На одном интеллектуальном телешоу прозвучал вопрос: «Что возникло в августе под дулами танковых пушек?» Участники ответили: «Демократия». Они подразумевали московский август 1991-го, совсем забыв про берлинский август 1961-го. Про символ реал-социализма, снесённый 25 лет назад, 9 ноября 1989 года. Вместе со всем «соцлагерем», который не мог существовать без тюремной Берлинской стены.
Стоять! Защита!
Более 150 километров 4-метрового бетонного забора по периметру Западного Берлина. Десятки километров колючей проволоки. Сигнальные и контрольно-следовые полосы. Рвы, эскарпы и контрэскарпы. Сотни сторожевых вышек. Мегалитический монстр рассёк историческую столицу Германии. «Антифашистский защитный вал» — так называл Берлинскую стену агитпроп ГДР.
Слово «фашизм» давно используется диктаторами как бессмысленная страшилка
Как видим, не только теперь, но и тогда диктатуры использовали слово «фашизм» в виде бессмысленной страшилки. От какого «фашизма» требовалось защищать? Если на то пошло, Восточный Берлин хранил куда больше признаков повергнутого рейха, нежели Берлин Западный. Связка «Ein Volk, Ein Reich, Ein Führer!» куда больше напоминала партократию СЕПГ, чем общественный строй ФРГ. Эту партократию и должна была защитить стена. Не от нашествия с запада на восток, а от бегства с востока на запад. Масштабы которого грозили оставить без подданных властителей ГДР.
Германо-германская граница являлась ключевой частью внешнего периметра всего Восточного блока. Западный Берлин, открытый для свободного посещения, становился окном в Европу. Само его существование на территории ГДР – главного советского вассала – было мощным фактором холодной войны. Аннигилировать этот фактор было невозможно. Это не удалось даже Сталину – после годовой блокады Западного Берлина ему пришлось отступить перед американским «воздушным мостом». (Кстати, аэропорт Темпельхоф, через который Трумэн снабжал блокированный город, ныне закрыт из-за нерентабельности.)
ГДР считалась витриной социализма – по крайней мере, в плане экономических показателей и материально-бытового благополучия. Но уровень, завидный для СССР, ПНР, ВНР, НРБ, СРР, отчасти даже для ЧССР, превращался в убожество при первом же сопоставлении с западной частью той же страны, избавленной от «преимуществ социализма». И при этом достаточно было сделать рискованный, но вполне реальный шаг. Чтобы тут же попасть в свободную и богатую страну с тем же языком. Терпеть такого, конечно, не могли.
С чисто технической, военно-инженерной точки зрения сооружение Берлинской стены прошло, кстати, на пятёрку. Не так ведь это просто, в одну ночь на 13 августа 1961 года разрубить европейский мегаполис. Всё было сделано с коммунистической жестью, помноженной на известные немецкие качества. ГДР подтвердила статус самого эффективного из сателлитов СССР. Возглас «Хальт!» окончательно превратился в девиз «первого на немецкой земле государства рабочих и крестьян». За его нарушение поплатились жизнью от 220 до 250 человек (точные данные не установлены даже по пунктуальным немецким архивам).
Берлинская стена превратила ГДР в откровенную тюрьму
Так появилось на свет материальное воплощение занавеса, о котором говорил Уинстон Черчилль. Даже не железного – железобетонного. Восточноберлинские правители, превратившие свою столицу в откровенную тюрьму, ощутили небывалую дотоле уверенность. Фюрер СЕПГ Вальтер Ульбрихт даже стал заноситься перед старшими московскими товарищами. Дескать, родина марксизма всё же Германия, а не Россия… Пришлось поставить его на место: в 1971 году ЦК СЕПГ возглавил Эрих Хонеккер, бравший под козырёк раньше, чем Брежнев успевал приказать.
За стеной
Следующие 28 лет прошли под знаком «Дранг нах Вестен». Немцы штурмовали стену как могли. Порой мужественно, порой отчаянно, порой хитроумно. Таранили на машинах, обходили по тоннелям, перелетали на самодельных летательных аппаратах, переезжали в тайниках малолитражек. С 13 августа 1961-го по 9 ноября 1989-го было совершено более 5 тысяч успешных побегов. Пограничники получили приказ стрелять на поражение и выполняли его. Последним погиб Крис Геффрой 6 февраля 1989 года. Ему бы подождать несколько месяцев…
Антикоммунистические подпольщики брали пример с антинацистского Сопротивления
Считается, будто побеги были главной формой антикоммунистического сопротивления в Восточной Германии. Это не так. 17 июня 1953-го рабочее восстание парализовало власть СЕПГ. Восстановить её удалось только советскими танками. Церковные проповеди. Студенческие протесты. Молодёжные группы 1940-1950-х, бравшие пример с «Белой розы», бросившей вызов гитлеровцам. В том же Западном Берлине до 1959-го действовала «Группа борьбы против бесчеловечности» во главе с участниками антинацистского Сопротивления Райнером Гильдебрандтом и Эрнстом Тиллихом. (Для такого случая антигитлеровские подпольщики объединили усилия с западногерманской спецслужбой бывшего вермахтовского генерала Рейнхарда Гелена.) Эта организация весьма квалифицированно помогала восточногерманскому подполью в антикоммунистической агитации и нелетальных диверсиях. Подпольный кружок в городе Айзенберге, созданный старшеклассниками, почти пять лет ускользал от грозной «Штази». Разбрасывали листовки, расписывали стены, сжигали полицейский тир. Нет в мире народа, который бы добровольно согласился терпеть несвободу.
Каралось всё это с жестокостью, подчас достойной Третьего рейха. Казни часто совершались в СССР – местная полиция передавала арестованных в распоряжение советского оккупационного трибунала, тот выносил высшую меру и отправлял приговорённых в Москву. В братской могиле на Донском кладбище похоронили 23-летнего студента Арно Эша, расстрелянного за выступления от легальной Либерально-демократической партии. Там же похоронен 21-летний студент Герберт Бельтер, расстрелянный за листовки. Гюнтер Мальковский был старше, его расстреляли в 25 лет. Но он и успел сделать больше: ему предъявили не только листовочную кампанию, связи с веером разведок, но и сотрудничество с ОУН. Умерла в тюрьме 25-летняя Эдельтрауд Эккерт, оставившая пронзительный сборник стихов «Год без весны».
Бывшие нацисты не создавали проблем коммунистическому режиму
Листовки, которые могли стоить жизни, призывали исключительно к демократии и воссоединению Германии. Вольфганг Натонек, председатель студсовета в Лейпцигском университете, отсидел восемь лет за «контрреволюционную агитацию». Он был евреем и в конце войны помогал бежать советским военнопленным. Зато бывшие нацисты не создавали проблем. Для них была организована своя «национально-демократическая» партия, сам Сталин приказал «преодолевать отчуждение». Они с благодарностью приняли указанный курс. Разве что перегружали компетентные органы доносами друг на друга.
Использовались концлагеря, сохранённые как ценное наследие нацистов. К услугам немецких товарищей был советский ГУЛАГ. Не пустовали и «обычные» тюрьмы. 200 тысяч политических немало для страны, население которой никогда не достигало 20 миллионов.
Досрочные освобождения начались лишь с середины 1950-х, когда первый секретарь Хрущёв нормализовал межгосударственные отношения с канцлером Аденауэром. А с середины 1960-х политзеков начали отпускать в ФРГ за деньги. Первым так освободился вожак «Айзенбергского кружка» Томас Аммер. Таким образом ГДР зарабатывала валюту в ФРГ.
Германия – не Польша. Тем более ГДР – коренная Пруссия, без баварской патриархальщины и рейнских французских штучек. Цитадель марксистского орднунга. Повиновение воспитывалось на примерах студентов Гельберта Бельтера, Арно Эша, Гюнтера Мальковского, автослесаря Альфреда Динера, маляра Альфреда Дартша, садовника Эрнста Енриха, расстрелянных за 17 июня. Но диссидентское сопротивление не прекращалось практически ни на день. Возглавляли его авторитетные интеллигенты – учёные, врачи, художники, адвокаты. «Штази» жёстко контролировала непокорных, но как раз со времён стены уже не могла просто отдавать их под расстрел. А в небольшой стране каждый знал, к кому идти, если есть готовность.
На стене
На противоположном полюсе, в верхушке СЕПГ, не прекращалась грызня. В годы становления социализма там, конечно, не обошлось без чисток по сталинским образцам. К примеру, фанатичный ветеран КПГ Пауль Меркер, член политбюро и куратор Минсельхоза, успел посидеть как «сионистско-французский агент». После 17 июня второй секретарь ЦК СЕПГ Карл Ширдеван и министр госбезопасности Вильгельм Цайссер добивались отставки Ульбрихта и смягчения режима. Но Ульбрихта с ярым пафосом поддержал комсомолец Хонеккер (тот, что ударит в спину через 18 лет). В отставку пришлось уйти тем, кто хоть о чём-то задумался.
По поводу стены там, конечно, царило монолитное единство. Правда, куратор внешнеэкономических связей Шальк-Голодковский проходил сквозь стену по своему усмотрению, когда выезжал за западногерманскими марками для партии. Другое дело – взаимные доносы Хонеккеру или прямо в Москву.
В ГДР аналогу Косыгина тоже сказали «Хальт!»
Секретарь по экономике Гюнтер Миттаг пытался провести что-то вроде «социалистического рынка» и хозрасчёта. Но секретарь по идеологии Курт Хагер сурово пресекал малейшие отступления от соотечественников-основоположников. «Красный пруссак» Вилли Штоф (награждённый Железным крестом за подвиги на Восточном фронте) следил за бесперебойным функционированием армии, полиции и «Боевых групп», штурмовых отрядов СЕПГ. Эрих Мильке заведовал «Штази». И все вместе атаковали Миттага. Его планы постигла судьба советской «косыгинской реформы». После чего Миттаг грустно констатировал, что теперь ГДР не спасёт ни Запад, ни Восток.
Стена оказалась построенной на песке. Окропление кровью её не упрочило.
Это – народ
Красные символы обернулись против коммунистов
С начала 1989-го брожение резко усилилось. Первые протестные акции были приурочены к 15 января – 70-й годовщине гибели Карла Либкнехта и Розы Люксембург. Красные символы сделались крайне опасными для коммунистического режима. Революционность явилась в исконном образе крамолы, ночного кошмара властей.
Но главными центрами оппозиционной консолидации становились церкви. Проповеди звучали всё откровеннее. Полиция фиксировала общую напряжённость. «Штази» сигнализировала о выходах из партийных «Боевых групп». Зато активизировались нелегальные гражданские инициативы за мир и права человека.
Тем временем в соседней Венгрии реабилитировалось восстание 1956 года. В Польше прошёл Круглый стол, после которого «Солидарность» победила даже на полусвободных выборах. «Соцлагерь» двинулся вразнос как только стало ясно: Горбачёв танки не пошлёт.
В ГДР ситуация контролировалась жёстче. 7 мая 1989 года по графику прошли местные выборы. От реальных результатов власти были в отпаде, пришлось идти на откровенно грубые фальсификации. Это и стало первотолчком протестов. Начались они довольно сдержанно, гасились поначалу без особых сложностей, но уже не останавливаясь двигались по нарастающей.
В сентябре венгры открыли границу с ФРГ. В стене образовалась зияющая дыра. Десятки тысяч восточных немцев кружным путём хлынули на ставший доступным Запад. Но ещё опаснее для режима выглядели акции под лозунгом: «Мы остаёмся здесь!»
Начиналось в основном в Лейпциге и Дрездене. Обычно вокруг церквей. Первая демонстрация прошла 4 сентября 1989-го от лейпцигской евангелической Николайкирхе. Лозунги не оставляли сомнений: «Свобода! Штази – вон!» Движение стремительно запруживало страну. Правоохранители и госбезопасность пытались действовать по старинке, и это подхлёстывало протесты. 4 октября в Дрездене полицию встречали булыжниками, был подожжён автозак.
Хонеккер не успевал сообразить, что происходит, и оттого был эмоционально стабилен. Только распоряжался прокручивать по телевизору репортажи с китайской Тяньаньмэнь. Зато растерялся сам Мильке. «Завтра действительно будет 17 июня?» – спросил он в конце августа на коллегии МГБ. Тяжёлое молчание подчинённых громыхнуло исчерпывающим ответом.
С сентября стали возникать оппозиционные организации, не спрашивавшие разрешения. Главной из них стал «Новый форум». Возглавили его самые уважаемые диссиденты – врач-биохимик Йенс Райх, техник-программист Мартин Бёттгер, адвокат Рольф Генрих, художница и преподаватель местного ПТУ Бёрбель Боле, каменщик Рейнхард Шульт, известная писательница Катья Хавеман, работавшая домашней воспитательницей, вдова легендарного учёного и борца Сопротивления, разведчика «Красной капеллы» Роберта Хавемана…
Диссиденты хотели демократического социализма, народ – единения в ФРГ
Интересно, что – в отличие от Польши или Чехословакии – диссидентское движение в ГДР было в целом левоориентированным. Синдром родины марксизма сказался и в этом. Демократы Восточной Германии мечтали о «подлинной социалистической альтернативе». Поэтому им предстояло болезненное разочарование весной 1990-го. Над руинами Берлинской стены избиратели проголосовали не за тех, кто её сносил, а за местный Христианско-демократический союз, сорок лет прислуживавший Ульбрихту и Хонеккеру. Потому что его лидер, музыкант Лотар де Мэзьер (оказавшийся информатором «Штази» с ироничной кличкой Черни) позиционировался как «восточный Гельмут Коль» и повёл дело к воссоединению с ФРГ. А народ рвался именно к этому, без всяких социалистических альтернатив.
В сентябре активистов ещё пытались арестовывать. Руководство СЕПГ ещё не понимало, что режим доживает последние недели. Понять пришлось 7 октября 1989-го, когда Хонеккер подвергся массовой обструкции на праздновании 40-летия ГДР. «Опаздывающих наказывает жизнь», – сказал генсек КПСС коллеге из СЕПГ. Если бы Михаил Сергеевич сам всегда об этом помнил, иначе сложилась бы судьба нашей страны.
18 октября к Хонеккеру вернулось то, что он сделал Ульбрихту. Верный партийному товариществу Штоф сказал: «Эрих, так дальше не пойдёт, тебе пора уходить». Всё политбюро единодушно солидаризировалось с этим мнением. Но их перемещения, интриги и предательства уже мало кого волновали. Полиция и «Штази» отзывались, «Боевые группы» тем более пришлось убирать с улиц, пока не началось массовое братание штурмовиков с демонстрантами. 4 ноября на Александрплац враз вышли полмиллиона человек: «Мы – народ!»
Власти СЕПГ по факту не стало, исчезла полиция, но не разбито ни одно стекло, не потоптан ни один газон. Смешно говорить о погромах, когда не было даже забастовок. Саму Берлинскую стену демонтировали чётко и аккуратно, как возводили – но гораздо веселее. Восточные немцы готовились вернуться в единую страну с честью бюргерской порядочности.
Изгнание призрака
9 ноября 1989 года «либеральный секретарь» ЦК Гюнтер Шабовски что-то проговорил на пресс-конференции о «новых правилах пересечения границ». Его спросили, когда они вступают в силу. Не ожидавший такого вопроса Шабовски сказал первое, что пришло в голову: «Сейчас». Это был их конец.
В стену немедленно ударила многотысячная волна. Навстречу рванулись «весси». Пограничники молчали, «штазисты» судорожно прятали концы в воду. Всё кончилось практически в одночасье. Казавшаяся незыблемой стена пошла на сувениры.
Немцы поступили подобно украинцам через 25 лет
Михаил Горбачёв, Джордж Буш-старший, Гельмут Коль, Маргарет Тэтчер, Франсуа Миттеран, Ханс Модров что-то ещё просчитывали. Вписывали новую ГДР в систему отношений элит Запада и Востока (задумывалось нечто вроде «соглашения оппозиции с Януковичем» в февральском Киеве нынешнего года). Но люди в Восточной Германии (как через четверть века в Украине) откровенно наплевали на хитроумные планы мировых владык. Народ решил по-своему: ГДР не нужна вообще. Зачем, если нет стены?
9 ноября прозвучало победным набатом для всей Восточной Европы. На следующий день болгары провожали проклятиями автомобиль снятого со всех постов генсека БКП Живкова. Ещё через неделю началась Бархатная революция в Праге. В Болгарии партийная группировка Петра Младенова некоторое время удерживала ситуацию, в Чехословакии власть компартии рухнула немедленно. Но в итоге результат был один: президентом Чехословакии стал диссидент Вацлав Гавел, президентом Болгарии – диссидент Желю Желев. Хонеккер и Живков вместе со своими ближайшими окружениями отправились за решётку. К Рождеству восставшая Румыния расстреляла Чаушеску. Призрак коммунизма ушёл из Европы.
Кровь у Берлинской стены не осталась совсем безнаказанной. С 1992 года в единой Германии начались суды. На жёсткой скамье побывали Хонеккер, Мильке, Штоф, Хагер, Шабовски, министр обороны Кесслер, начальник генштаба Штрелец, окружной партийный секретарь Альбрехт, хонеккеровский преемник Кренц, члены политбюро Клайбер, Тиш, Мюкенбергер, Долюс. Реальные сроки поимели Кесслер, Штрелец, Альбрехт, Кренц, Клайбер, Шабовски. Остальных сочли уже неспособными отвечать за себя – куда там, если Мильке в камере играл с плюшевыми медвежатами. Кстати, среди адвокатов был Генрих из «Нового форума».
…Сегодня вновь витает в воздухе идея европейской стены. Украина подумывает насчёт того, чтобы отгородиться от северо-восточных соседей. Но едва ли это потребуется. Ведь как ни старайся обмануть жизнь, перемены всё равно происходят. Причём со всей внезапностью, как четверть века назад.
Николай Кольский, специально для «В кризис.ру»
