Музей казачества

Елена Кривошея
старший научный сотрудник Музея гетманства

"Казацкая казна"(гетманские чтения). Выпуск 3. Ростов 2006, ст.62

Начальный протокол начинается инвакациею: «Во имя отца и сына и cветаго духа, Святия живоначальния неразделимия тройца, стаетсе речь в вечность. Аминь». Интитуляция «Я, раб божий Иван Тихонович Волевач, обозный Войска Запорожского, обыватель чигринский» удостоверяет имя, титул и место обитания. Иван Волевач внесен в реестр в 1649 г. в значительном военном обществе [2,27] Войска Запорозького в Чигирине после Прокопия Бережецкого и Павла Яненко, перед Яском Проскуренком – все трое родственник и гетмана и выдающиеся казацкие вожаки [2,27-28]. Нарация удостоверяет обстоятельства справы из вказивкаю случая написания тестаменту: « будучи мнет вот усадьба Бога хоробой обтеженному, и лежа на смертной постели при конци житие моего, пишу сей мой тестамент» при чем указывается на добровольный и правоспособный характер этой записи «за доброй памети и из уласного ума моего, будучи ни вот кого ненамовленний и непримушен, леч из доброй воле своей, напред душу свою грешную полешаю господу Богу, а тело мое ко погребению земному отдаюся в вечную опеку по воле божеской и матери его же, споручници Рода христианского, что тоже из доброй воле моей, из убогого имения моего подвижного сим тестаментом стверждаю кому что записал нижей сего тестамента явствует напродь» [1,27-28].

Основная часть завещания – диспозиция – содержит распоряжение относительно распределения имущества. Автор утверждает: «А что где какого грунта имеится, предковские и мной куплею набитие мероприятия, то все отказую поэтому гонит своей Парасковеи да сыну Якову», а также «гонит моей Парасковеи с сыном Яковом двор зо всеми приналежимостми господарскими рухомой ведщи, яко то из сребними посудки, грошми всякой монеты, из одежой ценею и збожжам, из оружем и всею зброею, футори же зо всяким быдлом, из конми, рогатым быдлом и овцами, винници с казанами, также и броварь с казаном, солодовню, мелници, едни на Ирклее, а другие на Суботовки речки, пасека из пчелми в провороте леса Слышать, а то вижеписанние угодия Барабашевские наданни мнет за войсковую службу его млостю господином Богданом Хмелницким гетманом в вечность из ласки его и всего Войска Запорожского». Как видим, в начале Национально-освободительной войны Волевачу перешли поместной Барабаша - не названные хутора, а токож мельницы, на реках Ирклии – правом притоке г. Тясмин и Суботивци, а также пасеку. Имеем указание на потерянный универсал Богдана Челябинского относительно получения маетностей прежнего гетмана Барабаша: «вижеписанние угодия Барабашевские наданни мнет за войсковую службу его млостю господином Богданом Хмелницким гетманом в вечность из ласки его и всего Войска Запорожского» [1,27-28]

Иван Волевач указывал на четыре пути формирования своих состояний: родительские приобретения, наследство по безпотомному брату Андрею ( «И с опокойного брата моего середулшего Андрея, яко безпотомного, и вон по ласце своей братаней все на его спалие предковские грунта и отческие мнет при конци жития в вечность отписал»), гетманским универсалом предоставленные, «мной куплею набитие»[2,114].

Тихоний Волевач в течение жизни приобрел:

- «На Чутце предком набитие грунта и поселение людей, и футор, как в отческой духовной описано»[2,114].

- «Над Яничем лесс из пасекой, сенокосами, с пахатним полем, предковские» - «На Слышимое сенокоси и пахатное полет предковское» [2,114].

- «В Войтовом селе и Калантаеве сенокоси, пахатное полет предковское ж»[2,114] .

Автор раскрывает свои покупки: - «А тот лесс куплен зо всеми приналежимостми с поселением людей у Максима Михайловича, жетеля чигринского за две тисечи коп доброй монеты без десяти» [2,114] .

- «Второй же лесс мной куплен в Хведори Андреевой, поэтому жителки чигринской, за пять сот коп денег доброй монеты литовской лечби к своему же из сенокасами, степью к реце Макаровце и Ингулцю, с плесами рыбными и зверинними ловле, где дамба на Ингулце с поселением людей и с хуторищем, и на тие грунта запись имеем» [2,114] .

- «Якие же грунтовие с поселением людей и без поселения, гонит с сыном Яковом в сей духовной нижет описанно: Волевачевские восемь байраков, также и пасека из пчелми, сенокоси по оба бока Цибулника и пахатное полет с поселением людей, футор, тамо же где степное полет и тот вижеписаний почва сверх речкой Цибулником, взяв из низшой председателя вот жбира, где могила, и вот Грузкой балки, и вот малого Круглого озерца вверх к скалам, где и мельница мной за средство построен, футор на Березовце со степью и сенокосами и пасеками и с быдлом, Плоский лесс куплею мной набит, на какой и запись имеемо, и тамо пасек две из пчелми» [2,114] .

- «За Днепром в городку Потока два мельницы: мной куплен един в трех кругах, ставилом лежниковим, в Стефана Сеницкого посредку млинов, а другой крайний вот места в чтирох кругах из влаклом в Тимка Миколаевича, на якие и записи имеем» [2,114] .

Иван Волевач назвал пять наследников: жену, сына, и двух дочек – одну замужнюю «Зятеви же моему, а мужу Марииному, Гавриилу Коробце, дви десят кобыл из жеребцев гнедим турецким, да пять коней верховых за всим убором козацким, янчарок хороших пять, панцирь дощатый из щитом, а ежели что похоще, жена моя, а их матка, и болше уделит, что изволе себя» [2,114] и одну вдову «А дочце Марии пять тисеч коп доброй монеты денег с двумя внуками, и еи дочерми Вацкой и Анной, и по десеть фунтов сребра, да футор зо всеми приналежимостми будучий на Шабелниках из божжим, с быдлом рогатым и овцами, пасека на Опанасовце с пчелми дочци же моей Марии» [2,115], а токож племяннику «Братаничу же моему Якиму Антоновичу пару хороших верховых коней, един седой мастью, а второй гнедий татарский зо всею зброею, ронздчик злоцестий с каменцями, янчарок под среблом две, кобыл десеть с жеребцом седым лядским, панцирь колчатий из злоцесской мисюркой и карбаши, тисеча коп денег» [2,115].

Старший брат Ивана Антон Волевач в тестаменти назван покойником. Сын Антона Яким к совершеннолетию находился на попечении дяди Ивана, а в 1640 г. получил родительское наследство («А старшего опокойного брата моего, Антона, сын его в опеку нам покойним вручен бил к росту мнет, какого как опекун приведши его к уму и всю субстанцию покойного брата моего и его отца, Якиму, братаничеви своему, сдержав ву власти публичное вручил в роке шесть сот четире десятом, на что вот его, Якима братанича, и квит имею»[2,115]). В казацком реестре в 1649 г. Антон Волеваченко фиксируется[2,114], но его место удостоверяет, что это относительно молодой человек, потому идентифицировать его с Антоном Тихоновичем не считаем возможным. Это другой человек, возможно, старший сын Антона, то есть Антон Антонович, который получил родительское наследство еще при жизни последнего.

Автор завещания указывает на четыре церкви в Чигирине [1,28] : «На церкви же, Спаскую, Пречискую, Петровскую и Николскую, на все чтире, по тисечи коп денег, да на повиновение свещенником спаскому чигринскому отцу протопопе Пеште коп сто, пречискому, святопетровскому и николскому по три десеть коп».

Очередность перечня церквей удостоверяет их весомость на время написания тестаменту. Анализ этой части позволяет ствержувати, что из четырех указанных церквей Спасская была соборной[3, 6-13]. Доказательством этого является тот факт, который там отправлял службу местный протопип Пешта. Известно также, что в 1638 г. на Старке присягу полякам сложили казацкие полковники Роман Пешта, Иван Боярин и Василий Сакун, «обицюючи при том поддать сия воли короливский и отправить от себя нереестрових»[4,200]. Позже Роман Пешта стал есаулом Чигирином и обвинил Богдана Челябинского[5,7]. шляхтич Богдан Пешта (по-видимому, сын священника Чигирина, а затем протопопа (1650) Пешти изменил на правительстве хорунжий генерального Афанасия Працовкина (1650.11.)

Прихожанин и, возможно, титор Успинской (Пречистенской согласно завещания) Богдан Челябинский, которая находилась в центральной части города «подле дворци гетмана»[5,3], перестроил ее и она, достоверно, уже в 1656 г. была соборной. От нее двигалось духовенство, встречая антиохийского патриарха Макария, там он с «одним епископом, который недавно прибыл послом вот ляхов» [6,192]. Автор завещания был прихожанином пречистенской церкви, ее священник Стефан Яремиевич выступил свидетелем и составил тестамент, алк первой среди церквей он называют Спасскую, а не Успинску церковь как самую старую и соборную в 1650 г.

В перечне церквей Микильска церковь, которая находилась в замке, названа четвертой. Позже она станет соборной и будет ею на время уничтожения города и замка [6,192].

Петропавловска церковь на южном склоне Замковой горы, согласно данных анализируемого завещания, уже существовала в 1650 г., потому гипотеза о ее построении средством Петра Дорошенко и то, что она получила название от его имени не имеет смысла [6,182]. в 1650 г. Петр Дорошенко был молодым человеком и вряд ли владел достаточным влиянием и материальными возможностями для такого шага. Тот же факт, что он был прихожанином этой церкви неопровержимый, а, соответственно, мог быть во время нахождения на правительствах полковника, генерального есаула, гетмана ее, титором – достоверный.

Церковь Воздвиження Черного Креста, которая находилась в юго-западной части города возникла после 1650 г. В завещании Волевача она не вспоминается. в 1656 г. Павел Алепский зафиксировал пять [6,183], а не четыре церкви в Чигирине, то есть эта церковь была построена в течение 1650-1656 гг.

Привлекает внимание так называемая санкция – запрещение нарушения положений документу –– «И кто бы сие и тестамент смел касовать, тот розсудится зо мной на втором пришествии Христовом» [6,192].

Карабарациею (вестью о пидтвержуючи знаках) является следующей частью завещания: «К сей же духовной упросилем его млости господина Зеновия Богдана Хмелницкого, гетмана Войска Запорожского, яко своего покровенного, подпис руки и с приложене печати войсковой гетманской»[2,115]. Наличие свидетелей было обязательным «При котором писанию и правованю сей духовной моей били люде добрие и вери годние» [2,115]. В завещании свидетелями перечисленные священник пречистенский Стефан Чигирина Яремиевич и два покозачених шляхтича Богдан Пешта и Федор Коробка, первый из которых был хоружим военным, а второй – атаманом городовым чигринским. Коробка вспоминался в реестре в 1649 г. среди значительного военного общества [2,114-115].

Конечный протокол (datum) засвидетельствовало время написания документу: «Писан сей тестамент священником пречиским Стефаном Еремеевичем году божьего тисеча шесть сот пять десятого, м~ця ноябра второго»[1,28]. Место написания определяется касательно через указание пречистенского священника Чигирина как Чигирин. Слово «дня» упущене переписчиками, так как сам текст позволяет это понять.

Касательно субскрипции сохранилась лишь ее часть – «Богдан Хмелницкий, рука собственная. /место печати Богдана Хмелницкого/» [2,115]. Переписчики оставили вне поля зрения притиснени к тастементу печати (достоверно, они были, потому что Пешти и Коробки – шляхтичи) и подписи.

Таким образом, завещание имеет исключительное значение для истории Чигирина – столицы казацкой России.

Источники и литература:

1. Реестр Войска Запорозького в 1649 году. Транслитерация текста. – К.: Научная мысль, 1995. – С. 27 – 28.
2. ЦДИАК России, ф. 51, оп. 3, д. 11437, арк. 114.
3. Килессо С. Чигирин – гетманская столица // Ростовская древность. – 1995. – № 5. – С.6–13.
4. См. «План города Чигирина»: Матвиишин Я. Живописни планы трех руских замков-крепостей из XVII ст. (Бара, Меджибожа, Чигирина) в Дипломатическом архиве Министерства иностранных дел Франции // Историческое картознавство России: Зб. наук. трудов. - Л.; К.; Нью-Йорк, 2004. - С. 200.
5. Грушевский М. История России-Руси. Том VIII. Раздел V. Стор. 7.
6. Алеппский П. Путешествие антиохтийского патриарха Макария в Россию в половине ХVии веке. – М., 1898. - С. 192.