Ростовчане — это люди, которые сами себе придумывают истории, а потом так верят, что живут в них. Это как у Салмана Рушди есть персонаж, которая вышивает на скатерти, но не узоры, а истории — любви, казни, постройки дома, такой ковер памяти. И мы себе вышиваем — кто крестиком, кто гладью, и это начинает сбываться.
Я знаю одного старика, который стал писать свою биографию, залез в генеалогию и понял, что его родственник — знаменитый скульптор Сергей Корольков. Он настолько в этом уверился, что нашел все архивы и даже дом Королькова в хуторе Шмат: старинный казачий курень прямо на берегу Дона. А в доме уже был магазин. 8 лет он этот дом отвоевывал. И победил. На несколько своих пенсий заказал гранитную доску с ликом Королькова. Потом баннеры: с Аксиньей, с рисунками «Тихого Дона», горельефами театра Горького (которые создавал Корольков). Ему стали дарить картины, получился такой народный музей. Зарубежные журналисты приезжали. Казалось бы, вот она новая точка на туристической карте. Но ничего не произошло. Управление культуры отказалось взять его на баланс, Азовский музей отказал. А старик устал, ему 75 уже. Дом гибнет, там нет отопления. А в этом хуторе безумно дорогая земля — там шале строят, дворцы. И только несколько старинных домов осталось. Он решил его продавать, но боится, что купят и снесут. На западе такой дом сделали бы частным музеем, возили туристов. Это же наши главные бренды! Чехов, Солженицын, Корольков…
Ростовский юмор, по-моему, вторичен. Вот в Одессе, мне казалось, ничего смешнее нет, чем то, как они разговаривают в обычной жизни. Мы были там на рок-фестивале с (ростовской) группой «День и Вечер». Утром просыпаюсь и слышу с улицы: «Сеня! Я же тебе сказала: иди на хер. А ты до сих пор тут»!
Я не согласна, что у нас не случилось своего «Наутилуса». Рок-движения в Ростове были. Даже из групп первой волны 80-х — «День и Вечер», «12 вольт», «Шайтан-Арба», «Геликоптер Блюз Бэнд» — на всю страну прославились, по крайней мере, две: «Пекин Роу-Роу» и «Зазеркалье». У меня есть письменные доказательства. Адрес писали так: «Ростов-на-Дону, «Ура Бум-Бум!» (самиздат Пилипенко), Олегу Гапонову (лидер группы «Зазеркалье»). Иногда улицу писали нашу, она была в выходных данных журнала. А иногда и без улицы. Со всех уголков страны писали... Погоди, а «Запрещенные барабанщики»? А «Звери»? Уже четыре наскребли!
Пик рок-движений в Ростове пришелся на 1980-е и 90-е. Тогда была куча фестивалей. Мы ездили и к нам приезжали: Инна Желанная, «НИИ Косметики», даже Цой, он уже был известным, но еще не стал культовым. С ним связана смешная история. У меня были сережки, стеб над советской символикой: в одно ухо вкручивалась звезда, на другом — свисали на цепочке маленькие серп и молот. И на VI Ленинградском рок-фесте, где было очень много иностранных журналистов, один заметил эти серьги и стал меня фотографировать — то с одной, то с другой стороны! И когда я вошла в зал, то поняла, что на меня смотрят все! Прямо легкий шепоток побежал по рядам. И я так стала, зардевшись… А потом поняла, что рядом стоит Цой в мужественной стойке. И это все относится к нему.
Как-то я делала интервью с Майком Науменко в Ростове, в Дунькином клубе, про который рассказывали, что это раньше был публичный дом. Майка по всей стране возил рок-журналист Александер, Саша Старцев. И мне сказали: «Хочешь поговорить? Давай». Мы пришли перед концертом в гримерку в Дуньке. Нас представили: «Это Майк, это Галя». Я села. И тут Александер достает стаканы и начинает наливать портвейн. Я как закричу: «Я не буду!» А он: «Так я тебе и не наливаю. Тебе ж на сцену не идти. Это Майку».
Телевизор с балкона, как западные рок-звезды, мы в гостиницах не выкидывали. Нам и так хватало адреналина. На рок-концертах, если город неблагополучный, главное было уцелеть. Гопники всегда охотились на длинноволосых. На концертах их сдерживал кордон милиции, а вот потом… главное было добежать до метро. Случались и драки. Как-то был квартирник в известном поселке Чкаловский (район Ростова). Там были и Валера Посиделов (лидер групп «День и Вечер», «Там! Нет! Ничего!»), и Сережа Тимофеев (лидер «Пекин Роу-Роу»), и другие. Курили мы на улице. И прямо возле подъезда гопники напали на звукорежиссера, у которого были длинные-длинные волосы, начали его избивать. Выскочили все, конечно, началась большая драка. Кто победил? Победил газовый баллончик. Кто-то из гопников брызнул им в подъезде: они выскочили на улицу, а мы спрятались в квартире.
Один известный ростовский хиппарь, Вася Бояринцев, рассказал, что, когда он в Москве бедствовал, в газете «Лимонка» ему предложили написать о группе «Зазеркалье». Я, говорит, взял Галину статью из журнала «Ура Бум-Бум!», добавил немного отсебятины и отдал. Вышла статья, я глазам не поверил: все, что мое, выбросили. Оставили чисто Галину статью и подписали: «Василий Бояринцев».
«Ура Бум-Бум!» мы выпускали с 1988-го по 1993-й. В 1992-м про нас даже Moscow Guardian написал. Первый номер «УББ» был совсем тоненький и состоял из двух статей. Одна — про выставку в туалете на Газетном, там, кажется, впервые выставился Валерий Кошляков. А теперь это самый богатый русский художник по версии Forbes.
Первого номера «УББ» было 10 экземпляров. Мы его сделали вручную. Следующие номера множили, но нелегально. Ксероксы были запрещены, считались пропагандистским инструментом. Художником был Фима Мусаилов, ростовский грек, он и придумал название; до этого я делала «Приложение Неизвестно К Чему». А тираж 9-го номера уже был 5000, мы его впервые печатали в типографии, тоже нелегально. Все было на альтруизме, но, когда мы поняли, как он всем нужен, стали продавать: брали адреса и высылали наложенным платежом. Куда? Да по всей стране. Я тогда даже географию свою подтянула. Высылали в Йошкар-Олу, Барнаул, Киев, Харьков, Днепропетровск, Кривой Рог, Чистополь, да тьма городов. Как они о журнале узнали? Фантастика! И как он попал в Австралию и Бразилию?! Пришли же письма оттуда. «Здравствуйте! Люди! Как видите, я бразилец и интересоваюсь о русском роке, технопопе, дансмюзике и т.д. Тоже как видите, мой русский — большая катастрофа: я еще учусь и еще ничего не знаю. Но я уже знаю группы России как: Василий Шумов, КИНО (очень поп, но очень хороший), БРАВО, ПЕКИН РОУ-РОУ, НОЛЬ, ХАРУ МУМБУРУ, БИОКОНСТРУКТОР, АЛИСА (ужасный!), ЗООПАРК и так далее». И прислал вручную сделанный сувенир: микро-пластинка с альбомом нашей ростовской группы «Т!Н!Н!».
Пришло письмо от Шуры Би-2: «Я музыкант из Бобруйска, есть своя группа — Би-2». Им очень интересно было с Посиделовым общаться. Они менялись записями со своей музыкой, Шура присылал свои картинки — каких-то безумных петухов, здорово рисует. Он жил в Австралии и оттуда писал очень подробно про тамошнюю музыкальную жизнь.
Ну, например: «На твой вопрос «Что делают звезды шоу-бизнеса в Австралии и ходят ли они по Мельбурну в домашних тапочках?» — отвечаю: что делают — живут (в Америке преимущественно), стоит кому-либо подняться — сразу с острова долой. Например, Силвачер уже полгода в Америке. Или OFF SPRING. Друзья мои недавно видели Ника Кейва на Fiteroy St., он в баре пиво пил. Кстати, шлю тебе фотки со Стингом, мы с ним и с клавишником К. Кirkland успели поболтать. Классные дядьки. Ругали Москву, потому что на концертах одни жлобы с мобайлами сидели».
А потом «БИ-2» стали известными. Шура даже звал Валеру (Посиделова) выступать вместе. Но Валера был уже подуставший от рок-н-роллов.
У нас на телике (Галина работает в ВГТРК «Дон-ТР») ежедневные сводки: кто куда едет и что снимает. И вдруг вижу в списке — «ул. С. Тимофеева. Тема: Парковки». Это так странно, когда близкий тебе человек (Сергей Тимофеев, группа «Пекин Роу-Роу», погиб в 1993 году) становится неким историческим фактом. Такое щемящее чувство. Вот когда Хабенский приезжал открывать памятник Александру Печерскому (организатору побега из концлагеря Собибор), там сидела дочь Печерского. И она беспрерывно плакала.
Всегда считала, что самые первые пластинки — это «рок-на-костях», рентгеновские снимки с записями. Но оказывается, был и другой вариант — когда на виниловую пластинку накатывался еще слой винила, и нарезались новые дорожки. Ну, кто-нибудь знает такое? И это было в Ростове! В районе кинотеатра «Сокол». Я услышала, онемела. А мне про них рассказал человек, который такие пластинки сам отливал. Ему сейчас 80 лет. Он туда писал блатную музыку, она была нелегальной, но востребованной: люди из лагерей выносили с собой эту тоску по криминальному братству. Я была в таком возбуждении, по-моему, это прямо открытие какое-то.
«Труба» (программа Пилипенко на «Дон-ТР») родилась не вопреки всему, а благодаря. Было дано указание сверху: расплодить по всей стране молодежные программы. Пришел наш генеральный директор и говорит: думайте, надо делать какую-то регулярную молодежную программу. А мы с Кириллом (Серебренников, тогда режиссер программы) собирались выдумать что-то музыкальное, в стиле журнала. Хотели и назвать «Ура Бум-Бум!», но худсовет не пропустил. Мы думали-думали, какое? Устали и решили, что дело — труба. И точно — «Труба»!
Мне тогда казалось, что самые яркие сюжеты — те, где есть звезды: например, интервью с Жанной Агузаровой. Она редко их дает, а у меня получилось, потому что я попросила ее почитать свои стихи. Она все интервью держала в руках маленький блокнотик и готовилась читать, но мы так разговорились, что ни одного так и не прочла. Жалко. В общем, была масса звезд, которых мы опросили и опортретили. Но теперь со временем я понимаю, что самые яркие были те герои, которые рядом. Девочка, которая воображала себя Фредди Меркьюри. Или операционная медсестра, которая во время операций сочиняла частушки про Шумахера, целых 50 штук сочинила. Что с ними сейчас? Может прочтет кто-то «Нацию», и скажет: ой, это же я был.
Ростовский рэп выстрелил потому, что это — новая искренность. Как и рок когда-то. Мы снимали «Касту» в программе «Труба»: юные пацанята такие. Потом пришел Баста. Сам. Говорит: я читаю рэп, вот послушайте. И мы его поставили на фоне кирпичной стены, юного Васю Вакуленко, и записывали-записывали... очень долго. Но потом, честно говоря, нам с Серебренниковым это показалось такой пургой! Мы не знали, что с этим делать. Вообще. И это никуда не вошло. Жалко теперь, да?
Ростов — хорошее место для съемок. Сейчас, кстати, в нем снимают Одессу для фильма Валерия Тодоровского. А я как-то попала в сцену вместе с Ингеборгой Дапкунайте (сериал «Инкубатор»). Между нами лежал пучок редиски. Я должна была взять этот пучок и не посмотреть на нее! Это было очень трудно. Но было пять дублей, и я ее вдоволь рассмотрела. У массовки какая радость? Автограф у звезды взять или сняться на память. Если звезда устала, то делается групповой снимок. Но она отказалась совсем. Может, потому что рынок на время съемок не перекрывали, и все кидались к ней за автографами. А она с этим своим невозможно прекрасным акцентом: «Я же работаю! Прекратите! Я стараюсь войти в образ!». А там войди, когда вокруг горячий Ростов. Она потом молча, с тихой яростью, сняла накладную дулю с головы и отдала в сердцах гримерше.
Есть у ростовчан отрицательные черты? Конечно, есть люди, которые колотят понты. Но они из другого мира. Не моего. Вот Саша Расторгуев, царство небесное. Он однажды ролик на «Дон-ТР» снял: черно-белая хроника, вспашка земли, люди за плугом идут. А за кадром звучит его чудесный-чудесный мягкий голос, который говорит: «Жизнь — как детская рубашка: коротка и насквозь обосрана». Ролик крутился в межпрограммном пространстве. А на планерке Саше сказали: «Саш, ну, ты что? Это вообще можно разве с экрана советского ТВ показывать?!». Саша ответил: «Так это же Шолохов».
Вот я и говорю, жизнь так коротка и обосрана, что тратить ее на описание понторезов не стоит.
