Статьи:
7 чудес света
Искусство
Исследования
Мифология
Тайны истории

Цивилизации:
Египет
Греция
Вавилон
Рим
Инка
Майя
Атлантида
Гиперборея

Интересное:
Оружейная

Наши партнёры
Ссылки
О нас

1. Города IX-X вв.

В северных источниках, как известно, Русь называют страной городов - Гардарики. С таким названием вполне совпадают известия анонимного баварского географа IX в. (866-890 гг.). Отрывок из его работы сохранился в рукописи конца XI в., и сведения его тем более ценны, что они относятся ко времени более раннему, чем свидетельства нашей летописи и византийского императора Константина Багрянородного. Баварский географ упоминает об отдельных славянских племенах и количестве их городов. Бужане (busani) имели 230 городов, уличи (unlizi), "народ многочисленный", - 318 городов, волыняне (velunzeni) - 70 городов и т. д. Неизвестно, откуда баварский географ заимствовал свои сведения, но, возможно, они восходят к какому-либо византийскому источнику, так как включают "описание городов и областей на северном берегу Дуная" (descriptio civitatum et regionum ad septentrionalem plagam Danubium), а берег Дуная был рубежом византийских владенпй. К северу от этого рубежа находилась обширная область, заселённая многочисленными племенами антов, враждовавших с Византийской империей (Р. J. Šafařik, Slowanske starožitnosti, v Praze 1837, стр. 550-551, 996-997).

Города, упомянутые в сочинении баварского географа, несомненно, обладали незначительными размерами, что доказывается следующими соображениями. Для племени attorosi, под которым Шафарик с основанием понимает тиверцев, географ указывает 148 городов. Даже в позднейшее время такое количество более или менее значительных городских поселений не уместилось бы по течению Днепра и Буга, где, по летописи, жили тиверцы и уличи. Говоря об этих племенах в прошедшем времени, летописец замечает: «И суть города их и до сего дня». Эта несколько неясная фраза должна быть понята в том смысле, что остатки городов тиверцев и уличей ещё сохранились во времена летописца (т. е. в XI в.).

Что же представляли собой славянские города IX в., о которых говорит баварский географ?

Наиболее достоверные письменные источники, сообщающие сведения о восточных и южных славянах VI- VII вв., принадлежат Прокопию и другим византийским авторам. Они дают такую характеристику славянских поселений: «Живут они, - пишет Прокопий о славянах и антах, - в жалких хижинах, на большом расстоянии друг от друга, и все они часто меняют места жительства» (Прокопий из Кесарии, Война с готами, М. 1950, стр. 297) . Конечно, в этих словах выражено явное пренебрежение к славянским жилищам, типичное для византийца, привыкшего к богатым и обстроенным городам Восточно-Римской империи. Из показаний другого византийского автора, почти современного Прокопию, видно, что славянские посёлки не были столь жалкими, как говорит Прокопий. Давая совет, как надо грабить славянские посёлки, автор указывает: войско должно быть разделено на две части и двигаться по двум дорогам, грабя ближайшие окрестности. Некоторые посёлки могут оказаться большими, но в этом случае не надо выделять слишком много воинов, часть которых должна грабить, а другая охранять грабящих (См, «Вестник древней истории» № 1, 1941 г., стр. 256-257).

Славянские посёлки находились близко один к другому, но были слабо укреплены. Это и есть «города» баварского анонима, насчитывающего их сотнями для некоторых славянских племён.

Археологические наблюдения последних лет подтверждают выводы, сделанные на основании письменных источников. В бассейне Днестра были найдены различные предметы, указывающие на существование здесь ремесленного производства в первые века нашей эры. Исследователи Поднестровья указывают на преемственную связь культуры этого района с культурой Киевской Руси. Некоторые городища были хорошо укреплены, но и они отличались небольшими размерами. Это пока ещё только зачатки будущих городов, куда окрестное население скрывалось во время набегов врагов (М. Ю. Смишко, Раннеславянская культура Поднестровья в свете новых археологических данных; Г. Б. Фёдоров, Работа Славяноднестровской экспедиции («Краткие сообщения о докладах и полевых исследованиях Института истории материальной культуры», XLIV, 1952 г., 67-82 и 83-92. В дальнейшем - «Краткие сообщения ИИМК»)).

Отсутствие значительных славянских городищ до IX в. привело даже М. Ю. Брайчсвского к выводу, что «в эпоху, предшествующую сложению Киевской Руси, т. е. антскую (II век - половина VII в. н. э.) на территории Среднего Приднепровья, Поднестровья и Побужья укреплённых поселений (городищ) не существовало» (М.Ю. Брайчевский, К происхождению древнерусских городов («Краткие сообщения ИИМК», XLI, 1951 г., стр. 32-33)). Брайчевский объясняет это существованием Антского государства. Нечего и говорить, что такое объяснение стоит в резком противоречии с историческими фактами, так как наличие государства само по себе говорит уже о зарождении городов как укреплённых административных пунктов. Ведь государство даже в зачаточном виде имеет органы государственной власти, иначе оно не было бы государством. К тому же государство возникает не при первобытно-общинном, а при рабовладельческом или феодальном строе. Кто же, спрашивается, стоял во главе Антского государства, если таковое существовало у антов, а не было просто союзом племён? Ответа на этот вопрос у М. Ю. Брайчсвского мы не найдём.

Отметим тут же интересное и обоснованное другое наблюдение того же автора, согласно которому «древнейшие русские городища появляются в VIII-IX вв.». К этому времени и Среднем Поднепровье, Поднестровье и По-бужье «происходит трансформация основного типа поселений: от расположенных в низких местах незащищённых селищ - к городищам на высоких, естественно защищённых местах» (М. Ю. Брайчевский, К происхождению древнерусских городов («Краткие сообщения ИИМК», XLI, стр. 32-33)) . Среди таких городищ далеко не все имели постоянное население. Некоторые были типич­ными городищами-убежищами.

Такой тип городищ археологи указывают и для Верх­него Поднестровья.

История такого типа городков - «твердей» - заслу­живает особого внимания, но выходит за пределы нашей темы. Нас интересует прежде всего вопрос о городах как постоянных населённых пунктах, сделавшихся центрами ремесла и торговли. Особенно важен и интересен вопрос о времени появления новых городов и возникновения в них постоянного ремесленного и торгового населения. Конечно, возникновение городов нового типа произошло не сразу и не везде одинаково. В период расцвета го­родской жизни Киева и Новгорода в глухой земле вяти­чей ещё существовали городки, напоминавшие старые убежища антов, описанные Прокопием, но такие городки были уже характерны только для отдалённых уголков. Городская жизнь на Руси к этому времени шагнула да­леко вперёд.

Какой же период времени надо считать эпохой по­стоянных городских поселений на Руси и какие этапы претерпели города в своём развитии? Ответ на этот во­прос мы постараемся дать на основании письменных и археологических памятников.

Туман, окутывающий историю Руси VIII в., при полном почти отсутствии письменных источников по этому пе­риоду, рассеивается, как только мы вступаем в IX-X вв., когда на помощь нам приходят летописные свидетель­ства. Тем не менее и для этого времени количество древ­нейших русских городов не может быть установлено с какой-либо, даже приблизительной, точностью, потому что наш основной источник, летопись, сообщает о них лишь случайные и мимолётные сведения. Кроме того, летопись, как правило, говорит только о сравнительно крупных городских пунктах, наряду с которыми следует предполагать существование более мелких.

По летописи можно установить существование в IX- X вв. свыше двух десятков русских городов. Назовём их с показанием года основания или первого упоминания данного города в источниках: Белгород (980) (Летопись по Лаврентъевскому списку, СПБ 1872, стр. 78 (в дальнейшем Лаврент. лет.). Под 991 г. говорится, что Владимир заложил Белгород, но речь идёт, видимо, о построении «города» в собственном смысле слова, т. е. укрепления), Белоозеро (по летописи относится к древнейшим временам) (862) ( Лаврент. лет., стр, 19; он упомянут как обитаемый народом «Весь» (стр,10)), Василёв (988) (Там же, стр. 109), Вышгород (946) (Там же, стр. 58), Вручий (977) (Там же, стр. 73), Изборск (862) (Там же, стр. 19), Искоростень (946) (Там же, стр. 54), Киев (по летописи относится к древиейшим временам) (Там же, стр. 7-8), Ладога (862) (Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов, М. - Л. 1950 (в дальнейшем - Новгород, лет.) впервые упоминает о Ладоге под 922 г. (стр. 109); в Ипатьевской летописи основание Ладоги приписывается Рюрику: «срубиша город Ладогу» (Летопись по Ипатьевскому списку, СПБ 1871, стр. 11; в дальнейшем - Ипат. лет.)), Любеч (882) (Лаврент. лет.,стр. 22), Муром (862) (Там же, стр. 19), Новгород (по одним сведе­ниям был основан в незапамятное время, по другим - в 862 г.) (См. далее, в этой же главе), Пересечен (922) (Новгород. лет., стр. 109), Перемышль (981) (Лаврент. лет., стр. 80), Переяславль (907) (Там же, стр. 30), Полоцк (862) (Там же, стр. 19), Псков (903) (Там же, стр. 28), Родня (980) (Там же, стр. 76), Ростов (862) (Там же, стр. 19), Смоленск (упомянут в числе древнейших русских городов) (Там же, стр. 10), Туров (980) (Там же, стр. 74), Червень (981) (Там же, стр. 80), Чернигов (907) (Там же, стр. 30).

Таким образом, летописи дают сведения о бесспор­ном существовании в IX-X столетиях по крайней мере 23 русских городов. Но этот список безусловно неточный и должен быть пополнен. Так, Суздаль упоминается в летописи под 1024 г. как город, явно существовавший значительно ранее (Лаврент. лет., стр. 144. Летописи называют город то Суздалем, то Суждалем. Первое упоминание о нём помещено в связи с рассказом о восстании волхвов). В неполноте списка русских горо­дов, составленного нами по летописям, убеждает нас трактат об управлении империей Константина Багряно­родного. В испорченных названиях русских городов, упо­минаемых Багрянородным, угадываются города, тесно связанные с великим водным путём «из Варяг в Греки». Византийский император знает Немогардас, или Новго­род, Милиниска - Смоленск, Телюцы - Любеч, Чернигога - Чернигов, Вышеград - Вышгород, Витичев. В по­ле внимания византийского императора были города, группировавшиеся вокруг Киева, который был важней­шим отпускным центром в торговле Руси с Византией на великом водном пути «из Варяг в Греки». Начальным пунктом движения торговых караванов из Руси в Кон­стантинополь у Константина Багрянородного назван Новгород, тогда как не упомянуты многие города, из­вестные по летописи. Назван и Витичев, появляющийся в летописи только с конца XI в., да и то под названием Витичева холма, что указывает на запустение города. Упоминание византийским автором такого города, как Витичев, весьма ценно для историка. Оно показывает, что в X в. существовали города, почему-либо не упомя­нутые в летописи. Следовательно, летописный список русских городов можно считать неполным даже для от­носительно крупных городских пунктов.

Наше внимание привлекает ещё другое обстоятель­ство: Константин Багрянородный даёт явно испорченные названия русских городов, что, повидимому, зависело не от самого автора, а от источника, которым он пользо­вался. Так, наше внимание привлекает название Новго­рода, данное Константином Багрянородным в транскрип­ции: Немогардас (Nemogardas). B такой примерно форме название Новгорода известно в скандинавских источни­ках, что заставляет считать источником информации ви­зантийцев устные рассказы норманнов, прибывавших в Константинополь (Новейшие издатели трактата поправляют Немогардас на Невогардас, но эта поправка, во всяком случае, остаётся недоказанной («Известия Государственной Академии истории материальной культуры», вып. 91, М. - Л. 1934, стр. 8, 52)).

Поражает отсутствие каких-либо названий, которые могут быть отнесены к названиям скандинавского или хазарского происхождения. Даже Ладога не может счи­таться построенной скандинавскими выходцами, так как в самих скандинавских источниках этот город известен под другим названием (Альдейгаборга). Предание о Туре, пришедшем из заморья, как строителе города Ту­рова («от него же н Туровци прозвашася» (Лаврент. лет., стр. 74) ), повидимому, является позднейшим домыслом, так как имя «Тур» славянского происхождения. Например, Слово о полку Игореве знает «Буй тур Всеволода». В дремучих лесах по Припяти, где водились дикие туры, это имя могло иметь болышое распространение. Напомним о существовании в Киеве Туровой божницы, т. е. церкви, строителем или владельцем которой был некий Тур, если только божница не получила своего названия от урочища Турова (Уже Ходоковский считал предание об основании Турова от сказочного Тура, пришедшего из заморья, легендой, приводя большое количество названий с корнем «тур» («Русский исторический сборник», т. 7, М. 1844, стр. 342-345)).

Анализируя составленный нами список русских городов, общее число которых с включением Суздаля и Витичева достигает 25, мы приходим к выводу, что часть их по своему происхождению, безусловно, восходит ещё к IX в. Таковы Белоозеро, Изборск, Киев, Ладога, Любеч, Муром, Новгород, Полоцк, Ростов, Смоленск и, ве­роятно, Чернигов. Всего замечательнее, что в этот список попадают не только древнейшие, но и самые значитель­ные русские города, о начале которых сами летописцы имели смутное представление. Из этих городов только Изборск рано потерял своё значение, уступив его сосед­нему Пскову. Конечно, ничто не даёт права думать, что все остальные торода из названных нами 25 пунктов возникли только в X в., но нами выделены те города, происхождение которых бесспорно должно быть отнесено к более раннему периоду.

Кто же явился строителем первых русских городов? Вот тот вопрос, который естественно поставить, имея в виду существование клеветнических теорий, стремящихся представить восточных славян дикими людьми, начатки культуры у которых возникли только после появления в Восточной Европе норманнов на севере или хазар на юге. Исследование названий русских городов убеждает нас в том, что подавляющее большинство их носит славянские названия. Таковы Белгород, Белоозеро, Василев, Витичев, Вышгород, Вручий, Изборск, Искоростень, Любеч, Новгород, Перемышль, Пересечен, Переяславль, Полоцк, Псков, Родня, Смоленск и Червень. С большой вероятностью к городам с русскими на­званиями могут быть отнесены Чернигов, Ростов и Туров. Так, на Украине встречаем несколько сёл с названием Черияхов, близким к Чернигову, в бывших Полтавской, Черниговской, Волынской и Киевской губерниях. Назва­ние «Ростов» производится от личного имени «Рост», или «Раст» (А. И. Соболевский), такого же происхождения и название «Туров». Русское окончание на «ев» (ов) на­ходим также в названии города Киева, которое ещё древ­ним летописцем возводилось к некоему Кию (славянское «кий»-молот). Таким образом, видимо, неславянские названия носят только два города - Ладога и Муром. Последнее название является племенным, так как летопи­сец указывает, что существовал особый народ («язык свой Мурома»). Возможно, такого же племенного проис­хождения было название Суздаля, или Суждаля. Впро­чем, у нас нет полной уверенности, что даже Ладога, Муром и Суздаль не были построены славянами, лишь получив свои названия от более ранних поселений.

Приведённое выше наблюдение приводит к естествен­ному выводу, что древнейшие русские города были осно­ваны восточными славянами, а не каким-либо другим народом. Следовательно, восточные славяне являются первыми и главными создателями городов и городской жизни на территории Киевской Руси, а так как города являются носителями культуры, то и развитие русской культуры надо отнести в основном за счёт славянского элемента.

Таким образом, изучение истории русских городов на­носит решительный удар разного рода построениям о норманнах, хазарах, готах и т. д. как создателях русской государственности и культуры.

Развитие древнейших русских городов легче всегда проследить на примере крупных центров Древней Руси, о которых сохранились некоторые, хотя бы и отрывочные письменные свидетельства. К числу этих городов принадлежат: Киев, Чернигов, Смоленск, Полоцк, Псков, Новгород, Ладога. Существование их в IX-X вв. засвидетельствовано летописью, византийскими (Киев, Чернигов, Смоленск, Новгород) и скандинавскими (Новгород, Полоцк, Ладога) источниками. Громадный материал по ранней истории этих городов дают находки советских археологов за последние годы.

Следует, впрочем, заранее оговориться, что материалы раскопок, относящихся к ранней истории городов, не­сколько своеобразны. Они получены по преимуществу из могильников, примыкающих к древним городам, а не из раскопок на территории самих городов. Так, для суждения о древнем Киеве, даёт материал обширный Киевский некрополь, о Чернигове-окрестные курганы, о Смоленске - Гнездовские курганы, о Ладоге - курганы Приладожья. В некоторых случаях древние погребения занимают часть территории самих городов (Киев, Чернигов), в других они расположены в некотором отдалении от них (Ладога, Смоленск), что связано с какими-то местными особенностями, вероятно культового харак­тера, Приладожские и Гнездовские курганы, расположенные в некотором отдалении от города, сосредоточены в местностях с характерными названиями: Плакун (в Приладожье) и Гнездово. Первое название связывается с древнерусским «плакати» - оплакивать умер­ших («мертвеца плачются» - в Изборнике 1073 г.). По словарю Даля, «плакуша» - плакальщица по умершим. Название «Гнездово» связывается с понятием «гнезда», по-древнерусски - рода. Вероятно, такого же происхо­ждения и название одного из древнейших польских городов - Гнездо.

Таким образом, устанавливается крайне своеобразный факт: существование больших некрополей вокруг древнейших русских городов или в непосредственной близости к ним. Такие некрополи служили местом погребе­ния, главным образом верхушки общества. Этим объясняется обилие в погребениях оружия и украшений. Тем не менее материал некрополей позволяет составить некоторые, суждения о ремесле и торговле русских городов IX - X столетий.

Наиболее полные, как письменные, так и археологи­ческие, сведения имеются по истории древнего Киева. Даже летопись, отнюдь не склонная прибеднять прошлое Киева, помнила о том времени, когда на его месте стояли только три городка. В них будто бы сидели три брата: Кий, Щек и Хорив. Они «сотворили град во имя брата своего старейшаго и нарекли имя ему Киев. Был около града лес и бор велик, и они ловили зверей» («Повесть временных лет», под ред. В. П. Адриановой-Перетц, ч. 1, М. - Л. 1950, стр. 12-13 (в дальнейшем - «Повесть врем. Лет»)).

Перед нами три небольших городка, находящихся в близком соседстве друг с другом, из которых выделяется один, более удобно расположенный над Днепром. Летописец ещё знал, что во времена существования этих городков поляне «жили каждый со своим родом и на своих местах». Раскопки последних лет на горе Киселёвке в районе Киева действительно показали, что поселения на этой горе с древнейшего периода существовали одновременно с киевским городком.

Исследователь киевских археологических памятников М. К. Каргср отмечает, что в соответствии с легендой о трёх братьях существовали па территории города несколько (не менее трёх) «самостоятельных поселений VIII-X вв.» (М. К. Каргер, Археологические исследования древнего Киева. Отчёты и материалы, Киев 1950). Эти самостоятельные поселения лишь в конце X в. объединились в один город. Последнее наблюдение, конечно, требует дополнительной проверки, так как уже летописные известия о Киеве X в. говорят о нём, как о значительном городе.

Город, основанный Кием и его братьями, был незначительным поселением. Летописец называет Киев даже не городом, а городком («градок»), подчёркивая этим его незначительные размеры.

Иное значение Киева выясняется из рассказа о захвате его Аскольдом и Диром, которые распространили свою власть на окрестных полян. В этом рассказе Киев выступает в роли главного города земли полян, центра «Польской земли». Летописец с этого времени называет Киев уже не городком, а «градом». Известие о смерти Аскольда и Дира ещё реальнее рисует новое значение Киева. Посланные Олега говорят киевским князьям; «мы купцы, идем в Грецию от Олега и от Игоря княжича». Посещение гостей - купцов - не вызывает никаких подозрений у Аскольда и Дира, значит рассматриваетсякак явление обычное для Киева, выступающего в качестве политического и торгового центра земли полян.

Когда Киев приобрёл новое значение? Конечно, не при Аскольде и Дире, которые княжили в Киеве в конце IX в., а раньше. Свидетельством этому является то обстоятельство, что Аскольд и Дир сами выбирают центром своего княжества Киев, откуда легко спуститься по Днепру до Чёрного моря. Значит, своё новое значение - торгового центра - Киев получил по крайней мере в первой половине IX в., а возможно, и ранее. Смутное сказание летописи о дани, которую киевляне платили хазарвм, напоминает о связи Киева с хазарской торговлей. Торговое значение Киева имело следствием знакомство с ним арабских писателей, один из которых считает Куйаб (Киев) большим городом, чем Великий Булгар. Однако арабы были знакомы с Киевом, видимо, при посредстве хазар. Отсюда проистекает сказание Аль Джайгани о том, что в Киеве убивают приезжих чужеземцев, рассказ, вероятно пущенный в оборот хазарскими купцами, чтобы напугать соперничающих с ними купцов ( Фр. Вестберг, К анализу восточных источников о Восточной Европе («Журнал Министерства народного просвещения», 1908 г.,февраль и март; в дальнейшем - ЖМНП)).

Отдельные замечания летописи, относящиеся к топографии Киева X в., не оставляют сомнения в том, что город в это время располагался на высотах над Днепром и не имел ещё прибрежного квартала - «Подола». Тем не менее это был уже настоящий город - с княжеским дворцом, языческими святилищами и христианской церковью. В таком бесспорном документе, как договор Игоря с византийскими императорами в 945 г., говорится о холме, «где стоял Перун». Перед его идолом «поклали оружие свое и щиты и золото и ходил к присяге Игорь и люди его, из числа язычников». Русские же христиане ходили к присяге в церкви св. Ильи, «яже есть над Ручаем, конець Пасынъче беседы». Не входя в обсуждение спорного вопроса о том, где находилась Пасынча беседа, отметим только, что название этого урочища связывается со словами «пасынок» - дружинник (Слово «пасынок» в значении дружинника, видимо, происходит от «пасати» - опоясывать мечом; это обряд посвящения в дружинники, имеющий аналогию в западноевропейских рыцарских обрядах.Польский король Болеслав «пасаше» мечом многих сынов боярских (см. Ипат. лет., под 1149 г., стр. 270)), «беседа» - место собраний, встреч, разговоров, бесед, небольшое строение. Летописец прибавляет, что многие варяги были христианами, а варяги составляли значительную прослойку в княжеской дружине.

Краткие летописные заметки о древней топографии Киева, занесённые в летопись в 60-х и 70-х годах XI в., позволяют судить о Киеве более раннего времени, по крайней мере X столетия. Говоря о прибытии древлян к Ольге, летописец делает к своему рассказу такое топографическое пояснение: «Тогда ведь вода текла возле горы Киевской и на Подоле не жили люди, но на горе. Город же Киев был там, где ныне двор Гордятин и Никифоров, а двор княжий был в городе, где ныне двор Воротиславль и Чюдин, а перевесище было вне города, и был вне города двор другой, где двор деместика за святой Богородицей над горою, двор теремный, потому что тут был терем каменный» («Повесть врем. Лет», ч. 1, стр. 40. Чюдин известен по Правде Ярославичей и по киевским событиям 1068 г., этим примерно датируется и топографический отрывок в летописи).

Эта краткая летописная заметка по существу даёт ясное понятие о Киеве X в. Прежде всего устанавливается важный факт - позднее заселение Подола, лежавшего у подножия киевских высот. «Люди» - городское население - жили на горе, где был расположен город. B городе находился княжеский двор. Другой княжеский двор стоял «вне града». Тут же был и каменный терем. Место его указывается «за святой Богородицей», т. е. за Десятинной церковью. «Двор теремный вне града» известен и по рассказу о мести Ольги древлянам.

Из летописных известий становится совершенно ясным, что укреплённое место, или собственно «город», занимало совсем незначительную территорию. Киев был расширен только при Ярославе, заложившем в 1037 г. «город великий Кыев» с Золотыми воротами. До этого местность, на которой был позже воздвигнут Софийский собор, была полем «вне града», так же как и Подол в низине у Днепра оставался незаселённым.

Археологические наблюдения, сделанные на территории Киева, подтверждают наше представление о небольших размерах первоначального города. Об этом свидетельствуют остатки древнего рва поблизости от Десятинной церкви. Этот ров и предполагаемый земляной вал ограждали Киев VIII-IX вв ( М. К. Каргер, К вопросу о Киеве в VIII-IX вв. («Краткие сообщения ИИМК», VI, 1940 г., стр. 61-66)). В этом же районе были обнаружены плохо сохранившиеся землянки того же времени. Территория древнего Киева была незначительной, что свидетельствует о первоначальном этапе в его развитии. Киев уже перестал быть городком - твердью - и сделался «матерью русских городов». Он уже доминирует над другими русскими городами, тем не менее рост города как центра торговли и ремесла целиком падает на позднейшее время и только начинается в IX-X вв.

Краткие, отрывочные и запутанные летописные свидетельства о Киеве IX-X вв. дополняются материалами обширного Киевского некрополя. «Киевские некрополи охватывают огромную территорию от возвышенностей над Кирилловской церковью на севере до Печерска - на юге; на западе они уходят за черту древнего города, доходя до Батыевых гор над Лыбедью, на востоке их естественной границей является обрыв киевских возвышенностей над Днепром. По своим размерам Киевский некрополь превосходил когда-то все наиболее крупные из дошедших до нас курганных кладбищ» ( Л. А. Голубева, Киевский некрополь («Материалы и исследования по археологии СССР» № 11,М. -Л. 1949, стр. 103)).

Наиболее ранней датой киевских курганов считается IX в. В мужских погребениях в грунтовых могилах имеются железные ножи с костяными рукоятками, наконечники копий и стрел, шпоры и пр. В женских погребениях находят различного рода серебряные и медные украшения, реже золотые, а также ожерелья и крестики. Значительно богаче погребения в срубных гробницах. «Обилие и особое богатство украшений, изящество ювелирных изделий из золота и серебра, роскошные одежды, наличие большого количества диргемов в составе инвентарей резко подчёркивают принадлежность их владельцев к высшим кругам киевского общества» (Там же, стр. 114). Погребения датируются по византийским монетам и арабским диргемам IX-X столетий.

Ряд предметов, найденных в грунтовых могилах и в срубных погребениях, носит черты местного происхождения. Такова «серебряная серьга с надетыми на дужку тремя шариками, покрытыми грубой зернью». Это прототип так называемой серьги киевского типа, сложившегося уже в XI в. Другие серьги близки к серьгам так называемого Волынского типа, также местного происхождения. К местной продукции Л. А. Голубева, исследовавшая Киевский некрополь, причисляет и скорлупообразные бронзовые фибулы. Число местных ремесленных изделий IX-X вв. может быть значительно увеличено, если к ним отнести различного рода бытовые предметы вроде железных ножичков, кресал (для зажигания), наконечников копий, стрел и т. д. Тогда ясна станет и основная продукция киевских ремесленников IX- X вв.: производство из металла изделий быта, оружия и примитивных украшений из серебра и меди, реже из золота. Находки весов и гирь вместе с монетой Константина Багрянородного (913-954. гг.) говорят о торговле Киева с Византией, о тех «гостях», которые приходили в Константинополь и жили в предместьи св. Мамы. Крестики, привески, найденные в погребениях, свидетельствуют о распространении христианства в Киеве IX- X вв.

В целом Киев этого времени рисуется как город с ремесленным производством и торговлей, но едва ли со значительным ремесленным населением. Это по преимуществу город князей с их дружиной. «Люди» - горожане - уже составляют в Киеве значительную прослойку, но ещё близко связаны с княжеским двором и дружиной, а сами ремесленники по преимуществу являются зависимыми людьми.

Аналогичные наблюдения можно сделать и над территорией других древнерусских городов, в первую очередь Новгорода.

Летописи знали две версии о происхождении Новгорода, приписывая его создание как славенам, так и Рюрику. Впрочем, одна версия не противоречит другой, так как легенда о построении города Рюриком может относиться к Городищу, которое так и носит название Рюрикова городища. Действительно, летопись говорит о построении Рюриком города над озером Ильмень, а это мало подходит к топографии Новгорода и более соответствует местоположению Городища, стоящего на Волхове поблизости от его впадения в Ильмень. Правда, А. В. Арциховский скептически смотрит на возможность раннего возникновения Городища, считая его основанным князьями, выселившимися из Новгорода в XII в., но этот вывод ещё требует проверки, поскольку в районе Городища были найдены предметы конца X или начала XI в., например золотая эмалевая пластинка византийской работы («Новгородский исторический сборник», вып. III-IV, Новгород 1938, стp 219). На особую древность этого района указывают также раскопкн М. К. Каргера, открывшие фрагменты керамики IX-X вв.

Что касается самого Новгорода, то некоторый свет на его происхождение бросают раскопки последних лет, проведённые А. В. Арциховским. На месте Ярославля дворища в X в. существовал дохристианский могильник; значит, этот район ещё не был заселён. При раскопках на Славенском холме найден был помост, под которым оказался арабский диргем X в. О существовании поселений на Славенском холме, по мнению А. В. Арцихов-ского, говорить можно, «но и то без особой уверенности» (А. В.Арциховский, Раскопки на Славне в Новгороде («Материалы и исследования по археологии СССР» № 11, стр. 124-125)). Следовательно, по имеющимся археологическим данным, Торговая строна Новгорода стала заселяться только в X в., причём древнейшая часть поселений была расположена на возвышенном Славенском холме.

Запутанная и до сих пор окончательно не разрешённая археологическими исследованиями топография Торговой стороны Новгорода всё-таки позволяет заключить, что рост этого района падает на X в. Впрочем, начало поселений на Toproвoй стороне могло восходить и к гораздо более раннему времени. В частности, в Новгороде держалось, упорное предание о существовании древнего города Словенска. «И поиде по Днепру горе, - говорит одна поздняя новгородская летопись об апостоле Андрее, - и прииде в Словенск, идеже ныне... стоит град Великий Новгород» («Российская летопись по списку Софейскому Великаго Новаграда», ч I, СПБ 1795, стр. 3). Название города «Словенском» связывает его с племенным названием ильменских сло-вен, которое сохранялось на Руси длительное время. Город Словенск упомянут в списке русских городов начала XV в. как находившийся по соседству с Серпейском и Козельском. Отсутствие же указаний на древнее поселение в районе Славенского холма само по себе не является ещё доказательством того, что старое предание о существовании Словенска на месте Новгорода недостоверно: ведь территория древнего города изучена пока ещё недостаточно.

Что касается Софийской стороны и Детинца, то наблюдения над временем возникновения поселений в этом районе сделаны только в последнее время. Раскопки на территории бывшего Неревского конца к северу от Детинца (Кремля) подтвердили, что этот район Новгорода был заселён с древнего времени. Так, в нижних земляных слоях оказались лимоновидные бусы, по словам А. В. Арциховского, появившиеся ещё в IX в., «а в XI в. не заходящие». Они могут считаться «надёжным признаком X в.». Ещё замечательнее находка в Неревском конце сердоликовых шарообразных бус; «в X в. этот тип является уже исключением, хотя и не редким, в XI веке и позже - редчайшим исключением» ( А. В. Арциховский и М. Н, Тихомиров, Новгородские грамоты на бересте (из раскопок 1951 г.), М. 1953, стр. 58 (определения А. В. Арциховского)).

Таким образом, выясняется существование поселений на территории Неревского конца в Новгороде уже в IX- X столетиях. Поселения эти возникли в непосредственной близости к северной, наиболее древней части Детинца, где помещался дом новгородского епископа и собор св. Софии. Они были зародышами новгородского посада, быстро разросшегося в позднейшие столетия. Такие посады, как правило, основывались и развивались в непосредственной близости и под защитой городских замков.

Во всяком случае, история первоначального Новгорода рисуется нам аналогично истории Киева. Вначале на месте Новгорода находим небольшой городок, один из племенных центров (безразлично, назывался ли этот городок Словенском или как-либо по-иному), позже возникает город-замок одного из князей. Усиленное развитие городской жизни в Новгороде, как и в Киеве, происходит в определённое время - в IX-X столетиях.

Сказанное можно проследить на примере других древних городов - Полоцка, Пскова, Суздаля.

Раскопки, произведённые А. Н. Лявданским на территории древнего Полоцка, привели к исключительно ценным выводам. Они установили, что на территории Верхнего замка, в Полоцке, где стоит каменная церковь св. Софии, не было городища, хотя, может быть, существовало поселение, судя по обломкам посуды, относящееся к концу X - началу XI в. Ещё позднее возник Нижний замок. Первоначальное ядро города надо искать на правом берегу реки Полоты, где находится древнее городище. Предметы, найденные на городище, относятся К XI-XII вв., позолоченную бляшку и гончарную посуду можно датировать X в., а некоторые обломки посуды - даже IX в. Лявданский отмечает присутствие более ранних остатков посуды, которые можно отнести «до часу раней IX-X ст.» («3aпicкi аддзелу гуманiтарных навук», кн. 11. Працы археолёгiчнай камiсii, т. II, Минск 1930, стр. 166). Исследование обрыва у Западной Двины в Заполотье, или «старом городе» Полоцка, обнаружило, что Заполотье было заселено с самых древних времён, может быть и с X столетия.

По мнению названного исследователя полоцкой старины, первоначально укрепление находилось на Полоцком городище. Оно возникло приблизительно в VIII-IX вв., судя по находкам в нижнем и наиболее раннем культурном слое. В верхнем, более богатом культурном слое городища найдена гончарная посуда X-XII вв. «Верхний слой значительно богаче находками, чем нижний. Это свидетельствует о том, что и жизнь на городище в этот период шла более интенсивно (особенно в XI-XII вв.)». А. Н. Лявданский делает вывод, что в это время городище служило укреплённым центром, своего рода Кремлём города Полоцка. Поселения же полоцких жителей находились ниже реки Полоты, около Двины, на месте Заполотья, Верхнего и, может быть, Нижнего замков. Название «старый город», которое встречается в документах уже XIV в., по мнению того же Исследователя, первоначально относилось к городищу, а теперешнее название Заполотья «старым городом» возникло, возможно, значительно позднее (Там же, стр. 172-173).

Отмечая исключительную ценность раскопок А. Н. Лявданского, нельзя не обратить внимания на некоторую неясность в представленной им попытке воссоздать историю древнего Полоцка. Во всех известных нам городах соборные храмы стояли в кремле, поблизости от княжеского двора. Современный Софийский собор в Полоцке построен не позднее XII в., а с большой вероятностью может быть отнесён и к XI в. Немыслимо представить себе, что собор был сооружён вне городских стен, так как древнерусские соборы являлись внутренними крепостями, библиотеками и хранилищами казны. Повидимому, историю древнего Полоцка надо представить себе несколько иначе, чем это рисуется А. Н. Лявданскому.

Первоначальный городок, как и предполагает названный учёный, был основан на месте городища, расположенного несколько в отдалении от Западной Двины, как лежал и древнейший Киев, тоже основанный на горах над Днепром. Позже, примерно в X в., стало заселяться низменное Заполотье, или территория «старого города», игравшее роль киевского «Подола» с его ремесленным населением. Это потребовало переноса городских укреплений ближе к Двине и вызвало появление Верхнего замка, тогда как на городище осталось поселение, возможно - даже особый княжеский двор. При всех условиях начало Полоцка как города восходит к VIII-IX вв., а рост ремесленной его части - к X в.

Приблизительно к тому же времени восходит начало Витебска. Городище на месте Верхнего замка в Витебске,по исследованию того же А. Н. Лявданского, возникло не позднее IX в. Кроме того найдены следы культуры X в., а главным образом XI-XII столетий. Поселения на месте Нижнего замка также существовали в IX-X вв.

Интересно, что подобного же рода выводы сделаны были Н. Н. Ворониным, исследовавшим территорию Суздальского кремля. В результате раскопок было найдено немало интересных предметов, в том числе три рубленых гривны второй половины X - начала XI в. Общий вывод Н. Н. Воронина сводится к тому, что «раскопы позволяют говорить о заселении кремлёвской территории в конце IX и начале X в.». Нельзя, впрочем, не посетовать на автора цитируемых слов, который снижает свои выводы общим замечанием, что вещи, найденные в нижнем горизонте культурного слоя Суздальского кремля, характеризуются довольно однородным комплексом вещей, характерных для среднерусских городищ X-XIV вв («Археологические исследования в РСФСР 1934-1936 гг» М. -Л. 1941, стр. 90-96).

Несколько иную картину дают археологические наблюдения, сделанные в Пскове. В итоге работ, проведённых под руководством Н. Н. Чернягина на территории Псковского кремля («Крома»), была установлена целость напластований Псковского кремля и наличие ряда последовательных культурных слоев, датируемых начиная с VIII-IX вв. и кончая XII, быть может, XIII в. Таким образом, Псков возник раньше, чем Новгород, и в этом нет ничего невероятного, так как торговая дорога по реке Великой восходит к очень раннему времени. Характерно, что в древнейшем слое был найден костяной гребень с резным изображением ладьи с парусом и сильно приподнятыми, загнутыми кормой и носом (Там же. стр. 28=32). Ладья по своей форме напоминает типичную древнерусскую ладью, как она нам известна по миниатюрам. Рисунок украшал вещь, принадлежавшую какому-либо купцу-воителю.

Новые раскопки на территории Пскова подтвердили, что Псков уже в IX столетии был значительным городским пунктом. В Детинце найдены были мостовые X в. и остатки жилого дома VIII-IX столетий (С. А. Тараканова, Раскопки древнего Пскова («Краткие сообщения ИИМК», XXVII, 1949 г., стр. 104-112)).

Интересные соображения о времени возникновения и развития городской жизни в Пскове высказала С. А. Тараканова. Как и многие другие города, Псков стоял на месте древнего поселения. «Изучение остатков материальной культуры древнего Пскова, а также его крепостных стен, в особенности первоначальных, позволяет отнести возникновение Пскова как собственно города к VIII в. и. э.», - пишет С. А. Тараканова. Особенно ценно наблюдение С. А. Таракановой, что слои земли в Псковском кремле VIII-X вв. по своим материальным остаткам принципиально отличаются от слоёв II-VIII столетий. Так, лепная посуда, производившаяся раньше домашним способом, заменяется посудой, сделанной на гончарном круге. На новой технической основе развивается кузнечно-литейное ремесло. Вместо полуземлянок появляются наземные дома с деревянными полами и т. д. Все эти новые явления обозначают переломное время - переход к качественно иной форме городского поселения от городка родоплеменного времени к городу феодального времени. «Найденные при раскопках разнообразные железные вещи (железные ножи, рыболовные крючки, тёсла, сошники, топоры, скобель, косы, серпы, молоток, кованые гвозди со шляпками, наконечники стрел, славянские цилиндрические замки и ключи, «древолазные шипы», лодочные заклёпки и многие другие вещи) характеризуют деятельность кузнецов-ремесленников» (С. А. Тараканова, О происхождении и времени возникновения Пскова («Краткие сообщения ИИМК», XXXV, 1950 г., стр. 18-29) ). В IX-X столетиях Псков уже втягивается в торговые отношения с Востоком и Западом. Об этом свидетельствуют находки саманидского диргема 940-955 гг. и западноевропейской монеты 1068-1090 гг. и пр.

Псков начал развиваться в VIII в., а в IX-X столетиях становится значительным городским центром. К этому времени и надо относить зарождение псковского посада, раскопки которого пока ещё не произведены.

Со значительной полнотой можно нарисовать картину древнего Смоленска на основании раскопок В. И. Сизова, произведённых в Гнездове. Гнездовский могильник находится километрах в 10 к западу от Смоленска, на правом, в данном случае северном берегу Днепра. Обширный могильник примыкает к городищу, повидимому раньше находившемуся при впадении речки Свинки в Днепр. «Начало XI в. может служить конечной гранью для жизни Гнездова, которая заканчивалась всё тем же языческим трупосожжением, исключительно практиковавшимся в этой местности», - пишет Сизов.

Вопрос о взаимоотношении Гнездова к древнему Смоленску весьма важен для историка древнерусских городов. Само название «Гнездово» появляется только в начале XVII в., между тем существование Смоленска в X в. засвидетельствовано начальной летописью и Константином Багрянородным. Существование в районе Смоленска двух больших поселений, расположенных километрах в 10 одно от другого, представляется маловероятным. Понимая малую вероятность близкого соседства двух подобных центров в X столетии, В. И. Сизов выходит из затруднеиия путём следующих рассуждений: «Нам кажется, что Гнездово в древнее время, т. е. в IX-X столетиях, было погостом Смоленска, и что здесь, в Гнездове, с древних времён развивалась торгово-промышленная жизнь в то время, когда Смоленск был только острожком или крепостью, где сидел правитель («муж княжой»), ездивший на полюдье или принимавший дань или товар от окрестных мест. Население Смоленска было в то время незначительное и только административно-военное, и потому оно не оставило после себя никаких ясных следов, относящихся ко времени язычества». Сизов предполагает, что уничтожение Гнездова произошло посредством крутых административных мер, которые привели к уничтожению древнего языческого погоста, вероятно слишком упрямого в своём язычестве ( В. И. Сизов, Курганы Смоленской губернии, вып. 1. Гнездовский могильник близ Смоленска, СПБ 1902, стр. 125-126). Население ютилось ближе к берегу Днепра, на юг от могильника, и посёлки тянулись длинной полосой у правого берега реки, в центре же поселений находилось городище, «валы которого были укреплены каменной кладкой внутри и, быть может, горелыми брёвнами» (Там же, стр. 115). К сожалению, Сизов не произвёл детального исследования городища и остатков поселений. Главное внимание его было обращено на изучение курганов, а между тем вопрос о характере Гнездовского поселения является важным для суждений о русском городе IX-X вв.

Изучение Гнездовских курганов было успешно продолжено советским археологом Д. А. Авдусиным, который произвёл раскопки и на Гнездовском городище. Авдусин приходит к выводу, что древний Смоленск не находился на центральном Гнездовском городище, а найденные на eго территории предметы IX-X вв. являются остатками курганных погребений, разрушенных при сооружении епископского замка в XVII столетии. Впрочем, этот решительный вывод сам же автор несколько подрывает заключительной фразой, что вопрос о первоначальном месте Смоленска ещё не решён (Д. А. Авдусин, К вопросу о первоначальном месте Смоленска («Вестник Московского Университета» № 7, 1953 г., стр. 136-137)).

Трудный вопрос о местоположении древнего Смоленска в какой-то мере может быть если не решён, то приближен к решению по аналогии с другими древнерусскими городами. Прежде всего, повидимому, надо отказаться от мысли, что первоначальный Смоленск стоял на Гнездове и центром его было Гнездовское городище, к чему я сам склонялся в первом издании этой книги. Местоположение Смоленска на высотах совершенно аналогично местоположению Киева, Чернигова, Пскова, Полоцка. Наоборот, Гнездовское городище стоит в низине и не на самом берегу Днепра. Даже Новгородский кремль был построен на более возвышенном месте, хотя он и расположен на равнине у берегов Волхова, где нет значительных высот.

Мало вероятными кажутся также представления В. И. Сизова о Гнездове как торгово-промышленном посаде Смоленска. В этом случае мы имели бы беспрецедентный случай большого поселения, лежавшего далеко от замка, под стенами которого обычно располагался неукреплённый посад. Это опровергается и самими находками, сделанными В. И. Сизовым, в частности обычаем погребения воинов с рабынями. Только в богатых курганах Гнездова мужские трупосожжения сопровождаются женскими. Военный элемент сказался в предметах, открытых в Гнездове в таком большом количестве, что нельзя говорить о случайности. Чего стоит хотя бы находка горшка с жжёными костями, по бокам которого в землю были воткнуты с одной стороны меч с рукояткой, отделанной серебром, с другой - копьё.

Что Гнездово нельзя считать первоначальным Смоленском, доказывается прямым свидетельством письменных источников. По сказаниям о Борисе и Глебе, встреча Глеба с его убийцами произошла в устье Смядыни. Глеб спускался вниз по Днепру: «и как (Глеб) пришел к Смоленску и пошел от Смоленска и видим еще был, остановился он на Смядыне в кораблике» («И яко приде Смолиньску и поиде от Смолиньска яко зьреим едино ста на Смядине в кораблици» (Д. И. Абрамович, Жития св. мучеников Бориса и Глеба, Пгр. 1916, стр. 39, 70)). Ту же версию о месте гибели Глеба находим и в летописи. Таким образом, в начале XI в. Смоленск находился на своём теперешнем месте, выше Смядыни, а не ниже, как надо было бы предполагать, если бы речь шла о Гнездове. Небольшой корабль Глеба был ещё виден от города. Эта подробность заимствована, видимо, из рассказов очевидцев события.

Следовательно, Гнездово надо считать местом погребения, а не городом. Городом был Смоленск.

О правильности наших предположений можно будет судить после, дальнейших археологических наблюдений, пока же Гнездовские курганы позволяют сделать ряд наблюдений над жизнью древнейших русских городов. Прежде всего поражает большое количество богатых погребений с оружием, что заставляет говорить о крупном значении в Смоленске X в. общественной верхушки. В И. Сизов совершенно правильно подчёркивает отсутствие указаний на решительное преобладание варягов в Гнездове, хотя и отмечает явные следы скандинавских погребений. Судя по всему, население Смоленска в Хв. в основном состояло из военного люда - княжеской дружины и княжеских слуг.

Характер ремесленных изделий, найденных в Гнездове, очень, своеобразен. В основном перед нами железные и гончарные изделия. Железные изделия, найденные в Гнездове, относятся к предметам местного производства, причём «обработка металлических украшений доводилась здесь до известной технической виртуозности» (В. И. Сизов, Курганы Смоленской губернии, вып. 1, стр. 122). Наряду с кузнецамн существовали мастера, производившие бронзовые и серебряные изделия. Кроме того, выдающееся значение имело гончарное производство.

Следует, впрочем, заметить, что раскопки не дают оснований для окончательных суждений о происхождении и составе ремесленного населения в Смоленске X в. Ведь это население могло состоять не столько из свободных, сколько из зависимых ремесленников. Однако обилие железных н гончарных изделий в гнездовских находках заставляет думать о существовании в нём значительного количества свободпых ремесленников, работавших не только на удовлетворение запросов княжеско-дружинных кругов, но и на более широкий сбыт. Таковы стальные огнива, ножи, железные остовы для шейных гривн и т.д. Кроме того, найдены предметы, указывающие на большое значение Смоленска в X в. Особенно показательны находки диргемов в полном и разрезанном виде и небольших весов с гирьками. «Арабские и среднеазиатские днргемы с их обрезками, заменявшими мелкую монету или служившие дополнением к известному весу, были единственной ходячей монетой для Гнездова». Некоторые предметы, найденные в Гнездовских курганах, занесены были с Востока. В меньшем количестве найдены вещи византийского и скандинавского происхождения (В. И. Сизов, Курганы Смоленской губернии, вып. 1, стр. 120).

Смоленск IX-X вв. представляется ещё замком, вокруг которого только начинает создаваться посад, населённый купцами и ремесленниками. Таким образом, имеется полная аналогия в истории древнейших русских городов - Киева, Чернигова, Полоцка, Смоленска, Пскова и Новгорода. Рост этих крупнейших русских городов, развитие в них ремесла и торговли происходят в IX-X вв., т. е. одновременно с усиленной феодализацией Древней Руси.