Татьяна ТОЛСТАЯ: Я не медиа-персонаж!

— Кто сейчас доминирует: Татьяна Толстая — писатель, или Толстая — медиа-персонаж? Или же вы удачно все это совмещаете?
— Я медиа-персонажем являюсь только в ваших головах. Раз в два-три месяца я записываю подряд несколько программ (шесть или семь)  и ухожу домой. Нигде не тусуюсь, не презентуюсь, не посещаю никаких сборищ. Сижу дома и работаю. Занимаюсь своей жизнью. А медиа-персонаж — это тот, кто гоняет туда-сюда по всем “смам”, которые пишут о нем. Я в этом не участвую. Хотя в социальной сети “Вконтакте” “меня” — 16 человек, и это все активные люди, они разговаривают с другими, обмениваются адресами, дают и берут советы. Но это все не я, я лишь веду ЖЖ.

— Вы можете сказать, что гордитесь Россией? И если да, то конкретно чем?
— Нет, не могу. Я просто люблю Россию, поскольку она — Родина: вот такая, какая есть, со всеми гадостями и безобразиями. Я бы очень хотела ей гордиться,  но пока не вижу чем. Отдельными людьми — да, безусловно, некоторые из них умудряются быть русскими и проживать здесь или за границей. Но гордиться Россией как страной? Чем? Полями и лесами, что ли? Они сгорели или их вспахали. Просторами? Так это не наша заслуга, а царей-завоевателей, и то мы успели уже многое потерять. Лагерями? Миллионами замученных? Чем? Гордиться не приходится ни государственной системой, ни соблюдением ее, ни Конституцией, которая не имеет никакого отношения к практической работе всего государства — написана и написана, сталинская тоже была хорошая.

— А литературой?
— Русской литературой? Так это, как известно, единственное, что у нас есть, и то в прошлом. Нет, ничего не говорю, она как бы всегда существует в будущем, потому что никто никому не мешает писать хорошие книги. Но это не называется “гордиться” — это называется “любить”. Я люблю русскую литературу, люблю русский язык — он мой, он мне нравится, он безбрежен, я даже не знаю границ его. Хотя словарно он не такой большой — английский гораздо больше, но грамматические особенности помогают нам восполнить недостаток словарного запаса. У нас огромное количество тонкостей и модальностей. В частности, в русском замечательная суффиксация (в английском такого нет) — у нас все оттенки можно выразить через суффиксы. И это создает такую абсолютно замечательную растяжимость языка во всех направлениях, такое понятие стилистической функции задает, что одно удовольствие с этим языком жить, работать, разговаривать на нем, писать и пытаться его вертеть и мять, как глину какую-то. И много-много русских языков в одном: грубый, нежный, наглый, дамский, детский, мужской, бандитский, церковный — какой угодно. Но гордиться этим странно — надо радоваться, что ты родился в этом языке и живешь. У меня был разговор с одним русским, приезжавшим в Россию погостить, — наш язык он знает, но его дедушка с 1908 года жил во Франции. Видит, самовар на столе стоит, и говорит: “Откуда этот самова-а-а-а-р?” Я говорю: “С антресолей сняли”. А он: “Она когда умерла-а-а?” Да, говорю, похоронили уже…

— Ваш сын Артемий Лебедев известен в интернете как ярый матерщинник. Ругаете ли вы его за это, ругаетесь ли сами матом?
— Я ругаюсь матом и, поверьте, делаю это фигурно и красиво. И если вы внимательно читаете журнал Артемия, то вы увидите, что он очень хорошо владеет русским языком — и не одним, а несколькими. У него очень хорошо поставлена письменная речь, он использует разные дискурсы, и оттого, что он играет (для него и ЖЖ — игра, и язык — игра), то он вам, в частности, показывает, как он умеет владеть матом. Но он не матерщинник. Я тоже употребляю такие выражения там, где, по-моему, это необходимо, и считаю мат языковой краской, а не чем-то зазорным.

— Сейчас курс литературы и в школах, и в вузах очень урезан и сжат. Какой бы совет вы дали: как преподавать этот предмет и что важнее читать ребятам?
— А на какой предмет, простите, дается много часов? Есть целая жизнь, чтобы читать. Поэтому преподать всю литературу — и нашу, и зарубежную — задача нереальная,  такой задачи стоять не должно. Единственный, на мой взгляд, смысл преподавания этого предмета — так его преподнести, чтобы молодые люди заинтересовались литературой как таковой. Умели читать, отличая хорошую литературу от плохой. Я бы, преподавая литературу, просила учеников не сочинения идиотские писать с изложением того, что и так в произведении описано, а дописывать самим какие-то вещи. Вырезала бы куски из еще непрочитанных вещей и спрашивала: что там, в середине, как автор пришел от этой строчки, этой мысли вот к этой? Или финал обрезала бы у рассказа: вот скажите, чем это могло кончиться, если оно вот так все текло, и на чем вы основываете свое мнение? А для того, чтобы им было понятно, на чем основывать свое мнение, я бы показывала, что содержится в рассказе, какая там существует, к примеру, система метафор, какой метафорический код используется автором, почему он так используется. И когда ученики интерактивно будут общаться, тогда им будет интересно читать.

А что выбирать для изучения — это иногда зависит и от конкретных обстоятельств. В Америке, например, для повышения числа студентов на русский курс и спасения тем самым его от закрытия наши люди придумали спецкурс “Вампиры в русской литературе” — и желающих оказалось предостаточно.

— Что оказало влияние на формирование вас как личности — писателя и человека?
— Корней Чуковский, его статьи, мемуары, воспоминания, его книги о языке и переводы. “Живой как жизнь” и “Высокое искусство”. Кто не читал — очень советую, потому что это интереснее, чем детективы, и написано потрясающе. И вообще он был одним из самых гениальных русских критиков.

— Вы довольно долго жили и работали в Америке. А сейчас, оглядываясь на происходящее вокруг, вам не хочется уехать из России?
— Нет, мне никогда не хотелось никуда уезжать навсегда. Но нельзя зарекаться: кто знает, какие могут случиться обстоятельства? Возможно, надо будет отсюда бежать. В семнадцатом году люди тоже не думали, что им придется Родину покидать, но они покинули… Нет, я не хочу жить ни в какой другой стране длительной время. Для меня десятилетнее пребывание в Америке — это тяжелый, травмирующий expérience. Понимаете, в чем дело: ты когда приезжаешь туда, то почти все твои русские проблемы очень быстро исчезают — они там не работают, но также быстро на их месте появляется такое же число американских проблем. Человек не может жить без проблем — они у него постоянно возникают, где бы он не оказался. И ты сильно не облегчишь себе жизнь, переместившись.