Борис Флоря

СКАЗАНИЯ О НАЧАЛЕ СЛАВЯНСКОЙ ПИСЬМЕННОСТИ

                                                                                                                              Приложение 1

Появление моравского посольства в Константинополе в начале 60-х годов I X в. было важным событием в истории одного из первых славянских раннефеодальных государств - Великоморавского государства. Этим актом Великоморавское государство выходило за рамки узкой сферы сношений со своими непосредственными соседями и, вступая в контакты с такой крупнейшей державой того времени, как Византийская империя, становилось активным участником общеевропейской политики.

Важность этого события была оценена по достоинству сразу же, когда были обнаружены источники, содержащие сведения о посольстве, т. е. Пространные Жития Кирилла и Meфодия и Итальянская легенда.¹

Рассказы ЖК и Итальянской легенды текстуально близки между собой, рассказ ЖМ представляет собой самостоятельную версию, но основное содержание всех трех сообщений совпадает. Все они говорят о том, что моравский князь Ростислав со своей знатью направил послов в Константинополь с просьбой, чтобы византийский император прислал к нему «епископа и учителя» (формулировка ЖК), способного излагать мораванам христианское учение «на своем языке». В ответ на эту просьбу император послал в Моравию не епископа, а двух монахов - изобретателя славянского письма Константина и его брата Мефодия. Упоминание, что Ростислав просил прислать епископа, привлекло к себе особое внимание уже первых исследователей этих памятников. Зная по другим свидетельствам ЖК и ЖМ, что во владениях Ростислава проповедью христианства занималось баварское духовенство, исследователи сделали правильный вывод, что целью посольства было создать в Моравии самостоятельную церковную организацию, не подчиненную духовенству Восточнофранкского королевства, с которым Великая Моравия вела тяжелую борьбу за сохранение своей самостоятельности. О каких-либо иных политических целях посольства, как и миссии солунских братьев, в этом рассказе не говорилось, и поэтому в литературе, посвященной изучению кирилло-мефодиевской проблематики, первоначально вопрос об этом не ставился. Позднее, однако, положение изменилось, так как начиная с опубликованной в 1870 г. работы Е. Голубинского «Краткий очерк истории православных церквей болгарской, сербской и румынской» в научную литературу вошел тезис, основанный на изучении иных источников, о складывании в начале 60-х годов в Центральной и Юго-Восточной Европе двух противостоящих друг другу политических блоков: мораво-византийского и болгаро-франкского.

Первоначально исследователи не ставили миссию Константина и Мефодия в прямую связь с этими политическими событиями, но позднее в силу самой логики исследования вопрос о наличии или отсутствии такой связи леизбежно должен был возникнуть. Эволюция научных взглядов постепенно шла все больше в сторону признания, что именно моравское посольство привело к заключению мораво-византийского союза, направленного против Восточнофранкского королевства и Болгарии, а миссия Константина и Мефодия должна была способствовать закреплению этого союза.

Разработанная в последовательно появившихся на протяжении последних десятилетий X I X в. работах М. И. Соколова, Е. Дюммлера, К. Иречка, К. Грота, Ф, И, Успенского, эта гипотеза получила окончательное оформление в вышедших уже в начале X X в. обобщающих работах В, Новотного в чешской и В. Златарского в болгарской историографии.      В последующий период эта вошедшая и в обобщающие труды гипотеза получила широкое распространение в научной литературе. В настоящее время ее придерживаются ряд чехословацких историков (И. Мацурек, ф. Гейл и др.), в ее поддержку высказался такой видный представитель югославской историографии, как Г. Острогорский, а также такие крупные представители современной западноевропейской науки, как Ф. Дворник и К. Босль² Получила она положительную оценку и в советской исторической литературе.³ В наиболее разработанном варианте В. Златарского эти построения можно резюмировать следующим образом.⁴

К началу 60-х годов I X в. Великоморавское государство, пытаясь объединить под своей властью соседние политические образования западных славян, вступило в острый конфликт с Восточнофранкским королевством. Стремясь парализовать угрозу со стороны восточнофранкских феодалов, Ростислав Моравский вступил в соглашение с противниками восточнофранкского короля Людовика Немецкого, прежде всего с его
сыном Карломаном, правившим в восточной марке.⁵ В этих условиях Людовик Немецкий нашел себе союзника против Ростислава в лице правителя Болгарии Бориса. Как свидетельство заключения союза приводится запись Фульдских анналов под 863 г. о том, что Людовик Немецкий собрал войско, «как будто бы хотел с помощью болгар, приходящих с востока, укрртить Ростислава, князя моравских славян», а в действительности пошел на непокорного Карломана.⁶ Такой слух, маскирующий его истинные намерения, Людовик Немецкий мог распустить лишь в условиях, когда между Болгарией и Восточнофранкским королевством существовали дружеские отношения. Угроза совместного болгаро-франкского выступления привела к тому, что Ростислав не решился оказать помощь Карломану и Людовик Немецкий смог подчинить себе непокорного сына. Дополнительные сведения о характере отношений между Болгарией и Восточнофранкским королевством дают два латинских источника следующего, 864 г. Это - сообщение Вертинских анналов, что Людовик Немецкий направлялся на встречу с болгарским каганом, «который обещал стать христианином»,⁷ и письмо папы Николая I от мая 864 г. констанцскому епископу Соломону, где говорилось со слов епископа о намерении Людовика Немецкого отправиться в Тулльн. чтобы «утвердить мир с королем болгар», а в другом месте - о намерении короля болгар принять христианскую веру и о том, что многие из болгар стали христианами.⁸

Интерпретируя эти свидетельства, В. Златарский пришел к выводу, что еще при заключении болгаро-франкского союза Борис дал обещание принять христианство по
римскому обряду от немецкого духовенства, и в начале 864 г. болгаро-франкский союз еще действовал. Поскольку в письме папы Николая I упоминалось о том, что после встречи в Тулльне Людовик Немецкий был намерен идти войной против Ростислава Моравского, то из этого в свою очередь вытекало, что на встрече стороны должны были условиться о совместных действиях против Великой Моравии.

Оказавшись перед лицом враждебной коалиции, Ростислав Моравский в конце 862 г. направил в Константинополь посольство, которое не только привезло императору проект мораво-византийского союза, направленного против Болгарии, но и информировало его о планах принятия Болгарией христианства по римскому обряду. Инициатива Ростислава вызвала вмешательство Византии, изменившее ход событий. Когда после поражения арабов 3 сентября 863 г. византийское правительство получило сйободу действий на Балканах, то в следующем, 864 г., оно принудило Бориса принять христианство из Византин и отказаться от планов союза против Моравии.

Выдвинутый выше тезис о большой роли, которую сыграло моравское посольство в развитии политических взаимоотношений между государствами Центральной и Юго-Восточной Европы, был подкреплен анализом хронологических данных ЖК, ЖМ и Итальянской легенды, которые позволили бы определить и время выезда братьев в Моравию.

Имеющиеся данные содержат две точных даты: 1) январь 861 г. - время открытия мощей св. Климента, когда Константин находился в Херсоне, готовясь к отъезду в Хазарию, и 2) конец декабря 867 г. - время прибытия солунских братьев в Рим (их пригласил в Рим папа Николай 1, скончавшийся 13 ноября 867 г., а принял уже новый папа Адриан, вступивший на престол 14 декабря того же года).

На промежуток между этими двумя датами приходятся следующие события: поездка Константина к хазарам и возвращение в Константинополь, прибытие моравского посольства, отъезд братьев в Моравию и их деятельность в этой стране, отъезд из Моравии и пребывание при дворе паннонского князя  Коцела, путешествие из Паннонпи в Венецию и пребывание в этом городе, наконец, путешествие из Венеции в Рим. Произвести уточнения в рамках этого промежутка позволяют три свидетельства:

1) свидетельство ЖК, X V, что братья пробыли в Моравии 40 месяцев (т, е. 3 года 4 месяца), а затем выехали к Коцелу;

2) свидетельство Итальянской легенды, V I I, что братья пробыли в Моравии четыре с половиной года («per annas I I I I et dimidium»), без упоминания о их пребывании у Коцела и в Венеции;

3) свидетельство ЖМ, V, что братья ушли из Моравии «по прошествии трех лет», о пребывании у Коцела и в Венеции здесь не упоминается. Если между сроками ЖК и ЖМ нет значительного различия, то между ЖК и ЖМ, с одной стороны, и Итальянской легендой - с другой, налицо значительные расхождения (на год).

При решении этого вопроса исследователи, связывающие моравское посольство с оформлением направленного против Болгарии мораво-византийского союза, исходят из того, что предпочтение должно быть отдано данным Итальянской легенды; поскольку в славянских текстах цифровые обозначения могли быть искажены при переписывании глаголических оригиналов кириллицей: цифровое значение буквы «г» в глаголице - 4, а в кириллице - 3. Принимая, что в Итальянской легенде 4,5 года относятся ко всему путешествию братьев от прибытия в Моравию до прибытия в Рим (пребывание братьев в Венеции и у Коцела источник особо не выделяет, а о путешествии в Рим сказано, что оно заняло «несколько дней»), получаем, что Константин и Мефодий прибыли в Моравию
во второй половине июня 863 г.

Поскольку путешествие должно, было занять несколько месяцев, то в свою очередь устанавливается, что выехали в Моравию братья весной 863 г., зима 862/3 гг. ушла, вероятно, на подготовку к экспедиции, а моравское посольство прибыло еще раньше - во второй половине 862 г.

Установление такой хронологии событий позволяет не только подкрепить тезис о политическом характере моравского посольства, но и определить обратный путь его следования. Поскольку путь через Болгарию был в этих условиях исключен, то оставалась лишь одна дорога из Византии в Моравию - через византийские земли по старой Via Egnatia на Диррахиум (Драч), оттуда морем на кораблях в Венецию, в первой половине I X в. находившуюся под покровительством Византии, а затем через земли Карломана, союзника Ростислава в борьбе с Людовиком Немецким.⁹

Изложенная здесь гипотеза не получила общего признания именно в той ее части, которая нас наиболее интересует. Возражение вызвал именно тезис о большой политической роли моравского посольства. Критики этого тезиса (А. Брюкнер, 3. Р, Диттрих, В. Вавжинек, Г. Ловмяньский) отмечали прежде всего, что имеющиеся источники ничего не сообщают о каких-либо политических целях моравского посольства. Указывалось также, что для большей части I X в. источники не сохранили сведений о каких-либо конфликтах между Великоморавским государством и Болгарией и, следовательно, о каких-либо серьезных противоречиях между этими двумя державами нет оснований говорить. Тем самым маловероятно, чтобы болгарско-франкское сближение 863-864 гг. было направлено против Моравии и могло представлять для нее серьезную угрозу.

Вместе с тем начиная с 30-х годов X X в. стали выдвигаться возражения и против общей хронологии событий, как она была окончательно определена В. Златарским,

Так, греческий исследователь М. Ласкарис, отмечая, что наиболее компетентные греческие авторы - Симеон Логофет и Генесий - рассматривают крещение болгар как непосредственное следствие поражения арабов, высказал мнение, что болгарские послы явились в Константинополь с обещанием Бориса креститься еще в конце 863 г. (а не в 864 г., как считал В. 3латарский).¹⁰ Показания латинских источников он не затрагивал. Проанализировать их заново попытался, развивая догадки М. Ласкариса, болгарский исследователь П. X. Петров. По его мнению, и запись Вертинских анналов, и письмо папы Николая 1 говорят в действительности о событиях не 864, а 863 г., когда до выступления Византии франко-болгарский союз еще функционировал и имел место конфликт Людовика Немецкого с Карломаном и Ростиславом.¹¹

К сожалению, П. X. Петров почему-то не принял во внимание того обстоятельства, что эти латинские источники еще не говорят о какой-либо войне Людовика с Ростиславом, и оставил вне рассмотрения запись Фульдских анналов, датирующую поход Людовика Немецкого на Великую Моравию августом 864 г.¹² Между тем это свидетельство является очень сильным подтверждением отнесения проектируемой встречи в
Тулльне, после которой Людовик Немецкий должен был идти на Ростислава, именно к первой половине 864 г. Тем самым передатировку П. X. Петрова никак нельзя признать правильной.¹³

В последнее время с серьезным возражением против описанной выше схемы развития событий выступил польский исследователь Т. Василевский.¹⁴ Он дал как новое прочтение источников о болгаро-франкских отношениях в 864 г., так и более точную датировку греческих источников, сообщавших о появлении в Константинополе болгарского посольства с обещанием креститься.

При анализе первой группы источников было обращено внимание на термин «hostiliter» в записи Вертинских анналов под 864 г. о намерениях Людовика Немецкого идти навстречу болгарскому правителю. Отклоняя искусственные интерпретации, дававшиеся этому термину его предшественниками, Т. Василевский, следуя за Хергенретером, принял общепринятое значение этого термина - «враждебно», т. е. Людовик направился навстречу болгарскому правителю с враждебными намерениями.¹⁵ Отсюда следовало, что уже в 864 г. болгаро-франкский союз расстроился. В свете этого свидетельство письма папы Николая I того же, 864 г. о стараниях Людовика Немецкого «pacern cum rege Vulgarorum confinmare» интерпретируется как попытка восстановить нарушенный мир между государствами накануне подготовленного им похода на Моравию.

Из сопоставления первой части известия Вертинских анналов о вражде Людовика и Бориса со второй, где говорится об обещании болгарского «кагана» стать христианином, естественно, вытекал вывод, что именно это обещание привело к разрыву союза и что оно было дано не Людовику Немецкому, а византийскому императору. Из этого следовало в свою очередь, что такое обещание было дано где-то на рубеже 863-864 гг.

Этот вывод был подкреплен исследованием хронологии таких греческих источников, как Житие патриарха Игнатия и Хроника псевдо-Генесия, где о прибытии болгарского посольства в Константинополь говорится сразу после сообщения о землетрясении в Константинополе (август 863 г. - Житие) или сразу после сообщения о победе византийских войск над эмиром Мелитены Омаром (3 сентября 863 г. - псевдо-Генесий).
Т. Василевский также добавил к этому свидетельство Аламанских анналов под 863 г. - «Gens Hunnorum christianitatis numen agressa est»,¹⁶ доказывая, что данное известие может относиться лишь к болгарам.

Ревизия старых взглядов на время крещения болгар сама по себе не вела к пересмотру старых взглядов на значение моравского посольства. Поскольку принималось, что моравское посольство прибыло в Константинополь в 862 г., а солунские братья прибыли в Моравию весной 863 г., то единственное изменение в интересующем нас вопросе заключалось бы в том, что реакция Византии на сообщение моравских послов оказалась гораздо более оперативной, чем предполагалось ранее.

Однако пересмотр традиционной конструкции международных отношений совпал по времени с попыткой пересмотра хронологических данных ЖК и ЖМ о моравской миссии. Чехословацкий исследователь И. Цыбулька, развивая догадки ряда исследователей, начиная с Ф. Хюбла, предложил при решении вопроса о хронологии моравской миссии отдать предпочтение данным ЖК и ЖМ, а не Итальянской легенды. Исследователь исходил из того, что Итальянская легенда - памятник, зависящий от славянского источника и дошедший до нас только в обработке начала X I I в. Если учесть, что количество лет, проведенных Константином и Мефодием в Моравии, обозначено в латинском тексте простыми вертикальными черточками, то ясно, что достаточно было лишь небольшой писарской ошибки, чтобы из annos I I I (3) получилось annos I I I I (4). Такое объяснение более вероятно, чем двукратное искажение даты, записанной в разной форме в ЖК и ЖМ. Установив, что в Моравии братья пробыли 3,5 года, И. Цыбулька приступил к примерному определению возможной длительности других отрезков путешествия пути из Константинополя в Моравию, пребывания братьев у князя Коцела в Паннонии и Венеции.

При определении времени пребывания братьев в Паннонии И. Цыбулька (вслед за Ф. Гривцем) опирался на сообщение известного меморандума баварских епископов (Conversio), где указывалось, что за время 75-летнего управления Паннонией со стороны зальцбургского клира «ни один священник, пришедший откуда-либо, не отважился бы исполнять свою должность более чем три месяца» без санкции зальцбургского архиепископа.¹⁷ Поскольку зальцбургекий архиепископ был противником солунских братьев и не дал бы согласия на их деятельность в Паннонии, И. Цыбулька заключал, что их пребывание у Коцела было весьма непродолжительным. Принимая затем, что в Венеции братья пробыли, вероятно, около месяца, а путешествие из Константинополя в Моравию заняло, вероятно, около 6 недель, И. Цыбулька пришел к выводу, что моравское посольство прибыло в Константинополь лишь в 863 г., а братья прибыли в Моравию лишь весной 864 т.¹⁸

Сопоставив результаты изысканий Цыбульки с собственными наблюдениями, Т. Василевский пришел к выводам о характере моравской миссии, резко отличным от существовавших ранее. Моравское посольство было направлено в Константинополь после разрыва болгаро-франкского союза и сближения Бориса Болгарского с Византией. Следовательно, моравское посольство вовсе не было актом, враждебным по отношению к Болгарии. Отсюда, естественно, вытекало допущение, что и моравское посольство, а затем и солунские братья следовали через болгарские земли,¹⁹ - вероятнее всего, путем от Солуни на Белград, который упоминает Константин Багрянородный в своем труде «Об управлении империей».²⁰

В свете этой гипотезы получили бы объяснение полулегендарные сообщения о крещении Константином славян-язычников на р. Брегальнице, левом притоке Вардара, которые читаются в Успении Кирилла.²¹ После обещания Бориса креститься в Болгарию, несомненно, довольно скоро было направлено греческое духовенство, начавшее проповедь христианства среди языческого населения Первого Болгарского царства.²² Константин и Мефодий, направляясь в Моравию, могли принять участие в этой деятельности.

Т. Василевский оставил нерешенным вопрос, какова в обрисованной им ситуации могла быть политическая цель моравского посольства. Нетрудно, однако, дать ответ на этот вопрос: если речь не шла о союзе Моравии и Византии против Болгарин, а союз с Византией против Восточнофранкского королевства ничего не мог дать реально Великой Моравии в чисто политическом плане, то остается лишь одно, - устанавливая контакты с Константинополем, Ростислав рассчитывал достичь сближения с ее новым союзником Болгарией. В этом случае следовало бы констатировать, что моравское посольство не достигло своей цели. Когда в августе 864 г. начался большой поход Людовика Немецкого на Ростислава, моравский правитель оказался без союзников и после упорного сопротивления вынужден был принести «присягу верности» франкскому правителю.²³

Таковы две основные гипотезы, существующие в настоящее время в науке о характере мораво-византийских политических контактов в начале 60-х годов I X в.

Из предшествующего изложения ясно видно, что принятие одной из этих гипотез решающим образом зависит от истолкования хронологических данных, заключенных в древнейших памятниках кирилло-мефодиевского цикла. Между тем оба предложенных варианта истолкования представляются одинаково возможными и не имеется решающих доводов, которые позволили бы предпочесть один из них.

В таких условиях возможно лишь предположительное решение вопроса, основанное на наблюдениях над общим характером византийско-моравских политических контактов в I X в. и на единственном бесспорном факте, известном нам о моравском посольстве: просьбе Ростислава Моравского прислать ему епископа из Константинополя,

Разумеется, сам факт сношений между Византией и Великой Моравией сомнению не подлежит: в памятниках кирилло-мефодиевского цикла упоминаются не только посольство Ростислава в Константинополь и ответная поездка солунских братьев, но и путешествие Мефодия в Константинополь в начале 80-х годов IX в. (ЖМ, XIII), а в труде Константина Багрянородного «О церемониях» упоминается, какие послания следует направлять «архонтам Моравии».²⁴ Однако обращает на себя внимание то, что в другом труде византийского императора Х в. «Об управлении империей», представляющем собой сгусток накопленной византийским правительством информации о соседних странах и народах, по существу, не содержится почти никаких сведений о Великой Моравии, а сама страна обозначена как «некрещеная».

Другой, давно отмеченный исследователями факт - полное молчание византийских историчесских трудов и других современных источников (например, писем патриарха Фотия) о каких-либо сношениях Империи с Моравией.

Наконец, третий факт - очень сдержанное отношение византийского правительства к предложениям Ростислава Моравского, так как вместо епископа были высланы два монаха, один из которых даже не был священником. Такая сдержанность была возможна именно по отношению к малоизвестной стране, где была необходима разведка о состоянии дел, прежде чем принять важное решение.

Все эти факты свидетельствуют о том, что сферы интересов Византии и Великой Моравии почти не соприкасались и обе стороны, по существу, мало что знали друг о друге.      В этих условиях лишь какая-то резкая смена ситуации в интересующем нас ареале Европы могла побудить Ростислава Моравского к решению просить епископа из Константинополя.

Такая просьба означала попытку включить Великую Моравию в систему церковной организации константинопольского патриархата. На успех же этой попытки можно было бы рассчитывать лишь в том случае, если бы для новой епископии была обеспечена возможность постоянных контактов с Константинополем, т. е., иными словами, если бы ее территория непосредственно граничила с другими землями, признающими верховную власть константинопольского патриарха.

Такое положение могло возникнуть лишь после того, как Борис Болгарский дал византийскому императору обещание креститься, в Болгарию направилось для проповеди христианства греческое духовенство и возникла перспектива вклю чения соседа Великой Моравии - Болгарии - в церковную организацию константинопольского патриархата. Представляется, что лишь после этого Ростислав мог решиться на посылку посольства в Константинополь, а византийское правительство нашло нужным, хотя бы частично, пойти навстречу его просьбе.
____________________________

     ¹ Рассказ о посольстве читается в X I V главе ЖК (Magnae Moraviae fontes historici (далее: MMFH). Brno, 1967, I I. S. 98- 101), V главе ЖМ (MMFH, I I. S. 143-145) и в V I I главе Итальянской легенды (MMFH, I I. S. 127-129).

     ² См. обзоры литературы вопроса в след. работах: Dittrich Z.R. Christianity in Great Moravia. Groningen, 1962. P. 97-98; owmiaski H. Pooztki Polski. Warszawa, 1970. Т. I V. S. 362; Wasilewski Т. Bizancjum i sowianie w I X wieku. Warszawa, 1972. S. 120-122.

     ³ История Чехословакии. М.: Изд-во АН СССР, 1953. Т. 1. С. 15; История Византии. Т. I I. С. 198.

     ⁴ Златарски В. История на българската държава през средните векове. София, 1971. Т. 1. Ч. 2 (1-е изд. - в 1927 г.). С. 40-57.

     ⁵ См. свидетельства Вертинских анналов под 861 и 862 г. (MMFH, Brno, 1966, I. S. 73-74).

     ⁶ Ibid, S. 97.

     ⁷ Латински извори за Българската история. София, 1960. Т. I I. С. 287.

     ⁸ MMFH, Brno, 1969, I I I. S. 146-147.

     ⁹ Наиболее подробное и аргументированное обоснование предложенной хронологии событий см.: Tkadlik V. Datum prichodu slovanskch apotol na Moravu. - Slavia, 1969. № 4.

     ¹⁰ Vaillant A., Laskarls M. La date de la conversion des bulgares. - Revue des etudes slaves, 1933. Т. 13. P. 13.

     ¹¹ Петров П. Хр. За годината на налагане християнството в България. - Изв. на Ин-та на българската история, София, 1964. Т. 14-15. С. 578-581.

     ¹² MMFH, I. S. 98.

     ¹³ П. X. Петров попытался уточнить традиционные построения и в другом отношении. Отнеся к началу 60-х годов недатированные сообщения Константина Багрянородного о войнах Бориса Болгарского, он доказывал, что Первое Болгарское царство стало в это время объектом нападения со стороны целой коалиции государств во главе с Византией (Petrov P. La politique etrangere de la Bulgarie au milieu du IX siecle et la conversion des bulgares. - Byzantino-Bulgarica, София, 1966, I I). Однако его аргументы не получили признания в литературе. См., например, критические замечания Т. Василевского (Wasilewski Т.
Bizancjum i sowianie... S. 193).

     ¹⁴ Wasileuiski Т. Bizancjum i sowianie... S. 122-131.

     ¹⁵ С таким переводом текста согласился в последнее время и Ф. Дворник. Пытаясь согласовать эти данные с традиционной гипотезой, Ф. Дворник предположил, что Борис не исполнил данного Людовику Немецкому обещания креститься и тот силой хотел принудить болгарского правителя исполнить свое обещание (см.: Dvornik F. Byzantsk misie u slovan. Praha, 1970. S. 116).

     ¹⁶ Monuinenta Germaniae Historicae: Scriptores. Hannoverae, 1827. Т. I. P. 50.

     ¹⁷ MMFH, I I I. S. 322.

     ¹⁸ Cм.: Cibulka J. Der Zeitpunkt der Ankunft der Brder Konstantin-Cyrillus lind Methodius in Mliren. - Byzantinoslavica, 1965,26.

     ¹⁹ Wasilewski Т. Bizancjum i sowianie... S, 131, 155.

     ²⁰ MMFH, I I I. S. 401.

     ²¹ MMFH, I I. S. 247.

     ²² О греческой миссии в Болгарии см.: Wasilewski Т. Bizancjum i sowianie... S. 147.

     ²³ Cм. Фульдские анналы под 864 г. (MMFH, I. S. 98).

     ²⁴ MMFH, I I I. S. 402-403. Возможно, однако, что здесь фигурируют правители сербской Моравы, поскольку они упоминаются в ряду правителей отдельных сербских земель.