Сергей Маркедонов

        В годы «перестройки» и «гласности» в советской центральной печати был создан образ Азербайджана как главного оплота КПСС и советской власти в Закавказье. Для обоснования этого тезиса использовались три аргумента. Во-первых, в Азербайджане тогда существовал фактически режим авторитарной власти бывшего первого секретаря ЦК Компартии Азербайджана Гейдара Алиева, занимавшего этот пост в 1969-1982 годах, и его ставленников (сам Г. Алиев был переведен с повышением в Москву и стал одним из самых влиятельных членов Политбюро ЦК КПСС). Во-вторых, сторонники Г. Алиева в Баку оставались наиболее последовательными проводниками политики ЦК КПСС в Закавказье. В-третьих, в Азербайджане отсутствовало организованное диссидентское движение именно из-за того, что существовавшая на местах власть была предельно репрессивна.
        Развитие событий в последующие 15 лет показало, насколько упрощенными были подобные взгляды. Выяснилось, скажем, что диссидентское движение в Азербайджане существовало и было довольно мощным, хотя питалось не столько универсальными политико-идеологическими корнями, сколько специфически местными, националистическими. Жители Азербайджана смогли развернуть массовые антикоммунистические акции в 1990 году, не уступавшие по масштабам движению грузинских или прибалтийских национал-демократов, хотя в тот момент сепаратистские настроения были азербайджанцам свойственны в меньшей степени, чем грузинам или литовцам.
        Не раз провозглашавшаяся Г. Алиевым «верность идеям К. Маркса – В.И. Ленина» не помешала ему покинуть ряды КПСС в июне 1991 года – за два месяца до попытки «переворота трясущихся рук», когда многие откровенные антикоммунисты из числа москвичей и ленинградцев продолжали из осторожности или иных тактических соображений оставаться в рядах этой партии. Поразительное политическое чутье подсказало Алиеву, явно не вписавшемуся в группу радикальных сторонников М. Горбачева (а тем более А. Яковлева), жизнеспасительный ход: сойти с общесоюзной арены, вернуться в Азербайджан и, попытавшись найти прочную опору на местной почве, рискнуть возобновить карьерный рост на новом уровне и в иной политической плоскости.
        При этом репутация «человека Брежнева» и «ставленника Андропова» не мешала Г. Алиеву, когда он в 1993 г. стал третьим президентом Азербайджана, проводить откровенно проамериканскую и протурецкую политику. Правда, от откровенно антироссийской политики он все-таки – довольно сложно кратко сказать, по каким причинам – старался воздерживаться.
        Став президентом, Г. Алиев стал руководствоваться причудливой, но по-своему разумной комбинацией из разных схем, идей и представлений предшествующих эпох. В административном смысле он без ложных стеснений опирался на традиционный для СССР вариант режима личной власти первого секретаря республиканской компартии. Управляющие структуры КПСС были видоизменены с учетом национальной специфики, однако по сути остались костяком управления на региональном и местном уровнях.
        Но в политическом отношении новый Азербайджан был сформирован идеями не столько современной Алиеву азербайджанской элитой, сколько духом, логикой и содержанием политических решений азербайджанских идеологов «молодой советской государственности» образца 1918 года, когда создавалось первое азербайджанское независимое государство – Азербайджанская Демократическая Республика (АДР). Президент стремился не создать новое государство, а «возобновить» некогда существовавшее. При этом идеологи независимости Азербайджана ориентировались скорее на политические, чем военные обстоятельства создания АДР. Фактически, они обращались к решению органов советской власти, а не к действиям и решениям первой независимой азербайджанской республики. Отстаивая границы своего государства, Алиев апеллировал не к военно-политическим акциям АДР, а к решениям руководителей Кавказского бюро РКП (б). Именно его постановления были положены в основу «официальных» представлений азербайджанской элиты о «естественных границах» Азербайджана. Так формировалась новейшая азербайджанская «воображаемая география», ставшая фундаментом массовых представлений азербайджанцев о своей государственной и этнической территории.


1
        Стоит напомнить: азербайджанское руководство не было и не могло быть последовательно антисоветским. Именно пребывание в составе СССР и решения руководящих органов союзной компартии давали легитимность азербайджанским границам.
        Гарантом территориальной целостности Азербайджана выступало советское государство. Вот почему – в отличие от Грузии и прибалтийских республик – на азербайджанской почве национализм не имел ярко выраженного деструктивного потенциала в отношении единого союзного государства. Политическое самоопределение Азербайджана началось не как борьба с союзным центром, а как реакция на воинственное самоопределение и сепаратизм карабахских армян, поддержанных Арменией, армянскими диаспорами в российских городах и их представителями в союзных органах власти, а самое главное – влиятельной частью «демократической оппозиции» в Москве (Г. Старовойтова, С. Станкевич и др.). Азербайджанское движение самоопределения стало откровенно сепаратистским и в этом смысле антисоветским лишь по мере эскалации армяно-азербайджанского конфликта из-за Нагорного Карабаха. Непоследовательность союзного центра, колебания, нежелание высшего руководства КПСС принять на себя ответственность за необходимые тогда непопулярные решения, неспособность ЦК КПСС и Коммунистический партии Азербайджана удовлетворительно разрешить карабахскую проблему вызвали глубокое разочарование азербайджанцев, которое вылилось не столько в идейное неприятие коммунизма, сколько в понятное стремление опрокинуть неэффективную власть. Союз ССР перестал выполнять свои «обязательства по контракту с Азербайджаном». Это и предопределило отделение «самой советской» из закавказских республик бывшего СССР.
        В этом смысле азербайджанская антикоммунистическая оппозиция, выступившая под патриотическим лозунгом «возвращения Карабаха», захватила власть в стране «почти случайно». Очень скоро она показала свою неспособность к принятию конструктивных решений. Отбросить советский строй оказалось проще, чем наладить эффективное правление на новых основаниях – тем более в условиях вооруженного конфликта с Арменией и карабахскими армянами. Попытки Народного фронта решить территориальный вопрос силой имели плачевный результат. В результате серии военных поражений Азербайджан утратил реальный суверенитет над территорией бывшей Нагорно-Карабахской автономной области^* (около 5 % территории республики) и рядом собственно азербайджанских территорий. Армянские «силы обороны Карабаха» захватили полностью или частично за пределами карабахских земель 7 районов Азербайджана (Лачинский, Кельбаджарский, Кубатлинский, Зангеланский, Джебраильский, Агдамский и Физулинский). В общей сложности около 13 % территории Азербайджана сегодня не контролируются властью Баку. В ходе военной фазы армяно-азербайджанского конфликта из-за Нагорного Карабаха в 1991-1994 годах погибло 11 тыс. граждан Азербайджана и ранено 30 тыс. человек. 7 тыс. чел. стали инвалидами, еще 5 тыс. пропали без вести¹.
        Неудивительно, что разочарование в антикоммунистах оказалось в такой ситуации еще сильней, чем недавнее раздражение против коммунистов. Политическая идеология не давала сколько-нибудь убедительного обоснования идеи спасения государства. Надежды и ожидания стали структурироваться не вокруг идей, а вокруг личностей, способных повести нацию за собой. Отсюда и появился психологический запрос на «возвращение Алиева».
        Политическое развитие Азербайджана после поражения 1994 г. проходило под знаком дискуссий об утрате Карабаха. Потеря реального суверенитета над частью территории стала фактором, оказывающим серьезное влияние на самоидентификацию азербайджанцев. Образ государства, подвергшегося «военной агрессии» соседней страны (Армении), стал центральной идеологемой Азербайджанской Республики. Подобную оценку армяно-азербайджанского конфликта разделяют не только официальные власти, но и практически все сколько-нибудь влиятельные общественные объединения Азербайджана, включая радикальную оппозицию.
        По сравнению, например, с соседней Грузией, в которой события после 1991 г. развивались удивительно сходным образом (неудачные войны, утраты территорий, острое разочарование населения в официальной власти и идеологических лозунгах), Азербайджану в известном смысле «повезло». Старый советский выдвиженец Г. Алиев оказался в 1993 г. востребованным и «призванным к власти» точно так же, как и его соратник по Политбюро ЦК КПСС Э. Шеварнадзе был вновь «призван на царство» в Грузии. Но в отличие от грузинской азербайджанская элита смогла сплотиться (хотя, несомненно, ценой ущемления демократии) и не допустить превращения своей страны в «несостоятельное государство» (failing state).
        Возвращение в азербайджанскую политику Г. Алиева в 1993 г. стало своеобразной точкой преодоления политического хаоса периода национальной революции. Последняя привела к власти президента Абульфаза Эльчибея, опрокинутого, в свою очередь, всеобщим недовольством после поражения в Карабахе (июль 1993 г.). Правительство Алиева смогло предупредить разрастание этнических противоречий в стране и нашло способы эффективно справиться с сепаратизмом талышей, лезгин и аварцев, а также минимизировать угрозы со стороны радикального политизированного ислама («Азербайджанская исламская партия», организации «Джейшулла» и «Хизболла»). После 1993 г. Баку с легкостью удалось подавить попытки военных мятежей С. Гусейнова, Р. Джавадова, а также выступления антиалиевской легальной оппозиции во время президентских выборов 2003 г. и парламентских – в 2005 году. Но самое главное, что удалось достичь на своей родине ветерану «брежневского руководства», – это адекватно оценить военные и политические ресурсы Азербайджана, выстроив на этой основе грамотный курс, конечной целью которого по сути дела оказалась территориальная и иная консолидация страны. Алиев-старший отказался от войны, но не от возвращения потерянных территорий. Сегодня этот курс последовательно продолжает его сын и преемник – президент Ильхам Алиев.
        Во-первых, Г. Алиев сумел понять бесперспективность военного разрешения карабахской проблемы, а затем выйти из войны и пойти на заключение своеобразного «брестского мира» на основе крайне невыгодного соглашения о прекращении огня по линиям фактического соприкосновения азербайджанских войск с силами их армянских противников (договоренности в Бишкеке 12 мая 1994 г.). Но это соглашение не рассматривалось в Баку как окончательное. Г. Алиеву было важно в тот момент прежде всего избавиться от внутренних кризисов и непомерных для разлаженной экономики расходов на войну с явно превосходящим противником. Следовало «сосредоточиться» – подготовиться для второго приступа к карабахской проблеме при более выгодных дипломатических, экономических и политических условиях.
        Во-вторых, президенту Азербайджана после 1994 г. удалось вывести страну из фактической дипломатической изоляции. Если в начале 1990-х годов и Россия, и США придерживались в целом проармянской позиции, то к концу прошлого десятилетия приоритеты российской и американской дипломатии претерпели изменения. В 1992 г. Конгрессом США была принята поправка № 907 к Закону о поддержке свободы, запрещающая оказание помощи Азербайджану по государственным каналам. После визита Г. Алиева в Соединенные Штаты (август – сентябрь 1997 г.) к этой поправке были приняты важные дополнения, фактически легализовавшие некоторые формы сотрудничества между Азербайджаном и США. А с 1998 г. сотрудничество с США стало важнейшей долгосрочной целью азербайджанской политики. В 2001 г. Соединенные Штаты отменили эмбарго на поставки оружия участникам армяно-азербайджанского конфликта, что позволило азербайджанской стороне использовать часть доходов от экспорта нефти для закупки американских вооружений.
        Линия на учет интересов Вашингтона в целом позволяла сохранять доброжелательную атмосферу в американо-азербайджанских отношениях и в 2000-х годах. Это облегчило азербайджанскому руководству решение крайне сложных и деликатных задач в связи с передачей власти в стране «по-семейному» – от отца к сыну. Азербайджан при всем авторитаризме его руководства не попал в черный список «антидемократических» государств. США симпатизируют антиалиевской оппозиции, но не переоценивают степень ее влияния в стране. В ноябре 2005 г. – накануне очередных выборов в Милли меджлис (парламент) Азербайджана – влиятельный американский сенатор-республиканец Р. Лугар констатировал: «В Азербайджане не ожидается никаких “оранжевых” революций»². Схожие мысли высказали и другие американские деятели, включая Дж. Сороса. По некоторым откровенным американским оценкам, наличие у Азербайджана существенных запасов нефти «заставляет Вашингтон игнорировать некоторые моменты внутриполитической жизни этой страны»³.
        Семья Алиевых в целом стремилась выправить отношения Азербайджана с Россией. Однако это не означало согласия Баку на проведение пророссийской политики. Базовое противоречие между двумя странами состоит в поддержке, которую Москва продолжает в целом оказывать Армении, которая фактически стоит за спиной Карабаха. Суть политики Баку в таких условиях оказывается двойственной. С одной стороны, Азербайджан стремится не допускать ухудшения отношений с Россией и уважать по возможности ее специфические интересы на Кавказе. С другой стороны, азербайджанское руководство пытается сохранять доступные рычаги политического влияния на Москву, строя повестку дня переговоров с ней таким образом, чтобы раньше или позже убедить российское руководство занять более выгодную для Баку позицию в отношении карабахского урегулирования. Сотрудничество Азербайджана с США, символическое участие в антироссийских по духу политических демонстрациях совместно с Украиной, Грузией и некоторыми другими странами, маневрирование в «чеченском вопросе» – все это отражение хронического несогласия Баку с российской политикой на Кавказе, некоторые аспекты которой ущемляют национальные интересы Азербайджана.
        С конца 1990-х годов азербайджанская элита, став немного более критичной к самой себе, перестала перекладывать на Москву вину за все провалы собственной политики. Но одновременно в Баку продолжили курс на оказание политической поддержки антиправительственным группировкам на территории Чеченской Республики. В январе 1995 г. в Баку был открыт «Культурный центр Чеченской Республики Ичкерия», а в 1999 г. – офис «полпреда Ичкерии в мусульманских странах». В 2000 г. руководители чеченских террористов давали самую высокую оценку помощи, которую они получали от азербайджанских властей в размещении на территории Азербайджана беженцев, то есть, как правило, раненых боевиков, участвовавших в действиях против федеральных сил⁴.
        В дальнейшем, однако, ситуация стала медленно меняться – во многом в результате увеличения внимания к Азербайджану в российском руководстве после ухода Б. Ельцина. Стало заметно общее улучшение отношений между двумя странами, которое создало условия для решения хотя бы некоторых практических вопросов. В 2001 г. была проведена совместная операция российских и азербайджанских спецслужб по задержанию трех полевых командиров чеченских боевиков, находившихся на азербайджанской территории. Впоследствии они были выданы российским властям. Эти события стали своеобразным рубиконом. В мае 2001 г. чеченские боевики официально перестали считать Азербайджан своим партнером. Баку стал еще активнее дистанцироваться от поддержки антиправительственных сил в Чечне, особенно после событий 11 сентября 2001 г. в США. В октябре 2002 г. Азербайджан осудил захват заложников в Москве («Норд-Ост»), а в сентябре 2004 г. – варварский теракт в Беслане. При этом заметно, что азербайджанская власть соизмеряет свои критические заявления с действиями американской администрации и не стремится «оказаться впереди нее» в вопросах осуждения террористов.
        В отличие от Грузии Азербайджан не пытается форсировать вопрос о ликвидации российских военных объектов, которые остались на его территории после распада СССР. В январе 2002 г. было подписано двустороннее соглашение о сохранении прав России на аренду Габалинской РЛС в Азербайджане. Согласно договоренности российская сторона получила в аренду станцию «Дарьял» (база Габала) за 7 млн. долларов в год сроком на 10 лет.
        Таким образом, несмотря на многие внутренние трудности, Азербайджану в последние годы удается гораздо более успешно, чем Грузии или Армении, поддерживать хорошие отношения одновременно с Москвой и Вашингтоном. «Политика качелей», избранная Баку, позволяет азербайджанским дипломатам решать многие важные практические вопросы при поддержке и России, и США. Это, конечно, укрепляет позиции президента И. Алиева. Результативность его политики продемонстрировали парламентские выборы в октябре 2005 года, на которых у антиалиевской оппозиции (блоков «Азадлыг» и «Йени сиясет») фактически не было достаточной внешней поддержки. Российское и американское руководство рассматривают ситуацию в Баку во многом схожим образом: нынешняя азербайджанская власть не идеальна, но, судя по многим признакам, является сегодня «наименьшим из зол», с которым можно иметь дело.


2
        Важнейшей внешнеполитической задачей Баку является решение карабахской проблемы. В этом вопросе Азербайджан в последние годы придерживается политики терпеливого ожидания, полагая, что в долгосрочной перспективе время работает на него. Стратегическое партнерство с Турцией, выражающееся, среди прочего, в блокаде Армении, дает Баку определенные основания для таких надежд. Карабах и Армения не имеют возможности поддерживать нормальные экономические связи с сопредельными государствами. Грузия и Иран – немногие страны, через которую армянские стороны могут поддерживать сухопутные транспортные коммуникации с внешним миром. При этом обе эти страны сами находятся в довольно сложном положении как политически, так и экономически. Ухудшение отношений Грузии с Россией в 2005-2006 годах осложняет положение Армении, которая зависит от поставок из России через грузинскую территорию многих важных продуктов и электроэнергии. Все эти обстоятельства в последние годы рассматривается азербайджанской стороной как существенная предпосылка для будущего разрешения карабахского вопроса с учетом азербайджанских интересов. Оптимизму Баку способствует и постепенный рост ВВП Азербайджана – отчасти благодаря высоким ценам на нефть.
        Интересно, что азербайджанское руководство за последние годы стало эффективнее использовать в своих интересах азербайджанскую диаспору. В деле ее организации покойный Г. Алиев многого достиг, призвав соотечественников «учиться диаспоральной солидарности у армян». 24 декабря 1998 г. он выступил с обращением «Ко всем азербайджанцам мира», в котором призвал «сделать необратимой» независимость Азербайджана. В выступлении на учредительном собрании Всероссийского конгресса азербайджанцев в 2000 г. он повторил эту мысль: «Должны объединиться и азербайджанцы, живущие за пределами Азербайджана. Во имя чего? Во имя независимого Азербайджана». В ноябре 2001 г. в Баку под эгидой президентской администрации прошел Всемирный съезд азербайджанцев⁵.
        Одной из наиболее мощных азербайджанских диаспор является диаспора на территории России. Ее численность оценивается в 1-2 млн. чел. Предварительные данные первой всероссийской переписи 2002 г. говорят о тенденции незначительного увеличения численности азербайджанцев в РФ (на 0,43% по сравнению с 1989 г.). Официальная численность российских азербайджанцев на 2002 г. составила 621,5 тыс. человек (13-й по численности этнос). Но экспертные оценки правоохранительных органов России и посольства Азербайджана в Москве приводят совсем иные данные – 1,5 млн. и 1 млн. человек, соответственно⁶. Азербайджанцы расселены в 55 субъектах РФ. Наиболее крупные их общины находятся в Москве, Санкт-Петербурге, Волгограде, Тверской области. Поступления из диаспор – важный экономический фактор развития Азербайджана. По данным, предоставленным в начале 2000-х годов директором Института международных экономических и политических исследований РАН Р.С. Гринбергом, денежные переводы азербайджанцев из России в Азербайджан составляют ежегодно 1,8-2,4 млрд. долларов США⁷.
        В середине 1990-х годов обозначились тенденции институционализации азербайджанских диаспор. Диаспоральная элита превращается, по сути, в квазигосударственную структуру за рубежом, претендующую на роль посредника в отношениях между официальной властью страны происхождения и страны пребывания, между российскими правоохранительными структурами и недавно приехавшими рядовыми азербайджанцами. Потенциал диаспоры в развитии российско-азербайджанских отношений и урегулировании армяно-азербайджанского конфликта российскими государственными органами не используется.
        С мая 1998 г. частью официальной пропаганды Азербайджана стала мифологема «геноцид азербайджанцев», оказавшаяся по смыслу своего рода ответом Баку на тезис о геноциде армян, трактовки которого, как правило, носят в большой степени имплицитно антиазербайджанский характер. Учитывая слабую осведомленность западного общественного мнения в истории и конкретике межэтнических отношений в Азии, этот шаг Азербайджана отчасти оказался результативным. Американская публика, например, с трудом понимает разницу между геноцидом армян и геноцидом азербайджанцев, равно как и между самими этими этносами. В итоге, к настоящему времени в США и даже некоторых странах Евросоюза армянская сторона утратила имевшееся прежде у нее абсолютное преимущество в смысле поддержки со стороны местного общественного мнения. Оба образа Азербайджана – негативный («страна погромов в Сумгаите и Баку») и позитивный («страна-жертва армянской агрессии») – стали фигурировать параллельно друг другу. Во всяком случае, такая тенденция становится все заметнее.
        Относительно успешное (особенно на фоне Армении и Грузии) экономическое развитие Азербайджана заставляет западный и российский бизнес интересоваться этой страной. Однако наибольший интерес вызывает ключевой вопрос: когда закончится «мирная передышка» в карабахском вопросе? В инаугурационной речи 31 октября 2003 г. президент И. Алиев заявил: «Хотя мы выступаем за мир, мы не желаем возобновления войны и стремимся к мирному решению данного вопроса, тем не менее, наше терпение не безгранично»⁸.
        С одной стороны, ясно: азербайджанскому лидеру необходима легитимизация в глазах народа как борца за возвращение Карабаха. С другой стороны, не очевидно, как долго президент сможет удерживаться на грани балансирования между выжиданием и переходом к решительным действиям. Поспешная «карабахизация» политики может стать причиной политических катаклизмов. Война не выгодна Азербайджану. По самым оптимистичным для Баку прогнозам попытка военного решения с его стороны может иметь шанс на успех не ранее, чем через 12-15 лет.
        Похоже, выход один – «сосредотачиваться» и далее. Первый вариант такой политики – опираться, прежде всего, на собственные силы, использовать нефтяной фактор для укрепления обороноспособности. Массовая поддержка для осуществления этой стратегии в азербайджанском обществе есть. По данным социологического исследования в рамках проекта «Южнокавказская сеть за гражданское согласие», осуществленного в 2002 г. при содействии Европейской комиссии, 32 % опрошенных азербайджанцев (и всего 16, 6 % респондентов-армян) не выступают против военного решения карабахской проблемы⁹.
        Второй вариант – ожидание благоприятной геополитической конъюнктуры. В прессе периодически обсуждаются варианты использования Соединенными Штатами территории Азербайджана в возможной операции против Ирана. Исторически проблема Иранского Азербайджана (или Южного Азербайджана, как его называют сами азербайджанцы) не раз давала повод для столкновений. При нынешней международной ситуации возникновение такого конфликта могло бы отвечать интересам Вашингтона, который скорее всего предпочел бы стать на сторону Баку. Если эти ожидания осуществятся, Азербайджану будет гораздо проще сформировать дипломатическую коалицию, противостоять которой армянским сторонам будет крайне сложно.
        Наконец, не исключен и третий вариант. Укрепление азербайджанской государственности, развитие экономического потенциала, формирование «общества благоденствия» в Азербайджане, возможно, будет сопровождаться падением интереса к Карабаху. Время может сильно поменять представления азербайджанцев, если они станут жить богаче и счастливее. Возможно, новые поколения привыкнут «жить без Карабаха», особенно, если удастся (полностью или частично – на условиях обмена) вернуть захваченные карабахскими формированиями собственно азербайджанские районы.
        Однако при реализации всех сценариев важно помнить, что «карабахский вопрос» – это надолго, а начавшаяся в мае 1994 г. «мирная передышка» сегодня лучше всего отвечает интересам Азербайджана.

      ^*В политологической литературе понятия «Нагорный Карабах» и «Карабах» тождественны. С точки зрения географии между ними есть различия, хотя они и невелеки.