ИА Информационное агентство СОВЕТ ФЕДЕРАЦИИ * РОССИЯ В НОВОМ ВЕКЕ: * Материалы заседаний Экспертного совета Сессия № 2 "Ислам как угроза национальной С.В. Кортунов. Уважаемые дамы и господа! Вторая сессия обозначена в программе следующим образом: "Ислам как угроза национальной и международной безопасности". Как вы сами понимаете, формулировка достаточно провокационная. Для меня лично сомнений нет, что ислам, то есть подлинный ислам, никакой угрозы для национальной и международной безопасности не представляет. А угрозу представляют различного рода ложные, искаженные интерпретации ислама и те силы, которые используют исламские лозунги в своих политических целях. Об этом мы уже говорили в ходе первой сессии. Но мы неизбежно будем возвращаться к этому вопросу в ходе и второй, и третьей сессии. Сейчас я хотел бы дать слово профессору А.А. Игнатенко. Он является членом Совета по взаимодействию с религиозными объединениями при Президенте Российской Федерации. Пользуясь случаем, я хотел бы еще раз выразить свою признательность за тот личный вклад, который Александр Александрович Игнатенко внес в организацию сегодняшней конференции. А.А. Игнатенко, Институт социальных систем, член Совета по взаимодействию с религиозными объединениями при Президенте Российской Федерации. Уважаемые ведущие, уважаемые коллеги! Вся мудрость организаторов сегодняшней конференции проявилась, кроме всего прочего, и в том, что такая острая тема, как проблемы национальной и международной безопасности в связи с исламом или вне связи с исламом, поставлена после обеда, когда все находятся в благодушном настроении и готовы обсуждать не только эту тему, но и любую другую в духе дружбы, взаимопонимания и с таким добрым настроем, который рисуется на всех лицах. Уверяю вас, что это так! Хотелось бы начать с вещей, которые являются во многом самоочевидными. Мусульмане в любом современном обществе, так же как представители других религий (я бы в данном случае не стал говорить о разделении на традиционные и нетрадиционные религии), должны обладать и обладают всеми религиозными правами, то есть пользуются свободой совести. И это завоевание тех обществ, которые реализовали тот самый либеральный проект, который сегодня критиковали. И у нас в России, вне всякого сомнения, должны быть гарантированы права мусульман как вероисповедной общности. И эти права, по моему мнению, должны реализовываться в полной мере. Хотя, естественно, не обходится без проблем, которые есть и у православных, и у католиков, и у протестантов, и у неверующих. Это особая тема. Хочу специально подчеркнуть, что все это происходит в либеральных обществах, в частности в России, которая реализует в настоящее время (согласимся с этим в порядке дискуссии) либеральный проект. Но уже во время конференции мы встречаемся с достаточно интересным феноменом. Некоторые докладчики, некоторые выступающие начинают нам рассказывать, что у ислама есть собственный проект - собственный социальный проект, общественный проект, касающийся прав человека, свобод, демократии. И здесь, пожалуй, одна замечается отличительная черта, наличие которой констатировали выступавшие здесь коллеги. Профессор Тайван говорил об экстравертности ислама, профессор Зубов употреблял несколько иные формулировки. Но важен тот момент, что есть особый исламский проект. При этом нам рассказывают, как было хорошо во времена праведных халифов, как хорошо было в периоды расцвета исламской цивилизации в IХ-ХII веках. Все это достаточно интересно. Хотя, пусть меня извинят многие сидящие здесь, не все хорошо знают, что происходило во времена праведных халифов и что происходило на просторах арабского или исламского халифата в IХ-ХII веках. Так что разговор может получиться беспредметным. Однако что мы обнаруживаем, если, отвлекшись от того, что делал Гарун аль-Рашид, что было на Сицилии, что было на Пиренейском полуострове 1000 или 1200 лет назад, посмотрим на нашу сегодняшнюю реальность, о которой мы все-таки худо-бедно что-то знаем? Что мы видим? Мы видим вещи довольно настораживающие. Что я имею в виду? Когда происходит реализация так называемого исламского проекта, происходит следующее: нарушаются права человека, напрочь отсутствует любой намек на демократию, устанавливаются тоталитарные режимы. Конкретные примеры. Движение "Талибан", которое создало исламский эмират в Афганистане. Я не буду рассказывать обо всех ужасах по части нарушения прав человека, прав верующих, прав женщин, прав вероисповедных меньшинств, национальных меньшинств и прочих нарушений, которые там происходили. Другой пример. Ввели исламский шариат в ряде штатов Нигерии. Что происходит? Пустяк. Какая-то журналистка написала что-то, упомянув имя Пророка Мухаммеда. Казалось бы, какая проблема, но двести человек убитых, угроза самой журналистке быть убитой любым мусульманином, который ее встретит. Такова обязанность мусульманина по шариату. Это факты. Я уже не говорю о нарушении прав человека, об отсутствии любой демократии, демократии в западном понимании этого слова, в таких государствах, как Иран, Саудовская Аравия. И последний пример. Это Чечня, наша российская Чечня того периода, когда в Чечне проводилась исламизация, шариатизация, были введены шариатские законы. С чего начали? Начали с реализации прекрасного общественного проекта, который всех осчастливил? Нет. Начали с публичных расстрелов на улицах. Я не будут педалировать эту тему. И здесь возникает одна очень серьезная проблема, которую формулируют для себя наши западноевропейские коллеги. У них не может не быть некоторых опасений, что та демографическая исламизация, которая происходит в настоящее время в разных странах Западной Европы (разными темпами, в разных масштабах, но происходит), в конце концов приведет к тому, что то меньшинство, которое существует в настоящее время, превратится в большинство и введет исламские порядки, то есть будет претворять в жизнь исламскую программу или исламский проект защиты прав человека, исламский проект власти и другие. Такое ощущение, что подобные опасения есть. Тем более что здесь тоже нельзя не упомянуть об одной исключительно важной вещи, а именно той, что Запад в настоящее время становится своего рода плацдармом для антизападного экстремизма и терроризма. Профессор Тиби очень интересно все рассказал, но, к сожалению, ничего не сказал о том, что происходит в Германии. А в Германии не очень благостная картина. Я знаю точно, что организаторы терактов 11 сентября 2001 года имели Германию плацдармом для организации этих терактов. И это не домыслы спецслужб, пропаганды, антиисламских СМИ - это материалы судебных дел, которые продолжаются в настоящее время. Получается, что у граждан западных государств появляется такое подозрение: те люди, которые сейчас появились на территории этих государств, планируют изнутри разрушение этих государств, разрушение этой культуры. Кто-то употребит выражение "разрушение этой цивилизации". Буквально несколько дней тому назад лондонская пресса опубликовала результаты опроса, который был проведен среди британских мусульман (среди них и эмигранты, и британцы, принявшие ислам). 10 процентов из них поддерживают те удары, которые были нанесены и наносятся так называемыми исламскими экстремистами и террористами по целям в странах Запада. То есть в данном случае подразумевается и теракт 11 сентября 2001 года. Кто-то скажет, что 90 процентов не поддерживает. Согласен. Но для того чтобы совершить теракт 11 сентября, понадобилось всего 19-20 человек. 10 процентов - это много, это очень много! Когда на всю эту проблематику смотрят (я пока говорю как бы от имени жителей западных стран) как на историю последних десятилетий, то видят, что в момент, когда количество мусульман в стране становится больше 50 процентов, в этой стране начинаются проблемы. В данном случае я имею в виду Ливан. То, что там происходит, произошло после того, как мусульмане стали составлять большинство в этой до того процветавшей, красивой стране. Здесь возникает много проблем. Я не думаю, что все их мы сумеем сегодня решить, но какие-то проблемы можно и нужно обозначить. Скажем, то, что происходит у нас, в России - на территории Чечни и в целом на территории Северного Кавказа. Существуют разные интерпретации того, что происходит в Чечне. Здесь лежит прекрасная книга А. Малашенко и Д. Тренина "Время Юга: Россия - в Чечне, Чечня - в России". Рекомендую всем прочесть. Могут быть разные интерпретации того, что там происходит. И споры есть - научные и политические. И предлагаются разные пути выхода из этого кризиса. Имеется в виду: и из чеченского кризиса, и в целом из кризиса, который угрожает Югу России. Но мне думается, можно с уверенностью сказать, что религиозный экстремизм имеет отношение к тому, что происходит на территории Чечни и не только там. Когда обсуждаешь все эти проблемы, люди говорят: "Вы знаете, можно кого угодно в чем угодно обвинить. А состоялся ли суд? Может быть, это был не Басаев, а человек, похожий на него? Вот когда его возьмут, когда будут проведены соответствующие процессуальные действия, когда будет приговор и прочее, тогда вы сможете сказать, что такой-то человек совершил такие-то преступления". То же самое - и о религиозном экстремизме. Я специально взял на наше совещание (и время позволяет зачитать этот отрывок) вырезку из газеты "Коммерсант" от 2 декабря 2002 года. Статья называется "Убить неверного - это как совершить намаз". Судят некоего Заура Акавова, который прошел подготовку в лагере "Кавказ" на территории Чечни: "Из показаний подсудимого складывается такая картина. В 1990 году Заур Акавов по совету имама мечети, некоего Махача, позднее уехавшего в Саудовскую Аравию, поехал в Чечню, чтобы изучать там "чистый ислам". Он поступил в исламский университет "Кавказ", расположенный в бывшем пионерлагере в районе Серженьюрта. В течение двух месяцев он вместе со 150 другими студентами изучал Коран, арабский язык, исламское право и ведение джихада как особый предмет. По словам подсудимого, ни в одном другом университете такого предмета нет (имеется в виду - ни в одном другом университете, который он знает). Далее приводятся его слова: "На основании Корана и Сунны Пророка мне достоверно доказали, что убить неверного - это такой же париз (обязанность мусульманина), как ежедневный пятикратный намаз. Я не скажу, что меня использовали, заставляли. Я делал то, во что верил". Потом выпускник университета попал в военную учебку, где изучал стрелковое оружие, тактику, топографию, минно-взрывное дело и так далее". Возникает ряд вопросов: кто и чему учил в университете "Кавказ"? Это сугубо конкретные вопросы, на которые мы должны найти ответ. Здесь мы подходим к исключительно сложному и интересному вопросу. Когда мы говорим о том, что имеет место исламский экстремизм и его проявления, которые мы обнаруживаем, в частности, в деятельности ряда объединений и институтов на территории Северного Кавказа, нам, как правило, мусульманские религиозные деятели говорят: "Это неправда. Вы так не имеете права говорить. - Почему? - Потому, что ислам - это религия мира, ислам - это религия терпимости". Здесь хорошо об исламе рассказывал Вячеслав Сергеевич Полосин. Можно согласиться со всем, что он говорил, когда цитировал Коран, Сунну. "Это хорошая религия, - говорят они, - ислам - отдельно, экстремизм - отдельно". Самое большее, на что согласны эти люди, - это сказать, что какие-то бандиты прикрываются исламом. Но проблема тем самым не снимается, не уходит. Потому что существовали и существуют подобного рода мечети на территории Северного Кавказа (и не только там, а, скажем, в Поволжье), которые направляют учиться молодых людей либо в Чечню, либо в другое место, где им преподают ислам. Им не говорят, что это неправильный ислам, им не говорят, что это терроризм, экстремизм. Они совершают в дальнейшем те действия, которые предусмотрены существующим у нас, в России, законодательством. Причем оно не очень сильно отличается от законодательства, которое существует в других странах мира. Я, раскрыв скобки, скажу, что имею в виду. У нас принят федеральный закон о противодействии экстремистской деятельности. Согласно закону применительно к религиозным объединениям под экстремизмом понимается деятельность религиозных объединений, групп по планированию, организации, подготовке и совершению действий, направленных на насильственное изменение основ конституционного строя и нарушение целостности Российской Федерации; подрыв безопасности Российской Федерации; создание незаконных вооруженных формирований; осуществление террористической деятельности; возбуждение расовой, национальной или религиозной розни, а также социальной розни, связанной с насилием или призывами к насилию, унижением национального достоинства; осуществление массовых беспорядков, хулиганских действий и актов вандализма, разжигание идеологической, политической, расовой, национальной или религиозной ненависти либо вражды в отношении какой-либо социальной группы; пропаганда исключительности, превосходства либо неполноценности граждан по признаку их отношения к религии, социальной, расовой, национальной, религиозной или языковой принадлежности. Прошу прощения за этот длинный перечень, но в принципе понятно, что имеется в виду. Таким образом, этот молодой человек, который в настоящее время сидит за решеткой, занимался и участием в вооруженном незаконном формировании, и реализацией призывов к уничтожению неверных, и прочее, и прочее. Возникает следующий вопрос: а кто его всему этому обучал? Какие-то бандиты. В настоящее время на территории Российской Федерации, в частности на территории Чечни, действуют эмиссары одного из направлений в исламе, которое называется ваххабизмом. Его не нужно определять в этой аудитории, о нем достаточно полное представление имеют все присутствующие. Если кто-то хочет, чтобы я рассказал, как я его себе представляю, я готов ответить. Здесь действуют ваххабитские эмиссары, действует ваххабитское духовенство, которое создает на территории России свой международно-террористический плацдарм. Являются ли они экстремистами? Вне всякого сомнения. Являются ли они религиозными экстремистами? Думаю, что да, хотя бы потому, что они апеллируют к Аллаху, к священному Корану, к Сунне Пророка. На основании Корана и Сунны Пророка мне доказали, что убить неверного - это обязанность мусульманина. Вся эта система взглядов крепко держится на Коране и Сунне. Бен Ладен - это ваххабит. Есть один интересный момент, который во многом иллюстрирует то, о чем говорил профессор Зубов. Бен Ладен издал несколько фетв относительно того, что нужно убивать неверных, в первую очередь американцев, евреев и их союзников. Что такое фетва? Это не просто некий документ, в котором каждый человек может написать все, что ему угодно. Это документ, в котором некое положение объясняется в опоре в первую очередь на Коран, во вторую очередь - на Сунну Пророка и в третью очередь в опоре на заключения тех исламских ученых, которые являются авторитетами для данного муфтия, то есть для того, кто эту фетву издает. Для Бен Ладена таким авторитетом является ханбалитский ученый IV века Ахмад Ибн Таймийя. Есть одна очень интересная вещь: не существует ни одного опровержения этих фетв, сделанных мусульманами. Не существует никакого другого документа, в котором мусульманские ученые в любой точке земного шара сказали бы, что Бен Ладен не прав в этом, этом и этом пункте. Никто никогда не опровергал талибов, когда они разрушали статуи Будды или когда они заставляли индуистов надевать желтые повязки, вывешивать около домов желтые флаги. Говорили только, что Бен Ладен не имеет права издавать фетвы, потому что он не получил полного исламского образования. К слову сказать, именно так и говорил мулла Омар, глава движения "Талибан", летом 2001 года, накануне терактов 11 сентября, но опровержения нет. Фетвы Усамы Бен Ладена относительно убийства американцев, евреев и их союзников не опровергались исламскими учеными. И давайте перенесем эту дискуссию на документальную основу, потому что тот поток информации, который идет в настоящее время, огромен. Не удается этот поток в полной мере раскодировать. Именно в этом одна из причин того, что средства массовой информации выхватывают нередко одни вещи и игнорируют другие. Но я еще раз хочу подчеркнуть, что по тем сведениям, которыми я располагаю, эти фетвы не опровергались. Да, в свое время была фетва, которую издал Совет муфтиев России и в которой говорится, что нельзя призывать к террору в опоре на Коран и Сунну. Здесь также имеется проблема. Когда мы говорим о ваххабитском экстремизме, появляются сомнения в том, что этот экстремизм имеет отношение к исламу. И формула здесь следующая (причем я готов назвать в данном случае конкретных людей, которые так говорят): да, есть ваххабизм, но ваххабизм - это не ислам. Здесь возникает проблема, которую можно было бы назвать проблемой столкновения исламского и исламоведческого подхода к этой проблеме. Может быть, с точки зрения какого-то из направлений в исламе, например, того, которое представлено в России (мы его называем традиционным исламом), ваххабиты не являются мусульманами. Я слышал такие слова от муфтия Т. Таджуддина, бывшего муфтия А. Кадырова. Оказывается, что нет в исламе экстремизма. Можно было бы с этим согласиться. Действительно, традиционный ислам не имеет отношения к экстремистской террористической деятельности. Проблема в другом. Тогда нам нужно четко рассмотреть те опасности, которые угрожают России. Если мы говорим, что существует опасность ваххабитского экстремизма, тогда мы должны предпринимать защитные меры и обращать внимание не только на то, что кто-то совершил некое преступление, которое карается в соответствии с Уголовным кодексом или законом о противодействии экстремистской деятельности, а вести профилактическую работу, то есть не допустить распространения той идеологии, которая в блестящем выступлении профессора А. Зубова была названа сплавом религии и человеконенавистничества. Вот некоторые вопросы, которые хотелось бы поставить, не давая на них сразу ответы, а стремясь привлечь внимание и экспертного сообщества, и журналистов, которые здесь присутствуют, и религиозных деятелей, как православных, так и исламских, к тому, что эта проблема есть. Эту проблему необходимо решать, не отмахиваясь от нее и не используя "фигуру умолчания" или высказывая только добрые пожелания, заявляя, что нет ни войны цивилизаций, ни экстремизма и что все хорошо. Не все хорошо. С.В. Кортунов. Спасибо, Александр Александрович. Я уверен, что, несмотря на послеобеденное благодушие, Ваше выступление вызовет комментарии, может быть, вопросы. Хотел бы отметить, что наше обсуждение проходит в исключительно благожелательном духе, и никто еще не сорвался в сторону политической риторики. Нами всеми движет одно желание - найти истину. Передаю слово Иман Валерии Пороховой. И.В. Порохова, академик РАЕН. В многонациональном, и как следствие, многоконфессиональном обществе Центральной Азии, в общем-то, как и в других регионах мира, в частности, в России, Англии, Канаде и так далее, вопрос конфессиональной безопасности становится все более актуальным и болезненно острым. Нынешний уровень религиозного сознания, или, точнее, массовая религиозная невежественность, позволяет ставить вопрос о глобальном единобожии. Хотя некоторые социологи поспешно, на мой взгляд, усматривают в зарубежных вояжах римского понтифика первые шаги в этом направлении. Поэтому в настоящее время, при существующем положении вещей любые попытки свести к общему знаменателю (и опять-таки - к какому или, скорее, к чьему?) конфессиональные предпочтения людей, безусловно, можно будет рассматривать как нарушение прав человека, причем в государственном масштабе. А это уже - потенциальная почва для насилия. Но, как правило, к насилию прибегают, лишь исчерпав политические, социальные и нравственные резервы. Гражданская стабильность в обществе - это не только и не столько политическая стабильность власти (правящего режима), которая достаточно успешно достигается силовыми ресурсами, сколько социальная стабильность, в самой основе которой лежит нравственно-религиозная совместимость людей, составляющих данную государственную общность. Такая совместимость строится исключительно на формировании у людей (методом широкой сети просвещенческих средств - ТV, печать, радио и тому подобное) общих для всех (в смысле близких по духу для всех) нравственных ценностных ориентаций. Тех ценностей, которые не имеют ни этнических, ни географических, ни временных пределов, не зависят от национальных особенностей, а тесно связаны с вероисповедальными доктринами всех времен, низведенными в виде заповедей. Эти заповеди, носящие общий для всех религий характер, и составляют общественную мораль. Когда вера в объективную истину Господнего творения по политическим, социальным и, наконец, частно-субъективным мотивам была дерзко подменена структурой веры - религией, которую всегда можно чуть-чуть отодвинуть в сторону, когда между человеком и Творцом встал посредник в виде священнослужителя, претендующего на возможность (за определенную мзду!) отпустить совершенный грех, когда религия позволила отделить свои нужды (а разом и свою казну) от нужд государства, личная ответственность человека перед Творцом (о которой так много и настоятельно говорит Священный Коран) гипертрофировала в ответственность перед служителями религии и стала предметом торга. Но вера в Господа - одна для всех. Вероуставные заповеди всех писаний фундаментально одни и те же и разнятся только в частностях, диктуемых природными, ментальными и, наконец, цивилизационными различиями. И потому только через выявление объединяющих нравственных норм, диктуемых всеми писаниями без исключения, и претворение их в практике жизни, введение диктата личной ответственности за содеянное, постановку во главу жизнедеятельности благочестия как приоритетных заповедей, дозволение отправления религиозных частностей отдельными группами населения (естественно, не вступающих в противоречие с единой линией жизнедеятельности общества в целом) можно достичь того желанного благополучия, о котором так долго и болезненно стенает наше забытое Богом, или, скорее, забывшее Бога, общество. Создав человека, Всевышний наградил любимейшее из Своих творений тем даром, что венчает все его желания, все стремления, все мольбы и страсти, - свободой волеизъявления, свободой принятия решений, свободой принять или отвергнуть. И никому не дал права отобрать ее у нас или монополизировать, ибо она - дар Божий, как и сама жизнь. С другой стороны, предоставление человеку свободы принятия решений однозначно предусматривает ответственность за действия, совершенные по факту принятого решения, что само по себе оказывает особое влияние на всю сознательную деятельность человека. Причем интересно то, что в Священном Коране человек при жизни на земле выступает как свободный служитель Господа (ибадул'ла), тогда как на Господнем Суде он выступает уже как Его раб (абидул'ла). И как грустно, когда богословы крадут у нас этот дар, уверяя, что все мы - рабы Божии, монополизируя тем самым свободу выбора, завещанную нам Творцом нашим. Любопытно, что в сознании людей на генетическом уровне живет моральный кодекс (те самые нравственные нормы, о которых шла речь выше), которым они дорожат более всего, относясь к нему религиозно, понимая мир как порядок, установленный Божественной волей. "Если править с помощью закона (учрежденного волей земного правителя. - уточнение И.В. Пороховой), то народ остережется, но не будет знать стыда. Если править на основе добродетели, по ритуалу, народ не только устыдится, но и выразит покорность" (гениальный Конфуций). Люди подобного психологического типа повинуются своему начальнику не как лицу, а как части божественно установленной иерархической лестницы. Это - как раз та самая ностальгия по дальнему (по прошлому. - замечание И.В. Пороховой), о которой так тепло писал великий Фридрих Ницше: "Будущее и самое дальнее пусть станут причиною твоего сегодня... Не любовь к ближнему (к настоящему. - замечание И.В. Пороховой) советую я вам. Я советую вам любовь к дальнему". Когда власть равнодушна, а главное, инертна к отсутствию нравственной организации социальной, гражданской жизни общества через следование традиционному укладу и национальному менталитету, когда власть представляет угрозу религиозному предпочтению своих граждан в любой форме (будь то социальная, психологическая, информационная, законодательная или другого рода атака), она создает конфликт, который имеет тенденцию никак не утихать, а, напротив, расти и в конечном счете перерастать в гражданское неповиновение, разрушая на своем пути все тыловые жизнеобеспечивающие структуры общества. Сейчас мы являемся свидетелями циничной политизации нравственных и конфессиональных ориентаций. Нам навязывают мотивировку геополитической и политической преступности как желание следовать вероуставным положениям священных текстов. Но преступление не может быть причислено или увязано ни с одной конфессией. Преступник не может быть ни иудеем, ни христианином, ни мусульманином. Преступность внеконфессиональна, вненациональна, внерасова. Нам же бессовестно навязывают вновь сложившиеся (сиюминутные в масштабе исторической практики) американские и западноевропейские политические, социальные и этические нормы, чуждые многовековому знанию и опыту тысячелетней практики межличностных и межгосударственных отношений. И если новации современного законодательства устраивают прагматичного американца, как правило, достаточно инертного к этической сути закона, то умудренный тысячелетней мудростью евроазиат предъявляет к закону строгий спрос на соответствие его сути нравственности и благочестию. Такой и только такой подход к базовой сути законодательства роднит все религии мира и делает недозволенной их конфронтацию. Если одна религия противостоит другой, она перестает быть Господним вероучением и лишается благословения Всевышнего. Выбор религии - это интимная вещь, в которую никто не имеет права вторгаться, на которую никто не вправе посягать. Но здесь необходимо учитывать один чрезвычайно важный момент, на который ставит особый акцент Священный Коран: каждое вероуставное Откровение, на котором строилась религиозная структура, имело строго означенное историческое пространство, то есть имело пространственное, временное и национальное ограничение и по истечению определенного срока исчерпывало свою надобность, оставляя в абсолютной неприкосновенности лишь фундаментальные заповеди направляющего толка. Именно эти заповеди, лишенные отправного параметра временной надобности, были введены в канву последнего Господнего Откровения - Священного Корана - на мощном фоне (говоря современным языком) конституционного законодательства - как юридического, так и политического, социального, финансового, уголовного, семейного и так далее. Религия, построенная на последнем Господнем Откровении, - ислам. Причем это чисто атрибутивное название, никак не увязанное с именем Пророка, принесшего Откровение, в отличие от других религий, получивших свои именования по именам их явителей (Будда - буддизм, Иуда - иудаизм, Христос - христианство). Корень СЛМ (са-ли-ма), стоящий в основе слова "ислам", включает в себя весь понятийный комплекс значений: сохранности, спасения, здравости (ума и тела), благости (намерений), благополучия - вплоть до понятий сердечной чистоты и хорошего вкуса! А производный от этого корня четыреххарфовый глагол "асляма" несет значение добровольного следования Господнему руководству. Итак, ислам - это объективная истина, которая выражается в следующем: все существующее диалектично развивается по установленным законам Творца в одном направлении - к Нему, начиная и завершая назначенные сроки. Осознав и приняв это, человек исполняется Иманом (верой в Бога) и вступает в договор с Творцом ("миса'к аль Иман"), добровольно, без принуждения, радостно предлагая Ему свою покорность и беря на себя исполнение основополагающих обязательств по формуле "Ля илляха илля ла": вера в Бога Единого ("ат таухид"); вера в Судный День ("йаум аль хисаб"), которая в общем-то и обеспечивает диктат личной ответственности за содеянное; следование прямым путем ("ит'тиба'а сират аль мустаким"), основным параметром коего является творение добра (включая все заветы дозволенного) и запрещение зла (включая все запреты недозволенного). Диапазон, вид и степень благодеяния не имеют предела, не зависят от времени, пространства, национальных особенностей и тесно связаны с вероисповедальными доктринами всех времен и народов, низведенными в виде заповедей. Далее. Ислам требует уважительного отношения к выбору религии: "И если бы Господь желал того, Он сделал бы вас всех одной общиной веры". Коран (сура 11, аят 118). "И если бы Господь не отражал одних людей (что злы в своих деяньях) другими (что в делах своих добры), то были б снесены монастыри и церкви, синагоги и мечети, где имя Бога поминается сполна". Коран (сура 22, аят 40). Ислам запрещает всякое (будь то силовое или идеологическое) навязывание той или иной религиозной концепции. "Не разрешил в религии Он принужденья". Коран (сура 2, аят 256). "Зови на путь Господний мудростью и добрым наставленьем, и спор милейшим образом веди". Коран (сура 16, аят 125). Ислам требует беспрекословного повиновения закону и порядку своей страны при условии, если власть не посягает на его религиозный выбор, обеспечивает социальное равенство и защищает его имущественные права. "Господь вам не дает запрета любовь и милость проявлять к тем, кто за вашу веру с вами не сражался, не изгонял из дома вас". Коран (сура 60, аят 8). Не это ли та самая морально-нравственная база, введение которой в законодательство любой страны обеспечит ей ту желанную стабильность, о которой так долго и бесполезно страждет наше измученное своей 80-летней безнравственностью общество? Кстати, эти же принципы лежат в основе уникального высказывания мусульманского Пророка Мухаммеда (да будет на нем благословение Всевышнего!): "Конец света наступит, когда уйдет в небытие понятие чести. А это произойдет, когда правление (на земле) будет доверено негодным людям". То есть устами Господнего посланника благополучие общества, его безопасность тесно увязывается с понятием чести. К нашей неописуемой скорби, генетические носители чести на протяжении последнего столетия нашей эры уничтожались - "измами" всех мастей (капитализмом, фашизмом, коммунизмом, тоталитаризмом и тому подобными), и нам предстоит найти тех немногих, которым ценой невероятных усилий удалось выжить, чтобы воззвать к их благородному духу помочь нам спасти от гибели наших детей и внуков. С.В. Кортунов. Спасибо, Иман Валерия, за Ваше содержательное выступление. Сейчас я с удовольствием предоставлю слово Шамилю Загидовичу Султанову, который является не только известным в России и в международном сообществе исламоведом, но (я бы не побоялся этих слов) известным русским философом, который исследовал в том числе и европейские корни российской цивилизации. В частности, я помню, однажды он подарил мне свою блестящую книгу про Плотина, которая начиналась словами: "Мой вам совет - не читайте эту книгу". Тем не менее я ее прочитал, о чем не жалею. Пожалуйста, Шамиль, Вам слово. Ш.З. Султанов. Я хотел бы поблагодарить господина Игнатенко за его блестящее выступление, и вот в каком плане. Дело в том, что проблема ислама в современном мире - это в том числе проблема идеологической борьбы. И господин Игнатенко продемонстрировал определенные тезисы, которые используются в этой борьбе, в том числе те, которые публикуются в средствах массовой информации, в частности в одной из газет, выдержку из которой господин Игнатенко зачитал. К некоторым тезисам я еще вернусь, если останется время. Но мне хотелось бы обратиться к тому (если мы говорим об истине), как формулируется основной тезис нашей конференции "Ислам в контексте диалога цивилизаций". Это вопрос поднимался, и несколько раз звучало: что означает диалог цивилизаций в нашем мире, что такое наш мир в этом плане? Те примеры, которые приводились, скорее всего были примерами диалога культур или определенных аспектов культур. Это были определенно не самые удачные примеры межконфессионального диалога. Но что касается диалога цивилизаций, об этом странным образом никто не сказал. Может быть, я прослушал. С точки зрения некоторых исламских филологов и некоторых специалистов по международным отношениям и международным конфликтам, де-факто на земле сейчас существует только одна цивилизация - это западная цивилизация в полном объеме, как она квалифицируется специалистами. Если же говорить о русской цивилизации, европейской цивилизации, индуистской, китайской цивилизации, то это, скорее, деградирующие остовы этих цивилизаций, некие культурные феномены. В этом смысле диалог цивилизаций сейчас в принципе невозможен, потому что западная цивилизация, прежде всего в экономическом плане, доминирует. И не побоимся сказать, что она разрушает все остальные цивилизационные модели. Поэтому диалога цивилизаций быть не может. Это первый момент. Отсюда невозможен и второй момент - конфликт цивилизаций. Если мы говорим о конфликте, то речь идет только о тех противоречиях, которые сейчас усиливаются в рамках глобального системного кризиса внутри самого реализующегося западного проекта. Третий момент связан со следующим. Да, С. Хантингтон был в определенной степени прав, что в настоящее время основное противодействие, или основной потенциальный конфликт, разворачивается между западной цивилизацией и определенными компонентами остающейся исламской цивилизации. Я выскажу одну нетривиальную мысль. Сейчас межцивилизационная борьба обостряется прежде всего в ареалах бывших цивилизаций. Это мы видим и в Индии, и в исламском мире. Конфликты в исламском мире между радикалами и традиционным исламом - это конфликт между той частью квазиисламского мира, который интегрируется в западный мир, и теми частями этого мира, которые этого не хотят. Исламский экстремизм - это не феномен, характерный для ислама. Это феномен, характерный для деградирующей исламской цивилизации. Многие люди, которые выступают под знаменем ислама, об исламе фактически не знают или знают очень мало. Я не знаю, был ли господин Игнатенко в Чечне, мне пришлось там побывать. Я разговаривал со многими людьми, которые пришли к власти в 1996 году, и убедился, что их знания по поводу ислама - в лучшем случае на уровне учебников по общему религиоведению, которые издавались в Советском Союзе. Более того, в 1997 году, когда я был в Чечне, я специально пошел на рынок. Там был всего один лоток религиозной литературы. И никакого ажиотажа вокруг этой литературы я не увидел. Там были небольшие брошюры. Но эти брошюры не раскупались, не обсуждались. А когда я разговаривал с соответствующими людьми, которые претендовали на роль идеологов, то они произносили только некоторые лозунги популистского плана. С моей точки зрения, сейчас ключевой момент того, что называется межцивилизационным диалогом или межцивилизационным конфликтом, - это проблема не религиозная и проблема не межконфессиональных противоречий. Это проблема геополитическая. Закончился большой глобальный геополитический период, который можно называть периодом расцвета западной цивилизации. Закончился очередной "кондратьевский" цикл, который был основан на одной простой вещи - на дешевой нефти. Мы вступаем в период, когда в ближайшие 20-30 лет энергетическая проблема будет ключевой для национальной безопасности, для национального выживания и для проблем глобальной безопасности. А 60-65 процентов энергоресурсов в мире находится в зоне мусульманских стран. Этим все объясняется. Второй момент заключается в следующем. Многие мусульманские режимы являются на самом деле не мусульманскими режимами. Например, режим в Египте - это не мусульманский режим. Так же как и режим Саддама Хусейна. Это квазирежимы, режимы лицемеров. Такая же борьба разворачивается в Иране. Там тоже существует эта проблема - проблема самоидентификации. Дело в том, что в современный период, период начала глобального системного кризиса, проблема культурной, политической, религиозной самоидентификации начинает приобретать особые аспекты. В связи с Ираном я скажу следующее. Дело в том, что "белая" революция шаха Пехлеви, которая началась в 1963 году, при всех экономических успехах привела к революции 1978 года. Это было в определенной степени закономерно, потому что модернизация, в том числе и в исламской мире, в силу специфики тотальности ислама не охватывает только экономические компоненты общества, только социальные аспекты общества, она приводит к конфликту в религиозной, духовной сфере. Это и произошло. Если мы говорим о международной безопасности, незримо начинается борьба, соперничество за то, на чьей стороне будет мусульманский мир и каков будет этот мир в ближайшие 10-15-20 лет, в период адаптации глобальной системы к новым отношениям и к новым реалиям - к реалиям дорогой энергии, к реалиям сокращающихся энергетических ресурсов и к реалиям ревизии цивилизационных основ существования человечества. В этой связи важным моментом является следующее. Реальная борьба происходит не на периферии. Бен Ладен - это мифическая фигура. Это фигура, которая была создана США, и американцы этого не скрывали. Она была создана для того, чтобы организовать некую консолидацию моджахедов в период советской интервенции в Афганистане. Более того, само появление Бен Ладена именно в те моменты, когда это нужно американцам, наводит на определенные размышления. Если говорить о терроризме и экстремизме, то я исхожу из того, что во многом международный терроризм - это специфическая форма игры спецслужб. Причем той игры, которую на определенном этапе эти спецслужбы перестают контролировать. Поэтому ключевая борьба, разворачивающаяся сейчас в исламе (а от этого зависит судьба международной безопасности в ближайшие 20-30 лет), - это борьба, которая идет между так называемыми умеренными, квазиисламскими режимами в мусульманском мире и исламскими фундаменталистами. Это очень важный момент, потому что ход нашей дискуссии все время приводит к мысли о том, что главенствует только некий субъективный момент. Достаточно ликвидировать, расстрелять, убрать, посадить в тюрьму и так далее 100, 200, 300 радикалов, и все будет хорошо. На самом деле это объективный процесс. Он не контролируется, и считать, что тотальный контроль здесь вообще возможен, нельзя. Господин Игнатенко приводил пример Нигерии. Посмотрите на эту ситуацию с другой стороны. Нигерия - это страна, которая является экспортером нефти, которая занимает одно из первых мест в мире по коррупции. Социальная дифференциация в этой стране настолько огромна, настолько чудовищна, социальные язвы в этом обществе настолько сильны, что исламизация Нигерии, кстати, происходила без прозелитизма, происходила спонтанно. Когда среднедушевой доход на нигерийскую семью, которая состоит в среднем из 7-8 человек, составляет 4 доллара в месяц, в этот момент в Нигерии словно провокационно проводится конкурс "Мисс Вселенная", бросающий вызов духовным устоям этих несчастных людей, которые в исламе находят форму своего существования. Затем появляется статья, в которой оскорбляется Пророк Мухаммед. Для мусульманина сакральные исламские ценности ислама являются главенствующими. Это тот последний элемент самоидентификации, который в условиях глобальной несправедливости из-за развития западной цивилизации испытывают страны третьего мира. Эта религиозная самоидентификация очень важна. Отсюда парадокс. Лет 20-30 назад появилась рок-опера "Jesus Christ Super Star". По-разному к этому можно относиться. Можно сказать, что это апофеоз демократии, но можно интерпретировать иначе: эта рок-опера является свидетельством правоты О. Шпенглера, который заявил, что религия в Европе умерла, уйдя в искусство. Можно интерпретировать иначе: эта рок-опера, а также остальные вещи, связанные с массовой культурой, - это элемент абсолютной десакрализации западного общества. В Нигерии этого не произошло. Да, там - невежественные люди, они не учились в Сорбонне, они борются за выживание за несколько центов в день. Но они уважают свою религию, потому что для них это форма жизни, последняя отчаянная надежда на эту жизнь в этом несправедливом мире. Проблема в той геополитической игре. Я этого тоже коснусь, потому что многие вещи сейчас происходят как бы на конспиралогическом уровне. Затем пойдет исламский ареал, прежде всего арабских стран, в которых находится нефть. Ключевой момент заключается в том, что существует некий негласный пакт. Но этот пакт подтверждается определенными политическими реалиями, в частности теми событиями, которые происходили в 2000 году в США. А тогда создавались определенные стратегические договоренности между умеренными квазиисламскими режимами и США. Суть заключается в том, что США должны развернуть базу против фундаментализма в исламском мире, обеспечить безопасность этих так называемых умеренных, традиционных, "хороших" исламских режимов, а в ответ на это будет обеспечено то, что необходимо этой западной цивилизации, в которую эти квазиисламские режимы интегрируются. И эта тенденция оказывается сильнее инстинкта самовыживания. Талибан в этом смысле - это символ. Да, были разрушены определенные памятники. Но знаете, в каждой стране какие-то памятники разрушаются. В каждой стране разрушается нечто, и нам об этом грех говорить - за 70 лет в нашей стране столько было разрушено и исламского, и христианского, и других вещей. Поэтому не надо смотреть свысока на то, что происходит в Афганистане. Перед Талибаном стояла одна историческая задача (они все равно рано или поздно ее решат, потому что Талибан не ушел с арены) - это объединение и национальная консолидация Афганистана. Это национальная задача. В религиозном смысле Талибан действительно представлял собой модель нового исламского режима, который в том числе действовал и во благо глобальной безопасности. Ключевая проблема глобальной безопасности, в том числе и для западной цивилизации, - это проблема контроля над наркотиками. Через 9-11 месяцев после того, как убрали Талибан, производство наркотиков возросло чуть ли не в 8-8,5 раза или даже в 14 раз. Поэтому то, что касается Талибана, - это, с моей точки зрения, проблема того, каким образом реализуется договоренность между западной цивилизацией и так называемыми квазиисламскими режимами по борьбе с общим врагом. Это ведет к усилению и укрепление фундаментализма. Более того, в определенной степени фундаментализм усиливается как реакция на усиление господства западной цивилизации в рамках других цивилизационных ареалов. Наиболее наглядно это видно в Индии, но это есть и в России в специфических формах, это есть и в США. Есть прекрасный американский фильм "Дорога на Арлингтон". Там показана тенденция усиления фундаментализма, правда, в гротескной форме. А что касается 11 сентября 2001 года и других событий, то, знаете, если следовать кодексу западной демократии, решений суда не было. Когда будет суд, когда будет это определено, тогда можно будет это говорить. Так же, что касается так называемого террористического акта М. Бараева. Все отмечают, что захват здания был осуществлен блестяще. Два месяца эта компания бродила по Москве, никто на нее не обращал внимания. Потом они захватили театр и не знали, что делать. М. Бараев, между прочим, не выставил ни одного религиозного исламского требования. С этой точки зрения он не моджахед. Все время было ощущение, что он ждет какой-то подсказки. Теперь что касается ваххабизма. Неуважение к исламу проявляется даже в нюансах. Но это нормально в идеологической борьбе. Если я скажу, что я - ваххабит, на меня будут смотреть с подозрением. Но дело в том, что каждый мусульманин - это ваххабит. В каком смысле? Ваххаб - это одно из 99 священных имен Аллаха. В этом смысле я - ваххабит. Люди начинают рассуждать: ваххабизм, "плохой" ислам, "хороший" ислам и так далее. Причем люди, достаточно далекие от ислама как очень сложного, противоречивого, неуправляемого феномена. Бен Ладен - это продукт действия американских спецслужб, которые вели свою игру в Афганистане. Насчет фетв. Бен Ладен не является никаким авторитетным религиозным деятелем. Если бы господин Игнатенко вдруг выступил с каким-либо православным заявлением, высказал бы свою точку зрения по поводу каких-либо религиозных событий, неужели Патриарх посчитал бы нужным опровергать господина Игнатенко? Нет, конечно. Потому что господин Игнатенко, может быть, хороший специалист, но как богослов он не является авторитетом для РПЦ. А что касается Ливана, то это уже политологический момент. Дело в том, что проблема соотношения, проблема демографии и так далее - это проблема не только религиозная, это проблема, скорее, этническая. Есть масса свидетельств, что когда определенные этнические группы становятся близкими друг другу в той или иной стране, уровень конфликтности в отношениях между ними усиливается. Старая система, которая была создана еще в 50-е годы, рухнула, а новые правила не возникли в силу того, что лидеры не смогли к этому подготовиться. Понадобилось 14 лет военных действий в Ливане для того, чтобы эти правила были сформулированы. Таким образом, есть идеологическая борьба. Она будет разворачиваться, потому что ясно, что ислам, радикальный ислам, определен в качестве главного врага для западной цивилизации. Это будет транслироваться на соответствующие страны, в том числе на Россию. К этому надо быть готовым. Это будет происходить, потому что в этом заинтересованы определенные властные группы, которые не способны решать социальные и политические проблемы тех или иных стран. Второй момент заключается в том, что процессы, которые происходят в исламском ареале, - это процессы объективные, связанные с глобальной несправедливостью, которая существует в мире. И даже если враги ислама арестуют Бен Ладена, эту мифическую личность, или соответствующих людей посадят в тюрьму, то дело не в этом. Дело в том, что та социальная несправедливость, та бедность, та нищета, которые существуют в третьем мире, в том числе в исламском, будут порождать это. Речь идет о том, что мир находится в периоде выработки новых правил игры. Возможно, эти правила (так же как в Ливане) будут выработаны после какого-то конфликтного периода. Возможно, разум окажется сильнее, и диалог с соответствующими позитивными результатами произойдет более быстрыми темпами. С.В. Кортунов. Спасибо, Шамиль Загидович, за то, что Вы раздвинули рамки нашей дискуссии. Сейчас я хотел бы дать слово не менее блестящему эксперту, доктору исторических наук Алексею Малашенко, который написал много томов по исламу. Тема его выступления звучит даже более широко, чем в выступлении Ш.З. Султанова, - "Глобализация, модернизация и исламский мир". А.В. Малашенко, старший научный сотрудник Московского центра Карнеги, доктор исторических наук. Боюсь, что на фоне того, что сейчас говорилось, моя тема будет немного скучноватой. Тем более что некоторые вещи, о которых я будут говорить, лежат на поверхности, их все знают, но их не всегда запускают в оборот на конференциях. Я это прекрасно понимаю, так как куда занятнее сейчас говорить об экстремизме, терроризме и так далее. Тем не менее для мусульманского мира необходим тот феномен, который можно назвать модернизацией. Этот мир не модернизирован в той мере, в которой он мог бы быть готовым к ответу на западный вызов. Это, видимо, самая главная беда мусульманского мира. Это очень банально, но это так. И если мы это признаем, будем исходить из этих позиций, то, я думаю, мы будем спокойнее относиться и к экстремизму, и к терроризму. Не в том плане, что мы не будем против него бороться и его ругать, но будем помнить о некой неизбежности, о некой неуправляемости всех этих печальных феноменов. С моей точки зрения, мусульманский мир не может быть модернизирован в принципе без реформы или без модернизации ислама. Откровенно говоря, я сам не знаю толком, что это такое. Я думаю, что этого почти никто не знает, хотя, безусловно, толкований для этого феномена существует великое множество. Можно ли сравнивать гипотетическую или потенциальную реформу в исламе с Реформацией в христианстве? Вы знаете, я бы побоялся, хотя знаю, что многие это делают. Есть такая определенная игра ума, это делается достаточно эффектно, успешно, но все-таки есть отличие. Что все-таки я имею в виду под реформой ислама? Это приспособление (извините меня, особенно мусульмане) религии к элементарному социальному, экономическому и прочему прогрессу. Это выработка какой-то общей религиозной концепции, которая была бы ему адекватна. Почему это так важно? Потому, что без реформы ислама не пойдет никакая модернизация мусульманского мира. Ислам - это не просто религия, это идеология. И я с этим абсолютно согласен, в том числе идеология. Это идеология, которая, простите меня, была создана не Пророком Мухаммедом, а создавалась живыми людьми на протяжении многих столетий. И эта идеология пока что не реформировалась. А обращена она, ислам, как система, не к Аллаху, а к нам с вами, ко всему миру, к реальному мусульманскому бытию. Помните, как раньше, когда мы учились и в школе, и в институте, мы все время рассуждали о базисе и надстройке - что первично, что вторично. И худо-бедно логика там была. Но если мы возьмем мусульманский мир, то, с моей точки зрения, здесь нет ни первичности, ни вторичности, эта модернизация должна происходить одновременно. Она сейчас происходит? Если угодно, да. Некий вяло текущий, очень противоречивый процесс, отстающий на века от Запада. Как он будет дальше развиваться, я просто не знаю. Но пользуясь выражением профессора Преображенского из "Собачьего сердца", пусть на меня не обижаются мусульмане, но в мусульманских умах по части осовременивания и по части соединения ислама как культуры, как традиции, как идеологии с современностью существует "полная разруха". Это не потому, что ислам - плохой, а потому, что так получилось. И как это все будет происходить, совершенно непонятно. Тем более что верхушечная модернизация, которая имеет место, достаточно опасна. К тому же есть еще один достаточно обидный для мусульман момент - вся эта модернизация так или иначе есть своего рода имитационные попытки догнать и перегнать Запад. Если перегнать нельзя, то хотя бы каким-то образом догнать. Как бы мы ни пытались дипломатично все это выражать, как бы ни пытались никого не обидеть, тем не менее это так. Есть определенный комплекс неполноценности перед Западом, ушедшим далеко вперед, навсегда. И все, что можно сделать, - это каким-то образом ему подражать. Ничего нового на земле, в мирской жизни сделать, видимо, невозможно. И тем труднее соединять это с исламской идеологией, тем обиднее. Опять же возвращаюсь к термину "комплекс неполноценности". Если угодно, на одной стороне - провал в отношении модернизации, это вечное отставание, а на другой - Бен Ладен с его взрывами и прочим. Конечно, огромный разрыв, масса логических поворотов, но я считаю, что корни здесь, а вершина пирамиды - Бен Ладен. Что еще, с моей точки зрения, печально в этом отношении. Тут говорилось о квазимусульманских режимах. Я могу с чем-то согласиться, с чем-то нет, но у мусульманского мира есть определенное ядро. Это, естественно, нефть, нефтяной ареал. И он как раз проиграл, он не сумел себя реализовать в плане модернизации. Те деньги, которые они получали, дешевые деньги, были бездарно растрачены, так же как бездарно были растрачены нефтяные деньги коммунистов. Все пошло у них - на золотые унитазы, у нас - на гэдээровские колготки. Ничего не было сделано для модернизации общества - в этом самом ядре, в этом "моторе" мусульманского мира или в том, что могло бы быть этим "мотором". С этой точки зрения я считаю, что ситуация там катастрофическая. Думаю, что в ближайшее время в Персидском заливе, особенно в Саудовской Аравии, будет не прыжок вперед, а непонятно что. Во всяком случае, у меня в этом отношении самые тревожные ощущения. И это увязывается с идеей демодернизации, архаизации в той или иной форме. Она касается экономики, социальных отношений, культуры, чего угодно. Если мы сейчас будем называть примеры, то одним Афганистаном и Таджикистаном не отделаемся. Мы, я думаю, перечислим добрую половину, две трети стран мусульманского мира и найдем там достаточно весомое доказательство того, что публика идет не вперед, а назад. Но, что самое интересное, движение назад какими-то активными фракциями общества - фундаменталистами, экстремистами, неофундаменталистами - воспринимается как реальное движение вперед. Они идут вперед, к "золотому веку". Если исходить из этой логики, то что изобретать и выдумывать? Все самое хорошее - в прошлом. Круг сторонников этих людей все более растет. Особенно раньше мы очень любили говорить, что исламисты, фундаменталисты рекрутируются или из города, или из деревни, или из студентов, или крепостных крестьян. Они отовсюду идут. Если посмотреть на те силы, которые действуют в рамках радикального ислама, то кого там только нет - от компьютерщиков до таджикских крестьян. Что их объединяет? Поиск исламской альтернативы. Это утопия? Да, конечно, это утопия. Не может быть никакого исламского государства. Очень хорошо об этом рассуждать, но не будет его никогда - ни в Иране, ни в Алжире, нигде. Но борьба за него будет вечной. И эта борьба будет еще больше "рубить" эту модернизацию, способствовать еще большей архаизации общества. Но дело обстоит еще хуже. Есть еще одна угроза. И это я вижу по Средней Азии. Это локальный пример, но примерно то же самое было в Иране. Синкопированная, ускоренная реформа. Но удалось ли где-нибудь насильственно модернизировать мусульманское общество? Нет. Ш.З. Султанов. В Малайзии. А.В. Малашенко. Это то исключение, которое подтверждает правило. Но я могу вашу Малайзию "покрыть" Турцией. Поживем - увидим. Чего мы ожидаем от Центральной Азии? Дай Бог, чтобы я ошибся. Пойдет реформа быстро - будет расслоение общества, будет обратный удар со стороны традиционного сектора. Не пойдет реформа, деньги разворуют - все будут жить еще хуже, опять будет удар, удар по исламской линии. Я недавно провел в Средней Азии недели три, поездил, разговаривал с самыми разными людьми - от министров до феллахов. Они все чего-то ждут. Может быть, ислам там не будет самым ударным моментом, но он потом подсоединится. Еще одна вещь, которая, может быть, даже противоречит тому, о чем я говорил, тем не менее она лежит на поверхности, и я сам не знаю, как с этим быть. Может быть, она и не монтируется, не встраивается в логику моего выступления. Такое ощущение, что христианский мир - Америка, Европа, мы, грешные, - создал себе какого-то виртуального мусульманина, даже двух. Один - это парень, который бегает с автоматом по горам и захватывает актовые залы, экстремист, бандит. А второй - это абсолютно послушный мусульманин, который готов к диалогу, к чему угодно. И вот мы все время хотим подсознательно переделать одного мусульманина в другого. Если мы почитаем нашу прессу, то эта полярность очень видна: вот вам плохой мусульманин, а вот - хороший. Но я считаю, что виртуальность их состоит в том, что нет абсолютного экстремиста, который готов вас "живьем сожрать", и также нет абсолютно умеренного мусульманина, заводного медвежонка, который будет делать то, что вы хотите. Правильно говорил Ш. Султанов, что в каждом мусульманине сидит ваххабит. А что плохого в этом ваххабизме, если к нему подойти с академических позиций? В 1968 году вышла книжка Л. Васильева "Пуритане ислама", полностью лишенная политики. Это самый настоящий ислам, 100-процентный ислам. Что мы сейчас морочим голову друг другу и Президенту В.В. Путину заодно? Зачем это надо? Люди доходят до того, что изобрели новый термин - "ваххабетист". Это же маразм. Я говорю это к тому, что мусульмане, будь то российская община, будь то мировая умма, очень подвижны. Это не статичная публика. У них меняется менталитет, сознание, они одновременно могут быть и либералами, и демократами, и в то же время в чем-то поддерживать Бен Ладена. Я сейчас сознательно отбрасываю какие-то крайности. Этих крайностей не так много. И между прочим, эти крайности создаются очень часто самими же христианами, а уже потом они действуют автономно, самостоятельно. Поэтому я очень боюсь этих двух виртуальных мусульманских образов. А мы, к сожалению, к этому пришли. Пока человек переходит на позиции экстремизма, становится постепенно убийцей, он проходит целый этап ментальной эволюции. И у меня такое ощущение, что наша идеология, наша практика на каждом этапе все дальше и дальше "заталкивают" его в экстремизм. Я не оправдываю Бен Ладена, тем не менее корни чеченского экстремизма и эта эволюция экстремизации Чечни - дело наших рук. От этого мы никуда не денемся, надо говорить правду. Еще раз: мусульманский мир - не черно-белый, он - цветной. Надо учиться видеть все цвета радуги. Тогда мы будем в этом разбираться, будем говорить о модернизации, глобализации и так далее. И последнее - даже не вывод, а некая констатация фактов. Модернизация мусульманского мира - это наша общая проблема, это не только проблема мусульман. Если он не модернизируется, то мы будем получать то, что получаем сейчас. И с каждым разом все больше и больше. Я думаю, что в принципе (не сегодня, не завтра) каким-то образом будут найдены оптимальные формы модернизации, в том числе непосредственно касающиеся религиозной идеологии. С моей точки зрения, мы сейчас занимаемся тем, что откровенно или скрытно все время подчеркиваем, что ислам - это та религия, где уже делать нечего: она запущенна, реакционна, фундаменталистична изначально и с этой точки зрения обречена. Я думаю, что нет. В исламской идеологии есть резервы для модернизации. Мне бы очень хотелось, чтобы я не ошибался. С.В. Кортунов. Спасибо, Алексей Всеволодович. У нас остается полчаса до перерыва. Мы открываем дискуссию. С комментариями уже записались пять человек. Но, может быть, мы начнем с вопросов докладчикам? Ш.З. Султанов. У меня вопрос по поводу модернизации. Это проблема не технологии, это проблема не методологии, не идеологическая проблема. Это, с одной стороны, аксиологическая проблема, а с другой - максимально практическая. Грубо говоря, какую цену мы можем заплатить за модернизацию? Ромен Роллан однажды сказал, что настоящий интеллектуал - это тот, который за свои убеждения готов пожертвовать жизнью. Либо ты модернизируешься и откажешься от своих убеждений, либо мы тебя расстреляем. Во имя каких ценностей нужно проводить модернизацию ислама? А.В. Малашенко. В данном случае - это выживание и обретение нормального уровня жизни. Л.Р. Сюкияйнен. У меня вопрос к А.А. Игнатенко. Во-первых, я хотел бы согласиться со многими тезисами, которые высказал А.А. Игнатенко, в том числе и с теми, которые вызвали дискуссионные реплики из зала. Единственный вопрос. Когда Вы говорили о практической реализации исламского проекта, то привели в пример Талибан. Считаете ли Вы, что никаких иных примеров исламского проекта в реализованном виде в мире больше не существует? Считаете ли Вы, что другие мусульманские страны, несколько десятков, не являются примерами реализации исламского проекта? В этом случае считаются ли они мусульманскими? Огромное большинство стран Персидского залива - не являются ли они практической реализацией исламского проекта? И в этом отношении та реакция, которую вызывает в Европе исламский проект, - может ли она связываться только с одним образцом, который Вы привели с Талибаном, или нет? А.А. Игнатенко. Я с удовольствием готов ответить на этот вопрос. И сошлюсь на выступление господина Султанова, который сказал о квазиисламских режимах. Я скажу о том, что я имел в виду, еще более подробно. В ряде государств земного шара в силу определенных исторических, геофизических и других обстоятельств сложилась такая ситуация, что правящие группы этих государств могли производить любые социальные эксперименты. Я могу привести несколько примеров того, как эти эксперименты проводились. Одно государство - это Ливия. Это не исламское государство. Оно руководствуется вздорной третьей мировой теорией - "зеленой" революцией. Это полная ерунда. Нет никакой теории, есть нефтедоллары. Здесь Ш.З. Султанов приводил очень хороший пример: нефтедоллары в Советском Союзе. Вот нефтедоллары в Советском Союзе тоже позволяли проводить всякого рода социальные эксперименты. То же самое я скажу и о Саудовской Аравии. То есть то, что они делают, - это не реализация исламского проекта, это реализация нефтедолларов. А вы попробуйте реализовать любой исламский проект в какой-нибудь стране типа Афганистана. Получается Талибан. М. Шевченко. Вопрос к Александру Александровичу Игнатенко. Вы между делом сказали, что ваххабизм - это термин, всем понятный. Вы не захотели разъяснять, что это такое. И все-таки у меня к Вам просьба: не могли бы Вы разъяснить, что такое, с Вашей точки зрения, ваххабизм. Угрожают ли безопасности Российской Федерации ханбалитский масхаб и страны Залива или это какой-то новый термин, который Вы вводите для обозначения экстремистов и террористов на территории Российской Федерации? А.А. Игнатенко. Прежде всего я хотел бы сказать вот о чем. Профессор Тиби в своем исключительно интересном выступлении упоминал разные термины в приложении к исламу. Он говорил о салафизме, джихадизме, радикальном исламе, традиционном исламе. С чем-то можно поспорить. Но что очень важно и с чем можно согласиться в его выступлении - это с тем, что в настоящее время нам всем - ученым, политикам, журналистам - необходимо перейти от "перепихивания" слова "ислам" (ислам - хороший, ислам - плохой, ислам - туда, ислам - сюда) к более тонкому анализу, увидеть в том, что происходит (я абсолютно согласен с выступавшими здесь А.В. Малашенко, Ш.З. Султановым), многоцветие исламского мира. Ислам существует в виде каких-то конкретных проявлений, течений, направлений, движений. И когда собираются люди и начинают обсуждать проблему ислама, оперируя только этой категорией, в результате получается чепуха, споры и дурное настроение. Уже в настоящее время не только у нас, в России, но и на Западе, по всему миру идут поиски адекватной терминологии, адекватного понятийного аппарата для того, чтобы объяснить процессы, происходящие в исламе, с исламом и вокруг ислама. Оказалось, что начиная с 70-х годов в разных странах мира происходила радикализация ислама. И происходила не просто радикализация, а радикализация на тот момент существовавшего ислама вследствие экспорта определенного направления из определенного места в другие места земного шара. А именно: в ходе холодной войны, в ходе конкуренции между США и Советским Союзом прежде всего в арабский мир стала экспортироваться особая форма ислама, особое направление ислама. Это направление ислама называется "ваххабизм". Это то направление ислама, которое зародилось в XVIII веке и развилось на Аравийском полуострове. Это учение ибн Абд аль-Ваххаба. То учение, которому, к слову сказать, сами саудовцы уже не следуют. Вы только вдумайтесь в это. Все саудовские принцы давным-давно ушли от этих идеалов. Я хочу привести вот какую аналогию. В те же 70-е годы, когда была холодная война, какую идеологию экспортировал Советский Союз? Советский Союз экспортировал идеологию марксизма-ленинизма. Ту идеологию марксизма-ленинизма, которой не очень-то следовали и в Советском Союзе. То есть всем коммунистам в развивающихся странах, странах Запада объясняли, что необходимо совершить социалистическую революцию, установить диктатуру пролетариата. Экспортерам, то есть всем советским идеологам, говорили: "Побойтесь Бога! Какой пролетариат, предположим, у нас в Афганистане?" - "Да нет, - отвечали, - если вы настоящие марксисты, то должны верить в диктатуру пролетариата". Здесь примерно та же ситуация. Саудовские ваххабиты, или просто саудовцы (саудовские центры, саудовские министерства, саудовские частные лица), занимаются экспортом ваххабизма, то есть экспортом идеологии, которую основал определенный человек. Вот то, что я подразумеваю под ваххабизмом. Другое дело, что уже в последующем (но это не моя вина и даже не вина журналистов) ваххабитами стали называть любых экстремистов. По поводу М. Бараева. Я не знаю, как и что было с М. Бараевым. Это покажут следствие и суд. Но М. Бараев и все те люди, которые организовывали эту акцию, сделали все для того, чтобы показать, что они являются мусульманами, которые следуют определенному направлению. А то, что они на самом деле, как вы считаете, выступали за чисто чеченские цели, - это уже другой вопрос. Они вывесили черный ваххабитский флаг, на котором написано: "Нет божества, кроме Аллаха, и Мухаммед - его посланник". Они сразу, в первом своем заявлении сказали, что будут бороться против неверных и уничтожать их. Это все было на телеканале "Аль Джазира". А слово "неверный"? Если вы возьмете любой исламский текст, то там говорится о милосердии. Любой исламский текст начинается словами: "Во имя Аллаха милостивого и милосердного". А ваххабитские тексты, заявления, лозунги начинаются со слова "неверный": мы против неверных, мы всех неверных сейчас уничтожим. Я еще раз обращусь к этому примеру, он очень характерный и яркий: "Убить неверного - все равно, что совершить намаз". Это не случайно. Ваххабизм - он в этом. Он не говорит даже, что такое вера, он говорит, что есть неверие. Главное содержание ваххабизма - это отрицание неверия, а под неверием понимается все, что не есть ваххабизм, под неверными - все, кто не мусульмане. Я не буду заниматься академическими вещами, которые, кстати, прекрасно описаны у Васильева в его книге "Пуритане ислама" и в книге "История Саудовской Аравии" - там прекрасно описано, что есть ваххабизм. С.В. Кортунов. У нас есть два человека, которые записались еще в ходе обеденного перерыва. Это архиепископ Т. Кондрусевич и генерал В. Овчинский. Справедливость требует, чтобы я дал слово прежде всего им. Т. Кондрусевич. Поднятая на этой второй сессии тема, конечно, является актуальнейшей для всех нас здесь, в России, - проблема терроризма, проблема экстремизма и угроза национальной и международной безопасности. Несомненно, проблема существует, и все три докладчика говорили об этом, каждый со своей точки зрения. Я хотел бы, однако, обратить внимание на нечто другое, немного шире посмотреть на этот вопрос. В прошлый четверг в газете, которая называется "Газета", появилась статья, в которой, к величайшему моему удивлению (у меня был просто шок), написано, что группа экспертов, около 30 человек, подготовила документ к совместному заседанию Совета Безопасности Российской Федерации, Государственного совета и Совета по взаимодействию с религиозными объединениями при Президенте Российской Федерации. В этом документе перечислены религиозные организации экстремистского толка. На первом месте оказалась католическая церковь, на втором - протестантские организации и так далее. Более того, в России сегодня официально зарегистрировано около 70 различных религиозных течений, и только три из них не попали в этот список. Это православная церковь, буддизм и иудаизм. Если мы возьмем зарегистрированные в России религиозные организации, то это 20 тысяч. 10 тысяч из них - православная церковь, чуть больше 4 тысяч - это протестанты, на третьем месте - мусульмане, католическая церковь - примерно столько же, сколько буддизм, сколько иудаизм. Получается так, что половина всех зарегистрированных религиозных организаций - экстремистского толка. А ведь совсем недавно, после трагических событий в Москве на Дубровке, событий, связанных с "Норд-Остом", абсолютно все представители религиозных организаций (я сам сделал два заявления) говорили, что нельзя допустить того, чтобы смешивать терроризм, экстремизм с национализмом, с религией. Надо отделить эти вещи. Люди боятся, чтобы не было в Москве погромов. И в то же время мы видим такой документ. Существует он или нет, я не видел, но об этом сегодня написано и в газете "The Moscow Times". Вчера журналисты мне говорили, что действительно существует 15 страниц такого текста, обещали показать его. Мы говорим сегодня об исламе - это очень важная тема. Но хотелось бы знать, куда мы идем, каково будущее нашего общества. В.С. Овчинский, вице-президент Сибирско-Уральской алюминиевой компании. Уважаемые коллеги! Я хотел бы развить ту идею, которую мой друг, Шамиль Султанов, поднял здесь. А именно - о конспирологическом аспекте всего того, что связано с так называемым исламским экстремизмом, исламским терроризмом. Дело в том, что этими проблемами я занимаюсь с середины 80-х годов, когда работал в МВД СССР. Существовал закрытый документ ЦК КПСС, в соответствии с которым было создано несколько групп, изучавших влияние ислама на организованную преступность в Советском Союзе. Одну из таких групп я возглавлял. В это время шло "узбекское дело". И тогда мы пришли к совершенно четким выводам и результатам: все, что называлось исламским экстремизмом, исламским фундаментализмом, было на самом деле прикрытием для действий организованной преступности, организованных преступных сообществ, которые использовали различные ритуалы, обычаи, традиции для того, чтобы исламом прикрыть свою преступную деятельность. Этот вывод был сделан в середине 80-х годов. События затем развивались по негативной спирали. Были и карабахские события (я был их участником), и ряд других весьма негативных событий. Взять карабахский конфликт. Я прилетел туда на одном самолете с А. Вольским 15 января 1989 года и работал руководителем информационной службы группировки МВД в Нагорном Карабахе. Мы как раз изучали причину конфликта между армянской и азербайджанской общинами. Все тогда говорили о конфликте цивилизаций - о конфликте мусульман и христиан. Никакого конфликта цивилизаций в тот момент не было. Был конфликт мафиозных кланов - армянского и азербайджанского, которые не хотели делить территорию, не хотели делить деньги, не хотели делить финансовые потоки. Из-за этого стравили два народа, устроили кровавую бойню. Дальше этот центробежный процесс получил развитие и привел в конечном счете к развалу Советского Союза. Второй конспирологический аспект, о котором говорил Ш.З. Султанов, - это игра спецслужб. Да, действительно игра спецслужб. Если мы возьмем тот же ваххабизм, то давайте вспомним, что еще в 1870 году британский генштаб издал секретную директиву. Суть ее заключалась в том, как превратить арабскую революцию в революцию, нужную Британской империи. Были закручены механизмы разъединения, разобщения мусульман. И именно тогда была запущена идея, чтобы ваххабизм вклинить в традиционный ислам, взломать его и использовать в нужном направлении. Несколько позже, уже во время Первой мировой войны, эту идею блестяще осуществил известный полковник сэр Лоуренс Аравийский, который, используя все свои возможности, связи, средства, в том числе свои гомосексуальные связи с шейхами, внедрял идею ваххабизма по всему Аравийскому полуострову, взламывал традиционный ислам и наносил огромный ущерб туркам, с которыми британцы вели тогда активную борьбу. Что касается недавних трагических событий, связанных с "Норд-Остом", то, как говорил Ш. Султанов, давайте обратимся к цели. Какая главная цель стояла? Главная цель - получить новый Хасавюрт. Новый Хасавюрт означал падение нынешнего политического режима России, распад России, откол Северного Кавказа, восстание в Татарстане, других мусульманских анклавах. Вот это была цель событий, связанных с "Норд-Остом". Естественно, не М. Бараев это устраивал, естественно, это не мусульманский экстремизм, естественно, за этим стояли крупнейшие политические силы. Какие это силы, все вы прекрасно знаете: те, кто ведет открытую борьбу с нынешним политическим режимом в России. Какой это исламский экстремизм? Теперь об исламском экстремизме с другой стороны. Существует ли исламский экстремизм сам по себе? Существует. Совершенно правы те, в том числе и господин Игнатенко, кто говорит, что некоторые позиции Корана должны комментировать только сами мусульмане. Существуют позиции в Коране, где понятие "джихад" трактуется как война со всеми неверными. Существуют скрытые исламские центры, которые ставят целью исламизацию всего мира, исламизацию огромных территорий. На это затрачиваются огромные силы и средства. И это самостоятельная проблема. Есть проблема игры спецслужб. Есть проблема исламских террористических радикальных центров. Есть проблема прикрытия мафиозных сделок исламскими целями. Проблема многогранна, так же, как многоцветен исламский мир, многоцветна палитра целей, сил и средств, которые стоят за так называемым исламским экстремизмом. Последнее. В связи с событиями 11 сентября 2001 года. Почему, казалось бы, из 19 угонщиков самолетов, которые были направлены на объекты в США, 15 были гражданами Саудовской Аравии? Конгресс США провел расследование. Я был на совместных слушаниях Конгресса США и Госдумы Федерального Собрания России в сентябре 2002 года в Вашингтоне. Там делал доклад руководитель центра исследований финансовой безопасности господин Армстронг. Он проинформировал о результатах финансовых расследований по тем организациям, которые финансировали конкретный террористический акт 11 сентября. Этот акт финансировали финансовые структуры королевской саудовской семьи. Полностью. Почему американцы удар наносят не по Саудовской Аравии, а по Ираку? Почему ни один из этих фондов не закрыт, ни один счет не перекрыт? Я задал этот вопрос. Ответ такой: потому, что Дж. Буш-младший свой первый миллион заработал в компании "Carline", где основной владелец акций - Бен Ладен-старший. В этой же компании финансовый директор - Дик Чейни. В этой же компании советником работал Дж. Буш-старший. И никогда техасско-саудовский клан своих не сдаст. В этом конспирологическая проблема того, что мы называем международным терроризмом. С.В. Кортунов. Сейчас слово имеет наш гость - профессор Тиби. Б. Тиби. Один из моих исламских братьев сказал, что он - ваххабит, потому что одно из 99 имен Аллаха - Ваххаб. Поэтому каждый мусульманин - ваххабит. Хорошо, у меня нет никаких комментариев. Другой выступавший сказал, что ваххабизм связан с британским гомосексуализмом и британской разведкой. Давайте начнем с фактов. В XVIII веке Оттоманская империя начала проигрывать войны, потому что европейские армии были более модернизированы. Первые исламские дипломаты приехали на Запад, в первую очередь в Париж. Когда они вернулись в Истамбул, они сказали, что превосходство Запада связано с современными технологиями. Уже в XVIII веке Оттоманская империя начала модернизацию. Ваххабизм выступал против политики модернизации Оттоманской империи. Это было также этническое восстание против этнических турок. Абдулл Ваххаб начал свои проповеди в XVIII веке, примерно в 1730-1735 годах. Он сказал, что Пророк Мухаммед был арабом и поэтому халиф должен быть только арабом, а поскольку турки не являются арабами, то никто из них не может быть халифом. Применительно к модернизации он употребил термин "буда", что в переводе означает инновацию. Если вы осуществляете инновацию, то вы сворачиваете с пути, указанного Богом. Ваххабизм, таким образом, не имеет ничего общего с гомосексуализмом, с британской разведкой и ничего общего с именем Бога. Он имеет отношение к взаимоотношениям между арабами и Оттоманской империей. Он выступал против инновации и против этнических турок, которые заняли место арабов в качестве лидеров ислама. В 1744 году в Саудовской Аравии существовало племя, которое носило имя Ибн Сауд. Абдулл Ваххаб взял в жены девушку из этого племени. И, таким образом, возник союз между племенем саудов и Абдулл Ваххабом. Они приняли его идеи и начали бороться против Оттоманской империи. С 1744 до 1933 года, то есть почти два столетия, формировалась Саудовская империя. В это время ваххабизм был лишь идеологией, служившей саудовцам для укрепления их власти. Однако, когда в Саудовской Аравии была обнаружена нефть, саудовцы начали экспортировать ее и вместе с ней экспортировать эту версию ислама - суннитский, ханифитский ислам. По существу, это нефтедолларовый ислам. Ваххабиты попытались использовать ваххабизм как элемент внешней политики. Таким образом, ваххабизм - это ортодоксальный ислам, который возник на основе протеста против модернизации и против этнических турок. Он не имел никакого отношения к фундаментализму или исламизму. Исламизм родился в Египте. И в конце XIX века появились два крупных исламских реформатора, самый известный - это Мухаммед Абдулл, а второй - Джемаль Абдель Афгани. Они начали модернизацию в исламе. С этим направлением соперничал ваххабизм. Во второй половине XX века, в особенности после поражения арабов в 1967 году, исламизм стал набирать силу. Впервые в истории исламизм и ваххабизм стали сближаться в случаях с "Аль-Каидой" и Бен Ладеном. Когда Бен Ладен покинул Судан, чтобы поехать в Афганистан, в Афганистане не было ваххабизма, поскольку большинство афганцев были узбеками, пуштунами, были суфийскими мусульманами. Талибы же стали первыми ваххабитами в Афганистане. Мы должны учитывать все эти факторы, прежде чем ассоциировать ислам с гомосексуализмом, спецслужбами и именем Аллаха. А.В. Малашенко. Я хотел бы сказать по поводу конспирологии. В принципе я со всем этим согласен, но обязательно нужно выстраивать иерархию причин. Потому что если мы будем делать упор на конспирологию, то получится, что революция 1917 года была совершена только потому, что Ленин был немецким шпионом. А.Б. Зубов. Я действительно с огромным интересом слушал нынешнюю дискуссию и должен сказать, что несколько тезисов вызвали у меня глубокое огорчение. Слушая философа, исследователя Плотина, Ш. Султанова, я с удивлением узнал, что остались только остовы умерших цивилизаций - индийской, мусульманской, японской и всех прочих, а есть только одна - западная. Человек, который изучал греческую цивилизацию, эпоху эллинизма, прекрасно знает, что в эпоху эллинизма тоже казалось, что весь мир стал греческим, эллинистическим. Но прошло 200 лет, и опять возникли те же цивилизации. На самом деле цивилизации временами принимают, конечно, на себя одеяния доминирующих культур, многое из доминирующих цивилизаций другие цивилизации берут навсегда, но потом, пусть и в измененном заимствованиями виде, цивилизационная самобытность возрождается. Цивилизации очень устойчивы. Поэтому "бить в набат" по поводу того, что все погибло и радикальный ислам - это последний ответ погибающей мусульманской цивилизации, совершенно неисторично. Второе замечание по поводу того, что закончился период расцвета западной цивилизации, который продолжался 35 лет, и что ее доминирование было вызвано дешевизной нефти. Не в нефти дело. Доминирование западной цивилизации началось если не раньше, то по крайней мере с "битвы у пирамид" экспедиционного корпуса генерала Бонапарта с мамелюками 21 июля 1798 года. После этого говорить о каком-либо доминировании другой цивилизации, кроме западной, невозможно. XIX век - это распространение западной цивилизации. О нефти тогда не было ни слова. Сила западной цивилизации совершенно не в этом. А что касается того, что сила эта угасла, доминирование Запада закончилось, я в этом глубоко сомневаюсь. Пока что оно продолжается, и последние события в Афганистане это показали. Другое дело, мы видим элементы деградации западной цивилизации, вызванные постепенной атеизацией, разрушением фундаментальных ценностей западной культуры. Но пока и тут "бить в набат" преждевременно. Если уж говорить об исторической аналогии, то я бы сказал, что сейчас западная цивилизация находится в ситуации эпохи Антонинов. До кризиса еще лет 100-150 будет, так что подождем. Наконец, последнее. Я принципиальный противник болезненной для нашего постсоветского общества теории заговоров и конспирации. Это абсолютно не исторический подход. Заговоры, конечно, всегда были. Я благодарю А. Малашенко за его реплику относительно того, что революция сделана на немецкие деньги, но все время так рассуждать невозможно. Речь идет о серьезных исторических процессах, о мощных общественных движениях, и все эти идеи относительно того, что кто-то где-то с кем-то договорился и ради нефти одурачил целые народы, - это тоже проявление в нашем больном сознании неизжитых синдромов тоталитарной идеологии. Идеология эта предполагает, что человек, целые народы, все человечество - лишь объект манипулирования каких-то опытных игроков за сценой. Религиозный подход, мне несравненно более близкий, принципиально иной. Он утверждает ответственную свободу и каждого человека, и каждого народа, как коллективной личности. У каждого человека есть свободная совесть, есть собственный путь к Богу, есть основания правды и истины в нем самом. И если человек их сам не предал, никакие конспиративные заговоры ничего с ним не сделают. И задача историка, как правильно сказал великий А. Тойнби, - это изучать, как сумма индивидуальных воль производит изменения исторического процесса. М. Шевченко, руководитель Клуба журналистов-востоковедов. Мне хотелось бы пополемизировать с двумя докладчиками - Ш. Султановым и А. Малашенко. Начну с Ш. Султанова. Шамиль Султанов выдвинул тезис о том, что экстремизм есть следствие невежества. Мне кажется, что реальность не совсем подтверждает этот тезис. Я не думаю, что Бен Ладен не является выпускником начальных медресе, что он плохо знает Коран, что он не знает Тавсиру, что он не учился или по крайней мере не был в кругу интеллектуальных размышлений о том, что такое ислам. Это не всегда связанные вещи. Корни экстремизма в более сложных вещах. Иногда бывают простые люди, которые не знают Корана, не читали Тавсиры и не являются экстремистами, хотя выполняют намаз и являются мусульманами. А суперинтеллектуалы, как раз наоборот, и проецируют тот дискурс, в котором происходят и зарождаются интеллектуальные движения, которые считаются экстремистскими. А. Зубов упомянул династию Антонинов. Я хотел бы добавить следующее. Представьте себе, что мы сидим примерно в это время - такие патриции в Риме - и обсуждаем появление некой христианской секты, очень опасной, которая угрожает безопасности империи. Что делать с этими отморозками, которые не платят кесарю подати, выступают против наших традиционных иудейских первосвященников, которые прекрасно взаимодействуют с кесарем, с императорским Римом? Это просвещенная ситуация, допустим, времен Марка Аврелия, это не Нерон. Ситуация с исламом, с ваххабитами, которая сейчас обсуждается, аналогична. Здесь есть фундаментальное противоречие между империей мира сего и теми религиозными группами, которые следуют пророческой миссии. Так это или нет, я не оцениваю сейчас. Но они бросают вызов царству мира сего. Ислам, как бы мы к этому ни подходили, бесспорно, не является продуктом деятельности спецслужб, хотя влияние, конечно, есть, есть примеры его использования. Тех же самых талибов я знаю не понаслышке. Я провел среди талибов почти 10 дней в 1997 году. Это было задолго до бомбежек, когда они были у власти. Я считаю, что как раз на суфийскую основу были наложены ваххабитские, саудовские и из стран Залива привнесенные идеи. Что касается выступления А. Малашенко. Он сказал, что тема модернизации - очень важная тема. Вы уверены, что западный мир так уж сильно хочет вкладываться в эту модернизацию? Ситуация в Малайзии и Индонезии, в этом регионе, была диверсионным образом обрушена с помощью Дж. Сороса, когда был нанесен удар по фондовым рынкам Юго-Восточной Азии. Это был прежде всего удар по той концепции премьер-министра М. Мухаммеда, которую он выдвинул для Малайзии, как лидера финансового, интеллектуального, инновационного исламского мира в качестве альтернативы ретроградам-саудовцам, антимодернистам. И сразу же Запад отреагировал на это мощной финансовой атакой, которая буквально отбросила Малайзию и Индонезию назад. Я не думаю, что неоколониализм заинтересован в модернизации тех режимов, которые контролируют нефтяные ресурсы. Он готов вкладываться в элиты. Что такое модернизация? Инноватика - тема, широко обсуждаемая сейчас и в Германии, - связана с неизбежной социализацией общества, с неизбежным привлечением новых и новых масс людей, поднятием их снизу к рычагам управления общественными процессами. Надо ли, например, корпорации "Shell" или другим западным нефтяным корпорациям, чтобы народ Саудовской Аравии или народы других нефтеносных регионов принимали участие в распределении нефтедолларов? Конечно, нет. Конечно, гораздо спокойнее иметь дело с саудовской династией. В. Овчинским здесь приводился прекрасный пример взаимодействия Дж. Буша-младшего с семьей Бен Ладена. А мы знаем, что Т. Таджуддин и семья Бен Ладена вкладывали через разные фирмы очень большие деньги в российскую недвижимость в начале 90-х годов. Поэтому, Алексей Всеволодович, тут есть очень серьезное противодействие Запада на пути реальной модернизации. С.В. Кортунов. После того, как мы рассмотрели проблемы экстремизма в исламской среде на глобальном уровне, позвольте в соответствии с программой конференции перейти к обсуждению возникающих в этой связи вопросов национальной безопасности, то есть безопасности России. И первый вопрос, который нас всех интересует в этом контексте, - это вопрос об исламском радикализме в современных Дагестане и Чечне. Позвольте предоставить слово для выступления по этой важнейшей теме профессору М. Рощину, человеку, который знает ее не понаслышке, поскольку он долгое время находился непосредственно в этих регионах России. М.Ю. Рощин. Исламский фундаментализм в Дагестане и Чечне не имеет принципиальных отличий от исламского фундаментализма в других регионах мира. Его короткая история началась во второй половине 80-х годов. Теоретической базой для него послужили классические фундаменталистские труды Хасана аль-Банна, Сейида Кутба, Абу аль-Аля Маудуди и их исторических предшественников: Ибн Теймия, Мухаммеда ибн Абд аль-Ваххаба и других. Первый очаг местного исламского фундаментализма сложился в Дагестане, откуда он начал постепенно распространяться по всему Северному Кавказу. К середине 90-х годов Дагестан стал идеологическим центром фундаментализма, а в испытательный полигон довольно быстро превратилась Чечня. Исламских фундаменталистов Северного Кавказа часто называют ваххабитами. Им самим по не вполне понятным причинам этот термин очень не нравится, и они предпочитают называть себя сторонниками салафии (возврата к истокам) или сторонниками "чистого ислама". Фундаменталисты стремятся к обновлению ислама на основе Корана и Сунны и отрицают все исторические напластования традиционного суннизма, накопившиеся в течение его более чем 1000-летнего развития, поэтому неправильно называть их традиционалистами. Особенно негативно сторонники "чистого ислама" относятся к суфизму, пустившему глубокие корни в республиках Северного Кавказа (прежде всего в Дагестане, Чечне и Ингушетии). По их мнению, наличие шейха или устаза (наставника) в качестве посредника между Богом и человеком противоречит фундаментальным основам мусульманской веры. Северокавказские фундаменталисты решительно отвергают поклонение "святым местам" (зияратам), возникшее на основе суфийской традиции. Они также выступают за сокращенный ритуал поминовения усопших и считают, что время четырех классических суннитских мазхабов прошло и в наши дни возможен общий подход к толкованию Корана и Сунны в рамках единого мазхаба. Интересно, что христианские фундаменталисты также отрицают усложненный традиционалистский подход православных и католиков к толкованию Библии, утверждая, что там все ясно и просто. На мой взгляд, для фундаменталистов обеих религий характерен редакционизм (упрощенный подход) к своему религиозному наследию. Главные учителя и проповедники северокавказского фундаментализма родом из Дагестана. Как и в других идеологических течениях, в нем есть умеренное и радикальное направление. Лидером умеренных фундаменталистов, безусловно, являлся аварец Ахмад-кади Ахтаев (1942-1998), уроженец села Кудали (Дагестан). В 1990 году на съезде мусульман СССР, прошедшем в Астрахани, А. Ахтаев был избран председателем Исламской партии возрождения. Позднее он стал лидером умеренной фундаменталистской организации "Аль-Исламия". На 55-м году жизни он умер от инфаркта по дороге в мечеть в родном селении. А. Ахтаев был сторонником мирного распространения фундаменталистских взглядов и считал себя мусульманским просветителем. Среди его учеников немало молодых имамов по всему Северному Кавказу - от Дагестана до Карачаево-Черкесии. Как и многие его единомышленники во всем мире, А. Ахтаев полагал, что "новый мировой порядок" выбрал себе жертвой ислам как идею, как образ жизни. Вместе с тем он старался противостоять этому мирной проповедью своих воззрений и, в частности, организовал медресе в своем ауле Кудали. А. Ахтаев также развивал концепцию о взаимной дополнительности ислама и православия в России как евразийской стране. Лидером радикального крыла северокавказских фундаменталистов стал дагестанец Багауддин Кебедов (1945 года рождения, село Ведено). В 1990 году вместе с А. Ахтаевым он был одним из основателей Исламской партии возрождения, имевшей отчетливо выраженную фундаменталистскую направленность. В 1991 году он основал медресе в городе Кизилюрт, расположенном недалеко от Махачкалы. Б. Кебедов проявил себя талантливым проповедником: его аудио- и видеокассеты на аварском и русском языках пользовались большой популярностью не только в Дагестане, но и далеко за его пределами. В отличие от А. Ахтаева Б. Кебедов всегда явно тяготел к общественной деятельности. И он довольно рано начал строить организацию радикальных исламских фундаменталистов, которую он назвал "Джамаат" ("Община"). Во время моей поездки в Дагестан летом 1997 года мне удалось встретиться с Б. Кебедовым и послушать его проповедь в мечети Кизилюрта. Багауддин, бывший уже в то время амиром (главой) "Джамаата", объяснил мне, что посткоммунистическое правительство Дагестана находится в состоянии "ширка" (язычества или многобожия, приравниваемого к неверию). Регистрация мечетей и общин фундаменталистов, по его мнению, не имеет принципиального значения. "Мы уже зарегистрированы Аллахом, - говорил Багауддин, - мы не хотим брать власть в свои руки, мы хотим, чтобы власть была в руках Аллаха. Для нас географические и государственные границы не имеют значения, мы работаем и действуем там, где это возможно. Дагестан сегодня управляется из Москвы, мы не имеем исламского общества, аналогичного существующему в Чечне. Мы бы одобрили, например, полный запрет на продажу алкоголя, но для нас важнее вера (иман) и единобожие (таухид). В исламском государстве мы хотели бы ввести службу мухтасибов (полицию нравов). Привычку курить и наркоманию мы рассматриваем как харам (то, что запрещено)". Я спросил Багауддина, что он думает о возможной независимости Дагестана. Он ответил, что является приверженцем исламского государства и это для него принципиально. Состояние куфра (неверия) для него неприемлемо, будь то в составе Российской Федерации или независимом Дагестане. Уже из этих высказываний Б. Кебедова достаточно заметен политический крен в радикальном фундаменталистском подходе. Не случайно это течение многие исламоведы называют "политическим исламом". Во время нашей встречи Багауддин подчеркивал, что ислам - это целостная система человеческой жизни. Следовательно, она не могла не включать в себя попыток построения "исламского общества и государственности". Наиболее успешно подобная попытка была предпринята в селах Карамахи и Чабанмахи Буйнакского района Дагестана. Там в 1997-1999 годах последовательно реализовывалась программа "Джамаата". Идеология движения была принята жителями, и местная мусульманская община, соборная мечеть которой находилась в селении Карамахи, превратилась в маленькую "ваххабитскую республику", форпост фундаментализма в Дагестане (своего рода "независимую исламскую территорию"). Именно поэтому туда стекалась в поисках "чистого ислама" молодежь со всего Дагестана и других республик Северного Кавказа. 20 августа 1998 года Карамахи и Чабанмахи посетил Сергей Степашин, бывший тогда Министром внутренних дел. Им была достигнута устная договоренность с жителями о том, что те могут свободно жить по законам шариата, то есть мусульманского права, при условии соблюдения приличий и взаимодействия с властями Дагестана по всем остальным вопросам. После этого обстановка вокруг сел разрядилась, а карамахинцы стали регулярно приезжать на различные совещания в Махачкалу. В общине действовала система подготовки "Талибан". Аспирант Института востоковедения Российской академии наук, в июле 1999 года учившийся в этой системе и живший в селе Карамахи, описывает ее так: "Она состояла из двух этапов. Первый - идеологическая подготовка, изучение основ веры, называемая повышением "имана", ибо тот, кто берет оружие, и не только оружие, все должен делать ради Аллаха, и с каждого, придерживающегося каких-либо иных целей, будет суровый спрос в день Страшного Суда. Второй - военная подготовка. "Брат" должен уметь сражаться ради Аллаха... Мы жили по следующему распорядку: поднимались очень рано, в половине третьего утра по местному времени (на территории действовало мединское время - на один час назад), делали омовение, где-то в три часа - намаз. После этого мы изучали Коран, учили наизусть суры. В 6 часов утра начиналась физическая подготовка - бег по горам (около 6 километров). Как говорили "братья", "моджахеда (то есть того, кто встал на путь джихада или священной войны. - М. Р.) ноги кормят", "тяжело бегать в горах, зато когда спустимся и пойдем на Махачкалу, будем бегать, как джейранчики"... В конце курса нам предстояли экзамены. Каждый из "братьев" должен был к нему выучить 15 сур и ответить на пройденные в течение курса вопросы. Продолжительность обучения была три недели. Только сдавшие этот экзамен допускались ко второй части - военной подготовке, включавшей в себя рукопашный бой, стрельбу из различных видов оружия, начиная с пистолета и кончая зенитными установками, тактику боя, в том числе в условиях горной местности". Из приведенного пространного описания видно, что учебный процесс у радикальных фундаменталистов был самым тесным образом связан с военной подготовкой. Такой подход объясняется в значительной степени концепцией джихада (священной войны). Идея джихада была сформулирована еще в Коране: "Сражайтесь с врагами вашими на войне за веру, но не нападайте первые: Бог ненавидит нападающих. Убивайте врагов ваших везде, где найдете их; изгоняйте их оттуда, откуда они изгоняли вас. Отступничество хуже убийства. Не сражайтесь с ними у святого храма, разве только они вызовут вас. Если нападут на вас, купайтесь в крови их. Такова награда неверных. Если покинут заблуждение свое, Господь снисходителен и милостив. Сражайтесь с врагами, доколе нечего будет бояться соблазна, доколе не утвердится ислам. Да прекратится всякая вражда против покинувших идолов. Ваша ненависть да воспламеняется только против превратных. Если нападут на вас в священном месте, и в священном месте воздайте им тем же" (Сура II, аяты 186-190). Анализируя этот отрывок, известный русский философ и религиовед Владимир Соловьев справедливо отмечает: "При всей ожесточенности тона в этом воззвании слова "сражайтесь с врагами, доколе нечего будет бояться соблазна, доколе не утвердится ислам" ясно показывают, что священная война была для Мухаммеда религиозно-политической мерой, временно необходимой, а никак не постоянным религиозным принципом". Вместе с тем определенные элементы этого коранического высказывания позволяют его трактовать в более радикальном и воинственном духе. Впоследствии, особенно у суфиев, понятие "джихад" одухотворилось. Его стали понимать как внутреннее самоусовершенстование на пути к Аллаху. Возникло представление о четырех типах джихада: джихада меча, джихада сердца, джихада языка и джихада руки. Попытка возврата к жесткой концепции джихада была чревата опасными последствиями. Еще в период первой чеченской войны Б. Кебедов пришел к идее о необходимости "малого джихада", имея в виду участие в боевых действиях против федеральных сил. Позднее, уже в Гудермесе (Чечня), куда перебрались лидеры "Джамаата" в конце 1997 года, спасаясь от преследований в Дагестане (Багауддин назвал это "малой хиджрой" по примеру "большой хиджры" Мухаммеда), 25 января 1998 года был принят "Манифест "Джамаата" к мусульманам мира", в котором положение между "Джамаатом" и пророссийским руководством Дагестана объявлялось "военным со всеми вытекающими из этого обстоятельствами". Разумеется, можно говорить о притеснениях радикальных фундаменталистов (ваххабитов) в Дагестане, но их реакция на это регулярно оказывалась неадекватной. Так, в результате столкновения между ваххабитами и мусульманами-традиционалистами 12-14 марта 1997 года в селении Карамахи радикалы убили нескольких своих оппонентов. 23 декабря 1997 года они напали на российскую военную часть в Буйнакске. Идеологи радикалов в 1997 году резко выступили против лидера умеренного фундаментализма А. Ахтаева, которого они обвинили в религиозном невежестве, а его сторонников - в запугивании инакомыслящих. В годы первой чеченской войны (1994-1996) у радикальных фундаменталистов сложилось военное крыло, лидером которого стал уроженец Саудовской Аравии Хаттаб. Он родился в 1969 году в Араре на севере Саудовской Аравии. В 1987 году он отправился в Афганистан, где проходил подготовку в тренировочном лагере под Джелалабадом. Позднее он принял участие в боях у Джелалабада, Хоста и при штурме Кабула. В начале 90-х годов он отказался принимать участие в столкновениях между моджахедами, расценив этот конфликт как братоубийственную "фитну" (смуту). В 1990 году Хаттаб участвовал в боях в Таджикистане на стороне исламской оппозиции. Позднее он перебрался в дагестанское селение Карамахи, где женился на местной девушке. В начале 1995 года Хаттаб переехал в Чечню. С августа 1995 года его отряд стал входить в состав центрального фронта вооруженных сил Чеченской Республики - Ичкерии под командованием Шамиля Басаева. Наиболее известной операцией его отряда стала атака на бронеколонну 245-го мотострелкового полка в апреле 1996 года рядом с селением Ярыш-Марды. В результате этой акции погибло 95 военнослужащих федеральных сил. Осенью 1996 года после вывода российских войск из Чечни Хаттаб был награжден чеченским правительством орденом за мужество и героизм. Кроме того, ему было присвоено звание бригадного генерала. В апреле 2002 года он скончался во время чтения переданного ему тайным агентом ФСБ отравленного письма. В конце апреля 2002 года старший брат Хаттаба Мансур ас-Сувейлим сообщил представителям печати настоящее имя Хаттаба - Самир бен Салих бен Абдалла бен Салих бен Абдуррахман бен Али ас-Сувейлим (см. международную арабскую газету "Аль-Хайат", финансируемую Саудовской Аравией, 29.04.2002 и 1.05.2002). После окончания первой чеченской войны Хаттаб организовал на территории Чечни несколько военно-тренировочных лагерей, где проходили военно-диверсионную подготовку прежде всего дагестанцы и чеченцы, но также и представители других мусульманских республик России. Опорные лагеря Хаттаба находились в районе селения Серженьюрт и озера Кезенойам. К началу 1999 года радикальный фундаментализм превратился в значительный фактор политической дестабилизации не только в Дагестане, но и в соседней Чечне. Все предыдущие годы радикалы получали серьезную финансовую поддержку из международных мусульманских источников. Сегодня радикальный исламский фундаментализм превратился в революционно-повстанческую идеологию, во многом заменившую марксизм. Так, Гейдар Джемаль, один из наиболее заметных российских идеологов радикального фундаментализма и один из создателей Исламской партии возрождения в России, отмечал в своем интервью "Moscow Times" 16 ноября 2001 года, что сегодня ислам выступает не как религия в традиционном секуляристском понимании этого термина, но как всеобъемлющая политическая идеология, защищающая слабых и угнетенных. Поздней весной 1999 года Конгресс народов Дагестана и Чечни, организация, созданная летом 1997 года "Джамаатом" и рядом других экстремистских партий и групп, провозгласила Шамиля Басаева амиром Армии освобождения Северного Кавказа. Его первым заместителем стал Хаттаб. Начиная с конца мая 1999 года и в течение июля столкновения на дагестано-чеченской границе происходили почти ежедневно. Радикалы пытались найти в ней слабое место, чтобы начать вторжение в Дагестан. В конце концов такое место было найдено - Ботлихский район, где часть аварского населения (села исторического общества Технуцал) оказала содействие моджахедам, которые в первой половине августа 1999 года заняли ряд сел Ботлихского района, провозгласив там создание Исламской Республики Дагестан. Премьер-министром исламского правительства был назначен Сиражуддин Рамазанов, родственник покойного А. Ахтаева. Большинство населения района отнеслось к силам вторжения враждебно. Андийцы, у которых с чеченцами давние противоречия по поводу летних горных пастбищ, закрыли для прохода моджахедов четырех горных перевала, важнейшими из которых являются Харами и Риквани. Моджахедам не удалось даже взять Ботлих - стратегический пункт, открывающий путь в долину Андийского Койсу. Большинством местных жителей джихад со стороны Чечни был воспринят как явная чеченская агрессия, а в ее отражении активно участвовали не только федеральные силы, но и местные ополченцы. Жители четырех андийских сел (Анди, Гагатль, Риквани и Ашали) на сельских сходах приняли решение о сопротивлении радикалам. Это было продиктовано как приверженностью андийцев традиционному суфийскому исламу, так и их органическим неприятием ваххабизма. Женщины в Ботлихе кормили российских солдат как собственных детей. Такого никогда не было и не могло быть во время первой войны в Чечне. Моджахеды потерпели поражение и вынуждены были отступить в Чечню. В основном это были дагестанские ваххабиты, члены "Джамаата". Воодушевленные успехом федеральные и дагестанские власти организовали карательную операцию против "ваххабитской республики" в селах Карамахи и Чабанмахи. Операция началась в ночь с 28 на 29 августа 1999 года. В результате двухнедельной осады сел оба они были практически полностью разрушены, значительная часть жителей погибла, но костяк оборонявшихся во главе с Джаруллой Раджбаддиновым вышел из окружения в окрестные леса. Вскоре после окончания акции села Карамахи и Чабанмахи посетила группа правозащитников из "Мемориала". Один из них, А. Соколов, в своей публикации по итогам поездки отмечал, что сторонников ваххабизма в этих давно уже зажиточных селах было около 10-20 процентов, остальные придерживались традиционного ислама. Эти люди оказались беззащитными перед настойчивостью религиозных экстремистов, объединенных в одну организацию и готовых на насилие ради буквальной реализации религиозных догм. На мой взгляд, А. Соколов прав, когда ваххабитов, имея в виду под ними "Джамаат", он называет "религиозными сектантами". Действительно, "Джамаат" имеет все характерные признаки тоталитарной секты, а выход из состава "Джамаата" влечет для осмелившегося на это весьма опасные последствия: организация жестко следит за единством и количеством своих рядов. Анализируя деятельность "Джамаата" в Карамахи и Чабанмахи, А. Соколов писал: "В результате к лету 1999 года ваххабиты стали полностью контролировать жизнь этих двух сел. Организованный ваххабитами шариатский суд стал наказывать палками не только за употребление спиртных напитков, но и за участие в антиваххабитских мероприятиях в столице республики. И тот же шариатский суд, видимо, из религиозной целесообразности, приговорил человека, близкого к руководству ваххабитов, лишь к 10-летнему изгнанию из села за бытовое убийство". В начале сентября 1999 года, чтобы помочь "Джамаату" сел Карамахи и Чабанмахи, Басаев и Хаттаб вторглись в Новолакский район Дагестана. Их отряды ехали на КамАЗах по шоссе в сторону Хасавюрта и были остановлены лишь в 5 километрах от города. Если бы они ворвались в Хасавюрт, ситуация в Дагестане могла бы стать критической: в эти дни вокруг Махачкалы уже начинали рыть оборонительные окопы. В Хасавюрте моджахеды вполне могли бы рассчитывать на поддержку чеченцев-аккинцев, составляющих свыше трети населения города. Судя по ряду признаков, в составе отрядов, вторгшихся в Новолакский район, преобладали чеченцы. В результате попытка начать джихад в Дагестане была воспринята как агрессия, организованная экстремистскими кругами в Чечне. В принципе, идея джихада (или газавата, как он обычно назывался на Северном Кавказе) не чужда дагестанскому сознанию. Особенно она жива среди аварцев, но также даргинцев, лакцев, чеченцев-аккинцев. Все предыдущие пять имамов, самым известным из которых был знаменитый имам Шамиль, были аварцами. Аварскому сознанию практически невозможно признать, что очередным имамом может быть чеченец, а именно на это в какой-то степени претендовал амир Шамиль Басаев. Для дагестанского сознания его образ, по сути дела, лишал идею имамата и "исламского государства" всякой привлекательности, дегероизировал ее. Провал дагестанского джихада и последние события в Афганистане явственно обозначили кризис радикального исламского фундаментализма. Вместе с тем умеренный фундаментализм, дающий по-своему ясные и логичные ответы на запросы религиозного сознания, остается по-прежнему привлекательным для ищущей мусульманской молодежи. С.В. Кортунов. Спасибо, Михаил Юрьевич, за исключительно содержательное выступление, богатое большим фактологическим материалом. Сейчас слово имеет доктор политических наук, заведующий отделом стратегических и социологических программ развития государственно-исламских отношений Совета муфтиев России С.А. Мельков. С.А. Мельков. Мне бы хотелось остановиться на вопросе: существует ли военное содержание исламского фактора в современной России? Полагаю, что практически ежедневное использование в СМИ термина "исламский фактор" совсем не проясняет его сущности, характера и содержания. На мой взгляд, исламский фактор отражает деятельностную сторону различных исламских субъектов, причем такую, которая имеет социально значимый характер, то есть оказывает влияние на общество. Если есть такое влияние и общество вынуждено каким-либо образом на него реагировать, то есть и исламский фактор. А вот ислам был всегда. Таким образом, под исламским фактором я предлагаю понимать социально значимую деятельность различных исламских субъектов. При этом полагаю, что исламский фактор имеет внутреннюю и внешнюю сторону. Когда мы говорим о военной стороне или военном содержании исламского фактора, мы в первую очередь имеем в виду проблемы безопасности. В настоящее время для большинства ученых очевидна неявная связь террористической, экстремистской и сепаратистской деятельности ряда исламских субъектов с безопасностью. Выявим особенности военной и военно-политической деятельности военизированных структур, прикрывающихся различными положениями ислама и реализующих военно-политические цели средствами вооруженного насилия. Как показывает опыт военного противостояния с исламистскими организациями в Афганистане, Чечне, Узбекистане, Таджикистане, Косово, большинство исламистских формирований не имеет крупных вооруженных структур. В большей степени они привержены ведению боевых действий в форме "мятежевойны", или так называемой партизанской войны, и используют в основном высокопрофессионально подготовленных в военном отношении людей (которых сами и готовят), стремятся реализовать преимущества войны в горной, горно-лесистой и горно-пустынной местностях, склонны к террористическим действиям, умело используют особенности социальной и военно-политической обстановки в странах и регионах, вступают в самые разнообразные военные и военно-политические союзы и коалиции, осуществляют мощное информационно-идеологическое и психологическое воздействие на органы власти, население и войска, стремятся к обладанию современными видами вооружений и оружием массового поражения (ОМП). По всей видимости, военизированные структуры, выступающие под исламскими знаменами, не в состоянии развязать в ближайшее время мировую войну, однако вынуждают военно-политическое руководство нашей страны привлекать в зоны боевых действий, помимо сил органов внутренних дел и внутренних войск, значительную группировку Вооруженных Сил России, применять артиллерию и авиацию при проведении специальных операций. Вместе с тем возможность перерастания партизанской войны в крупномасштабную, по мнению бывшего заместителя начальника Генерального штаба Вооруженных Сил Российской Федерации, доктора политических наук В.Л. Манилова, сохраняется. В настоящее время не является секретом, что исламисты давно рассматривают Российскую Федерацию (а ранее СССР) как своего военного противника (если США всегда были "большим шайтаном", то Россия - "малым шайтаном"). Еще в 1979 году ряд афганских исламских организаций заявил, что "в случае прихода к власти в стране они намерены перенести борьбу "под зеленым знаменем джихада" на территорию советских среднеазиатских республик". В конце 90-х годов XX века эти обещания были как никогда близки к своей реализации в случае, если бы талибы смогли установить окончательный контроль над Афганистаном и границей с Узбекистаном, Таджикистаном и Туркменистаном. Большинство исламистских формирований, как правило, не имеют крупных вооруженных структур. Однако в условиях отсутствия политического и военного противодействия вооруженные формирования исламистов могут включать не только собственную военную организацию, но и достаточно большое количество самых разнообразных сил, отрядов, привлекаемых со стороны. Так, в Чечне в зоне вооруженного конфликта Объединенной группировке войск Российской Федерации (ОГВ) до начала боевых действий противостояли: созданные задолго до начала военных действий вооруженные силы незаконных вооруженных формирований, имевших бронетанковую технику и артиллерию; формирования, созданные на религиозной почве (типа ваххабитских); отряды наемников, являющиеся наиболее боеспособными; отряды самообороны (народного ополчения) численностью от 50 до 200 человек с легким стрелковым вооружением и противотанковыми средствами; полки народного ополчения численностью до 1 тысячи человек. Таким образом, исламистские структуры способны консолидировать усилия самых разнообразных вооруженных сил в целях налаживания вооруженной борьбы с регулярными вооруженными силами, что значительно снижает возможность прогнозирования военно-политической обстановки, характера и тактики действий противника, маскирует причины и движущие силы военного конфликта. Это вынуждает российское военно-политическое руководство готовиться к вооруженным столкновениям с военными структурами, воюющими как на религиозной, так и на национальной криминальной почве. Полагаю важным отметить, что российское политическое и военно-политическое руководство рассматривает вооруженные исламистские структуры как своего военного противника. Военные столкновения российских Вооруженных Сил с исламистскими структурами в Афганистане и Чечне показали, что практически всегда отсутствует четко выраженная линия фронта, поле боя становится "многомерным", маневренные формы борьбы преобладают над позиционными. Исламистские вооруженные формирования не всегда стремятся принимать открытый бой, чаще они уклоняются от прямого столкновения с превосходящими по численности войсками. Основными методами их действий являются внезапные нападения на отдельные объекты (в особенности на плохо защищенные пункты управления, тыловые базы, автоколонны, сторожевые посты и заставы, контрольно-пропускные пункты), засады, минирование дорог, террористические акты. Бывали и открытые столкновения, которые затем перерастали в операции. Незнание или пренебрежение тактическими способами, применявшимися исламистами, приводили к большим человеческим жертвам и материальным потерям. Поэтому изучение способов их действий является непременным условием эффективной борьбы с ними. Минирование дорог, маршрутов выдвижения наших войск боевики производили в основном там, где затруднен маневр транспорта. Установку мин и фугасов производили на поворотах, в узких местах и на крутых подъемах дорог, а также там, где видимость ограничена складками местности. Известны приемы, когда для направления колонны на засаду или заминированный участок создавались искусственные препятствия, а в городе - дорожным указательным знаком, который заводил в тупик. При минировании использовались контактные, радиоуправляемые мины и фугасы, мины с дополнительным зарядом взрывчатых веществ (ВВ), магнитные мины, мины с пластмассовым корпусом, что значительно затрудняет их обнаружение. Исламистами широко применяются взрывчатые вещества, на запах которых не реагируют минно-розыскные собаки, ВВ типа "пластит". В последнее время боевики минируют обочину на протяжении целого участка дороги либо дорогу с обеих сторон с расчетом, что при обстреле колонны личный состав и техника начинают рассредоточиваться, попадая на мины. В населенных пунктах и горно-лесистой местности исламистами широко применяются взрывные устройства, установленные с помощью различного рода растяжек, например, "паутины" (горизонтальная, вертикальная, смешанная), изготавливаемой из провода системы управления ПТУР, лески, ветвей деревьев, кустарника и тому подобного. При использовании взрывных устройств учитываются тактика действий войск, навыки поведения наших военнослужащих, время года. Широко практикуется установка растяжек на уровне ног, груди или пояса, между деревьями на проселочных дорогах - на высоте от 3 до 5 метров. Особенно часто авто- и бронетехника с десантом подрывалась на таких растяжках. Двигаясь в колонне, бронеобъект задевал антенной растяжку, мина взрывалась, поражая личный состав, сидящий сверху, а также идущие спереди и сзади машины. Таким образом, особенностями минной войны, ведущейся исламистскими формированиями, являются следующие. Вместо традиционных минных полей наибольшее распространение получили управляемые и неуправляемые самодельные фугасы, отдельные мины и группы мин, а также ручные гранаты, устанавливаемые на растяжках. Основная масса взрывных устройств устанавливалась на путях движения войск, но не только на маршрутах движения, а и в предполагаемых местах их отдыха; готовились к подрыву различные сооружения, закладывались фугасы в скалах, в местах сужения горных дорог. Основным средством ведения минной войны являются не инженерные, а артиллерийские и авиационные боеприпасы, ручные гранаты, приспособленные с помощью подручных средств к применению в качестве фугасов, мин-ловушек и тому подобного. Минирование поврежденной техники, тел погибших военнослужащих, мест поврежденных водопроводов, газопроводов и других коммуникаций. Широкое применение управляемого минирования. Импульсивный характер ведения минной войны, зависимость активности действий по минированию от военно-политических условий, характера действий федеральных сил, метеоусловий и иных причин. Прикрытие минными полями и заграждениями наиболее доступных направлений к местам дислокации бандформирований. Еще одной особенностью военно-политических действий исламистских формирований является их диверсионный и террористический характер. К главным задачам террористической деятельности можно отнести: физическое уничтожение руководителей различного уровня, лиц командного состава Вооруженных Сил, милиции, органов безопасности, политических и религиозных лидеров; создание в стране обстановки страха, неуверенности; подрыв доверия к государственной власти, неспособной обеспечить безопасность населения. Среди наиболее известных террористических актов отметим покушение на генерала Романова, похищение генерала Шпигуна, убийство муфтия Дагестана Сайда Абубакарова, неоднократные покушения на бывшего муфтия Чечни, а ныне руководителя администрации республики Ахмада Кадырова, убийства и похищения православных священников, многочисленные случаи убийств и запугивания глав администраций районов в Чечне, Дагестане и тому подобное. Методы, применяемые исламистами в Чечне, не являются новыми, скорее всего, они заимствованы из арсенала группировки "Хезболлах", члены которой подобным образом уничтожали израильских и американских военнослужащих в Ливане и Палестине еще в начале 80-х годов XX века. Подобным образом действовали и афганские моджахеды против советских войск в период с 1979 по 1989 год. Таким образом, террор применялся исламистами не только против военнослужащих, но и в отношении мирного населения, глав администраций и духовенства. Подобные акции готовятся особенно тщательно. Во-первых, осуществляется сбор необходимой информации о предстоящей жертве (состав семьи, схема дома и домашних построек, наличие в доме оружия и сторожевых собак, места проживания родственников и так далее). Затем в ближайшее окружение жертвы внедрялся исполнитель террористического акта, после чего происходило его непосредственное исполнение. Финансирование и подготовку боевиков осуществляют многие известные террористы, а также организации мусульманских стран. Наиболее влиятельной экстремистской организацией, действующей в нашей стране, является "Международный исламский фронт" (МИФ), вербующий боевиков для отправки в Чечню. Политическое крыло МИФа возглавляет шейх Омар Бакри Мухаммад - основатель центра по подготовке боевиков "Аль-Мухаджируи", военное крыло МИФа - Усама Бен Ладен. Финансирует деятельность МИФа саудовский бизнесмен Мохаммед Аль Массари. Также активны на территории России "Аль джихад", "Гамаа ислама", йеменская "Ислах" (которую создали "Корпус - 005", "Группа спасения"), египетская "Братья мусульмане", алжирская "Исламский фронт спасения", тунисская "Ан-Нахда", признанные во всем мире ведущими террористическими организациями. Мобильность вооруженных структур исламистов заключается и в том, что еще до начала военных операций, как правило, создается военная инфраструктура, которая затем постоянно совершенствуется и развивается. Так, после подписанного в 1996 году Хасавюртовского соглашения исламисты создали транспортную артерию по южной части Аргунского ущелья в Грузию. По ней осуществлялась бесперебойная доставка боевикам медикаментов, боеприпасов, продовольствия. Раненые боевики отправлялись на лечение в Грузию, Азербайджан. В чеченских селениях скрытно располагались госпитали: в подвалах школ, местных больниц, где имелось медицинское оборудование вплоть до аппаратов для реанимации тяжелораненых и дорогостоящие медикаменты. Создавались система связи, сеть базовых районов, баз, перевалочные и опорные пункты, склады, зоны для размещения руководства, всестороннее обеспечение действующих групп и отрядов боевиков. Все это говорит о том, что руководство исламистских формирований уделяет большое внимание подготовке целой организационной сети для ведения войны на будущем театре военных действий. Вторая сторона военного содержания исламского фактора проявляется в сотрудничестве в военной сфере Российского государства с отечественными духовными управлениями мусульман (ДУМ). Мы полагаем, что такое сотрудничество может базироваться на двух принципах: это четкое следование действующему в стране законодательству и приоритет в этих отношениях командования воинских частей. Именно офицерский состав может и должен, если он заинтересован в этом, выступать инициатором таких отношений. Цель такого сотрудничества со стороны духовных управлений мусульман заключается в налаживании конструктивного сотрудничества духовных управлений мусульман с военно-силовыми структурами в интересах крепкой воинской дисциплины, усиления патриотического воспитания военнослужащих и российской молодежи в целом. В этом контексте нам видятся следующие задачи: разработка механизмов взаимодействия ДУМов с Минобороны; научная проработка этого вопроса; оказание помощи (обучение) офицерскому составу в работе с военнослужащими-мусульманами; восстановление и использование противоречивого исторического опыта взаимодействия армии и ДУМов. Такая политика отвечала бы постоянным многочисленным обращениям государственных структур, офицеров в духовные управления мусульман, письмам от командиров воинских частей, заместителей по воспитательной работе, из военных СМИ, от родителей военнослужащих, беженцев и так далее. Она была бы актуальна и потому, что последние двадцать с лишним лет советские и российские Вооруженные Силы участвуют в вооруженных конфликтах в районах массового проживания мусульман (Афганистан, Таджикистан, Чечня, Дагестан). Количество мусульман в армии постоянно растет, и, как следствие, растут проблемы, связанные с воспитанием военнослужащих. С другой стороны, у ДУМов есть научный потенциал участия в этой работе, а также неплохие контакты с военными СМИ. На местах эта работа идет (взаимодействие ДУМа Дагестана с Федеральной пограничной службой и т. д.). Мы сделали несколько конкретных предложений Министерству обороны Российской Федерации, которые обсуждались 14 ноября сего года на встрече председателя Совета муфтиев России муфтия шейха Равиля Гайнутдина с заместителем Министра обороны по кадрам генерал-лейтенантом Панковым Николаем Александровичем. Хочу вас проинформировать, что руководством Министерства обороны признано наличие проблем в воспитательной работе с военнослужащими-мусульманами, особенно призванными из региона Северного Кавказа. Полагаю, что все проблемы армии в первую очередь носят социальный характер. Однако сегодня можно говорить и о существовании серьезных национальных и религиозных особенностей российских военнослужащих, которые должны учитываться российскими офицерами. Именно поэтому, стараясь избежать излишней политизации данного вопроса, Совет муфтиев России и разработал несколько конкретных предложений. Первое. Научная проработка вопросов взаимодействия ДУМов и Минобороны России (создание научной лаборатории либо центра, например, на базе Военного университета) с привлечением специалистов из Института военной истории, ГШ, ГУВРа, Института востоковедения РАН и т. д. От ДУМов могут войти доктора наук Саидбаев Т.С., Полосин В.С., Мельков С.А. Второе. Предлагаем совместно завершить работу над учебным пособием для офицерского состава по работе с военнослужащими-мусульманами. Возможна оперативная (по времени) разработка и опубликование комплекта небольших по объему учебных пособий для офицерского состава. Третье. Предлагаем совместно завершить работу над комплектом плакатов по патриотической работе уммы в отечественной истории. Четвертое. Продолжить совместную работу с военными СМИ по опубликованию научно выверенной серии практических материалов для офицеров, работающих с военнослужащими-мусульманами. ГУВР в случае заинтересованности может выступить заказчиком этих материалов (в этом случае все они могли бы пройти предварительную читку и правку в ГУВРе). Пятое. Создание компактного органа, который мог бы в оперативном порядке реагировать на запросы ДУМов и офицерского состава, удовлетворять их и решать возникающие вопросы. Шестое. ДУМы готовы в своих СМИ и на сайтах публиковать материалы, поступающие от ГУВРа и других органов военного управления. Седьмое. Подготовить и провести (подобное предложение уже разрабатывалось в редакционно-издательском центре ГШ) научную конференцию, например летом 2003 года, для органов военного управления, заместителей по воспитательной работе. Рекомендации станут основой для дальнейшей работы. Восьмое. Подумать о проведении обстоятельного социологического исследования в войсках (разобраться с количеством военнослужащих-мусульман, с тем, как реализуется для них право на свободу совести, как работают механизмы, заложенные в приказах Министра обороны Российской Федерации и директивах начальника ГШ по удовлетворению этих потребностей, какова степень готовности офицерского состава к работе с военнослужащими-мусульманами). Полагаем, что в целом пора вырабатывать некий идеальный механизм взаимодействия командования конкретной воинской части и духовного управления мусульман либо мечети. Определение "идеальный" я понимаю не как лишенный недостатков, а как удовлетворяющий требованиям обеих сторон, которые данный механизм могут использовать. В перспективе, как мы думаем, такой механизм может быть с теми или иными коррективами использован на территории всей России - в воинских частях, военно-учебных заведениях, кадетских корпусах и т. д. Ныне мы уже отрабатываем такой механизм на базе отношений с 212-м военно-строительным отрядом (г. Москва), начинаем активно сотрудничать со Смоленским военным университетом войсковой ПВО. Совет муфтиев России не ставит сегодня на повестку дня вопрос о заключении полномасштабного соглашения либо договора между Министерством обороны и духовными управлениями мусульман, как это сделано Русской православной церковью. Наоборот, мы полагаем, что реальные потребности воспитательной работы сами все расставят по своим местам. И мы заметили, что организовывать сотрудничество, особенно на местах, значительно легче. Командир части и умный заместитель по воспитательной работе всегда найдут общий язык, если есть такая потребность у российских офицеров. В целом позиция Совета муфтиев России, духовных лидеров нашей страны проста и понятна: они готовы помогать армии в воспитании достойных защитников Родины, помогают и будут помогать российским офицерам в этом. Таким образом, императивами совместных действий государства и духовных управлений мусульман в военной сфере российского общества являются следующие: действовать в полном соответствии с отечественным и международным законодательством; отношения с ДУМами должны строиться как со сложившимися элементами российского гражданского общества, ДУМы имеют свои интересы в вопросах обеспечения национальной безопасности в нашей стране. Я бы выделил следующие приоритеты совместной работы ДУМов с государством в вопросах обеспечения безопасности: тесное сотрудничество ДУМов с государственными структурами; меры по обеспечению единства российской уммы; снятие с себя обвинений в терроризме и экстремизме; дальнейшее уточнение функций ДУМов (усиление информационной и аналитической функций); дальнейшее определение целей, средств, способов участия российских исламских организаций в укреплении национальной безопасности Российской Федерации; просветительство относительно сущности исламского вероучения, активная информационная политика ДУМов. В заключение хотел бы отметить, что, полагаем, в России нет государственных структур, всерьез занимающихся исламом. Следовательно, деятельность исламских организаций не рассматривается государством как угрожающая. Сейчас необходимо развести понятия "ислам" и "исламский экстремизм". Вообще целесообразно говорить не об исламском мире, а об исламском факторе в современном мире. Мусульманской субъектности ислама как таковой не существует. Есть, однако, военное содержание исламского фактора, поскольку бандиты ведут боевые действия - партизанскую войну, минную войну, проводят диверсии и т. д. Число террористических структур не превышает 200 единиц. По сравнению с количеством исламских организаций это капля в море. Отсюда вывод: нам необходимы союзники среди этих организаций. С другой стороны, когда я попросил своих друзей из ФСБ показать мне материалы о нашей линии в отношении этих организаций, мне сказали, что эти материалы закрыты. Такой подход вызывает недоумение. С.В. Кортунов. Спасибо, Сергей Анатольевич, за очень практичный, содержащий конкретные предложения доклад. Сейчас мы переходим к короткой дискуссии. К.В. Никифоров, Институт славяноведения и балканистики Российской академии наук, доктор исторических наук. Ситуация начала XXI века в чем-то напоминает обстановку в начале XX века. Радикальный исламизм напоминает радикальный русский коммунизм (большевизм). Сегодня мы сталкиваемся с такой же новой "идеологией для бедных", возникшей как реакция на несовершенство мира. Мы имеем такой же, как сто лет назад, глобальный утопический проект переустройства мира. Причем этот проект вновь навязывается силой, и прежде всего с помощью террора. Изменилось лишь то, что приверженцы нового проекта используют религиозное оружие вместо классового. Наконец, как и столетие назад, новая утопия вполне способна овладеть массами, найти миллионы сторонников по всему миру, прежде всего в неблагополучной его части. Главный вопрос: что делать, чтобы не дать раздуть новый мировой пожар? Только силой радикальный исламизм победить нельзя. Тем более если вести борьбу избирательно, произвольно выбирая страны "оси зла". Не победить и налаживая диалог - те, кто на него идут, не проповедуют радикальных взглядов. В начале прошлого века Запад, увидев деяния коммунистов в России, ужаснулся и начал меняться, чтобы не допустить у себя подобное. Самые вопиющие социальные противоречия были резко смягчены. И тогда это не только предотвратило на Западе социальные революции, но и оказало мощный стимулирующий эффект на все его дальнейшее развитие. Либерализм создал на Западе успешно функционирующее общество. Но этот импульс уже затухает. А главное - в глобальном мире нельзя создать успешную жизнь только для себя, для "золотого миллиарда", и не думать про всех остальных. Тогда они про себя сами напомнят. Появление глобального террористического вызова со стороны радикального исламизма - явный симптом неблагополучия современного мира. Это оборотная сторона социального отчаяния и экстремистская попытка его преодолеть. И сегодня необходимо сделать нечто подобное тому, что было сделано в ответ на русскую революцию. Меняться должен не только ислам, но и "золотой миллиард". Нужна позитивная программа развития для всего мира. К сожалению, понимание этого пока отсутствует. В.К. Кантор, член редколлегии журнала "Вопросы философии", доктор философских наук. Именно христианство продемонстрировало способность к секуляризации, что и привело на Западе к формированию гражданского общества и демократических институтов. Ислам же к этому не способен, поэтому он и порождает терроризм. Демократия является христианской по существу. Именно она дает возможность существованию различных религий, включая ислам, в том числе и радикальный. Али В. Полосин. В порядке реплики на выступление А.В. Малашенко хотел бы подчеркнуть, что ислам никогда не согласится на модернизацию. Нужна не модернизация. Нужен возврат к истокам ислама на новой основе. Кстати говоря, ваххабизм - это одна из версий модернизированного ислама. Поэтому подлинные мусульмане его и не принимают, и никогда не примут. Л.Р. Сюкияйнен. Мы иногда забываем, что основной исламский мир состоит не из радикалов и экстремистов. Это мир умеренный. Это десятки и сотни миллионов обыкновенных, вполне умеренных людей. И надо думать о том, как наладить диалог именно с этим миром. Для этого надо дать ему возможность вносить свой вклад в общемировое цивилизационное и культурное пространство. С.В. Кортунов. Я совершенно с Вами согласен. Хотел бы, однако, обратить внимание, что многие умеренные мусульмане заинтересованы по политическим основаниям в преувеличении значения ислама в современном мировом сообществе и подчас невольно способствуют негативному восприятию ислама в мире, распространяя миф о его триумфальном шествии по планете. В частности, утверждается, что в мире в настоящий момент имеется от 1 миллиарда до 1,5 миллиарда мусульман. На самом деле, по статистике ООН, эти цифры всего лишь соответствуют населению 50 стран мира, находящихся в ареале ислама. Далеко не все население этих стран - мусульмане. А к мусульманам причисляют именно все население, территориально или этнически соответствующее этим странам. Само понятие "мусульманин" может иметь множество определений: от чисто этнического или основанного на признании принадлежности к определенной культуре до отнесения к мусульманам лишь тех, кто ревностно соблюдает все предписания ислама - как культовые, так и (что очень важно) связанные с мирским поведением. Очевидно, что к последней категории может быть отнесена лишь очень незначительная часть людей, находящихся в ареале ислама. Столь же неверен и тезис о том, что в России до 20 миллионов верующих мусульман. На самом деле мусульмане в России представляют собой религиозное меньшинство. По официальной российской статистике, в России имеется 12 миллионов из числа российских этносов, исторически являвшихся носителями мусульманской культуры. Разумеется, не все они являются правоверными мусульманами. Согласно опросам общественного мнения, проводимым в 1998-2000 годах, мусульманами назвали себя лишь 3-4 процента от опрошенного населения. Это что касается крупных городов. В регионах традиционного проживания мусульман таковыми назвали себя 50-65 процентов опрошенных. Кроме того, в рамках России, как уже здесь говорилось, существует много течений ислама, которые отнюдь не составляют единого мусульманского сообщества. В целом российский ислам делится на два основных крупных направления: это ханафитский масхаб, характерный для мусульман Волго-Уральского региона, и шафиитский масхаб суннитского направления, характерный для народов Северного Кавказа. Серьезного политического взаимодействия этих двух направлений до настоящего времени не наблюдалось. С.А. Мельков. Изменить исламский мир, не меняя ислам, невозможно. Диалог с исламом, конечно, надо налаживать, но в российской культуре пока отсутствует уважительное отношение к другим конфессиям. А.Р. Кроллиус, декан факультета Папского грегорианского университета, Италия. Важно понять, что модернизация - это саморазвивающийся объективный процесс. И он идет независимо от воли кого бы то ни было. Процесс этот имеет глобальное измерение и затрагивает, конечно, и исламский мир. Как бы кому того ни хотелось. Л.Н. Вдовиченко, начальник Аналитического управления Аппарата Совета Федерации, доктор социологических наук. Хотела бы подчеркнуть, что государственно-исламские отношения находятся в поле зрения Совета Федерации Федерального Собрания Российской Федерации и лично Председателя Совета Федерации С.М. Миронова. Кроме того, Совет Федерации по поручению Президента Российской Федерации сейчас работает над новым законом о безопасности и над новой концепцией национальной безопасности. В этих документах будут затронуты и государственно-исламские отношения. Так что мы приветствуем любые конструктивные предложения в этой области. В частности, думаю, наработки Совета муфтиев России, представленные господином Мельковым, могут оказаться чрезвычайно полезными. М. Шевченко. Феномен исламского экстремизма порожден Западом. Сейчас для США и Европы наступил "момент истины". Это проверка их готовности включить в свое цивилизационное пространство более бедные страны, с одной стороны, и распространить на исламский мир свое пространство толерантности - с другой. С.В. Кортунов. На этом мы завершаем вторую сессию нашей конференции. Убежден, что завтрашняя дискуссия будет не менее живой и содержательной, чем обсуждение, состоявшееся сегодня.
"НЕТДА"
ФЕДЕРАЛЬНОГО СОБРАНИЯ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ
ВНЕШНЕПОЛИТИЧЕСКОЕ ИЗМЕРЕНИЕ
Комитета Совета Федерации по международным делам
2002 год
и международной безопасности"
НАВЕРХ
ОГЛАВЛЕНИЕ
ПРОДОЛЖЕНИЕ