ТЕАТР. "ВТОРОЙ ГОД СВОБОДЫ"

[1][2] Второй год свободы. (Гильотина для Робеспьера) Трагическая фантазия на темы Великой французской революции в 2-х частях. © Александр Буравский Декретом Национального Конвента Франции от 24 ноября 1793 года был принят новый, "революционный календарь", летосчисление которого начиналось не от Рождества Христова, а с 22 сентября 1792 года - со дня провозглашения Республики во Франции, "начала эры свободного существования человечества". "Происхождение Республики подобно... происхождению Человека, плачущего при рождении". Сен-Жюст Время действия пьесы: 1792-1794 годы. Действующие лица: РОБЕСПЬЕР ДАНТОН КУТОН КОЛЛО Д'ЭРБУА БАРЕР КАРНО СЕНТ-АНДРЕ ЛЕНДЕ ДЕМУЛЕН ЛЮСИЛЬ, его жена ЭБЕР ДАВИД ПЕРЕПИСЧИЦА БАРОН ЖАК СЕДОЙ, он же ОПОЛЧЕНЕЦ, он же ЧАСОВОЙ в Вандее ГРАФ СВЯЩЕННИК ГАЗЕТЧИК ПЬЕР РОЗА "КОЛПАК" "КОРОНА" ПРОСТИТУТКИ, они же ТОРГОВКИ, они же ЖЕНЩИНЫ из "хвоста" ГЛАШАТАЙ, он же ГВАРДЕЕЦ, он же КРЕСТЬЯНИН в Вандее ЧАСТЬ ПЕРВАЯ 1 В мастерскую художника Давида пришли парижане, среди них Барер, Колло, Ленде, Сент-Андре, а также юноша Ополченец. ДАВИД. Да, это будет небывалое в истории зрелище! Воистину народный праздник!.. (У карты Парижа.) Общий сбор на площади, где раньше стояла Бастилия. На ее месте мы воздвигнем монументальную статую Природы. Из сосков ее грудей будет литься вода. Ансамбль называется "Источник возрождения"... Председатель Конвента, наполнив чашу до краев, первым отопьет этой воды, затем передаст дальше, депутатам... Представьте: чаша идет по кругу, депутаты целуются по-братски, народ поет "Марсельезу"... БАРЕР. Давид, женщины будут рыдать! ДАВИД. И процессия двинется по бульвару Пуассоньер. Народные общества со знаменами, за ними - члены Конвента в полном составе... А еще год назад это был бы надутый Людовик! Подумать только: король вершил судьбами страны! Ныне это делает сам народ - через своих представителей!.. И как все красиво! Букеты пшеничных колосьев и фруктов... Развевающиеся шарфы, шляпы с трехцветными кокардами... А в центре группы - носилки с открытым ковчегом, в котором священные тексты Декларации прав и Конституции!.. Аплодисменты. ОПОЛЧЕНЕЦ (бормочет). А половина департаментов - в мятеже... ДАВИД (продолжает). Ну и наконец - народ, высокочтимый суверенный народ в своей массе!.. ОПОЛЧЕНЕЦ (громче). Как, и народ тоже? Но это же неуправляемая толпа! ДАВИД (посысив голос). Стройными колоннами пройдут перед нами все члены общества, слившиеся в единую семью. Революция упразднила сословия! Отныне все французы рождаются равными и свободными!.. (Меняет эскиз.) А замыкают шествие военные. ОПОЛЧЕНЕЦ. Наконец-то! А то еще высокочтимый народ разбежится... БАРЕР. Колло, что ты молчишь? Прикажи этому наглецу заткнуться! ДАВИД (громко). На колеснице, запряженной восьмеркой белых лошадей,- урна с прахом героев, отдавших жизнь за Отечество!.. (Ополченцу.) Ну, поерничай еще! Ведь для таких, как ты, я вижу, нет ничего святого! ОПОЛЧЕНЕЦ (усмешка). Сегодня мой отряд уходит в Вандею, Давид... Так что, похоже, я и сам скоро стану урной с прахом... Короткая пауза. ДАВИД (продолжает). Колесница украшена гирляндами и венками, вокруг в курильницах сжигаются благовония... Кавалерия, затем пехота... ОПОЛЧЕНЕЦ (подхватывая). Флот, палящий из пушек!.. Ведь ради такого случая можно прорыть и канал вдоль бульвара?.. ДАВИД. Колло! У нас мало времени, а впереди еще пять остановок шествия. ОПОЛЧЕНЕЦ (ахнув). Сколько? БАРЕР. Хватит! ОПОЛЧЕНЕЦ (Давиду). И все - с таким же размахом? ДАВИД. А ты хотел бы, чтоб празднование 10 августа... ОПОЛЧЕНЕЦ (перебил). Я хотел бы знать: сколько все это будет стоить? ДАВИД. Чтоб поторговаться?.. А сколько стоит Революция, лавочник? Сколько стоит память о погибших? Сколько... БАРЕР. Он забыл, что он не на рынке! ОПОЛЧЕНЕЦ. А по-моему, как раз на рынке, гражданин!.. (Давиду.) И ты мне очень напоминаешь ловкого торгаша, Давид... Который с наглой рожей, за огромные деньги всучивает... ДАВИД (хватаясь за пистолет). Я тебя пристрелю, мерзавец! ОПОЛЧЕНЕЦ. Но не обжулишь, прощелыга!.. КОЛЛО. Граждане!! Давида и Ополченца хватают и держат. Я понимаю, Давид, художникам порой свойственна излишняя горячность... ДАВИД. Я прежде всего революционер! И депутат Конвента! КОЛЛО (Ополченцу). А тебе, гражданин, пожалуй, придется уйти. ОПОЛЧЕНЕЦ (усмешка). Потому что здесь собрались не свободно обсудить, а лишь поаплодировать Давиду - влиятельному члену Комитета общественной безопасности? КОЛЛО. Слушай, парень!.. ЛЕНДЕ (вдруг). Колло!.. КОЛЛО (раздраженно). Что еще, Робер? ЛЕНДЕ. Да нет, я просто хотел сказать... Можно, наверно, дать и парню объясниться, раз уж он... СЕНТ-АНДРЕ (робко). В принципе это ведь его право, Колло?.. Колло вопросительно смотрит на Давида, тот с возмущением вырывается из держащих его рук и демонстративно отворачивается. ОПОЛЧЕНЕЦ (усмешка). Я, собственно, про народ... Тот самый, "высокочтимый, суверенный...". Вот интересно: а для чего он все-таки свергал короля, упразднял сословия? Для чего вообще вся эта свобода - чтоб пользоваться ею по-настоящему или только чтоб восхвалять ее без конца: "Да здравствует!.. Слава!.." БАРЕР. Колло, прости, но я лично не могу этого слушать! КОЛЛО. Сядь, Бертран. БАРЕР (тотчас). Хорошо. (Сел.) ОПОЛЧЕНЕЦ. Празднества - их все чаще ты желаешь, Давид... Даже из смерти Марата вы ухитрились устроить... (Опережая разъяренного Давида.) Однако, граждане депутаты!.. Стало быть, фанфарами теперь будем утолять голод? И знамен побольше- за ними не видно лохмотьев!.. А кто там возмущается в очередях?.. Не надо!.. Все организованно пляшем "Карманьолу", поем "Марсельезу", Давид запевает... А еще, говорят, унижаться каждый раз приходится перед спекулянтами, чтоб достать продукты? Не стыдно, граждане? Надо быть выше этого!.. Ах, у вас подводит желудок? Зато идеи Жан-Жака Руссо воплощены ныне в величественных скульптурах гениального Давида! БАРЕР. Давид, и ты молчишь? ОПОЛЧЕНЕЦ. Да, Давид, что ж ты молчишь? Давай дружно, хором - вместо обеда: "Да здравствует Революция!" Вместо одежды: "Да здравствует великая, единственная, всех победившая партия Горы!" Вместо крыши над головой - радостно, во всю глотку: "Слава бессмертным вождям нашей великой..." БАРЕР. Это измена!! ОПОЛЧЕНЕЦ (уже у двери). Побольше барабанов, господа. И, конечно, солдат, а то мало ли что?.. (Ушел.) Короткая пауза. БАРЕР. Его надо задержать! Немедленно! ЛЕНДЕ. Да сядь же ты наконец! БАРЕР. Давид! ДАВИД (Колло). Я могу наконец продолжить? КОЛЛО. Да, конечно... Извини, что так получилось... БАРЕР. Понимаю... (Сел.) ДАВИД. Итак... на чем я остановился? КОЛЛО. На военных, Давид. Они должны охранять... то есть, я хотел сказать, замыкать шествие. ДАВИД. Да, верно... (И не выдержал. Вслед Ополченцу.) И это солдат Республики?.. Лавочник! Самый настоящий лавочник, не видящий дальше своего носа!.. БАРЕР. Хуже! ДАВИД. Голод?.. Но я скажу больше: пять монархий, вооруженных до зубов, теснят нас со всех сторон! Внутренние распри и мятежи сотрясают Францию!.. Очереди, лохмотья?.. А ополченцы, идущие в бой босыми? А осажденные в Майнце, съевшие всех кошек, мышей, крыс, но не сдающиеся!.. (Не сразу.) Сколько денег вы отпустите мне на праздник? Сто, двести? Триста тысяч? Но их не хватило б, чтоб накормить и пять из сорока восьми секций Парижа! Зато вся Франция, весь наш многострадальный народ лишились бы... (Жестко.) Да, мы еще не в состоянии дать всем хлеба вдоволь. Но мы можем и обязаны поднять дух народа! Укрепить его в вере! Показать, какую великую роль играет он в истории!.. (Не сразу.) Оборванная? Да! Голодная? Да! Нищая? Да, да, да!! Но что же делает Франция? Воет от голода? Жалко тянет руку за милостыней?.. О, как, наверно, хотели бы этого наши враги! Но мы не подарим им такой радости! Франция будет ликовать! Несмотря ни на что! И явит миру пример такого воодушевления, такой веры в будущее, какой еще не знали века!.. И тотчас празднество, точнее, его апофеоз. Толпа нарядных людей с различными символами в руках. Полумрак. Торжественно горят факелы, музыка!.. Широкие ступени ведут в глубину и вверх, к подножию колоссальной статуи, теряющейся в темноте... На верхней ступени- председатель Конвента. ПРЕДСЕДАТЕЛЬ(Барер). О Природа! Пусть эта живительная вода, брызнувшая из твоих сосков... пусть эта чистая влага, напоившая первых французов, осветит в этой чаше братства и равенства клятву, которую Франция дает тебе в этот день, самый прекрасный, какой озаряло солнце с тех пор, как оно сияет в безбрежном пространстве!! И, отпив глоток, председатель передает чашу дальше, вниз по цепи. Каждый, кто получает чашу, торжественно провозглашает: - Да здравствует Революция! - Да здравствует Республика! - Да здравствует Свобода! - Да здравствует Равенство! И, наконец, последний: - Народы мира, завидуйте нашему счастью, и пусть оно послужит для вас примером!.. 2 Конец осени. Раннее утро. Пустынно. Запертое кафе. В дверь, в закрытые ставни колотит Дантон ДАНТОН. А ну открывай, черт тебя побери! Хозяин!.. Не то я разнесу дверь в щепки, слышишь? (Хохочет. Приоткрывается окошко в двери). ХОЗЯИН. (глухим, сонным голосом.) Что вам от меня нужно, сударь? В такую рань? ДАНТОН. Ах, "сударь"! Да еще на "вы"! ( (Хватает хозяина за нос.) Попался? Какой у тебя скользкий нос... Ну, а теперь отвечай: какой сейчас год, изменник?.. ХОЗЯИН. (стонет). Девяносто третий, су... ДАНТОН. Ты все еще считаешь от Рождества Христова, негодяй? ХОЗЯИН. Простите, второй год Свободы... (Взвыл.) Сударь, больно!! ДАНТОН. Опять "сударь"? ХОЗЯИН. Гражданин! ДАНТОН. Так-то оно лучше... (Отпускает.) Ну, проснулся наконец, бездельник? Узнаешь хоть, кто перед тобой? ХОЗЯИН. Господин... гражданин Дантон!.. Хозяин появляется в ночной рубашке и колпаке, накинув на плечи одеяло. Покрывает скатертью стол. ДАНТОН. (уже за столиком. Добродушно). Сколько меня не было? Не больше двух месяцев, а он меня уже не узнает!.. Что, в Париже появился еще один такой бас? У кого?.. Может, наш хилый Робеспьер вдруг... ЖАК. (в испуге). Тише, сударь!.. То есть гражданин... ДАНТОН. Тише? (Недоуменно озирается). Но ведь никого нет? ЖАК. И все-таки, гражданин Дантон... на всякий случай... ДАНТОН. Малый, от тебя разит таким страхом, что и вправду подумаешь, будто за нами следят... (Озирается). ЖАК/ (орет в сторону дома). Что вы прилипли к окну? Идите на кухню! Со стуком падает дощечка в дверном окошке. (Дантону.) Это жена. И дочь. Они испугались. ДАНТОН. (со смехом). Решили, что тебя пришли арестовывать?.. Жак, но разве я похож на этих тихонь из Комитета безопасности? ЖАК. Я не разглядел тебя, гражданин. А когда ты схватил меня за ноздри... да, я решил, что ты оттуда. ДАНТОН. Нда-а... Но тебя-то за что? Арестовывают подозрительных, а ты... Ты со своим кафе, Жак, уже сто лет у всех на виду! Кто только у тебя не бывает! И из Конвента, и из Коммуны, и из Якобинского клуба... Небось даже из Комитета заглядывают, а?.. ЖАК. (уныло). Вот и тебе это сразу пришло на ум... ДАНТОН.(не поняв). Что пришло?.. ЖАК. Нынче, конечно, осторожнее, куда как осторожнее... но политики все же обсуждают свои новости. Крутясь меж столиков, я невольно многое слышу и... (С отчаянием). Жорж, я ведь, несомненно, должен передавать эти новости за границу. ДАНТОН. Ты?! ЖАК. Но ведь это логично! И для эмигрантов - посадить сюда шпиона, и для Комитета - искать шпиона именно здесь... Разве не так? ДАНТОН. Недурно... Недурно, дружище! Просто готовый донос. Молчание. ЖАК. Также весьма опасны мальчишки, торгующие газетами. ДАНТОН.(Рычит). Мальчишки тоже? Но они-то чем, трус?! ЖАК. Я всегда стараюсь отогнать их от столиков. (Вкрадчиво.) Особенно тех, кто торгует изданием гражданина Эбера, этим грязным листком... ДАНТОН. Ну, этих нужно не только гнать, их... (Сдержавшись.) Эбер напоминает мне деревенского лекаря. На все болезни у него один рецепт - кровопускание! Дай ему волю - он бы гильотинировал пол-Парижа. ЖАК. Пол-Парижа?.. Жорж, ты слишком мягок к Эберу... ДАНТОН. Ничего, я скоро раздавлю эту гадину!.. (Вдруг встал, смотрит в сторону). ЖАК. (бормочет). Пол-Парижа!.. Пол-Парижа и без Эбера уже... ДАНТОН.(указывает) Жак, ты не видишь, кто это идет? ЖАК. Какой-то рабочий... ДАНТОН. Ты уверен? Что-то я стал неважно видеть... ЖАК. Ты кого-то ждешь, Дантон? ДАНТОН. (не ответил, сел). Ладно, продолжим... Итак, ты не хочешь, чтоб в твоем кафе читали газеты "крайних". Но ведь это весьма похвально! Робеспьер не спускает с них глаз и ждет лишь случая, чтобы... ЖАК. Все это так, Жорж, однако... если слишком ретиво отгонять мальчишек Эбера от столиков, некоторые смогут подумать... (Запнулся.) ДАНТОН. Ну, ну, смелей, Жак! Мне просто интересно: что еще изобретет твой воспаленный от страха мозг?.. ЖАК. Что я, напротив, сочувствую "снисходительным", Жорж. Если не "крайним", так "снисходительным", верно?.. ДАНТОН. (не сразу, тихо). Это... тоже подозрительно? ЖАК. Подозрительнее некуда, Жорж.. (Молчание). Неподкупный, он ведь и с вас не спускает глаз... А? (Вдруг указывает.) Смотри, Жорж! Видишь - ведут?.. Они арестовывают рано утром и ночью. Днем поспокойнее. Днем мы все ходим смотреть, как работает гильотина. Некоторые даже держат пари: кто следующий? ДАНТОН. Подойди-ка сюда... (Внезапно хватает Жака.) Я Дантон, слышишь, мерзавец?! Дантон!.. Я сделал эту Революцию!.. Я ее вождь!.. И пусть кто-нибудь попробует тронуть меня, будь я хоть трижды "снисходительным"!.. Они забыли мертвую хватку Дантона?.. Я им напомню! (Отпускает Жака). ЖАК. Но пока... если бы можно было тебя попросить, гражданин... немного потише произносить это имя... ДАНТОН. Какое имя? ЖАК. (робея). Свое, Жорж. Ты сам сказал, что всегда неплохо относился ко мне... ДАНТОН (с грустной усмешкой). Ты мог бы стать отменным доносчиком, Жак. Лучшим во Франции! От которого не уйти никому!.. (Помешкав.) При условии, что доносил бы на самого себя. ЖАК (грустно). Тебе кажется, ты изрекаешь парадоксы, Жорж? Но именно так я и сделаю. Скоро. Когда уже совсем не будет сил бороться со страхом. Молчание.. ДАНТОН. Интересные времена наступили, а, Жак?.. ЖАК.(вздохнул). А как все хорошо начиналось, Жорж!.. Отменили титулы, перед аристократами уже не надо было лебезить, чтоб не получить в зубы! И вообще они стали расплачиваться! Не то что прежде: нажрет, напьет, нос кверху - и пошел!.. А как разгулялась свобода!.. Эти выборы в Конвент, когда все из кожи вон лезли, чтоб только понравиться мне, избирателю!.. А сам Конвент!.. Ты помнишь Верньо? Тонкий, изящный, а туда же, лезет, нападает - и на кого, Жорж? На Марата, саму ярость!.. А тот же Робеспьер? Не сейчас, тогда... С этой его сухой, четкой логикой... Как он добивал, просто доканывал Бриссо, а ведь тот был хитер!.. Жорж, вспомни!.. Кондорсе возвышенно мыслит, Лежандр потеет, Фабр смотрит в лорнетку... Да ты сам, сам со своим басом, заставляющим дрожать стекла!.. (Грустно.) А сейчас? Ты заметил, сколько вообще пустых скамей?.. (Шепотом.) Знаешь, что сказал Эбер? Вот прямо за этим столиком?.. Нарядите, говорит, кукол и посадите их в Конвент. Вы не увидите никакой разницы!.. И он прав, только ему это нравится, а я от этого плачу!.. ДАНТОН Но сейчас война, Жак... ЖАК. И война, и Революция... Слышали! (Негромко, но со страстью). Я ведь тоже был у Бастилии 14 июля, Жорж. Пожалуй, даже брал ее вместе со всеми!.. И 10 августа, когда свергали короля... И даже в этом мае - разве я не свистел с толпой, прогоняя жирондистов из Конвента?.. Жорж, поверь... Я никогда не отказывался делать нашу Великую революцию! Но... (Тише.) Мы ведь делали ее не для того, чтоб продолжать ходить в драных штанах, верно? Мы свергли аристократов... чтоб, наверно, все-таки самим на их место, а?.. ДАНТОН. Ты шутишь, Жак?! ЖАК. Серьёзен как никогда! ДАНТОН. Значит, ты издеваешься надо мной? ЖАК. Но разве ты сам не сделался богачом за это время, Жорж? ДАНТОН(орет). Иди!.. Иди, чтоб я не придушил тебя- тут же, на месте!.. ЖАК(помешкав, сухо). Что тебе принести, гражданин? ДАНТОН. Воды!.. Ледяной! Жак кивнул и почти вошел в дом. И еще... (Усмешка). Будешь писать донос на себя- не забудь прибавить, что во время беседы с подозрительным "снисходительным" Дантоном ты был в белом колпаке!! (Хохочет.) Жак судорожно сорвал колпак с головы. А почем я знаю, что это всего лишь ночной колпак? Он белый, как роялистская кокарда!.. ЖАК.(взмолившись). Жорж!.. Дантон отворачивается. Жак скрывается в доме. Возникают крики газетчиков: "Газеты!! Покупайте утренние газеты!" (Зовет.) Эй, малый, поди-ка сюда! (Входит газетчик) Какой политикой торгуешь, паренек? ГАЗЕТЧИК. "Защитником Франции", гражданин. В эту газету пишет сам... ДАНТОН. (перебил, вынул из кармана купюру). Ну, а как ты относишься к ассигнациям - так же уважительно?.. ГАЗЕТЧИК/(загорелись глаза). Вы хотите купить сразу все?! ДАНТОН. Э, нет... этот мусор мне вообще не нужен!.. Покрутись здесь минут десять. А как увидишь некоего господина... Господин весьма серьезный... Должно быть, во фраке, в напудренном парике... и, вероятно, в очках. ГАЗЕТЧИК.(тише). А может, в двух парах очков, а, гражданин?.. Одни на носу, а другие на лбу... (С подчеркнутым сожалением.) Он все хуже и хуже видит, наш дорогой... ДАНТОН (перебил). А ты смышленый мальчишка, я погляжу!.. Так, значит, свистнешь? ГАЗЕТЧИК. Будет сделано, гражданин!.. (Побежал, и вдруг резко остановился. Обернулся. Тихо.) Гражданин... ДАНТОН(добродушно). Что, малыш? Газетчик насупился, молчит. Вынул из кармана купюру, смотрит на свет. (Усмешка.) Боишься, всучил тебе фальшивые? ГАЗЕТЧИК(не слыша). Гражданин, вы... вы намерены убить нашего дорогого... ДАНТОН(быстро). Тише!.. (Оглянулся, подошел к газетчику, схватил его за плечи.) Ты спятил? ГАЗЕТЧИК. Утро, никого вокруг... Он пойдет этой улицей в Комитет, я вам свистну - и вы... (Замахивается как бы кинжалом.) ДАНТОН (не сразу, с отвращением). Ну что ж, беги! Ты успеешь донести на меня, если поторопишься!.. ГАЗЕТЧИК(глухо). Я свистну. Но вы мне заплатите... в десять раз больше. И не в бумажках, а в звонкой монете. Дантон опешил. Молчание ДАНТОН (наконец, с трудом). Как тебя зовут, мальчик? ГАЗЕТЧИК. Жан-Поль. Я горжусь своим именем! ДАНТОН. Потому что это имя Марата? Но ведь ты... предаешь Революцию. ГАЗЕТЧИК. Я?! Да кого угодно спросите... Я кишки выверну ради Революции! Не задумавшись!.. Я уже и ранен был, пуля попала вот сюда... (Показывает). ДАНТОН(тихо). Как же получилось, что за деньги, пусть даже в звонкой монете, ты готов продать жизнь... ГАЗЕТЧИК(глухо) Я кормлю семью, гражданин. Мать больна. Отец в ополчении, воюет с Австрией... Может быть, уже убит. Сестра.. ДАНТОН. Но это ведь жизнь вождя!.. ГАЗЕТЧИК(не глядя на Дантона). У Революции было много вождей. Марата убили жирондисты... Жирондистов казнил Робеспьер... Но Революция ведь не остановилась?.. Молчание ДАНТОН. А меня... меня ты узнал? ГАЗЕТЧИК(не глядя). Кажется... (Не сразу). Да, я узнал тебя, гражданин.. ДАНТОН. Значит, если бы кто-то подстерегал и меня... ГАЗЕТЧИК (не выдержав). Сударь!.. Сударь, простите меня!.. (Пытается поцеловать Дантону руку.) Я еще мал, глуп... Сударь, умоляю вас!.. (Сует Дантону купюру.) Вот, возьмите обратно! Ну возьмите же!! ДАНТОН(вырывает свою руку). Иди! А деньги отдашь матери... (с презрением.) Иди, я сказал! ГАЗЕТЧИК(робко). А если я его увижу? ДАНТОН. Не надо. Я сам... Мне просто нужно поговорить с ним... ГАЗЕТЧИК Да, да, конечно... Вам противно меня видеть. Я уйду. (Но вновь останавливается. Совсем потерянно.) Гражданин Дантон!.. ДАНТОН (грубо). Что еще? ГАЗЕТЧИК. Но, выходит такое дело... Такая штука получается, что теперь вы должны донести на меня. Ведь я, выходит такое дело... ДАНТОН. Иди!.. Малыш, прошу тебя, уходи!.. ГАЗЕТЧИК(помешкав). Правильно, ведь я виноват... (Уходит). Пауза. Из дома выходит Жак. ЖАК. Мне пришлось охлаждать воду, была лишь теплая... ДАНТОН(повернулся и вскрикнул). О боже, что это?!! Он увидел, что Жак, оставшись в ночной рубашке, сменил лишь колпак - теперь на нем алый, фригийский, в котором он выглядит идиотски ЖАК(ровно). Фригийский колпак, Жорж. Колпак Революции... ДАНТОН. Чучело!.. Нет, вы только посмотрите на него!.. (Хохочет). Уж тогда хоть бы переоделся, трус!.. ЖАК(ровно). Мне было не во что. Пока я с тобой разговаривал, моя супруга уложила в корзину все мое белье. А поверх еще башмаки, сюртук, кое-что из еды... и даже походную кровать. ДАНТОН. Она любительница пошутить, Жак? ЖАК. Она провожала меня в тюрьму, Жорж. ( Молчание) ДАНТОН. Поставь стакан. У тебя так дрожат руки - ты расплещешь всю воду... (Властно). Поставь стакан! ЖАК(вдруг взрыв). Это ты предложил закон о подозрительных, Дантон!!! И создал трибунал!.. Ты, ты, вождь Революции, Жорж Дантон!!! ДАНТОН(силой сажает Жака на стул, сует ему стакан ко рту). У тебя припадок, Жак. Постарайся взять себя в руки. Жак пьет, двумя руками держа стакан. (Не сразу.) Я сам не понимаю, что происходит... Эти казни... И уже Сен-Жюст, правая рука нашего Неподкупного, изрекает: "Свобода должна победить какой угодно ценою..." Конечно, Сен-Жюст молод... но послушай дальше: "Нужно наказывать не только предателей, но и равнодушных, нужно наказывать всякого, кто безразличен к республике и ничего не делает для нее..." (Не сразу.) То есть... скольких же?.. (С горечью). Этот закон я вносил в Конвент? Такой трибунал создавал?! Сбоку появляется Робеспьер - незаметно. Так я отменю закон - и разгоню к черту трибунал!.. Я вернулся, Жак! (Яростно.) Ну, а если Робеспьеру понравилось одному править Францией... РОБЕСПЬЕР (тусклым, несильным голосом, с подобием улыбки). Могучий Дантон уже грохочет, едва вернувшись в Париж?.. ДАНТОН (вздрогнув). Максимилиан?.. ЖАК(вскочив). Гражданин Робеспьер!.. РОБЕСПЬЕР (Дантону) . К сожалению, я очень спешу, Жорж. Но я рад, что ты уже здоров и полон сил. Увидимся в Конвенте. (Собрался уйти.) ДАНТОН . Максимилиан... Ты даже не хочешь обнять меня - по якобинской традиции? РОБЕСПЬЕР. Извини... я действительно спешу, Жорж. (Подобие улыбки.) Я работаю на хозяина, имя которому... Отечество. (Уходит.) Молчание. ЖАК(восхищенно). Как он красиво говорит!.. ДАНТОН(мрачно). Красиво... Так с друзьми не разговаривают. ЖАК(волнуясь, торопливо, но тихо). Дантон! Знай, он уже правит Францией и никогда, ни за что не станет делиться ни с кем! Ни с тобой, ни с Эбером... Лучше он отрежет вам головы! Тысячи голов, слышишь? И твою тоже, слышишь, Жорж? И твою, и мою... Раздается барабанная дробь, и появляется Глашатай в форме национального гвардейца. ГЛАШАТАЙ. Граждане Парижа! Слушайте декреты Национального Конвента! (Дробь, потом читает.) Во имя спасения Революции и Республики и ни на миг не забывая о Конституции - самой демократической из всех, что когда-либо знало человечество. Слушайте! (Вновь читает.) Конвент постановляет: отсрочить введение Конституции в действие - вплоть до окончания всех войн и подавления всех бунтов!.. (Дробь.) Всегда помня, что избирательная система, добытая Францией в тяжелой борьбе,- самая демократическая и свободная в мире... Слушайте! (Дробь.) ...не распускать и не переизбирать Национальный Конвент, сделав его несменяемой верховной властью нации,- вплоть до окончания всех войн и подавления всех бунтов! (Дробь.) И, наконец, заверяя нацию, что деспотия одной или нескольких личностей будет и впредь главным врагом ее, а демократия и свобода - высшей ее целью. ...Слушайте все!.. (Читает.) ...предоставить Комитету общественного спасения всю полноту власти! Ибо простое выполнение законов, предназначенных для мирного времени, было бы недостаточным среди окружающих Республику заговоров!.. И да поймет нация, что только жестокой необходимостью были продиктованы эти решения!.. 3 Комитет общественного спасения. Вечер. Горят свечи. В комнате Колло, Д'Эрбуа, Карно, Барер, Ленде, Жан Бон Сент-Андре. Каждый за своим столом. Перед столом Барeра стоит переписчица ПЕРЕПИСЧИЦА(Бареру). Я подготовила приказ, гражданин Барер. БАРЕР. Спасибо, Катрин. Подожди, не уходи. (Читает.) Что ж, все в порядке... (Расписывается на приказе). Отдай Колло. Переписчица относит приказ Колло.0 КОЛЛО(читает). Очень хорошо. (Расписывается). Отдай Карно. Переписчица относит приказ Карно. КАРНО(едва начав читать). Колло, тут что-нибудь есть про армию или одни внутренние дела? КОЛЛО.(напряженно). Внутренние... КАРНО. . Ну, раз так... (С маху подписывает.) Отдай Ленде. Переписчица идет к Ленде. ЛЕНДЕ. Опять из Комитета общественной безопасности? (Бареру). Бертран, почему я должен это подписывать? БАРЕР. Таков порядок, Робер. ЛЕНДЕ (неохотно читая). Колло! Ведь здесь ни слова о продовольствии, верно? КОЛЛО. Верно, Робер. Ни об армии, ни о продовольствии... СЕНТ-АНДРЕ(со своего места). И, вероятно, о флоте тоже ничего?.. КОЛЛО. И о флоте ничего, Андре... ЛЕНДЕ(Бареру, неуверенно). Все-таки странный порядок, а, Бертран? Нелепый какой-то... Почему приказ Комитета общественной безопасности должны подписывать мы, Комитет общественного спасения? У нас совсем другие функции! КОЛЛО. Ну, почему же, Робер! Порой очень схожие... Как, например, в данном случае. ЛЕНДЕ. Да? Ты знаешь, Колло, а я этого не нахожу... Впрочем, у нас и в нашем Комитете разные функции: у тебя - одни, у меня... (Ткнул в бумагу). Нет, ну, скажите: я-то тут при чем?.. Я здесь для того, чтобы кормить патриотов, а не... БАРЕР(кричит). Ленде!! Ленде замолкает. (Переписчице.) Катрин, выйди... Нет, приказ оставь. Когда будут подписи, мы тебя позовем. Катрин выходит. (pезко.) Ленде, запомни раз и навсегда: все, что тебе не нравится или впредь не понравится, ты будешь держать глубоко при себе. А делиться своими мыслями - только с нами! И без свидетелей! Ясно? Чтоб не было ни одного чужого уха, ты понял?! ЛЕНДЕ. Да, Бертран; я виноват... БАРЕР . Теперь живо подписывай. КОЛЛО(не дает Ленде подписать). Подожди, Робер... (Бареру). Сейчас мы одни, не правда ли? Вот я и хочу, чтоб Ленде до конца поделился с нами своими мыслями. (Ленде.) Бертран прервал тебя, когда ты сказал, что ты "здесь для того, чтоб кормить патриотов, а не...". А не - что, Ленде? ЛЕНДЕ. Колло, уже поздно, а мне еще много считать. КАРНО. Вообще сейчас не время для споров! КОЛЛО. К тебе у меня тоже вопрос, Карно. Я уже не первый раз замечаю, что когда дело касается подобных бумаг, ты их подписываешь не глядя. Демонстративно не глядя! (Сент-Андре.) И ты, Сент-Андре, делаешь вид, будто тебя не касается ничего, кроме флота. СЕНТ-АНДРЕ. Я отвечаю за флот, Колло. КОЛЛО . (жестко). Ты отвечаешь за все. Мы здесь все отвечаем за все. Или за одно, как угодно. За Революцию! БАРЕР. Колло, время действительно позднее... КОЛЛО(взял приказ со стола, ткнул в него пальцем). Жаль, конечно, что этот человек не аристократ. Куда там! Он беден как церковная крыса и живет один со своей собакой в грязном, сыром подвале... (Ленде.) Поэтому ты и сказал. Ленде, что ты здесь для того, чтоб кормчть патриотов, а не?.. (Ждет.) Этот... (Заглянув в приказ.) Жак Ру некогда был священником. Говорят, и сейчас порой он продолжает богослужения для бедняков. Они даже кличку ему дали- "исповедник неимущих"... Он как-то очень лов-ко, говорят, умеет внушить умирающему, что после смерти его ждет лучший мир. Лучше нашего... (Не сразу.) Он был с нами и 14 июля, и 10 августа, и 31 мая... (Ленде.) Поэтому ты и сказал. Ленде, что ты здесь для того, чтоб кормить патриотов, а не?.. (Ждет.) Ленде, я не думал, что ты такой трус! Ты боишься довершить собственную фразу?.. (Ждет.) Трибунал, безусловно, приговорит этого попа к смерти, а Сансон отрежет ему голову. Но произойдет это лишь после того, как мы здесь, в Комитете общественного спасения, скрепим своими подписями данный приказ. Кое-кто - не глядя, словно и не понимает, в чем дело... А кое-кто, оказывается, из трусости, потому что боится докончить свою собственную фразу: "Я здесь для того, чтобы кормить патриотов, а не..." ЛЕНДЕ(не выдержав), ...а не убивать их! Да! Да! Доволен?.. (Стоит, опершись о стол, тяжело дышит.) Пауза. КОЛЛО(Бареру, кивая на дверь, ведущую в другую ком-нату). Я полагаю, пора позвать Робеспьера. БАРЕР . Он занят. Кутон просил не беспокоить их. КОЛЛО. Но его мнение на сей счет... БАРЕР. Мы и так узнаем его мнение. Катрин зайдет к ним за подписью, и если подписи не будет... СЕНТ-АНДРЕ (встал). Ну, что ж, граждане, мой рабочий день окончен.. КОЛЛО. Ты еще не подписал... СЕНТ-АНДРЕ. И что?.. В конце концов я успею сделать это и завтра. Если, конечно, в моих закорючках еще будет нужда. КОЛЛО. Послушай, Андре... Ты так жалко сейчас выглядишь! (Огляделся.). Вы все!.. Неужели вы не понимаете, что все равно будете замараны этой кровью? Этой и многих других?.. Сейчас такое время, что нельзя будет потом сказать: "Я этого не знал". Или: "Я этого не замечал". Или вы были "за" или "против". И каждый ответит за то, что он выбрал! Молчание. СЕНТ-АНДРЕ. Что он натворил, этот несчастный Жак Ру? КОЛЛО. Здесь много пунктов... Но главное: в своей секции Гравильс агитировал за немедленное введение Конституции в действие. (С вызовом.) Нашей Конституции! Молчание. ЛЕНДЕ (робко). Ты уверен, что Робеспьер подпишет? СЕНТ-АНДРЕ . Как-никак он сам столько вложил в нее. И так торопил Конвент с принятием... КОЛЛО(Бареру). Бертран, и это Революционное правительство? (С угрозой.) Или подпевалы Дантона, пробравшиеся в Комитет? КАРНО. Ты все-таки поосторожней, Колло! Не то я скажу, что и в твоих песнях мне слышится нехороший мотивчик - мотивчик Эбера! КОЛЛО (резко). Ты отвечаешь только за армию, Карно? А из кого она состоит? Не из тех ли тысяч и тысяч мужчин, что поверили нам и ушли на фронт, бросив нас и дома на произвол судьбы?.. Так что ж, пусть дочерей их нужда выгонит на панель, торговать своим костлявым телом? Пусть немощные старики, их отцы и матери, вообще сдохнут с голоду... (Ленде.) Потому что продовольствием, Ленде, которое ты с таким трудом добываешь, будут обжираться одни спекулянты и дворяне, зарывшие свое золото!.. СЕНТ-АНДРЕ. Но при чем тут Конституция? КОЛЛО. А неужели всех этих негодяев мы оставим под защитой законов? Чтоб свобода печати позволяла им восхвалять королей, а свобода собраний - плести заговоры?.. (Карно.) Если б ты уже выиграл войну, Карно!.. Раздавил всех этих герцогов- йоркских, кобургских... Если б мы не воевали повсюду, куда ни ткни: с австрийцами, англичанами, пруссаками, итальянцами... Если б не бунтовали Лион, Нант, Марсель, Бордо... Весь Прованс, вся Юра... Если б Тулон не отдался англичанам, если б не резня в Вандее, где попы сделали мятежником каждого крестьянина, пользуясь его фанатизмом и тупостью!.. (Сент-Андре.) При чем тут Конституция, Сент-Андре?.. А разве ты не видел, как мы вязли в ней, словно в болоте? Как всякий раз, когда мы хотели нанести удар, ее демократия хватала нас за руки и держала их!.. Как без конца грызутся правые и левые, забыв, что кругом враг?.. (Не сразу). Жак Ру глуп, он хотел помочь беднякам, а обратил бы их в прежнее рабство! Потому что герцоги победили бы! Да, Ленде, глупость тоже преступление сегодня... (Помолчав). Я люблю свободу не меньше вашего... Но разве Комитет изобрел войну, чтоб установить диктатуру? Или все-таки война создала диктатуру?.. Молчание. ЛЕНДЕ(Бареру). И все же, Бертран, пусть девушка сначала заглянет к Робеспьеру. КОЛЛО(с усмешкой). Ты все еще надеешься, что он не подпишет... БАРЕР(зовет). Катрин! Входит переписчица. Пожалуйста, зайди к Робеспьеру и Кутону, они должны ознакомиться с документом... Переписчица скрывается в соседней комнате. Молчание. ЛЕНДЕ. Ее все еще нет... КОЛЛО. Он читает. Он всегда все внимательно прочитывает. ЛЕНДЕ. Так долго? КОЛЛО. Еще и минуты не прошло... (Помолчав.) А я пока расскажу вам, как они казнили Шальс в Лионе. Три раза нож гильотины дробил ему шейные позвонки, но не убивал... Пока палач не сжалился и не отсек ему голову саблей. Но сначала он за ней еще сходил, а Шалье ждал!.. Молчание. ЛЕНДЕ. Наверняка он уже прочитал. А ее все нет. КОЛЛО С ним еще Кутон. Он тоже должен прочесть. ЛЕНДЕ. Кутон читает мгновенно, я сам видел! А девушки все равно... Но в это время входит переписчица. Колло вырывает у нее из рук приказ. Усмехается. Отдает Бареру. БАРЕР. Обе подписи... (Переписчице.) Они о чем-нибудь спорили? ПЕРЕПИСЧИЦА . Нет... Прочли и сразу подписали. Молча. ЛЕНДЕ (подошел). Бертран, разреши мне взглянуть... (Читает, потом подписывается.) Ты был прав, Колло. До завтра! (Уходит.) КАРНО(подходит, подписывает). До завтра. (Уходит.) СЕНТ-АНДРЕ(подписывает). ). Завтра я уезжаю на побережье... (Уходит.) БАРЕР (встал). Ну, что ж... Катрин, отнеси бумагу в Комитет безопасности, если там еще кто-нибудь есть... Поздно мы сегодня... Колло, ты идешь? КОЛЛО. Я только продиктую Катрин несколько строк... Барер уходит. Катрин! Ну-ка, подойди ко мне... Переписчица подходит.. Завтра я еду в Лион, опять надолго... (Вдруг провел рукой по талии девушки.) Ты всегда так строго одеваешься, Катрин? Вся такая затянутая... А ведь у тебя, похоже, очень красивая грудь. И совсем не маленькая, а? (Смеется.) ПЕРЕПИСЧИЦА (спокойно). Видишь, ты заметил... КОЛЛО Заметил, еще как заметил!.. А шейка? Вечно ты ее прячешь под этот дурацкий воротник... А знаешь, что придумали наши модницы? Вот здесь... Да, прямо на шее... Они рисуют себе такую тонкую алую полоску, неровную, словно в зазубринах... Как след от бритвы. Наверно, это дико возбуждает, а?.. ПЕРЕПИСЧИЦА(вдруг сорвала воротник). Такую? (У нее есть такая полоска.) КОЛЛО. О, какая шея!.. (Гладит.) И эта полоска... Если б еще взглянуть на твою грудь, Катрин! (Обнимает.) ПЕРЕПИСЧИЦА(кивает на дверь). Мы не одни, Колло. КОЛЛО. Ты такая скромная, Катрин... Но это ведь только с виду, верно? А внутри ты огонь!.. О, я-то знаю эти тихие омуты!.. (Тянется поцеловать.) ПЕРЕПИСЧИЦА(спокойно). А если они войдут? КОЛЛО. Плохо... Но вот это самое "а если", Катрин... Оно все так обостряет, верно? Если войдут - плохо, а если пронесет... Ведь мы так и живем: идем до конца, не оглядываясь, с одной надеждой- пронесет!.. ПЕРЕПИСЧИЦА. Не лезь мне под юбку, Колло! КОЛЛО. А что там - кинжал? Ты ведь как-никак из Комитета безопасности... (Лезет, она не дает.) Катрин, ну перестань! Я же сказал- пронесет!.. ПЕРЕПИСЧИЦА. А если нет? КОЛЛО.(теряя терпение). Ну, так нас казнят!.. (Вдруг удивленно засмеялся, взял девушку за подбородок, притянул к себе.) Ой, а ты разве еще не поняла?.. Девочка, но мы же все здесь смертники... Даже ты - маленькая переписчица невинных бумаг. (Жестко.) Которые сеют смерть и жестокость вокруг! ПЕРЕПИСЧИЦА. Вынужденную жестокость, Колло. Так говорят в Комитетах... КОЛЛО. Говорят еще, она явилась суровой необходимостью - чтоб избежать еще большей жестокости: жестокости озверевших герцогов... Говорят!.. (Не сразу.) Но явилась и почему-то выбрала нас. Исполнителями. Жертвами... (Нервно.) Да, необходимость! Но ведь противоестественная! В принципе противоестественная!.. Первый пожар был добром: он показал человеку огонь... Ну, а когда сжигали Жанну?.. Даже необходимая- она не может продлиться долго. Само сочетание: "необходимая" и "жестокость" - имеет смысл лишь на очень короткий миг! Потому что означает: не могли обойтись без нее... И все!.. Ну, а с ней? С ней обошлись? А, девочка?.. И она уже не нужна!.. (Устало.) Впрочем, ты меня не слушаешь... КАТРИН .(ровно). Ты просто оговорился. Сказал "жертвы" про нас. КОЛЛО.(с усмешкой). А не хочется, да?.. Но ведь тебе, хотя бы просто по роду службы, положено знать: на следующий же день после победы... Нет, что я... в тот же!.. В тот же миг, когда можно будет сказать: "Уф, кажется, обошлось..."- мы и ты, и я... должны будем исчезнуть. Ну... как; гильотина - отовсюду, даже из памяти! Понимаешь? Иначе, сегодня еще святая, она стала бы... позором, ужасом, адом нации!.. (Не сразу.) Уж лучше исчезнуть... (Усмешка.) Впрочем, я уверен: о нас позаботятся... Молчание ПЕРЕПИСЧИЦА .(спокойно). Я сейчас разденусь. Сама. (Начинает расстегиваться.) И ты... (Шепотом.) И если они войдут. - Мы будем голые, совсем голые, как первые люди!.. (С внезапным восторгом.) Колло, скорее!.. Я хочу, скорее! Гаси свечи!.. (И сама гасит). КОЛЛО .(грустно). Я сейчас подумал: а тебя-то за что?.. ПЕРЕПИСЧИЦА.(не слышит). Что?.. А одну свечу оставь!.. И ты увидишь: я вся в таких красных полосках... Вся! И грудь, и живот... и даже там! Правда, Колло, даже там!.. Как будто меня всю иссекли... будто тесак падал тысячу раз.. И все на меня, на меня!.. Смертница, ты сам сказал!.. 4 Бешеные аплодисменты, свист, крики: "Браво!" Свет в зале театра зажигается. В ложе - Люсиль Демулен и старый Барон. БАРОН. Милая Люсиль, вам не совестно? Вместо того чтоб смотреть пьесу вашего друга Фабра, вы только и делали весь акт, что оглядывались: не идет ли муж? Деточка, но куда он денется? Неужели вы думаете, он способен вам изменить? ЛЮСИЛЬ. Он знаменитый журналист. У него тысячи поклонниц! БАРОН. И ни одна мизинца вашего не стоит, уверяю вас! ЛЮСИЛЬ. Увы, даже красота приедается, барон.... БАРОН. А кто говорит о красоте? Я сказал "не стоят", да, но я имел в виду 100 тысяч франков приданого, которое вы принесли мужу. ЛЮСИЛЬ. Барон, вы умеете думать о чем-нибудь, кроме денег? БАРОН. Конечно! О недвижимости!.. За вами, кажется, давали еще и поместье - "Виллу Королевы"?.. ЛЮСИЛЬ. "Виллу Равенства", барон. БАРОН (вздохнув). Да, да, сейчас многие берут себе новые имена, полояльнее. Все мы вносим посильный вклад в нашу Революцию... Люсиль, а не прогуляться ли нам по фойе? До конца антракта еще... (Вынул часы.) Кстати, не угодно взглянуть? Эти часики - ничего особенного, если не отстают, то спешат... Но сегодня за них можно взять раз в десять больше против первоначальной цены! ЛЮСИЛЬ (раздраженно). Опять деньги! БАРОН. В свое время их смастерил некий Исаак Руссо из Женевы... (Доволен.) Вот именно! Натуральный родной папаша нашего вождя и учителя Жан-Жака. Подумайте: кто ожидал такой рекламы для такой, в сущности, захудалой часовой фирмы?.. ЛЮСИЛЬ (быстро встает.) Господи, Камилл! Входит Демулен. ДЕМУЛЕН. Люсиль! Торчал в типографии с этим бестолковым наборщиком... (Барону.) Зато завтра, барон, постарайтесь пораньше купить мою газету. Держу пари, уже к полудню не будет ни одного экземпляра!.. Дантон прав: хватит этого повального безумия, хватит жестокости!.. Нам нужен еще один Комитет... Комитет милосердия! И пусть он поглотит все остальные!.. Кстати, как вам название, барон?.. ЛЮСИЛЬ (в страхе). И ты... обо всем этом... в газете?.. ДЕМУЛЕН (весело). Я? Ни фразы, Люсиль! Ей-богу, ни одной фразы!.. Все - Тацит! И все претензии тоже, пожалуйста, к нему... А, барон? Как вы считаете, может, и адре-сок полиции подкинуть? Тацит, Публий Корнелий. Историк. Рим. Древний!.. (Смеется.) БАРОН. Ах, молодой человек, вы думаете, вы всех обманули?.. Тацита не тронут, а вот вы можете крупно погореть!.. Я прожил довольно долгую жизнь, и, знаете, что я вам скажу? Лучше уж открыто нападать на власть, чем лукавить и проводить всякие скользкие исторические параллели. Да!.. Потому что, когда вы, молодой человек, нападаете на власть - еще, извините, никому не известно, кто победит... А в истории, к сожалению, всегда можно узнать и финал. (Тише.) А что, если он вдруг некоторым образом, ну... разочарует власть? Даже огорчит? ДЕМУЛЕН (резко). А я не собирался никого развлекать, барон! И потом... не так уж плохо, между прочим, напомнить власти, чем это все может кончиться. Во всяком случае, чем кончилось в Римской империи... Может, тогда она образумится и не допустит до этого? Я, конечно, зол на наше правительство, но еще больше я люблю свою Родину, барон!.. БАРОН. А теперь обернитесь в зал, Камилл... К ложе напротив... Там появился Эбер с компанией: это, возможно, Колло, Барер, Переписчица... ДЕМУЛЕН (мрачно). Эбер... И все невольно встали, напряглись. ЛЮСИЛЬ. Интересно, что ему понадобилось в театре? ДЕМУЛЕН. Ищет, кого бы еще отправить на гильотину! 22 жирондистов ему мало, он требует еще семьдесят! ЛЮСИЛЬ. Но прежде Елизавету! Которая виновна лишь в том, что была сестрой несчастной королевы... ДЕМУЛЕН. У Эбера простая логика: казнить целыми семьями, чтоб не оставалось сирот и обиженных!.. БАРОН. Я все хочу найти в нем какие-нибудь приметы вурдалака. Клыки или когти... Знаете, Люсиль, недавно он потребовал, чтоб осужденным перестали давать водку перед казнью. Она, видите ли, придает им излишнего мужества... ЛЮСИЛЬ. Чудовище... БАРОН. И делать кровопускание, "дабы народ видел, как немощны и малодушны его враги"! ДЕМУЛЕН (не выдержав, кричит). Эй, Эбер, это правда? Насчет кровопускания? Я тебя спрашиваю!.. ПЕРЕПИСЧИЦА (Эберу). Не отвечай им. ЭБЕР (с усмешкой). И не подумаю... ДЕМУЛЕН (кричит). Ты что, не слышишь? Может, тебе заложило уши? БАРЕР (тихо, Эберу). Жак, видишь, кто с ними в ложе?.. Барон де Мец. Банкир и мошенник. Шабо и Делоне из этой дантоновской шайки он уже подкупил, точнее, это уже вскрылось. Надеюсь, вскоре и остальные окажутся за ре-шеткой. КОЛЛО. А там и на эшафот потихонечку... ПЕРЕПИСЧИЦА. Жена Демулена вся в бриллиантах... ЭБЕР. Ну, их мы тоже скоро снимем. Вместе с этой курчавой головкой!.. И вновь несутся крики из ложи Демулена. ДЕМУЛЕН. Эбер! А может, ты и вправду не слышишь? Может, ты уже изнасиловал свои уши воплями казнимых?.. Сам виноват, надо было меньше бегать на казни!. ЛЮСИЛЬ. Кто любит сладкое, у того всегда прыщи!..Дружный смех. БАРОН. Ну, началось!.. Мальчики дорвались друг до друга... Ох уж мне эти кровавые игрушки!.. А перебранка продолжается: "Эбер, ты убийца!", "Вампир, ты пьешь человеческую кровь по ночам! Вместе со своими сообщниками!". ЭБЕР (с усмешкой, своим). Сейчас повторяйте за мной все, что я буду делать. Это несложно... Хорошо? (И к противоположной ложе.) Ну что, господа, вам весело? ДЕМУЛЕН. Ага, открыл рот наконец!.. Сейчас мы увидим твои клыки!.. ЭБЕР. Жаль только, что с вами нет Дантона. Что ж, с ним в другой раз... (Внезапно выхватил пистолет, навел на Демулена.) И тотчас вся ложа Эбера ощетинилась пистолетными дулами. Резко все смолкли... (С усмешкой.) Сейчас вы умрете, господа. Даю вам три секунды - просто так, не знаю даже зачем... Молчание. ДЕМУЛЕН (хрипло). Эбер! ЭБЕР. Тихо, Демулен! Ты же знаешь, разжалобить вампира... Заодно и посмотрим: чистая ли у тебя кровь? Французская? Может, и нет, а? Может, вообще голубая? (Помолчав.)Ну, господа, прощайте... (Прицелился.) ЛЮСИЛЬ. Нет!!! (Вскочила, распахнув руки, как бы закрывая мужа.) Нет, нет!.. И компания Эбера раскалывается безудержным, до слез веселым хохотом... И покидает ложу. БАРОН (придя в себя, кричит на сцену). Ну, что вы там ждете? Гасите свет, начинайте скорее!.. Аплодируйте, господа, аплодируйте!.. Оркестр, музыку!.. И звучит аккорд. (Один в полутемном фойе утирает платком лоб, вдруг замечает одиноко стоящего Дантона.) Черт знает что... Жорж? Ты здесь?.. (Подошел.)Ну скажи: разве можно с кем-нибудь из них иметь дело? Они же только и знают, что грызться друг с другом, как пауки в банке!.. И знаешь почему? Разве при короле эти безродные мальчишки могли о чем-нибудь таком мечтать?.. А теперь хоть правь Францией, пожалуйста!.. Вот они и заработали локтями... И если бы только локтями!.. Послушай, если у тебя есть деньги - вкладывай их только в аристократов! Пусть они тоже не бог весть что... Но когда эти сожрут друг друга, аристократам просто уже не с кем будет воевать, они войдут в Париж просто так!.. Да!.. (Ушел.) ДАНТОН (один, с горечью). Кукольный театр из папье-маше! Чиркнуть спичкой - и они полыхнут, как солома! А в зале взрыв аплодисментов, свист, крики: - Браво! Браво! 5 Ночь. Вандея. Очертания дома. СВЯЩЕННИК (тихо). Граф, вы здесь? Если вы меня видите - подойдите... Зажглась свеча. (Показывает.) Тут весь их отряд, в этом доме. Человек тридцать. Все - парижане, республиканцы... У них был тяжелый переход сегодня. Теперь все дрыхнут без задних ног... (Усмешка.) Я неучтиво выразился, сударь, но, знаете, здесь, в Вандее... ГРАФ. Не извиняйтесь, отец мой, я все понимаю... (Опасливо.) А если не дрыхнут? Если это ловушка, святой отец?.. Если вас обманули и нарочно заманили сюда?.. Священникам не лгут, но эти люди забыли даже бога! СВЯЩЕННИК. Сведения нам доставил местный крестьянин, сударь. ГРАФ. Крестьянин- это бык, кто его запряжет, тот и... СВЯЩЕННИК. Местный, сударь. Не знаю, как быки, но в Вандее нет человека, который стоял бы за антихриста... ГРАФ. Это, конечно, очень отрадно... И все же нельзя как-нибудь проверить, прежде чем... СВЯЩЕННИК. Разумеется, сударь... (Тихо позвал.) Жакоб! Поль! Бесшумно возникли два крестьянина. Косматые, бородатые, угрюмые. В руках пики. (Жакобу.) Они, бывает, выставляют часовых, Жакоб... (Графу.) А нам лучше отойти, граф... Они скрываются в темноте - и возникают звуки: то кошка надрывно взвоет, то залает собака, закричит птица... Появляется часовой. ЧАСОВОЙ (спросонья). Кто там?.. Эй, кто там есть отвечай! А?.. И тотчас его хватают, подводят к графу и священнику. СВЯЩЕННИК. Сколько человек в отряде?.. (Жакобу.) Вынь тряпку у него изо рта... ГРАФ. Он начнет орать. Они все орут, чтобы предупредить своих!.. СВЯЩЕННИК (часовому). Ты правда начнешь орать?.. Сын мой, я священник, мой долг - помогать заблудшим... Доверься мне... Сдавленные звуки - часовой смеется. ГРАФ. Скорее он доверится дьяволу, этот безбожник! СВЯЩЕННИК. Так, значит, ты отрекся от господа, сын мой? Печально. И жизнью своей ты не дорожишь?.. Жизнь так прекрасна!.. Я знаю, что согрешу, но я повторю: прекрасна, сын мой! (Ждет.) Жаль. Я мог бы спасти тебя, если б и ты, конечно, пошел мне навстречу... (Ждет. Жестче.) Ну, а боли - боли ты тоже не боишься? ГРАФ. Святой отец, отдайте его Полю, он просит... СВЯЩЕННИК (часовому). Адской, нестерпимой боли, когда смерть кажется избавлением, а она медлит, все не наступает... Тебе не страшно, сын мой?.. (О Поле.) Этот человек... Его очень сильно обидели твои друзья, и в его сердце нет больше места милосердию. Одна жестокость, хотя он и сын божий. ГРАФ. Святой отец, скорее!.. СВЯЩЕННИК (часовому). Ты слышишь, сын мой?.. Ты еще совсем юноша, тебе и двадцати, верно, нет... ГРАФ (не выдержав, хлещет перчаткой по щекам часового). Отвечай, ублюдок, там засада или нет?.. Засада? Да? Да? (Священнику, нервно.) Отдайте его Полю! (Часовому.) Я хочу посмотреть, как ты будешь молить о пощаде, ублюдок!.. СВЯЩЕННИК. Его не пощадят, сударь, и это зрелище не для ваших глаз... ГРАФ. Позвольте, отец мой, мне самому решать, что для моих глаз, а что... СВЯЩЕННИК (Жакобу). Жакоб, пора начинать. Пусть несут солому... Появился Поль с охапкой соломы. Направился к дому, в глубину, растворяясь в темноте. (Графу.) Они обложат дом соломой и подожгут. Если кому-то из парижан и повезет выбраться,- у моих людей острые пики... (Жакобу.) Ты не забыл подпереть двери? ГРАФ. Поль ждет разрешения, святой отец... Отдайте ему наконец этого часового! СВЯЩЕННИК. Граф, я не могу приказывать вам... Поэтому вынужден приказать ему. (Полю.) В следующий раз, сын мой... ГРАФ (капризно). Зато я могу вам приказывать, отец мой! Я! И вы отдадите этого ублюдка этому... гм, этому сыну божьему... (Полю.) Бери его! Я разрешаю! Поль быстро уводит часового. Граф тоже было двинулся. СВЯЩЕННИК (задержав). Граф, одумайтесь, умоляю вас!.. Сейчас мы все здесь будем заняты, и никто не сможет привести вас в чувство! ГРАФ. Только не делайте из меня барышню, отец мой!.. Я не собираюсь хлопаться в обморок! И прошу вас: занимайтесь своим делом!.. (Уходит.) Жакоб вопросительно смотрит на священника. СВЯЩЕННИК. Есть вещи выше нашего разумения, Жакоб. Этот юноша зелен, но он дворянин. То есть опора короля... А мы воюем за короля!.. (Помолчал.) Сейчас начнем... И чтоб ни один не ушел живым, ты это помнишь? В плен не брать!.. (Махнул рукой в темноту.) С богом, Жакоб! Зажигай!.. (Ждет. А потом вдруг надрывно.) И молитесь, дети мои! Все время молитесь!.. Солома вспыхивает, дом занимается... И вот уже зарево, и сквозь треск и грохот падающих балок - крики... (Исступленно.) Пойте молитву, дети мои!.. Громче, громче, чтоб Господь услышал нас!.. Восславим Господа нашего, и да поможет он нам изгнать Антихриста из земли нашей!.. Мрачное нарастающее пение. Вбегает Граф. ГРАФ (взахлеб). Отец мой, но это же восхитительно!.. Этот Поль, он такой проворный! Не успел я и глазом моргнуть, как он - р-раз! - ножом по руке того ублюдка! А потом по второй - р-раз!.. А из рук - жилы, прямо как веревки! Я никогда такого не видел, отец мой! Никогда! (Недовольно.) Сударь, что вы там бормочете? СВЯЩЕННИК (глухо). Я молюсь, граф... ГРАФ. Слушайте, а знаете, зачем жилы?.. Ими он привязал его к дереву! Его же жилами! Восторг!.. Не тратить же на подлеца веревку, верно?.. Потом принес гвозди и стал его приколачивать. Прямо как на алтарь Спасителя, только гвоздей больше!.. Я тоже хотел вбить гвоздь, но он сказал: в следующий раз!.. (Это почти истерика, граф все время подхихикивает.) А сейчас он будет сдирать с него кожу. Уже начал - и знаете? Этот ублюдок еще жив!.. Конечно, ведь он безбожник и боится попасть в ад!.. (Смеется.) Но вы меня не слушаете?.. СВЯЩЕННИК (исступленно кричит). Молитесь! Громче, братья мои! Громче!.. И да простит нам Господь все прегрешения наши, как бы ни были они тяжки... Молитесь! Священник растворяется в темноте, а зарево разрастается, и громче пение жгущих, и пронзительнее крики горящих заживо... И сквозь все это - Эбер подходит к решетке петиционеров Конвента. Делает знак рукой - и тишина. ЭБЕР. Они пришли в Париж со всей Франции. И сейчас пройдут перед тобой. Конвент... (Вдруг исступленно.) Дабы ты наконец забыл о своей преступной мягкости!.. Ты слышишь, Робеспьер?.. Глухой, медленный топот, шарканье... Смотри, это воины Революции, которых она сделала беспомощными калеками! Юноши - они превратились в омерзительных уродов!.. Вот они, вот! Полутрупы, изнемогающие от увечий и голода! Смотри на них, вдыхай их смрадный запах!.. (Кричит.) Конвент, они требуют от тебя! И донеслось глухое, угрожающее: - Требуем!.. Попам: не важно - присягнувшим, не присягнувшим Республике, всем!.. (Удар колокола.) Как и всем церквам, этим клокочущим очагам измены... (Обернулся к невидимой толпе.) И звучит хриплое: "Смерти!.." И удар колокола. Дворянам: кто открыто восстал, но и кто просто выжидает и даже кто примкнул к патриотам - для вида, Конвент, только для вида! А под личиной сочувствия лелеет заговор... Всем, всем! (Обернулся к толпе.) "Смерти!" - и удар колокола. Генералам - кто изменил, но и кто простой нерешительностью, бездарностью допустил до поражения, всем, равно!.. (Удар.) Мятежникам - как вождям, так и толпе, вовлеченной по глупости или злобе, не важно, всем!.. (Удар.) Спекулянтам, скупщикам, крупным и мелким! Продажным писакам, взывающим к милосердию! Слюнтяям, мягкотелым, богатым! Гордецам, развратникам, всем!.. И пусть под косой смерти падет и невинный - не сожалей,- ибо пришел день Гнева, Конвент! День Гнева и Мести, когда умрет всякая жалость! Ты слышишь, Робеспьер?! (И вдруг широко улыбается, выбрасывает вверх руку со сжатым кулаком и орет.) И дело пойдет... Возникает Дантон. ДАНТОН (перекрыв Эбера своим мощным голосом). Безумец! Ты увидишь выжженную пустыню вместо цветущей Франции! ЭБЕР (пропустив эти слова мимо ушей, орет). И дело пойдет на лад!! "На лад!!" - истерично отзывается толпа. ДАНТОН. Конвент, опомнись! Убийство не даст друзей, оно лишь будет плодить и плодить врагов, ибо на место каждого казненного встанут его жена, друг, брат, сын! ЭБЕР (еще громче, толпе).На лад!! И толпа громче: "На лад!!" ДАНТОН (отчаянно). Робеспьер!! ЭБЕР (визгливо). На лад!! И толпа радостно ревет: "На лад, на лад!!" Слова Дантона тонут в этом реве, и колокол гудит беспрестанно. 6 Утро. Солнце. Парк. ПЬЕР. Роза! РОЗА. (удивленно). О, Пьер? Ты сегодня такой щеголь... Голубой фрак... золотистые панталоны... зеленый галстук! Разве сегодня праздник?.. Нет, я вечно буду путаться в этом новом, революционном календаре! Все эти вандемьеры, плювиозы вместо нормального сентября и августа... ПЬЕР. (вытянул руки). Посмотри на мои руки. Они уже могут многое, но я хочу, чтоб они могли все! Они меня сделают первым хирургом Франции! (Радостно.) Роза! Сегодня я окончил университет!.. РОЗА. Сегодня?.. Как я могла забыть?! (И вдруг тихо.) Подойди, пожалуйста, поближе, Пьер… (Ждет.) Нет, мне вовсе не нужна твоя щека... Малыш, почему ты весь трясешься? ПЬЕР. Я... РОЗА. Мне нужны твои губы, мой любимый мальчик... (Повернула его к себе.) Ты ведь любишь меня, Пьер? ПЬЕР. Роза… РОЗА. И возьмешь в жены, как обещал? ПЬЕР. Роза, я... РОЗА. Закрой глаза!.. Он закрывает глаза, она становится на цыпочки и целует его. ПЬЕР. (кричит). Роза!.. (Бежит куда-то, сам не зная, куда и зачем.) Ро-о-за-а!.. РОЗА. (смеясь). Пьер, ты такой еще маленький! ПЬЕР. (остановился). Ах, так?.. Ну, ничего, сейчас увидишь! (И неожиданно полез на фонарь.) РОЗА. Куда, сумасшедший? ПЬЕР. (карабкаясь). Нет, ты просто не понимаешь!.. Сейчас, в этот самый момент, перед твоими глазами произойдет событие... которое войдет в историю Франции! РОЗА. Прямо-таки всей Франции?.. Это что же - ты так сильно грохнешься? ПЬЕР. (торжественно воздев руки). О Бог, если ты есть! О Разум, который наверняка существует!.. Сегодня, став магистром медицины, я обращаюсь к тебе!.. РОЗА. Пьер, слезай давай! (Оглянулась.) Вот уже и люди идут. ПЬЕР. (не слыша). Сделай так, чтобы отныне лишь врачи могли прикоснуться к человеку остронаточенной сталью!.. Пусть исчезнет гильотина! Топор, пика, сабля... Ни солдат, ни палачей, только врачи!.. Это говорю я, Пьер Диллон, пришедший продлевать, а не сокращать жизнь! РОЗА. (уже с тревогой). Пьер, ну слезай же! Там правда какие-то люди... Они странные... Медленное шарканье, стук протезов и глухое: "Смерти! Смерти!" ПЬЕР. (не слыша, в небо). Вы слышите, все?.. Я хочу жить, и я люблю Розу!.. РОЗА. Пьер!!! ПЬЕР. (ничего не слыша). Я люблю Розу и хочу жить!!! И хриплый, грязный хохот калек. И темнота, и сквозь нее пронзительный крик боли.. 7 И вновь Комитет общественного спасения. Вновь свечи. Но за столами никого нет. К окну быстро подъезжает Кутон (в инвалидном кресле). Слегка раздергивает шторы, смотрит в окно... Робеспьер тоже здесь, но его пока не видно, он в глубине, в темноте… КУТОН. (вдруг усмехаясь). Знаешь, о чем я вдруг подумал, Максимилиан? (Не сразу.) Если Бог есть... И если он там, высоко на небесах... и если он умеет видеть далеко, и взгляд его способен проникать сквозь камень... И если я его сейчас позову... (Внезапно орет.) Эгей-гей!.. Господь наш всевышний! Это я - Кутон!!! (Ждет, потом спокойно.) Если он услышал меня и обратил свой взор на меня... Что он видит, Максимилиан?.. РОБЕСПЬЕР. (испуганно). Что он видит, Кутон?.. Где?! КУТОН. (укоризненно). Чтобы дать отдохнуть мозгу, я часто предаюсь пустым, ни к чему не обязывающим размышлениям... Я так отдыхаю, Максимилиан!.. А тебе опять почудился заговор. Ответа нет. А может, пойдем домой, а?.. Все уже давно разошлись... Ты совсем плохо выглядишь. РОБЕСПЬЕР. (твердо). Ты сказал, у нас еще несколько дел. Сегодняшних. КУТОН. (вздохнув). Ты прав... (Не сразу.) Так как ты думаешь, что бы увидел Господь, обрати он свой взор на Тюильри?.. Только не говори - лицемерие, измену: мы же отдыхаем!.. РОБЕСПЬЕР. Тогда что? КУТОН. (ухмылка). Ведь он великий зодчий, наш Создатель. И он наверняка ужаснулся бы от этой беспорядочной сети коридоров и залов, какую представляет собой Тюильри... Лабиринт... Нет, муравейник!.. (Озабоченно.) Максимилиан, а это не ошибка, что мы - все вместе?.. Вот Комитет общественного спасения. Туда - прямо по коридору - Конвент. Правее - Комитет общественной безопасности... Вот этот крошечный муравейник и есть власть сегодняшней Франции?.. (Не сразу.) А вокруг огромный Париж, вся необозримая страна... Леса, реки, овраги, равнины, море!.. И миллионы людей! И им хочется: себе - счастья, себе - любви, себе - хлеба и вина! Что заставляет их сдерживать свои желания, ущемлять свои интересы?.. Этот микроскопический муравейник в центре Парижа?.. Как у него это получается?.. (Тихо.) Я вдруг подумал, Максимилиан... Может быть, просто пока не нашелся человек, который сказал бы: "Господа!.. Неужели вы не видите, что этот муравейник так мал?.." РОБЕСПЬЕР. (не сразу). Чтобы это увидеть, человеку нужно было бы вознестись на высоту Бога, а это невозможно. КУТОН. Но я же... РОБЕСПЬЕР. (перебил). Ты просто отдыхал, Кутон. Ты уже отдохнул?.. КУТОН. (вздохнув). Отдохнул... (Зовет.) Гражданин! Входит Гвардеец. Ты принес газету? Гвардеец протягивает газету и уходит. КУТОН. (развернул, читает про себя, потом вслух). Так... Так... Вот послушай-ка!.. "Все возбуждало подозрительность тирана. Если гражданин популярен - значит, он соперник государя и может вызвать междоусобную войну... Подозрительный!" Не удивляйся, Максимилиан, это всего лишь Древний Рим, Тацит... К нам, стало быть, никакого отношения... (Читает.) "Если же, наоборот, вы сторонитесь людей,- что вы там замышляете в уединении?.. Подозрительный!.. Вы богаты? Так, значит, вы подкупите чернь своей щедростью! Подозрительный!.. Ах, вы, напротив, бедны? Тогда еще пристальнее следить за вами, ибо самый предприимчивый тот, у кого ничего нет и кому нечего терять..." (Смеется.) Неплохо закручено, верно?.. РОБЕСПЬЕР. (глухо). Кто это писал? КУТОН. Тацит, я же сказал! РОБЕСПЬЕР. Покажи мне газету... КУТОН. Подожди, еще один кусочек! Просто исключительно остроумно!.. (Читает.) "И в любом случае надо иметь бесстрашный вид, даже если вам страшно, ибо сам страх могут поставить вам в вину!.." РОБЕСПЬЕР. (нервно). Дай мне газету, Кутон!.. КУТОН. А разве ты еще не узнал своего однокашника?.. Кто еще так лихо напишет, если не Камилл?.. РОБЕСПЬЕР. (не сразу). Да, мы учились с ним в коллеже Святого Людовика. Дружили... КУТОН. Ну, сейчас он предпочитает дружить с Дантоном. Он просто души в нем не чает!.. (Пристально взглянув на Робеспьера.) Впрочем, дружба, кажется, и не входила в наши расчеты, когда мы взялись управлять всей Францией?.. Не так ли, Максимилиан?.. РОБЕСПЬЕР. (в своих мыслях). Мальчишка, всегда был мальчишкой!.. Сорвал с ветки лист, приклеил его к шляпе... "Вот наша кокарда!.." Но удивительно: за этим мальчишкой пошли!.. И куда? На Бастилию!!! КУТОН. (не выдержав). А теперь пойдут на нас! На Комитет, на тебя!.. РОБЕСПЬЕР. (как бы удивленно). Насколько я знаю, Камилл всегда воевал с Эбером, с "крайними"... КУТОН. (бьет по газете). О ком здесь написано, Робеспьер, слепец, о ком?! РОБЕСПЬЕР. Об императоре Тиберии, если я не ошибаюсь. Или ты прочитал мне не до конца? Там еще что-то? КУТОН. (устало). До конца, Максимилиан, до конца... (Зовет.) Гражданин!.. Входит Гвардеец. Позови Жака. Гвардеец впускает Жака, того самого престарелого владельца кафе, к которому заходил Дантон. Жак, мы спешим, поэтому - быстро, без околичностей. По существу. ЖАК. (сбивчиво). Значит... сначала - "снисходительные". Просто уже вовсю, не стесняясь, кричат о каком-то Комитете милосердия. Вместо всех других комитетов, граждане!.. КУТОН. Хорошо. Дальше. ЖАК. Я хотел еще имена. Можно?.. (Быстро, поглядывая в бумажку.) Значит, кроме Дантона и Демулена, главных заводил... Филиппе, Лакруа, Лежандр, Фабр д'Эглантин... А если помельче, то... КУТОН. Дальше! ЖАК. Дальше?.. Дальше - уже Эбер, "крайние"... Ну, эти просто как с цепи сорвались! Мало им нашего Революционного трибунала, они хотят... (Вновь поглядывает.) Ну, в общем, как в прошлом году, в сентябре. Когда - помните? - резали всюду: в тюрьмах, на улицах... КУТОН. Помним, помним, Жак! Дальше! ЖАК. (по бумажке). Потверже, значит, хотят... Эбер так и говорит... (Подглядывает.) Железная рука, говорит, нуж-на... Поскольку, говорит, кругом одно безобразие, в газетах - жуть, в театре - поклеп... И, главное, хлеб! Голод!.. А Дантон, наоборот, говорит... КУТОН. (перебил). Ясно!.. И, наконец, Жак... ЖАК. Наконец, главное, граждане мои дорогие!.. Ведь это они для виду только меж собой собачатся - Дантон, зна-чит, и Эбер. А на самом деле в вас, в вас они метят! Вы их не устраиваете! И тех, и других! А народ - он их слушает, очень слушает, помяните мое слово!!! РОБЕСПЬЕР. (вдруг). Ты кто? ЖАК. (испуганно). Что?.. Я?.. Всего лишь простой, безвредный человек, гражданин... КУТОН. Недавно он пришел в Комитет безопасности и предложил свои услуги. Сам... ЖАК. (поддакивая). Сам, сам, без всяких!.. КУТОН. И вот уже почти месяц, как предоставляет нам довольно ценную информацию. ЖАК. Мое кафе, гражданин Робеспьер... Оно на слишком бойком месте. Там все бывают - и из Конвента, и из Коммуны... даже и вы заходили, ей-богу!.. Только, конечно, не запомнили меня. Да и к чему?.. Я человек незаметный, простой... Так вот там, у себя в кафе, я, бывает, такие речи слышу - страшно делается! То есть, конечно, не за себя - за Революцию, за вас страшно, ей-богу!.. КУТОН. (Робеспьеру). Если ты уже не слушаешь, Максимилиан... (Жаку.) Иди, Жак. Спасибо. Деньги ты получишь... ЖАК. Да что вы, что вы, какие деньги!.. Главное - я вам помог, а там уж... Будьте здоровы, граждане! Дай Бог вам здоровья и долгих лет жизни!.. (Ушел.) Молчание. КУТОН. Тацит - в истории, а эти - сегодня, сейчас, Робеспьер. Они рвут на части друг друга, но думают лишь об одном: как бы свалить нас, Комитет! И сами - сюда, на наше место!.. (Жестко.) В то время как единство, только единство... Все пальцы, каждый в отдельности - слабый, но вместе, крепко стиснутые в кулак... Только это нас может спасти сегодня, перед лицом войны и мятежа!.. Молчание. Есть еще одно дело, Максимилиан. Последнее. Но его нужно решить сегодня, сейчас. Оно не терпит отлагательства!.. (Зовет.) Гражданин!.. Входит Гвардеец. Впусти человека из Вандеи. Гвардеец уходит. Входит седой мужчина. СЕДОЙ. Приветствую тебя, Кутон!.. Приветствую тебя, Робеспьер! КУТОН. И тебя, Жером... Время позднее - перейдем сразу к делу, хорошо?.. Сообщи гражданину Робеспьеру, откуда ты. СЕДОЙ. Из Вандеи, гражданин Робеспьер. КУТОН. Сколько тебе лет? Не мне, я знаю... СЕДОЙ. Двадцать, гражданин Робеспьер... КУТОН. Почему же ты седой? СЕДОЙ. (улыбка). Зато я все-таки живой, гражданин Робеспьер... Хотя они и сожгли всех нас... живьем... КУТОН. И все же почему ты седой, Жером?.. СЕДОЙ. (неуверенно, Кутону). Некоторым делается дурно при виде... Еще ведь не зажило... КУТОН. И все-таки вытяни руки вперед, Жером! Седой резко вытянул руки перед Робеспьером, тот отшатнулся. Теперь спрячь их за спину... (Помешкав.) Как это случилось, Жером? Как ты потерял обе кисти? СЕДОЙ. Я их не потерял: это ведь не перчатки... КУТОН. (подсказывает). Не мне... СЕДОЙ. (Робеспьеру). Мне их отпилили, гражданин Робеспьер!.. Взяли и отпилили, пилой!.. (Заводясь.) Это не люди, это кровожадные звери, гражданин Робеспьер!.. А их еще называют "изнеженные аристократы"... КУТОН. За что они так поступили с тобой, Жером? СЕДОЙ. Я был знаменосцем. В этих руках... я держал древко. На нем было трехцветное знамя. Знамя нашей Республики... КУТОН. (Робеспьеру). Его личность установлена, показания проверены. Он не врет ни слова. СЕДОЙ. (ухмылка). А зачем же мне врать? (Хочет вновь показать руки.) КУТОН. Не надо, Жером!.. Сообщи теперь последнее. Что ты собирался делать в Париже? СЕДОЙ. Я хотел стать святым... КУТОН. (перебил). Еще раз, громче, и не мне... СЕДОЙ. Я хотел сделаться святым мучеником Революции, гражданин Робеспьер!.. Я слыхал, что из Лиона привез-ли голову... Ну, понятно, засушенную, голову патриота Шалье!.. Которого казнили по наущению проклятых жирон-дистов... Так вот, этой голове, я слыхал, теперь поклоняют-ся, равно как и святому мученику Революции Марату!.. Вот, значит, и я решил... А чего? Пусть все видят мои руки! И знают... КУТОН. (перебил). Спасибо, Жером, довольно. Ты помог нам, помог Комитету общественного спасения... Иди, ты свободен... СЕДОЙ. (с надеждой). Свободен? Значит, вы меня... отпускаете? Домой? КУТОН. Нет, Жером, прости, ты неправильно меня понял. Тебя проводят обратно, в тюрьму... СЕДОЙ. Но... гражданин Робеспьер!.. КУТОН. Он сейчас же, безотлагательно займется твоим делом. Так что тебе недолго осталось ждать. (Зовет.) Гражданин!.. Входит Гвардеец. Уведи его, гражданин. Спасибо. Гвардеец и Седой уходят. Робеспьер резко отдергивает портьеру, распахивает окно и дышит, дышит.. . (Выждав, пока Робеспьеру станет легче.) Извини, Максимилиан. Ты знаешь, я всегда стараюсь оградить тебя от иных кровавых зрелищ, ты и так нездоров... Но сегодня это было необходимо. Чтоб ты испытал, хотя б отчасти, те чувства, которые испытывает простой народ при встрече с этим седым, искалеченным юношей. РОБЕСПЬЕР. Почему его бросили в тюрьму? КУТОН. А что оставалось делать?.. Кое-кого из черни этот юноша возбудил настолько, что они ринулись ловить аристократов... точнее, любых богато одетых мужчин, а главное, с нежными, холеными руками, не знавшими труда!.. И у одного они... РОБЕСПЬЕР. (в ужасе шепчет) ...отпилили руки!!! КУТОН. (не сразу). Именно так они и поступили, Максимилиан. Молчание. Завтра слух облетит весь Париж... Дантон. Эбер... (И вдруг взрыв.) Дантон, Эбер, Дантон, Эбер!.. Надоело! РОБЕСПЬЕР. (ровно). Давай по порядку, Кутон... КУТОН. (взяв себя в руки). Хорошо. По порядку, Дантон. Так называемые "снисходительные". А с ними - все, у кого деньги, собственность... Все, у кого еще что-то оста-лось, что нужно охранять... для чего нужен закон, порядок!.. РОБЕСПЬЕР. Далее... КУТОН. (сдерживаясь). Далее... Если эта история попадет к "снисходительным" - они неминуемо обвинят нас, и уже не впервые, что мы подстрекаем народ к анархии и жестокости! РОБЕСПЬЕР. Далее. КУТОН. И отвернутся от нас! РОБЕСПЬЕР. (нетерпеливее). Далее, Кутон! КУТОН. (сдерживаясь). Далее... Теряя их, мы теряем - и это меньшее из всего возможного! - поставки в армию. Продовольствие, обмундирование, оружие... (Устало.) По-этому мы и арестовали этого юношу, Максимилиан... Хотя, может, он и действительно святой... (Раздраженно.) Послу-шай, закрой окно, ты простудишься! РОБЕСПЬЕР. (испуганно, хрипло). Кутон... Я боюсь за него! КУТОН. (старается побыстрее подъехать; чуть ли не по-матерински успокаивая). Послушай... пожалуйста, я прошу тебя! Успокойся. И постарайся напрячь весь свой ум... Хорошо? Думай!.. Пойми, Максимилиан, у нас совсем нет времени, только остаток ночи... Мы посадили этого парня в тюрьму... (Вдруг снова взрыв горечи.) ...Но ведь и держать его там тоже невозможно!!! Робеспьер уже взял себя в руки. РОБЕСПЬЕР. Я слушаю тебя, Кутон. КУТОН. Невозможно: нас снова обвинят, только уже другие! Что мы продались "снисходительным"! Что ради безопасности богачей мы бросаем за решетку мучеников свободы!!! РОБЕСПЬЕР. Эбер... КУТОН. И с ним - все "крайние", все, кто за ними идет: бедняки, санкюлоты... А это уже не поставки, Робеспьер, это сама армия, ее солдаты!.. И еще та чернь, что в любой момент готова силой ворваться в тюрьму и освободить его!.. А заодно перерезать всех, кто там сидит! Как в прошлый сентябрь!.. РОБЕСПЬЕР. (резко встал - и вновь к окну). Ему всего 20 лет? Я не ослышался? КУТОН. Ровно двадцать, Максимилиан. РОБЕСПЬЕР. (опять - с болезненным страхом). Кутон! Кутон, я боюсь за него!!! КУТОН. Я же тебя просил, Максимилиан!.. (Неуверенно.) Скажи - а может, дать ему паспорт, денег, и пусть убирается? Куда угодно - в Англию... к черту, к дьяволу, лишь бы он исчез!.. (Помолчав, с сомнением.) А завтра кто-нибудь явится к тюрьме, и... что мы скажем?.. (Раздражен-но.) Да что бы мы ни сказали, все равно решат, что мы удавили его - в камере, ночью!.. Будь он хоть сто раз цел и невредим, где-нибудь в Лондоне!.. (Кричит.) Что ты мол-чишь? Нужно решать, решать, и быстро! Молчание. (Смущенно.) Извини... Я просто устал сегодня... (Вновь неуверенно.) А если кинуть это дело Конвенту? И пусть они там хоть перегрызутся все!.. (Помолчав, уныло.) И тоже ни черта не решат... РОБЕСПЬЕР. (тускло). Отчего же? Они обязаны будут решить, и справедливо... КУТОН. Да что, что? РОБЕСПЬЕР. (ровно) ...что Комитет следует распустить, ибо он уже не в состоянии... КУТОН. (перебил). Распустить?.. Из-за одной пары спиленных кистей? Я правильно понял?! РОБЕСПЬЕР. Из-за двух пар. Ты забыл, что это повторилось в Париже... КУТОН. (зло). А, из-за двух!.. Ну, тогда, конечно! Тогда чего уж! Из-за двух пар - когда на фронтах каждый день гибнет... (Сдержавшись.) Максимилиан! Необходимо решение. Срочно. Сейчас же. Если завтра же утром мы его не выпустим... (Взвыл.) О, как я его уже ненавижу, этого идиота!.. (Твердо.) Короче!.. Не выпустим - в нас вцепится Эбер. Выпустим - Дантон. Заколдованный круг!.. Но его надо разорвать - ты слышишь, Максимилиан?.. Или - гражданская война! Еще одна! Уже в Париже! То есть - последняя, Максимилиан! После нее Революция сдастся первому попавшемуся герцогу, который поближе!!! Молчание. Кутон ждет. Так что ты решаешь, Максимилиан? РОБЕСПЬЕР. Кутон, ты разве забыл? Я давно уже ничего не решаю. Да и ты тоже. С тех пор, как мы - здесь... Помнишь, у Руссо? "Иной мнит себя повелителем других, что не мешает ему быть рабом в большей еще мере, чем они..." КУТОН. (терпеливо). Хорошо. А мнение? Каково твое мнение по этому вопросу? РОБЕСПЬЕР. (мягко). Я такой же человек, как и все, и у меня, как у всех, есть свое мнение, Кутон. Но я давно забыл тот день, когда имел право... (Вдруг - сорвался, и вновь болезненно.) Тебе нужно мое мнение, Кутон? Так знай, знай: мне страшно! Я боюсь за него, за этого мальчика! Боюсь!.. КУТОН. (кричит, чтобы осадить). Нет!! (Спокойно.) Ты ничего не боишься, Робеспьер. Ты... и я... Мы вообще не должны знать, что такое страх... (Подождав.) И, как я понял, у тебя все-таки уже есть решение. РОБЕСПЬЕР. (с трудом). У меня ничего нет, Кутон. Я просто, как и обычно, пытался услышать, чего желает народ. КУТОН. (терпеливо). Правильно... И он, народ, принял, наконец, какое-нибудь решение?.. Какое тогда?.. Ты боишься... значит, народ желает казни этого юноши? РОБЕСПЬЕР. Народ, к несчастью, не един в своих помыслах. Ибо класс богатых еще слишком эгоистичен, а бедных - слишком невежествен... КУТОН. (измученно). Так, значит, не казни? Наоборот - освобождения?.. Не понимаю... Извини, я не понимаю, Максимилиан! Объясни!.. Чего все-таки желает народ?.. Решение! РОБЕСПЬЕР. Когда бедняки ропщут против бесконечно растущих цен - что делаем мы? Устанавливаем максимум на цены... Но это разоряет торговцев и предпринимателей- и тогда, внемля уже их ропоту, мы устанавливаем максимум на жалованье, которое они должны выплачивать рабочим... Мы ищем равновесия, Кутон, мы всегда ищем равновесия... (Осекся - потом глухо.) Скажи, тот, второй... аристократ? КУТОН. Второй?.. (Не сразу.) Нет... Но он был весьма щегольски одет. Голубой фрак, золотистые панталоны, зеленый галстук... Природная гамма, по Руссо... РОБЕСПЬЕР. Значит, он тоже молод? КУТОН. Тоже?.. Ты сказал: тоже?.. Пауза. Ужас в глазах Кутона постепенно сменяется восхищением. Я понял, Максимилиан... Ты нашел воистину единственное решение!.. (Озабоченно.) Но теперь нужно срочно же сообщить в Комитет безопасности! (Покатился к столу.) Чтоб они завтра же, прямо с утра... Ведь его не арестовали!.. Пожалуй, я оставлю записку... РОБЕСПЬЕР. (с трудом). Кутон, я спросил - он тоже молод? КУТОН. (рассеянно). Боже мой, но до чего же все просто. Равновесие! Как всегда!.. Головой одного мы заткнем глотку Дантону, а головой другого - Эберу... И пусть они подавятся ими, эти убийцы! (И пишет.) РОБЕСПЬЕР. (взвыл). Он молод, Кутон?! Кто он?! КУТОН. А?.. (Отложил записку.) Никто. Никто! Ни патриот, ни роялист... Кажется, из университета, приехал учиться медицине... Ничего, Трибунал быстро докажет, что он - жирондист или еще хуже. Эбер будет доволен! Робеспьер опять рывком открывает окно и судорожно дышит. (Сухо.) Я понимаю, Максимилиан,- напоминать тебе сейчас, что ты можешь простудиться... Молчание. Мы ведь не ради себя пошли на это, не так ли? И ты, и я... Эта власть, разве она что-нибудь дает - нам, лично нам?.. (Грустная усмешка.) Знаешь, кому я завидую? Сен-Жюсту. Он сейчас в армии. Вот где все просто и понятно: тут - свои, там- враги... Молчание. Максимилиан, ну отойди же ты от окна!.. (Ждет, потом - с усмешкой.) Ну, может, тебя тогда успокоит, что и мы тоже, как ты знаешь, не умрем в своих постелях... А? Молчание. Ну, ладно, все... (Зовет.) Гражданин! Входит Гвардеец. (Что-то вспомнил.) Нет, выйди!.. Гвардеец выходит. (Робеспьеру.) Послушай... А ты ведь с самого начала знал ответ, Робеспьер. С самого начала!.. И тянул. О чем же ты думал? (Ждет.) Ты надеялся их спасти? Да? (Ждет. Гром-че.) А сейчас - о чем ты думаешь? Максимилиан?.. Неуже-ли ты все еще надеешься... Но, прости, есть же логика: если не им - то конец нам, конец единству... гражданская вой-на, - и герцоги, герцоги в результате!.. А они - это такая кровь, что не только эти ребята, - никто, никто... слышишь?! РОБЕСПЬЕР. (повернулся. Холодно). С чего ты взял, что я думаю об этих мальчишках, Кутон? Я уже давно забыл о них... КУТОН. (растерянно). Да?.. РОБЕСПЬЕР. (помешкал, задумавшись). Ты полагаешь, сегодня мы вновь обрели единство, Кутон? КУТОН. (далеко не сразу). Сегодня - да, Максимилиан!.. Да! РОБЕСПЬЕР. Ну, что ж... До завтра! (Быстро уходит.) КУТОН. (растерянно зовет). Гражданин! Входит Гвардеец. (Гвардейцу.) Закрой, пожалуйста, окно... Гвардеец закрывает. (Подкатился к окну. Гвардейцу.) Спасибо... А теперь - давай толкай мое кресло, а я буду задувать свечи... (Улыбнувшись.) Мое единственное, зато ежедневное развлечение!.. Гвардеец катит Кутона, тот почти с детской восторженностью гасит свечи... Внезапно появляется Жак. ЖАК. (волнуясь). Гражданин Кутон!.. КУТОН. Жак? ЖАК. У кордельеров - Эбер, Венсан, все "крайние"... .Они завесили черным, как при трауре, таблицу с Деклараци-ей прав... Весь Париж оклеен воззваниями против Комите-та... Похоже на восстание, гражданин... КУТОН. (орет). Что?! ЖАК. Восстание, гражданин Кутон. КУТОН. (растерянно). Ложь! Сегодня мы едины как никогда!.. (Но уже сам понимает, что Жак сказал правду. И уже тихо.) Ложь... Занавес. >> Текст пьесы предоставлен Ириной Кузнецовой. Благодарим за помощь в работе над подготовкой пьесы к публикации Алексис и Катю.