Немцы придали огласке Катыньскую трагедию, привезя на ее место свидетелей с громкими фамилиями - в частности, экс-премьера Польши Леона Козловского. Фрагменты его воспоминаний, полученные автором этой статьи через цепочку посредников, могут пролить новый свет на катыньское дело.

Обнародованная немцами в апреле 1943 года информация об обнаружении катыньских могил вызвало в мире шок и далеко идущие политические последствия, эхо которых слышно по сей день. Германская пропаганда придала делу большой резонанс. Цели этой акции были очевидны. Необходимо было отвлечь внимание от собственных преступлений, прежде всего от окончательного уничтожения европейских евреев, сведения о котором все чаще доходили до мирового общественного мнения. Немцы надеялись также на то, что благодаря открытию катыньской трагедии удастся если не расколоть, то, по крайней мере, ослабить коалицию западных держав и Советской России. Так как дело касалось польских офицеров, то и внимание очевидным образом сосредоточилось на Польше.

Немецкая пропагандистская акция была подготовлена весьма старательным образом. Уже в первые дни апреля более десятка поляков с территории генерал-губернаторства получили сообщения об открытии захоронений. Вскоре после этого была организована поездка польской делегации в Смоленск. В составе этой группы были: представитель Главного опекунского совета Эдвард Сейферт, известный писатель Фердинанд Гетель, д-р Тадеуш Прагловский (Институт судебной медицины в Кракове), рабочий фабрики Зеленевского Казимир Проховник и другие.

Поскольку Международный Красный Крест после протеста Советов, выразившемся в разрыве отношений с Польшей, не решился создать экспертную комиссию, которая могла бы беспристрастно изучить катыньское дело, немцы были вынуждены поручить обследование массовых захоронений собственным экспертам. Для этой цели они использовали польских специалистов из Польского Красного Креста. 17 апреля в Катынь отправилась так называемая Техническая комиссия ПКК в составе 9 человек, во главе которой стоял известный краковский специалист в области судебной медицины доктор Марьян Водзинский. Одновременно в Катыни работала немецкая группа из трех человек - профессора судебной медицины из Бреслау Герхарда Бутца, которого профессор Сенгелевич в разговоре с Юзефом Мацкевичем назвал человеком честным, который никогда не подписался бы под фальшивой экспертизой. 30 апреля в Катыни находилась международная врачебная комиссия - в ее составе, наряду со специалистами из стран-сателлитов Третьего рейха, был также независимый эксперт из Женевы доктор Франсуа Навиль.

Пропагандистская война

Все три комиссии, действуя независимо друг от друга, составили доклады, из которых однозначно следовало, кто нес ответственность за совершение преступления. Однако в связи с категорическим отрицанием со стороны советских властей, а также серьезных сомнений в отношении подлинности результатов исследований, произведенных под полным контролем немецких властей, известных как-никак своей лживой пропагандой, дело вызывало среди западных союзников многочисленные противоречия.

Так как Советы после опубликования немцами коммюнике об открытии захоронений моментально заявили о своей непричастности к совершению этого преступления и возложили всю ответственность на немцев, началась пропагандистская война, в которой важны были личные свидетельства как можно более высокопоставленных авторитетов.

В этой связи немцам было важно получить прежде всего свидетельства от тех лиц, чей голос был бы весом для общественного мнения Союзных государств. Поэтому они свозили в Катынь пленных западных союзников, в том числе поляков.

Вторым пропагандистским фронтом, на котором разыгрывалось катыньское дело, было польское общественное мнение. В оккупационной прессе практически ежедневно публиковались статьи, касавшиеся этого преступления. Печатались списки идентифицированных жертв. В Катыньский лес привозили польских журналистов. Владислав Кавецкий из газеты 'Гонец краковский' находился там целую неделю. С делегацией польских рабочих из Вильнюса приехал Юзеф Мацкевич.

Поляки, которых привозили в Катынь, оказывались в исключительно неловкой ситуации. То, что им довелось увидеть, было ужасно. Все возможные улики не оставляли никаких сомнений относительно виновников преступления. С другой стороны, они не хотели быть орудием немецкой пропаганды. В том числе и поэтому чаще всего они отказывались давать публичные комментарии, либо старались быть как можно более лаконичными. Подполковник Стефан Моссор, которого привезли в Катынь вместе с группой польских офицеров из немецких лагерей для военнопленных, писал: 'Сам факт расстрела в этом лесу весной 1940 года нескольких тысяч польских офицеров не подлежит сомнению. Нас пытались использовать для пропаганды в прессе и по радио, против чего я выразил категорический протест. Единственное, на что я согласился, это поделиться нашими наблюдениями непосредственно с польскими офицерами-военнопленными'.

Однако публичные комментарии были весьма необходимы немцам для ведущейся пропагандистской войны. Видимо так родилась идея привезти в Катынь Леона Козловского, который находился в Берлине с ноября 1941 года, где он был интернирован после перехода немецко-советского фронта.

Что интересно, в своих материалах о работе в Катыни Марьян Водзиньский ничего не написал об этой поездке Л.Козловского. Совершенно очевидно, что немецкие власти скрыли от работающих в катыньском лесу поляков факт пребывания там бывшего польского премьера.

Также и Леон Козловский, очевидно, не оправдал всех немецких надежд, так как упоминания в фашистской прессе о его пребывании в Катыни чрезвычайно скудны. Короткая заметка, которая была опубликована во всех изданиях на территории генерал-губернаторства, сообщала лишь, что 'бывший польский премьер Леон Козловский находился в последние дни в Катыни и был потрясен картиной нескольких тысяч невинных жертв, цвета польской интеллигенции'. Но мы знаем, что он дал интервью немецкому радио.

Немцы знали?

Однако с фактом пребывания в Катыни Леона Козловского в деле появляется один совершенно новый, сенсационный поворот. Опирается он на достаточно узкую базу источников, однако на него нельзя не обратить внимания, так как, если бы удалось его доказать, пролил бы он новый свет на катыньское преступление. Ключевым свидетелем по этому делу является уже умерший профессор геологии Юзеф Звежицкий.

Это была чрезвычайно колоритная личность. Сразу же после получения высшего геологического образования, будучи молодым человеком, он уехал в тогдашнюю Голландскую Индию - нынешнюю Индонезию, где после открытия нефтяных месторождений дослужился до должности главного геолога этой голландской колонии. Незадолго до начала войны вернулся в Польшу на должность заместителя директора Геологического института. После того, как был арестован немцами, он попал в концлагерь в Освенциме, откуда в 1942 году его вывезли в Берлин и поселили в том же отеле, что и Леона Козловского. Без сомнения немцы планировали воспользоваться его знаниями в области обнаружения нефтеразведки. После удачного бегства в 1944 году из Берлина и до окончания войны он скрывался в Польше. После войны оказался в Вроцлаве, где в местном университете основал факультет геологии.

Во время пребывания в Берлине профессор Звежицкий подружился с Леоном Козловским. О своих берлинских переживаниях и встречах с Леоном Козловским он много рассказывал во время своих исследований в Качавских горах в 1948 году, в которых принимали участие четверо студентов.

Среди них был доктор Лешек Савицкий, который рассказал мне следующее.

В конце мая, ранним утром, Леона Козловского разбудили и забрали из дома - без плаща. Как оказалось, его привезли на аэродром, откуда он полетел в Смоленск.

После возвращения из Катыни Леон Козловский, якобы, рассказал своему приятелю, что, находясь на месте преступления и благодаря прекрасному владению русским языком у него была возможность побеседовать с местными жителями. Они рассказали, что в то время когда в Катыньский лес привозили пленных польских офицеров и расстреливали их выстрелом в затылок - как нам теперь известно, это происходило между 3 и 15 апреля 1940 года - в расположенной недалеко от места преступления и принадлежащей НКВД вилле находились какие-то немецкие офицеры. До сих пор эти сведения не удалось подтвердить ни из одного источника.

Однако данную информацию, несмотря на то, что она передана из третьих уст, нельзя полностью отбрасывать. Германия, как и Советы, приложила очень большие усилия в камуфлировании и, говоря юридическим языком, мошенничестве вокруг катыньского дела. Поэтому как во время войны, так и позже, дело имело огромное политическое значение, а свидетелям без церемоний затыкали рты.

Ясно, что для Германии было бы слишком компрометирующим допустить утечку информации о том, что ей было известно о преступлении, совершенном ее бывшим союзником еще до войны. Эта информация в значительной степени девальвировала бы пропагандистский эффект, который там хотели получить благодаря разоблачению преступления. Известно, что в придании советскому злодеянию соответствующего пропагандистского эффекта был заинтересован лично Гитлер.

Для советских властей, несколько десятков лет последовательно утверждавших, что это преступление совершила Германия, какое-либо раскрытие сотрудничества со своим давним союзником было бы более чем невыгодным.

Леон Козловский был в Катыни в мае 1943 года, когда дело только начинало набирать пропагандистское и политическое значение. Нельзя априори исключать того, что он мог разговаривать с тем, с кем позже поговорить уже никто не мог.

Совместная акция?

О том, что катыньское преступление могло стать результатом совместного сговора между обеими оккупировавшими Польшу союзниками, свидетельствуют также другие улики.

Осенью 1990 года в российском еженедельнике "Новое время" была опубликована статья С.Куратова и А.Полякова, которые выдвинули гипотезу о том, что расстрел польских офицеров весной 1940 года был заранее спланированной и скоординированной совместной акцией гестапо и НКВД. Сговор мог состояться в начале марта 1940 года на совещании в Кракове и Закопане (об этом совещании и договоренностях, касающихся деятельности против польского движения сопротивления, пишет также Н.Дэвис в своем труде о Варшавском восстании).

О 'методических конференциях', проводившихся германскими и советскими властями, мы знаем также из исследований С.Дембского, автора большой монографии "Между Берлином и Москвой. Германо-советские отношения в 1939-1941 гг.". Он приводит даже конкретные подробности этих встреч, однако приходит к выводу, что до настоящего времени не обнаружено убедительных доказательств, свидетельствующих о связи этих конференций с катыньским делом.

Вместе с тем известно, что сразу же после одной из таких встреч Германия начала акцию под названием "Ausserordentliche Befriedungsaktion" (Чрезвычайная акция умиротворения), сокращенно "АВ", направленная против польской элиты и интеллигенции. В ее результате в подваршавских Пальмирах пропали ранее арестованные политические и общественные деятели, среди которых многолетний Маршал Сейма М.Ратай, редактор "Работника" М.Недзялковский, а также известный бегун, олимпийский чемпион Я.Кусочиньский. Всего в ходе акции "АВ", продолжающейся с апреля по июнь 1940 года, погибли около 3500 человек, арестовано, как следует из доклада в Лондон генерала Г.Ровецкого, около 30 тысяч человек. Часть из них была расстреляна, часть заключена в концентрационные лагеря.

Сходство этой акции с катыньской поразительно. И дело не только в их совпадении во времени. Решение о расстреле польских военнопленных было принято 5 марта, а само преступление было совершено в течение двух первых недель апреля.

И в первом, и во втором случае акции были направлены против тщательно отобранных групп потенциальных лидеров. Решения принимались в административном порядке без какого-либо следствия или процесса. Поражают также масштабы обоих преступлений и спешки, с которой они совершались.

То, что между НКВД и органами безопасности Рейха с осени 1939 года по июнь 1941 года существовало тесное сотрудничество, известно из многих источников. Уже 28 сентября 1939 года было подписано германо-советское соглашение "О совместных действиях против польских агитаторов". Кроме краковской, о которой пишут Куратов и Поляков, проходили также другие встречи между службами безопасности двух режимов. Известно о таких встречах в Закопане и Крынице. После одной из них, прошедшей зимой 1940 года в Закопане, остались даже фотографии. Следующей уликой является тот факт, что взятых в плен польских рядовых Советы передали немцам. Представляется невероятным, чтобы германские власти ничего не знали о судьбе более десяти тысяч польских офицеров.

И, наконец, о том, над чем ломают головы все, кто занимается Катынью. О катыньских могилах было известно уже осенью 1942 года. Тела откопали польские рабочие из организации Тодта. Почему Германия почти полгода затягивала с тем, чтобы заявить об этом и сделала это только тогда, когда стало ясно, что окрестности Смоленска вновь перейдут в советские руки? Не была ли такая сдержанность причиной того, что о преступлении хорошо знали и поэтому его скрывали?

Все это, понятное дело, только догадки, основанные на очень ограниченных источниках. Фактом является то, что, как и раньше, никто не провел в данной области более масштабных исследований. Если бы оказалось, что катыньское преступление было совершено не только с согласия, но и с ведома властей гитлеровской Германии, и что об этом факте случайно узнал Л.Козловский, то это могло бы пролить совсем иной свет на его дальнейшую судьбу.

____________________________________________________________

Спецархив ИноСМИ.Ru

Российская история небольшой страны на Висле ("Przekroj", Польша)

Давайте не будем исполнять бой кремлевских курантов ("Newsweek Polska", Польша)

Москва генерала Ярузельского ("Przekroj", Польша)

Польша - Россия ("Wprost", Польша)

Высосано из пальца ("Newsweek Polska", Польша)

С Путиным тоже можно. И еще как. . .("Newsweek Polska", Польша)

Польские проблемы с памятью ("Przeglad", Польша)

Дело о грабежах ("Wprost", Польша)

Осмеянное безумство ("Trybuna", Польша)

Еще один гвоздь в гроб российско-польских отношений ("The Financial Times", Великобритания)

Братство уже было ("Trybuna", Польша)

Русские переписывают историю ("Rzeczpospolita", Польша)

Уродливое дитя Ялты ("Trybuna", Польша)

Война с Россией продолжается ("Przeglad", Польша)

Не предательство союзников, а полная обструкция Москвы ("Trybuna", Польша)

Только дурак не понимает, что без России не было бы победы над Гитлером ("Trybuna", Польша)

Друзьям-москалям ("Polityka", Польша)

Гитлер был прав ("Nie", Польша)