­ных стро­е­ни­ях, в слу­чае ука­за­ния на них памят­ной даты, име­на не кон­су­лов, но тех, кто обле­чен три­бун­скою вла­стью. (3) Но когда ста­рик Квинт Гате­рий выра­зил поже­ла­ние, чтобы сенат­ские поста­нов­ле­ния это­го дня были начер­та­ны золо­ты­ми бук­ва­ми в курии, это вызва­ло насмеш­ки, ибо един­ствен­ной награ­дой, кото­рую он мог ожи­дать, было бес­сла­вие низ­кой лести.

58. Так как Юнию Бле­зу тогда же были про­дле­ны пол­но­мо­чия на управ­ле­ние Афри­кой, фла­мин Юпи­те­ра Сер­вий Малу­гин­ский потре­бо­вал предо­ста­вить ему про­вин­цию Азию⁶⁶, утвер­ждая, что рас­про­стра­нен­ное мне­ние, буд­то фла­ми­нам не доз­во­ле­но поки­дать Ита­лию, лише­но осно­ва­ний и что у него те же пра­ва, какие у фла­ми­нов Мар­са или Кви­ри­на; а если они управ­ля­ют про­вин­ци­я­ми, то поче­му не допус­кать к тому же фла­ми­нов Юпи­те­ра? Нет об этом поста­нов­ле­ний народ­ных собра­ний, ниче­го тако­го не най­ти и в обря­до­вых кни­гах. (2) Неред­ко, если фла­ми­ну пре­пят­ство­ва­ли болезнь или государ­ствен­ные обя­зан­но­сти, жерт­вы Юпи­те­ру за него при­но­си­ли пон­ти­фи­ки. В тече­ние семи­де­ся­ти пяти лет после смер­ти Кор­не­лия Меру­лы никто не был избран на его место, и тем не менее свя­щен­но­дей­ствия не пре­ры­ва­лись⁶⁷. (3) Если столь­ко лет мож­но было вовсе не изби­рать фла­ми­на Юпи­те­ра без ущер­ба для рели­гии, то не намно­го ли лег­че допу­стить, чтобы фла­мин Юпи­те­ра отбыл на один год для выпол­не­ния про­кон­суль­ских обя­зан­но­стей? (4) Неко­гда из-за лич­ных раз­до­ров вели­кие пон­ти­фи­ки вос­пре­ща­ли фла­ми­нам Юпи­те­ра отправ­лять­ся в про­вин­цию, но теперь, по мило­сти богов, вер­хов­ный гла­ва пон­ти­фи­ков — вме­сте с тем и вер­хов­ный гла­ва людей⁶⁸, и он выше сопер­ни­че­ства, нена­ви­сти и лич­ных при­стра­стий.

59. Сер­вию воз­ра­жа­ли, при­во­дя раз­лич­ные дово­ды, авгур Лен­тул и дру­гие сена­то­ры, и вви­ду это­го было реше­но подо­ждать, что ска­жет вели­кий пон­ти­фик⁶⁹. (2) Тибе­рий, отка­зав­шись зани­мать­ся вопро­сом о пра­вах фла­ми­нов, несколь­ко огра­ни­чил сенат­ские поста­нов­ле­ния о тор­же­ствах по пово­ду предо­став­ле­ния Дру­зу три­бун­ской вла­сти и осо­бен­но пори­цал неумест­ность пред­ло­же­ния о золо­тых бук­вах, про­ти­во­ре­ча­ще­го обы­ча­ям пред­ков. (3) Было так­же огла­ше­но посла­ние Дру­за, и, хотя оно было скром­ным, сена­то­ры сочли его про­яв­ле­ни­ем вели­чай­шей над­мен­но­сти: низ­ко пали нра­вы, если удо­сто­ен­ный такой чести моло­дой чело­век не жела­ет посе­тить богов Рима, пока­зать­ся в сена­те и хотя бы начать на зем­ле отцов свое новое попри­ще. (4) Как буд­то идет вой­на или он задер­жи­ва­ет­ся где-нибудь на краю све­та, а не объ­ез­жа­ет сей­час побе­ре­жье и озе­ра Кам­па­нии! (5) Вот чему учат руко­во­ди­те­ли рода люд­ско­го, вот что он преж­де все­го усво­ил из сове­тов отца! (6) Пусть пре­ста­ре­ло­го импе­ра­то­ра тяго­тит лице­зре­ние граж­дан, пусть он ссы­ла­ет­ся на пре­клон­ный воз­раст и свер­шен­ные им тру­ды; но что за поме­хи у Дру­за, кро­ме высо­ко­ме­рия?

60. Неуклон­но укреп­ляя еди­но­вла­стие, Тибе­рий остав­лял, одна­ко, сена­ту види­мость его было­го вели­чия и отсы­лал с этой целью на его рас­смот­ре­ние воз­буж­да­е­мые про­вин­ци­я­ми хода­тай­ства. (2) Ибо в гре­че­ских горо­дах уча­ща­лись слу­чаи ничем не стес­ня­е­мо­го свое­во­лия в опре­де­ле­нии мест, слу­жив­ших убе­жи­ща­ми⁷⁰: хра­мы были запол­не­ны наи­худ­ши­ми из рабов; там же нахо­ди­ли при­ют и защи­ту пре­сле­ду­е­мые заи­мо­дав­ца­ми долж­ни­ки и подо­зре­ва­е­мые в зло­де­я­ни­ях, нака­зу­е­мых смерт­ною каз­нью, (3) и нигде не было доста­точ­но силь­ной вла­сти, спо­соб­ной спра­вить­ся с бес­чин­ством наро­да, обе­ре­гав­ше­го заяд­лых пре­ступ­ни­ков под пред­ло­гом почи­та­ния богов. (4) Поэто­му сенат пове­лел горо­дам при­слать пред­ста­ви­те­лей с под­твер­жде­ни­ем сво­их прав. (5) Неко­то­рые горо­да доб­ро­воль­но отка­за­лись от неза­кон­но при­сво­ен­ных прав, дру­гие рас­счи­ты­ва­ли на ста­рин­ные суе­ве­рия и на свои заслу­ги перед рим­ским наро­дом. (6) И пре­крас­ное зре­ли­ще являл собою сенат в день рас­смот­ре­ния даро­ван­ных наши­ми пред­ка­ми при­ви­ле­гий, дого­во­ров с союз­ни­ка­ми, ука­зов царей, кото­рые власт­во­ва­ли еще до уста­нов­ле­ния вла­ды­че­ства рим­лян, и самих рели­ги­оз­ных пре­да­ний, сво­бод­но, как неко­гда, под­твер­ждая их или вно­ся в них изме­не­ния.

61. Пер­вы­ми при­бы­ли в Рим эфес­с­цы, гово­рив­шие о том, что, вопре­ки рас­про­стра­нен­но­му мне­нию, Диа­на⁷¹ и Апол­лон не роди­лись на Дело­се; близ их горо­да есть река Кен­х­рей и роща Орти­гия, где Лато­на, при­сло­нив­шись к суще­ству­ю­щей и поныне оли­ве, раз­ре­ши­лась от бре­ме­ни эти­ми боже­ства­ми; (2) по ука­за­нию богов, эта роща почи­та­ет­ся свя­щен­ною, и в ней, истре­бив кик­ло­пов, спа­сал­ся от гне­ва Юпи­те­ра сам Апол­лон⁷². Позд­нее побе­до­нос­ный отец Либер здесь же про­стил ама­зо­нок, кото­рые моли­ли его о поща­де, при­пав к его жерт­вен­ни­ку⁷³. (3) Изво­ле­ни­ем овла­дев­ше­го Лиди­ей Гер­ку­ле­са почи­та­ние это­го свя­ти­ли­ща воз­рос­ло, не ума­ли­лось оно и при вла­ды­че­стве пер­сов; сохра­ня­ли его маке­до­няне, а затем так­же и мы.

62. За эфесс­ца­ми после­до­ва­ли маг­не­сий­цы, ссы­лав­ши­е­ся на ука­зы Луция Сци­пи­о­на и Луция Сул­лы, из кото­рых пер­вый, раз­бив Антио­ха, а вто­рой — Мит­ри­да­та, воз­на­гра­ди­ли вер­ность и доб­лесть маг­не­сий­цев, объ­явив храм Диа­ны Лев­коф­ри­ны непри­кос­но­вен­ным убе­жи­щем. (2) Жите­ли Афро­ди­си­а­ды, а затем и Стра­то­ни­кеи пред­ста­ви­ли указ дик­та­то­ра Цеза­ря, отме­чав­ший их дав­ние заслу­ги пред его пар­ти­ей, и более позд­ний, издан­ный боже­ствен­ным Авгу­стом, воз­да­вав­шим им похва­лу за непо­ко­ле­би­мую пре­дан­ность рим­ско­му наро­ду, кото­рую они сохра­ни­ли во вре­мя наше­ствия пар­фян. (3) Город Афро­ди­си­а­да отста­и­вал пра­ва хра­ма Вене­ры, а Стра­то­ни­кея — Юпи­те­ра и Три­вии. (4) На еще боль­шую ста­ри­ну опи­ра­лись гиеро­ке­са­рей­цы, утвер­ждав­шие, что их храм Диа­ны Пер­сид­ской⁷⁴ был освя­щен царем Киром; ими же упо­ми­на­лись Пер­пер­на, Исав­рик и име­на дру­гих пол­ко­вод­цев, при­зна­вав­ших пра­ва убе­жи­ща не толь­ко за самим хра­мом, но и на две тыся­чи шагов от него. (5) Далее, кипри­о­ты защи­ща­ли пра­ва трех хра­мов, из кото­рых древ­ней­ший, Пафос­ской Вене­ры⁷⁵, был воз­двиг­нут Аэри­ей, вто­рой, Вене­ры Ама­фунт­ской⁷⁶, — сыном его Ама­фун­том и тре­тий, Юпи­те­ра Сала­мин­ско­го⁷⁷, — Тев­кром, бежав­шим сюда от гне­ва сво­е­го отца Тела­мо­на⁷⁸.

63. Были выслу­ша­ны и пред­ста­ви­те­ли дру­гих горо­дов. Обшир­ность мате­ри­а­лов, тре­бо­вав­ших рас­смот­ре­ния, и горяч­ность пре­ний уто­ми­ли сена­то­ров, (2) и они пору­чи­ли кон­су­лам рас­смот­реть, на чем осно­вы­ва­ют­ся предъ­яв­лен­ные при­тя­за­ния, и затем, ниче­го не решая, сно­ва доло­жить это дело сена­ту. (3) И кон­су­лы доло­жи­ли, что, поми­мо упо­мя­ну­тых мною горо­дов, толь­ко Пер­гам име­ет бес­спор­ное пра­во на убе­жи­ще Эску­ла­пия; осталь­ные же опи­ра­ют­ся на дово­ды, ухо­дя­щие в тем­ную древ­ность. (4) Так, жите­ли Смир­ны гово­рят об ора­ку­ле Апол­ло­на, по пове­ле­нию кото­ро­го они буд­то бы учре­ди­ли свя­ти­ли­ще Вене­ры Стра­то­ни­ки­ды, а тенос­цы — о про­ри­ца­нии того же ора­ку­ла, пред­пи­сав­шем им воз­двиг­нуть ста­тую и храм Неп­ту­на; (5) о более близ­ком к нам вре­ме­ни — жите­ли Сард: пра­во на убе­жи­ще даро­ва­но им побе­ди­те­лем Алек­сан­дром. Столь же упор­но, ссы­ла­ясь на царя Дария, отста­и­ва­ют свои пра­ва милет­цы; но свя­ты­ни у тех и дру­гих оди­на­ко­вы, и почи­та­ют они Диа­ну или Апол­ло­на. (6) Того же доби­ва­ют­ся и кри­тяне для ста­туи боже­ствен­но­го Авгу­ста. (7) И был издан сенат­ский указ, кото­рым с соблю­де­ни­ем пол­но­го ува­же­ния к рели­ги­оз­ным чув­ствам, но и со всею реши­тель­но­стью огра­ни­чи­ва­лось чис­ло убе­жищ; вме­сте с тем было веле­но при­бить в хра­мах мед­ные дос­ки с этим ука­зом, чтобы память о нем сохра­ни­лась наве­ки и чтобы не допу­стить в буду­щем при­кры­ва­ю­щих­ся бла­го­че­сти­ем често­лю­би­вых стрем­ле­ний.

64. Око­ло это­го вре­ме­ни тяже­лая болезнь Юлии Авгу­сты поста­ви­ла прин­цеп­са перед необ­хо­ди­мо­стью пото­ро­пить­ся с воз­вра­ще­ни­ем в Рим, было ли до того согла­сие меж­ду мате­рью и сыном искрен­ним или они пита­ли друг к дру­гу скры­тую непри­язнь. (2) Неза­дол­го до это­го Авгу­ста, освя­щая невда­ле­ке от теат­ра Мар­цел­ла ста­тую боже­ствен­но­го Авгу­ста, поме­сти­ла в над­пи­си имя Тибе­рия после сво­е­го, и счи­та­ли, что, усмот­рев в этом ума­ле­ние сво­е­го вели­чия и оскор­би­тель­ный выпад, он глу­бо­ко зата­ил оби­ду. (3) Меж­ду тем сена­том назна­ча­ют­ся молеб­ствия богам и боль­шие игры, про­ве­де­ние кото­рых воз­ла­га­лось на вер­хов­ных жре­цов, авгу­ров, квин­де­цим­ви­ров, сеп­тем­ви­ров⁷⁹ и кол­ле­гию авгу­ста­лов. (4) Луций Апро­ний пред­ло­жил при­влечь к руко­вод­ству эти­ми игра­ми и феци­а­лов⁸⁰. С воз­ра­же­ни­я­ми ему высту­пил Цезарь, ука­зав, что пра­ва жре­че­ских кол­ле­гий раз­лич­ны, и при­ве­дя при­ме­ры в под­твер­жде­ние это­го; ведь феци­а­лы нико­гда еще не были удо­сто­е­ны столь высо­кой чести. (5) Авгу­ста­лы же при­вле­че­ны лишь пото­му, что они — кол­ле­гия того дома⁸¹, за кото­рый долж­ны выпол­нять­ся обе­ты.

65. Я решил при­во­дить толь­ко те выска­зы­ва­ния в сена­те, кото­рые пред­став­ля­ют­ся мне либо достой­ны­ми вся­че­ской похва­лы, либо при­ме­ча­тель­ны­ми по сво­ей исклю­чи­тель­ной низо­сти, ибо я счи­таю глав­ней­шей обя­зан­но­стью анна­лов сохра­нить память о про­яв­ле­ни­ях доб­ро­де­те­ли и про­ти­во­по­ста­вить бес­чест­ным сло­вам и делам устра­ше­ние позо­ром в потом­стве. (2) А те вре­ме­на были настоль­ко пороч­ны и так отрав­ле­ны гряз­ною лестью, что не толь­ко лица, обле­чен­ные вла­стью, кото­рым, чтобы сохра­нить свое поло­же­ние, необ­хо­ди­мо было угод­ни­чать, но и быв­шие кон­су­лы, и боль­шая часть выпол­няв­ших в про­шлом пре­тор­ские обя­зан­но­сти, и даже мно­гие рядо­вые сена­то­ры напе­ре­бой высту­па­ли с нару­ша­ю­щи­ми вся­кую меру, постыд­ны­ми пред­ло­же­ни­я­ми. (3) Пере­да­ют, что Тибе­рий имел обык­но­ве­ние вся­кий раз, когда поки­дал курию, про­из­но­сить по-гре­че­ски сле­ду­ю­щие сло­ва: «О люди, создан­ные для раб­ства!». (4) Оче­вид­но, даже ему, при всей его нена­ви­сти к граж­дан­ской сво­бо­де, вну­ша­ло отвра­ще­ние столь низ­мен­ное рабо­ле­пие.

66. Затем от недо­стой­ных слов поне­мно­гу пере­шли к гнус­ным делам. (2) На про­кон­су­ла Азии Гая Сила­на, при­вле­чен­но­го союз­ни­ка­ми к суду по зако­ну о вымо­га­тель­ствах, наки­ну­лись сооб­ща быв­ший кон­сул Мамерк Скавр, пре­тор Юний Отон и эдил Брут­те­дий Нигер, обви­няя его в осквер­не­нии боже­ствен­но­го досто­ин­ства Авгу­ста и в оскорб­ле­нии вели­чия Тибе­рия, при­чем Мамерк сослал­ся на при­ме­ры, заим­ство­ван­ные из древ­но­сти, на то, что Луций Кот­та был обви­нен Сци­пи­о­ном Афри­кан­ским⁸², Сер­вий Галь­ба — Като­ном Цен­зо­ром, Пуб­лий Рути­лий — Мар­ком Скав­ром. (3) Как буд­то не за какие-нибудь иные, а за точ­но такие же пре­ступ­ле­ния кара­ли Сци­пи­он и Катон и тот самый Скавр, кото­ро­го — сво­е­го пра­де­да — бес­че­стил теперь столь гряз­ным поступ­ком Мамерк — позор сво­их пред­ков. (4) Юний Отон мно­гие годы пре­по­да­вал в началь­ной шко­ле рито­ри­ки, но затем, покро­ви­тель­ству­е­мый Сея­ном, про­ник в сенат и еще боль­ше запят­нал свое тем­ное про­шлое бес­стыд­ным и наг­лым пове­де­ни­ем. (5) Брут­те­дия, кото­рый был наде­лен от при­ро­ды выда­ю­щи­ми­ся спо­соб­но­стя­ми и, если бы пошел по пра­виль­но­му пути, мог бы добить­ся заслу­жен­ной сла­вы, под­стре­ка­ло нетер­пе­ние, ибо он стре­мил­ся опе­ре­дить сна­ча­ла рав­ных себе, затем тех, кто сто­ял выше него, и, нако­нец, свои соб­ствен­ные меч­ты и надеж­ды. (6) А это погу­би­ло и мно­гих хоро­ших людей, пре­зрев­ших то, что дает­ся мед­лен­но, но зато вер­но, и погнав­ших­ся за преж­девре­мен­ным, даже если это гро­зи­ло им гибе­лью.

67. Чис­ло обви­ни­те­лей уве­ли­чи­ли при­мкнув­шие к ним Гел­лий Пуб­ли­ко­ла и Марк Пако­ний, один — кве­стор Сила­на, дру­гой — его легат. (2) Не под­ле­жа­ли сомне­нию ни кру­той нрав и жесто­ко­сти под­су­ди­мо­го, ни то, что он, дей­стви­тель­но, вымо­гал день­ги; но к это­му при­со­еди­ня­лось и мно­гое такое, что навлек­ло бы опас­ность даже на людей, ни в чем не повин­ных: ведь Силан один, без чьей-либо под­держ­ки, не обла­дая к тому же даром речи, подав­лен­ный стра­хом (а это ослаб­ля­ет даже иску­шен­ное крас­но­ре­чие), дол­жен был отра­жать натиск — не гово­ря уже о столь­ких враж­деб­ных ему сена­то­рах — самых про­слав­лен­ных, и пото­му избран­ных для его обви­не­ния, ора­то­ров Азии; при­том и Тибе­рий не воз­дер­жал­ся от дав­ле­ния на ход дела тоном, в каком выска­зы­вал­ся, выра­же­ни­ем лица и часты­ми вопро­са­ми, на кото­рые было бы непоз­во­ли­тель­но отве­чать реши­тель­ным отри­ца­ни­ем или уклон­чи­во, но, напро­тив, неред­ко тре­бо­ва­лось давать утвер­ди­тель­ные отве­ты, чтобы вопрос прин­цеп­са не остал­ся тщет­ным. (3) Рабы Сила­на, дабы их мож­но было под­верг­нуть допро­су под пыт­кой, были при­об­ре­те­ны государ­ствен­ным каз­на­чей­ством; а чтобы никто из род­ных и близ­ких не ока­зал помо­щи попав­ше­му в беду под­су­ди­мо­му, ему было, сверх того, предъ­яв­ле­но обви­не­ние в оскорб­ле­нии вели­чия — цепи, нала­гав­шие необ­хо­ди­мость мол­чать. (4) Итак, испро­сив пере­рыв на несколь­ко дней, Силан оста­вил наме­ре­ние защи­щать­ся и отва­жил­ся обра­тить­ся к Цеза­рю с пись­мом, в кото­ром пере­ме­жа­лись упре­ки с моль­ба­ми.

68. Решив обру­шить на Сила­на суро­вую кару и желая ее оправ­дать в общем мне­нии при­ме­ром из про­шло­го, Тибе­рий велит про­чи­тать в сена­те пись­мо боже­ствен­но­го Авгу­ста о про­кон­су­ле той же Азии Воле­зе Мес­са­ле и при­ня­тое по его делу сенат­ское поста­нов­ле­ние. После того как это было испол­не­но, (2) Тибе­рий при­гла­ша­ет Луция Пизо­на изло­жить свое мне­ние. Рас­про­стра­нив­шись сна­ча­ла о вели­ко­ду­шии и мяг­ко­сти прин­цеп­са, тот пред­ла­га­ет лишить Сила­на огня и воды и сослать на ост­ров Гиар. (3) К нему при­со­еди­ни­лись и все осталь­ные; впро­чем, Гней Лен­тул, осно­вы­ва­ясь на том, что мать Сила­на про­ис­хо­ди­ла из рода Ати­ев⁸³, пред­ло­жил выде­лить из иму­ще­ства осуж­ден­но­го то, что он от нее уна­сле­до­вал, и пере­дать эту часть его сыну, и Тибе­рий дал на это согла­сие.

69. Но зато Кор­не­лий Дола­бел­ла, усерд­ствуя в лести, наки­нул­ся на нра­вы Гая Сила­на и заклю­чил свою речь пред­ло­же­ни­ем не допус­кать к жере­бьев­ке и не посы­лать пра­ви­те­ля­ми про­вин­ций тех, кто ведет пороч­ную жизнь и запят­нан бес­че­сти­ем; и пусть вопрос о них реша­ет­ся прин­цеп­сом. (2) Хотя про­ступ­ки и нака­зу­ют­ся пра­во­су­ди­ем, но не намно­го ли мило­сти­вее было бы по отно­ше­нию к таким людям и бла­го­де­тель­нее для союз­ных наро­дов, если бы самая воз­мож­ность тво­рить пре­ступ­ле­ния пре­се­ка­лась зара­нее? (3) Про­тив это­го высту­пил Цезарь: ему, разу­ме­ет­ся, небезыз­вест­но, какая мол­ва идет о Силане, но недо­пу­сти­мо судить на осно­ва­нии одних слу­хов. Мно­гие сво­и­ми дей­стви­я­ми в про­вин­ци­ях не оправ­да­ли надежд, кото­рые на них воз­ла­га­лись, мно­гие, напро­тив, опро­верг­ли суще­ство­вав­шие на их счет опа­се­ния; одних под­ни­ма­ет зна­чи­тель­ность воз­ни­ка­ю­щих перед ними задач, дру­гих угне­та­ет. (4) Да и не может прин­цепс обла­дать все­объ­ем­лю­щим зна­ни­ем, и вме­сте с тем ему не при­ста­ло идти на пово­ду у чужо­го тще­сла­вия. (5) Зако­ны пото­му и направ­ле­ны про­тив уже совер­шен­ных дея­ний. Его буду­щее недо­ступ­но пред­ви­де­нию. Так уж уста­нов­ле­но пред­ка­ми: нака­за­ние сле­ду­ет за пре­ступ­ле­ни­ем. (6) И неза­чем менять то, что муд­ро при­ду­ма­но и все­гда встре­ча­ло все­об­щее одоб­ре­ние; у прин­цеп­сов доста­точ­но тру­дов, доста­точ­но и вла­сти. Вся­кое воз­рас­та­ние их могу­ще­ства ведет к ущер­бу для уста­нов­лен­но­го пра­во­по­ряд­ка, и не сле­ду­ет упо­треб­лять власть, где мож­но обхо­дить­ся зако­на­ми. (7) Чем реже в Тибе­рии обна­ру­жи­ва­лось ува­же­ние народ­ных прав, с тем боль­шею радо­стью оно при­ни­ма­лось. (8) Умея быть уме­рен­ным, — если толь­ко он не был охва­чен гне­вом, порож­ден­ным лич­ны­ми при­чи­на­ми, — прин­цепс доба­вил, что ост­ров Гиар дик и суров, и поэто­му, из ува­же­ния к роду Юни­ев и памя­туя, что осуж­ден­ный еще недав­но при­над­ле­жал к их сосло­вию, сена­то­ры посту­пи­ли бы пра­виль­нее, про­явив к нему снис­хо­ди­тель­ность и доз­во­лив ему уда­лить­ся на Кинф. (9) Об этом про­сит и сест­ра Сила­на, вестал­ка Торк­ва­та, — дева древ­не­го бла­го­че­стия. С этою поправ­кою к при­го­во­ру все согла­си­лись.

70. Затем были выслу­ша­ны кирен­цы, и на осно­ва­нии обви­не­ния, предъ­яв­лен­но­го Анха­ри­ем При­ском, был осуж­ден по зако­ну о вымо­га­тель­ствах Цезий Корд. (2) Рим­ско­го всад­ни­ка Луция Энния, при­вле­чен­но­го к суду за оскорб­ле­ние вели­чия, так как ста­тую прин­цеп­са он пере­пла­вил в сереб­ря­ную утварь, Тибе­рий вос­пре­тил счи­тать обви­ня­е­мым. Под видом защи­ты сво­бо­ды ему откры­то воз­ра­жал Атей Капи­тон: (3) «Не сле­ду­ет отни­мать у сена­то­ров пра­во делать заклю­че­ния о под­суд­но­сти и нель­зя остав­лять без­на­ка­зан­ным столь вопи­ю­щее зло­де­я­ние. Пусть прин­цепс рав­но­ду­шен к чини­мым ему оби­дам, но он не дол­жен пре­не­бре­гать оскорб­ле­ни­я­ми, нане­сен­ны­ми госу­дар­ству». (4) Тибе­рий уло­вил в этих сло­вах рабо­ле­пие и насто­ял на сво­ем. А Капи­тон ока­зал­ся тем более посрам­лен­ным, что, явля­ясь зна­то­ком чело­ве­че­ско­го и боже­ствен­но­го пра­ва, уни­зил тем не менее обще­ствен­ное досто­ин­ство и запят­нал свою лич­ную сла­ву.

71. После это­го воз­ник вопрос, в каком хра­ме поме­стить дар Всад­ни­че­ской Фор­туне, сде­лан­ный рим­ски­ми всад­ни­ка­ми ради выздо­ров­ле­ния Авгу­сты; хотя в Риме насчи­ты­ва­лось нема­ло свя­ти­лищ этой боги­ни, но не было ни одно­го, кото­рое носи­ло бы такое назва­ние⁸⁴. (2) В кон­це кон­цов выяс­ни­лось, что это наиме­но­ва­ние носит суще­ству­ю­щий в Анции храм и что в ита­лий­ских горо­дах все свя­щен­но­дей­ствия, хра­мы и изоб­ра­жа­ю­щие боже­ства ста­туи под­ле­жат рим­ской юрис­дик­ции и состо­ят в веде­нии Рима. Итак, дар напра­ви­ли в Анций. (3) И посколь­ку речь зашла о рели­ги­оз­ных вопро­сах, Цезарь дал свое заклю­че­ние по недав­но отло­жен­но­му делу Сер­вия Малу­гин­ско­го и про­чел, кро­ме того, поста­нов­ле­ние вер­хов­ных жре­цов, гла­сив­шее, что фла­мин Юпи­те­ра, вся­кий раз, когда забо­ле­ет, может отлу­чить­ся на срок, пре­вы­ша­ю­щий две ночи сря­ду, толь­ко с ведо­ма вели­ко­го пон­ти­фи­ка и по его раз­ре­ше­нию, но отнюдь не в дни обще­ствен­ных жерт­во­при­но­ше­ний и не более двух раз в году. Из это­го поста­нов­ле­ния, при­ня­то­го в быт­ность Авгу­ста прин­цеп­сом, с пол­ною оче­вид­но­стью выте­ка­ло, что ни годич­ная отлуч­ка из Рима, ни управ­ле­ние про­вин­ци­я­ми фла­ми­нам Юпи­те­ра доз­во­ле­ны быть не могут. (4) При этом вспом­ни­ли и о слу­чае с вели­ким пон­ти­фи­ком Луци­ем Метел­лом, не отпу­стив­шим из Рима Авла Посту­мия. Итак, про­кон­суль­ство в Азии отда­ет­ся тому из быв­ших кон­су­лов, кото­рый сле­до­вал в спис­ке непо­сред­ствен­но за Сер­ви­ем Малу­гин­ским.

72. В эти дни Лепид обра­тил­ся к сена­ту за раз­ре­ше­ни­ем обно­вить и укра­сить на свои сред­ства бази­ли­ку Пав­ла, памят­ник рода Эми­ли­ев⁸⁵. (2) Тогда еще сохра­нял­ся обы­чай жерт­во­вать круп­ные сум­мы на обще­ствен­ное стро­и­тель­ство; в свое вре­мя и Август не вос­пре­пят­ство­вал Тав­ру, Филип­пу и Баль­бу⁸⁶ отдать на укра­ше­ние горо­да и ради сла­вы в потом­стве захва­чен­ную ими в бит­вах с вра­га­ми добы­чу или долю при­над­ле­жав­ших им несмет­ных богатств. (3) Сле­дуя подоб­ным при­ме­рам, и Лепид, не рас­по­ла­гав­ший боль­ши­ми день­га­ми, под­дер­жал честь и досто­ин­ство сво­их пред­ков. (4) Но отстро­ить сго­рев­ший от слу­чай­но­го пожа­ра театр Пом­пея пообе­щал Цезарь, ибо никто из это­го рода не имел средств для его вос­ста­нов­ле­ния; при этом, одна­ко, за теат­ром сохра­ня­лось имя Пом­пея. Одновре­мен­но прин­цепс пре­воз­нес похва­ла­ми Сея­на, бла­го­да­ря усер­дию и преду­смот­ри­тель­но­сти кото­ро­го такая сила огня была оста­нов­ле­на и не при­чи­ни­ла дру­го­го ущер­ба; (5) и сена­то­ры поста­но­ви­ли поста­вить Сея­ну ста­тую в теат­ре Пом­пея. (6) Немно­го спу­стя, при­суж­дая про­кон­су­лу Афри­ки Бле­зу три­ум­фаль­ные отли­чия, Тибе­рий ска­зал, что дару­ет их ему в честь Сея­на, кото­ро­му Блез при­хо­дил­ся дядей. А меж­ду тем дея­ния Бле­за были и без того достой­ны этой награ­ды.

73. Ибо Так­фа­ри­нат, несмот­ря на неод­но­крат­ные пора­же­ния, собрал нано­во силы во внут­рен­них обла­стях Афри­ки и настоль­ко возо­мнил о себе, что напра­вил послов к Тибе­рию, тре­буя для себя и сво­е­го вой­ска земель, на кото­рых они мог­ли бы осесть, и в про­тив­ном слу­чае угро­жая бес­по­щад­ной вой­ной. (2) Рас­ска­зы­ва­ют, что нико­гда Тибе­рий не был силь­нее задет ни одним оскорб­ле­ни­ем, нане­сен­ным лич­но ему или наро­ду рим­ско­му, чем тем, что дезер­тир и раз­бой­ник дерз­нул счесть себя вою­ю­щей сто­ро­ной. (3) Ведь даже Спар­так, раз­гро­мив­ший столь­ко кон­суль­ских войск и без­на­ка­зан­но опу­сто­шав­ший Ита­лию, и при­том тогда, когда госу­дар­ство было ослаб­ле­но непо­мер­но тяже­лы­ми вой­на­ми с Сер­то­ри­ем и Мит­ри­да­том, не мог добить­ся откры­тия мир­ных пере­го­во­ров; а при достиг­ну­том рим­ским наро­дом вели­чии и могу­ще­стве тем более не при­ста­ло отку­пать­ся от раз­бой­ни­ка Так­фа­ри­на­та заклю­че­ни­ем мира и уступ­кой ему земель. (4) Итак, Тибе­рий дает Бле­зу пору­че­ние соблаз­нить всех осталь­ных надеж­дою на без­на­ка­зан­ность при усло­вии, что они сло­жат ору­жие, но во что бы то ни ста­ло захва­тить само­го вождя. (5) Бла­го­да­ря это­му обе­ща­нию мно­гие пере­да­лись рим­ля­нам. А про­тив хит­ро­стей и уло­вок Так­фа­ри­на­та был при­ме­нен его же спо­соб веде­ния вой­ны.

74. Так как, имея вой­ско, усту­пав­шее рим­ско­му в силе и ско­рее при­год­ное для раз­бой­ни­чьих набе­гов, он нале­тал несколь­ки­ми отря­да­ми сра­зу и затем стре­ми­тель­но ухо­дил, остав­ляя заса­ды, наши заду­ма­ли насту­пать в трех направ­ле­ни­ях и раз­де­ли­лись на три колон­ны. (2) Легат Кор­не­лий Сци­пи­он началь­ство­вал над той из них, зада­чей кото­рой было огра­дить жите­лей Леп­ты от гра­бе­жей и отре­зать Так­фа­ри­на­ту пути отступ­ле­ния в стра­ну гара­ман­тов; на дру­гом флан­ге вел свои обыч­ные части Блез Млад­ший — ему над­ле­жа­ло не допус­кать без­на­ка­зан­но­го опу­сто­ше­ния окрест­но­стей Кир­ты; (3) сам глав­но­ко­ман­ду­ю­щий с отбор­ны­ми вои­на­ми, устра­и­вая в под­хо­дя­щих местах укреп­ле­ния и заста­вы, тес­нил зажа­тых ото­всю­ду вра­гов, так что, куда бы они ни пода­лись, у них неиз­мен­но ока­зы­ва­лась, — впе­ре­ди, с флан­га, а часто и с тылу, — та или иная часть рим­ско­го вой­ска; и мно­гие из них таким обра­зом были истреб­ле­ны или захва­че­ны в плен. (4) В даль­ней­шем пол­ко­во­дец раз­бил три пер­во­на­чаль­ные колон­ны на боль­шее чис­ло мел­ких отря­дов и пору­чил началь­ство­ва­ние над ними цен­ту­ри­о­нам испы­тан­ной доб­ле­сти. (5) И, вопре­ки обык­но­ве­нию, он не отвел вой­ско по окон­ча­нии лета и не раз­ме­стил его в зим­них лаге­рях ста­рой про­вин­ции⁸⁷, но, воз­ве­дя укреп­ле­ния, слов­но вой­на была в самом нача­ле, бес­по­ко­ил непре­рыв­но меняв­ше­го сто­ян­ки Так­фа­ри­на­та дей­стви­я­ми опыт­ных и зна­ко­мых с пусты­нею вои­нов, пока, захва­тив в плен его бра­та, не ото­шел, нако­нец, назад, впро­чем поспеш­нее, чем того тре­бо­ва­ла поль­за союз­ни­ков, так как оста­ва­лись недо­би­ты­ми те, кто мог сно­ва раз­жечь вой­ну. (6) Одна­ко Тибе­рий счел ее завер­шен­ною и даже мило­сти­во доз­во­лил вои­нам Бле­за про­воз­гла­сить его импе­ра­то­ром — ста­рин­ная почесть, кото­рую охва­чен­ное радост­ным поры­вом побе­до­нос­ное вой­ско ока­зы­ва­ло сво­е­му успеш­но закон­чив­ше­му вой­ну пол­ко­вод­цу; одновре­мен­но быва­ло несколь­ко импе­ра­то­ров, и они не поль­зо­ва­лись ника­ки­ми пре­иму­ще­ствен­ны­ми пра­ва­ми. (7) И Август доз­во­лил неко­то­рым носить этот титул, но доз­во­ле­ние это­го рода, дан­ное Тибе­ри­ем Бле­зу, было послед­ним.

75. В этом году скон­ча­лись име­ни­тые мужи Ази­ний Соло­нин, при­ме­ча­тель­ный тем, что его деда­ми были Марк Агрип­па и Ази­ний Пол­ли­он, а бра­том — Друз, и к тому же пред­на­зна­чав­ший­ся в мужья внуч­ке Цеза­ря⁸⁸, и уже упо­ми­нав­ший­ся мною Атей Капи­тон, кото­рый, пре­да­ва­ясь изу­че­нию пра­ва, достиг пер­во­сте­пен­но­го поло­же­ния в госу­дар­стве, хотя дед его был в вой­ске Сул­лы цен­ту­ри­о­ном, а отец — толь­ко пре­то­ром. (2) Назна­че­ние его кон­су­лом было уско­ре­но Авгу­стом, так что досто­ин­ством этой маги­стра­ту­ры он опе­ре­дил бли­став­ше­го таки­ми же даро­ва­ни­я­ми Лабео­на Анти­стия. Ибо этот век поро­дил два вос­си­яв­ших на мир­ном попри­ще све­то­ча. (3) Но Лабе­он, отли­чав­ший­ся непод­куп­ным сво­бо­до­лю­би­ем, поль­зо­вал­ся бла­го­да­ря это­му более гром­кою сла­вой, тогда как уступ­чи­вость Капи­то­на встре­ча­ла боль­шее одоб­ре­ние вла­сти­те­лей. (3) Один, так как не пошел даль­ше пре­ту­ры, воз­вы­сил­ся в обще­ствен­ном мне­нии вслед­ствие испы­тан­ной им неспра­вед­ли­во­сти, дру­гой, так как достиг кон­суль­ства, воз­бу­дил про­тив себя порож­ден­ную зави­стью непри­язнь.

76. Тогда же, на шесть­де­сят чет­вер­том году после бит­вы при Филип­пах, умер­ла Юния, пле­мян­ни­ца Като­на, супру­га Гая Кас­сия, сест­ра Мар­ка Бру­та. (2) Ее заве­ща­ние вызва­ло мно­го тол­ков в наро­де: ува­жи­тель­но упо­мя­нув в нем почти всех наи­бо­лее знат­ных граж­дан как наслед­ни­ков сво­е­го весь­ма зна­чи­тель­но­го богат­ства, она про­пу­сти­ла Цеза­ря. (3) Им это было вос­при­ня­то снис­хо­ди­тель­но, и он не вос­пре­пят­ство­вал почтить ее похо­ро­ны похваль­ным сло­вом с ростраль­ных три­бун и про­чи­ми тор­же­ствен­ны­ми обря­да­ми. (4) Во гла­ве погре­баль­ной про­цес­сии нес­ли изоб­ра­же­ния два­дца­ти знат­ней­ших родов — Ман­ли­ев, Квинк­ти­ев и мно­гих дру­гих, носив­ших не менее слав­ные име­на. (5) Но ярче всех бли­ста­ли Кас­сий и Брут — имен­но пото­му, что их изоб­ра­же­ний не было вид­но.