Херасков принадлежал к тому поколению русского дворянства, которое продолжило дело, начатое А. П. Сумароковым и М. В. Ломоносовым, приняв от них эстафету культурных преобразований и утвердив окончательно европейский облик русской литературы.
В историю национальной литературы Херасков вошел прежде всего как автор эпических поэм («Чесменский бой» (1771), «Россияда» (1779), «Владимир Возрожденный» (1785), «Бахарияна» (1805) и др.). Его перу принадлежали также и несколько философско-нравоучительных романов, сотни стихотворений — басен, посланий, философских, нравоучительных и похвальных од, эпиграмм; немало мелких прозаических сочинений. Значителен был его вклад и в драматургию. Сын знатного валашского боярина, переселившегося в Россию в первой четверти XVIII в., Херасков получил образование, подобно Сумарокову, в Сухопутном шляхетном кадетском корпусе, где он учился с 1743 по 1751 г. После короткого периода службы в армии, а потом в Коммерц-коллегии, Херасков получил в 1756 г. должность асессора в только что открывшемся Московском университете. Там он организовал издание журналов «Полезное увеселение» (1760—1762) и «Свободные часы» (1763); вокруг них объединилась большая группа молодых литераторов, главным образом студентов (И. Ф. Богданович, А. Г. Карин, Д. И. и П. И. Фонвизины, В. Д. Санковский и др.) и не принадлежавших к университету лиц (В. И. Майков, А. А. Ржевский, В. Г. Рубан и др.); дом Хераскова стал центром литературной жизни Москвы. С июня 1763 г. Херасков был официально назначен на пост директора университета, на котором самым значительным в общественном смысле из проведенных им мероприятий был переход преподавания с латинского и немецкого языков на русский (1768 г.). В 1770 г. Херасков был определен вице-президентом Берг-коллегии и переехал в Петербург, где вокруг него также образовался литературный кружок, издававший журнал «Вечера» (1772—1773 гг.). В журнале участвовали и некоторые бывшие сотрудники «Полезного увеселения» и «Свободных часов» (В. И. Майков, А. А. Ржевский, И. Ф. Богданович). С 28 июня 1778 г. он вступил в должность куратора Московского университета. Его важнейшими просветительскими начинаниями, сыгравшими огромную роль в общественной и культурной жизни России, были учреждение при университете Благородного пансиона и передача в аренду на десять лет университетской типографии Н. И. Новикову, превратившему ее в центр просветительского книгоиздания. Продолжал функционировать салон Херасковых, через который проходили уже молодые писатели нового поколения, в том числе Н. М. Карамзин. В 1802 г. Херасков вышел в отставку.
Драматическое наследие Хераскова составляют двадцать оригинальных и переводных трагедий, комедий и «слезных драм». Кроме печатаемых в данном издании двух трагедий, он сочинил еще шесть, а одну («Цид») обозначил как «переделанную из трагедии П. Корнелия».
В своих трагедиях Херасков откликался на злободневные вопросы общественно-политической жизни России и на непрекращавшуюся дискуссию по одной из коренных проблем эпохи Просвещения — о религии, веротерпимости, фанатизме и вольнодумстве. Острый политический смысл он вложил в трагедию «Борислав» (представл. 1772 г., опубл. 1774 г.), перекликавшуюся тираноборческой темой с «Димитрием Самозванцем» А. П. Сумарокова. Существуют основания для предположения, что в первоначальной редакции пьеса называлась «Борис Годунов» и заканчивалась приходом Самозванца, низложением и смертью Бориса. В обстановке развертывавшегося пугачевского восстания Херасков смягчил звучание трагедии, перенеся действие в Богемию, изменив имена персонажей и завершив ее самоубийством тирана. Тема христианской религии находилась в фокусе внимания Хераскова на протяжении всего творческого пути. Он развивал ее в четырех трагедиях, написанных в разные годы. В «Венецианской монахине» и «Юлиане Отступнике» иллюстрируется в разных аспектах через канонический для трагедии классицизма конфликт между чувством и долгом мысль о том, что любое отступление от христианской веры, даже на самых просвещенных, философских и гуманистических основаниях, лишает человека нравственной опоры и ведет его к гибели, но что, с другой стороны, губителен и бескомпромиссный, фанатический ригоризм. Вымышленный («Пламена», соч. не позднее 1762 г., опубл. 1765 г.) и летописный, но творчески переработанный («Идолопоклонники, или Горислава», 1782) сюжеты из отечественной истории времен принятия христианства служили Хераскову для того, чтобы показать цивилизующую миссию христианства, смягчающего нравы, в противовес ожесточающему человека язычеству; эта оценка давнего прошлого мыслилась драматургом как предостережение вольнодумцам на будущее. Обращение к эпохе Смуты в патриотической трагедии «Освобожденная Москва» (1796) было связано с осмыслением международных событий конца XVIII в. (раздел Польши) и следствий Великой французской революции в их проекции на Россию.
В основном Херасков последовательно соблюдал каноны трагедии классицизма, утвержденные творчеством П. Корнеля и Ж. Расина и теоретически закрепленные формулировками Буало; но в целях усиления зрелищного и эмоционального эффекта он допускал некоторые отклонения от «правил», опираясь в этом на более поздние традиции жанра.
Синтаксис языка Хераскова обладает рядом особенностей, которые могут затруднить современному читателю понимание отдельных пассажей в трагедиях. Нередко употребляется целевой оборот с неопределенной формой глагола без союза «чтобы», например: (Чтобы) Войну, волнение и наглости унять, // Царем вам надлежит царевича признать... («Освобожденная Москва»), и т. п. Придаточное определительное предложение может быть отделено от определяемого существительного, в том числе вынесено вперед. Например: Который дал свободу, // Тому я вашу страсть изображу народу, — то есть: изображу вашу страсть тому народу, который дал свободу («Венецианская монахиня»).
Автор вступ. статьи и коммент. В. Д. Рак