СЕТИ. Если группа СЕТИ и романтики, то очень подлые

16.07.2009 15:15

Архив 2002 - №7/8

...Есть такой английский анекдот: “Какую фразу произносит ба-рабанщик перед тем, как вылетает из группы?” — “Ребята, давайте сыграем мою песню!..” Впрочем, уходят из известной группы и по своей воле. Играют себе ребята, играют, вдруг кто-то решает, что способен на большее и начинает, так сказать, собственный бизнес. Такое часто случалось в истории мировой музыки, причем, счастье улыбалось “ходокам налево” примерно в пятидесяти случаях из ста. Но случай с Яном Николенко — фактурным флейтистом, бэк-вокалистом и аранжировщиком СПЛИНА — не то и не другое.

Вопреки расхожим схемам, Ян пришел в СПЛИН, уже побывав в роли лидера собственной, довольно известной в Питере англоязычной группы ЭДИПОВ КОМПЛЕКС. Лидерство, как известно, болезнь неизлечимая, хотя полтора года Николенко крепился, честно пытаясь получать удовольствие от скромной роли хоть и активного, но все же игрока в чужую Игру. Не вышло: новые песни, как и дети, не спрашивают у родителей разрешения на рождение. Такова предыстория появления группы СЕТИ. Судьба нового образования еще не ясна, но одно можно утверждать со всей ответственностью: СЕТИ появилась от любви, а не по расчету. От любви шестерых взрослых, сознательных людей к музыке плюс некоторого количества сочувствующих. Ян Николенко — флейтист СПЛИНА, однако вопросы ему Андрей АРХАНГЕЛЬСКИЙ задает на этот раз как лидеру новоиспеченной группы...
FUZZ: Первый вопрос напрашивается сам собой: что будет со СПЛИНОМ? Какова реакция Васильева на то, что место флейтиста и бэк-вокалиста группы очень скоро может оказаться вакантным?
Ян Николенко: Во-первых, я познакомился с Сашей Васильевым, когда еще сам был лидером группы. Более того — наш ЭДИПОВ КОМПЛЕКС очень сплиновцам нравился. Они нас уважали, ходили на наши концерты и, как потом мне рассказывали, ставили нас в пример друг другу — вот, мол, как надо играть. Словом, было бы странно, зная все мои прошлые перипетии, сейчас неожиданно обижаться на то, что я занялся чем-то параллельно СПЛИНУ. Васильев сам пригласил меня в группу, а по приходу в СПЛИН я сразу оговорил с Сашей такое условие: если у меня опять появится собственный проект, то я уйду. Что я всю жизнь не смогу быть просто музыкантом — у меня будут появляться собственные песни, и я не смогу их не писать... Так что ничего удивительного не произошло.
FUZZ: Теперь вопрос банальный: с чего все началось?
Ян: У моего отца была большая по тем временам коллекция современной музыки. Он — технарь, работал в ЛЭТИ — это технический институт, где подобралась продвинутая интеллигенция того времени. Они были очень подкованы в плане PINK FLOYD и всего остального. Хотя я и не пошел по стопам отца (я — филолог), у меня тоже рано образовалась такая подборочка, благодаря которой выработался абсолютно разношёрстный музыкальный вкус на всю жизнь: PINK FLOYD, Майкл Джексон (“Thriller”), группа SECRET SERVICE... И еще мне безумно нравились MATIA BAZAR, кроме того, я слушал и классику... Как-то у меня всё это дело перемешалось, и до сих пор мне скучно писать что-то в одном стиле. В 10-летнем возрасте начал мечтать о своей группе — рисовал в тетрадке какие-то вымышленные рок-группы, придумывал им названия, пририсовывал инструменты, придумывал песни, которые эти группы поют. С 3-го класса родители меня отдали в музыкальную школу, на духовое отделение. Родители предполагали, что я пойду играть на скрипке или на пианино. Меня привели на прослушивание. Где-то рядом разминался перед экзаменом парень по имени Анвар — как потом выяснилось, сын известного кинорежиссёра Динары Асановой. Анвар удивительно красиво играл на флейте, и я проникся. Несмотря на то, что класс флейтистов уже был набран, я уперся: “Только флейта”. Преподаватель посмотрела, какая у меня “дыхалка”, форма губ, что очень важно для игры на флейте, как выяснилось... Меня взяли, я хорошо учился, хотели даже отдать в училище, но на тот момент мне надоело играть, и я забросил игру. После школы я очень много слушал музыки, но мыслей по поводу группы у меня не было, и если бы не случай, то я, может быть, стал бы журналистом... На первом же курсе университета меня пригласили играть на флейте в одну питерскую группу. Называлась она LLANFAIR P. G.
FUZZ: Запоминающееся название. А главное, короткое...
Ян: Это сокращение от самого длинного названия железнодорожной станции в Уэльсе, там, по-моему, 43 буквы всего. Сокращенно — LLANFAIR P. G. Я играл там в качестве флейтиста год — они делали такой своеобразный вариант арт-рока на английском, изредка на русском языке. Потом вместе с бас-гитаристом Хохой (Мишей Хаитом) основали собственную группу. Он меня спросил тогда: “Ты хоть представляешь, какую музыку мы будем играть?” Я ему соврал: “Конечно! У меня песен — завались!” На самом деле, на тот момент у меня не было ни одной песни. Были какие-то идеи... Мы начали репетировать, набрали состав, в 1993-м году познакомились с Володей Колядой, который с того момента играл с нами, а после ЭДИПОВА КОМПЛЕКСА стал гитаристом группы СЕТИ... В КОМПЛЕКСЕ мы писали и пели песни исключительно на английском.
FUZZ: Странная вещь... В начале 90-х в колыбели русского рока и русской революции писать и петь тексты на английском...
Ян: Я всегда исходил из какого-то стихийного ощущения — вот, мне хочется сделать так, и я так и делаю. Возможно, это случилось из-за того, что я вырос исключительно на англоязычной музыке. Не потому что мне совсем не нравился русский рок, — просто это прошло мимо меня. Первые наши тексты были очень смешными, но впоследствии иноязычие стало для меня принципиальным моментом. Мне всегда хотелось создать какой-то прецедент. Например, создать первую российскую группу, поющую на английском языке, которая будет признана на Западе. Ради этого мы и пахали — нам очень хотелось выйти на западный уровень. Начинали мы с мягкого мелодичного арт-рока, постепенно освоили всё, вплоть до евроданса. Поначалу звучали мы довольно тяжело, но от арт-рока мы дрейфовали в сторону поп-музыки. Группу основали с нуля, я и Хоха — все остальное формировалось по мере появления новых людей. Я никогда ничего не пытался переделывать — как писались песни, так я и оставлял.
FUZZ: Какая-то сверхзадача у группы все-таки была?
Ян: Сверхзадача, идеология, что ли, — достигать парадокса в сочетании текста и музыки. Если, например, мелодия была мягкая и лирическая, то текст должен был быть напротив, злым и безысходным. Мне всегда было интересно играть на контрасте. В группе СЕТИ эта тенденция, между прочим, повторилось — в песне “Деньги”. Там всё начинается с такого лирического запева — “птички, рыбки”, а потом вдруг как шарахнет... Это наша старая фишка, еще со времен КОМПЛЕКСА. Тогда же я познакомился с англичанкой, которая занималась коррекцией текстов — она меня избавила от каких-то комплексов, потому что постоянно хвалила наши тексты. Но, возможно, англичанка просто скрывала от меня какую-то страшную тайну... ЭДИПОВ КОМПЛЕКС просуществовал с 1992 по 1998 год. Мы все-таки были своего рода уникальной группой, и за семь лет набрали достаточно поклонников в Питере.
FUZZ: Что это было — клубы? Или, может быть, рестораны?
Ян: Безусловно клубы, фестивали... Причём был знаменитый эпизод, когда нас выкинули с шевчуковского фестиваля “Наполним небо добротой”. Шевчук просмотрел списки за два дня до фестиваля и спросил: “А эти что здесь делают?” — “Наша группа, достаточно популярная, почему нет?” Шевчук, как нам передали, сказал: “Если ты русский, то поешь на русском. До свидания!” Это был для нас шок. Меня удивила позиция мэтра — это было для нас важное выступление, мы к нему долго шли, ЭДИПОВ КОМПЛЕКС до этого никогда не играл на таких больших площадках... А Юрий просто вычеркнул нас — не потому что мы плохо поём или играем, а потому что — на другом языке... Я на Шевчука зла не держу, но это был как бы первый звоночек. Был 1997 год, и мне поначалу казалось, что какое-то определённое просветление в массовых мозгах наступило, а выяснилось, что нет. И в этот момент я начал тосковать от нашей борьбы, потому что на Запад прорваться нам явно не светило. Многочисленные разговоры о контрактах, предложениях были, но всё это оказалось туфтой. Мы только в Польше выступили. В Англии мы договорились об огромном количестве концертов, но нам не дали визу. Мы были лохи, дурачьё — пришли в английское консульство и говорим: “Мы группа! Вот факсы от клубов, нас приглашают выступать!” Нас всех выставили пинками и ещё поставили штамп, что мы должны досматриваться с особым пристрастием. Визу нам не открыли. Потом я узнал, что то, что мы группа, нужно было, наоборот, тщательно скрывать — вылетать в разные дни, по одиночке, по туристическим и гостевым визам... Сейчас с визами непросто, а тогда было совсем жестко... В результате наши концерты “слетели”. До этого мы ездили в Англию, ходили по клубам, разносили демо-записи, провели массу переговоров... Потом мы еще довольно много выступали по клубам, были с концертами в Минске, Вологде, Саратове, Твери. Тем не менее, было видно, что наша музыка совершенно не востребована. В питерских и московских клубах нам платили копейки. Порой пивом расплачивались.
FUZZ: А сколько, интересно, составляет гонорар? Ящик? Два?
Ян: Ящик пива на группу в “ТаМtAме”, например, давали... К 1998-му году я очень устал от всего этого.
FUZZ: И?
Ян: Жахнул кризис. Мы сидели без денег, без работы. Психологически было очень тяжело. Я работал у нашего гитариста (одного из совладельцев музыкального магазина в Питере) — втюхивал людям гитары и колонки. И неплохо зарабатывал, кстати. Хотя это занятие отнимало очень много времени... С КОМПЛЕКСОМ мы очень много крутились, долго бились в стены, записали одну пластинку — каким-то чудом подписали контракт с “Триарием”. Гонорара мы никакого не получили, но они, по крайней мере, оплатили запись. Пластинка называлась “Эгоизм”. Это было достаточно серьезное достижение — мы получили свои первые записи, которые можно было отдавать на радио... Это дало нам какой-то толчок. В московских клубах мы начали играть именно после этого, когда Радио “Максимум” взяло нашу песню “Old Mother Europe” и активно её ротировало. Нас стали приглашать на фестивали, в какие-то сборные солянки — в общем, мы довольно много выступали в свое время.
Но в 1998-м у меня, видимо, “Energizer” закончился. Я думал, что это тупик — мы повзрослели, все
в группе начали обзаводиться семьями, перспективными работами, пропускали репетиции — из-за того, что
на работе аврал... Я понял, что романтический период закончился. В 1997-м году я как раз с Сашей Васильевым и познакомился.
FUZZ: А как познакомились?
Ян: А мы вместе играли. СПЛИН тогда только начинал, а у нас было пятилетие группы, и они играли у нас на разогреве. Потом СПЛИН довольно быстро оторвался, и они уже просили нас играть у них на разогреве... К лету 1998-го я уже несколько раз играл со СПЛИНОМ в качестве сессионного флейтиста — например, на презентации “Гранатового Альбома” в Лужниках... А летом мы поехали вместе отдыхать на юг, и там Саша мне предложил играть в СПЛИНЕ. И буквально через полмесяца после возвращения я собрал свою группу и сказал что, мол, всё, ЭДИПОВ КОМПЛЕКС надоел и себя исчерпал, давайте завязывать. И ушел в СПЛИН. По поводу чего потом выслушал много гадостей — ко мне в метро подходили какие-то девочки и говорили: “Предатель! Как ты мог? Мы так любили КОМПЛЕКС, а где ты сейчас оказался?..” Выяснилось, что тех, кто любил группу КОМПЛЕКС, было все-таки довольно много. Но я их всегда спрашивал: “Где же вы были, когда надо было голосовать за нас в хит-парадах? Когда надо было нас поддержать, когда нужно было, чтобы пришло много народу?..” Публика же, на самом деле, просто сидела и ждала, когда им предложат группу ЭДИПОВ КОМПЛЕКС с какой-нибудь высокой трибуны — скажут, мол, что это звезды, встречайте...
FUZZ: Допустим, Васильев знал, что вы вольная птица. Но насколько для него было приемлемо, чтобы вы занимали одну из лидирующих позиций в ЕГО группе?
Ян: Он толерантный и тонкий, но при этом довольно закрытый человек. Я, например, четвертый год играю в СПЛИНЕ и не знаю, как Васильев относится к тому, что я занимаю активную позицию в его группе. Да, честно говоря, и знать не хочу. Потому что вести себя по-другому я и не смогу. Примерно полтора года назад я почувствовал, что меня опять тянет в автономное плавание... К тому же полтора года назад СПЛИН оказался на волосок от развала. Саша переживал, что не может прокормить группу — мол, не имеет права держать нас в неуспешной группе... И хотя мы тогда устояли, я понял, что вот, пошло говоря, “пришло время стелить подстилку”... Тем более, что песни опять начали писаться. И очень хорошо, что СПЛИН в конечном счете удержался, записал очень успешный альбом, и если я буду уходить, то не с тонущего корабля, а из процветающей фирмы...
FUZZ: Но предательские мысли, значит, зрели давно...
Ян: Да. К концу 2000 года мы устроили дикий кастинг — я ездил на гастроли, а наш гитарист Володя Коляда сидел у себя в магазине и прослушал, наверное, миллион людей. Но в результате нашли музыкантов все-таки через знакомых: клавишника Стаса Шалимова через СПЛИН, Стас привел басиста Артема Вахитова... С идеологией группы определились, когда сели в декабре 2000 года записывать альбом. На тот момент у нас была куча песен, которые позднее пришлось выбросить. Дело в том, что в тот момент у меня произошли крупные изменения в личной жизни — я расстался с девушкой, с которой мы прожили вместе пять лет и которую я очень любил... И это дало толчок к написанию других, не похожих на прежние песен... Пока наш продюсер Саша Пономарев определялся, будет ли он с нами работать, за год у нас столько всего накопилось, что, когда мы сели в студию, сразу записали несколько новых композиций. Альбом мы сделали, по меркам нынешнего времени, мгновенно — за месяц. Барабанщика своего у нас до сих пор нет, поэтому мы пригласили Андрея Шатуновского — одного из лучших профи страны, он с Пугачевой работает. Он поразил меня тем, что за ночь все наши песни расписал нотами — мы же привыкли играть на слух, как кустари... Я никогда такого раньше не видел. Кроме того, что Андрей очень талантливый, он еще и ужасно педантичный человек, что, конечно же, сказалось на записи пластинки.
FUZZ: Первый альбом СЕТЕЙ получился по духу достаточно романтическим — такое “нью-ретро”, извините за словоблудие... У меня, как у рядового слушателя, возникло такое эгоистическое желание, чтобы группа и дальше работала в этом стиле. По-моему, очень гармонично для вас.
Ян: Действительно, некоторые песни стилизованы под ретро-песни из кинофильмов. Но дело в том, что в “Смайле”, например, мы просто поиграли в романтиков, в шестидесятников, в настроение тех лет... Хотя это, в первую очередь, именно игра в романтику, а не истинная романтика. Можно даже сказать, что это такая наша циничная шутка. На самом деле мы очень быстро и резко способны меняться. Если в первом альбоме есть романтическое настроение — очень хорошо, но это вовсе не значит, что мы и дальше будем петь так. Вообще говоря, и этот альбом очень разножанровый: одна вещь тяжёлая, другая — лёгкая... Мы играем в жанры. Лично меня это спасает от занудства. Может быть, мы где-то и романтики, но романтики достаточно подлые. Ибо всегда готовы обмануть и разочаровать людей, — чтобы никому в голову не пришло засунуть нас в какую-то нишу и там оставить. Даже если нам придёться специально что-то изменить, мы с удовольствием это сделаем, — чтобы не засахариться в собственном соку. По крайней мере, мы не будем в последующих альбомах специально создавать то настроение, которое было создано в первом. Нам глубочайшим образом наплевать на наш романтизм. Я даже не представляю, что мы сыграем через два года...
FUZZ: “Смайл” мне показался вполне искренней романтической песней...
Ян: “Смайл” — это тот случай, когда мы показываем большие волосатые факи всем людям, которые послушали наши песни и решили, что поняли, о чём они — например, о тяжёлой мужской доле. Для того, чтобы избежать ошибочного восприятия, и есть в тексте строчка “Smile, motherfucker, smile” — типа, если вам показалось, что это всё очень мило и грустно, то — фиг вам! На самом деле мы в простой и лёгкой форме сделали хамскую песню. Работа заматывает, девушки тебя бросают... “Трудно тебе, да? Ну, так давай, улыбайся! Я вот иду по дороге, и всё, что вы об этом подумали, мне по барабану, включая страдание, о котором я вам только что рассказал”. Все это сделано по той причине, что самое страшное для меня и для всех нас в этой ситуации — оставаться серьёзными и взрослыми людьми. Ненавижу это состояние и всячески против него выступаю.
FUZZ: Не тяжело все-таки находиться в таком подвешенном состоянии — между СПЛИНОМ и СЕТЯМИ?
Ян: Не-а. Сейчас я ощущаю себя совершенно спокойно. У меня сейчас очень уравновешенное состояние — слава Богу, проект свой сделан, записан, и я могу теперь позволить себе играть, пока играется. И даже не думать о том, что я на полпути к предательству... Ха-ха-ха!