[1] [2] [3]

Мама
© Ариф Алиев, «Киносценарии», № 4, 1998 г. *

ПОЛУСТАНОК, ГДЕ-ТО В СИБИРИ. 1946 ГОД
В палисаднике возле станционного строения с коротким названием "Шуя" томится стайка девах. Ветер шумит листвой, закручивает по путям мусор. Девахи лузгают из кулака семечки и чего-то ждут.
У одной из девах - высокой, широкой в кости, лунолицей ПОЛИНЫ - семечки кончаются, она вынимает из-за сапожного голенища тесак и начинает вырезать на скамеечной плахе незамысловатый знак ожидания любви - пронзенное стрелой сердце.
Вдруг сквозь шум листвы доносится паровозный гудок. Девахи оживляются. Одна поправляет прическу, другая расстегивает на старенькой блузке верхнюю пуговицу. А Полина прячет нож обратно в сапог и продевает руки в ремни двухрядной хромки.
Мимо полустанка проходит воинский эшелон. Вагоны и платформы набиты разудалыми дембелями-победителями. Рвутся ветром гогот, пьяный ор и горлодерные песни. Все ближе мятые буфера, красная звезда под трубой и матерчатый транспарант: "Домой!"
На платформе у паровозного тендера в тесном кругу зрителей танцует низкорослый мордастый парень. К общему удовольствию ТАНЦОР выделывает невозможные коленца и вдобавок подыгрывает себе на губной гармошке.
Девахи любуются дембелями. Мелькают перед глазами потные гимнастерки, загорелые шеи, мускулистые задницы, обтянутые в перестиранные до хлорной желтизны галифе, и - ширинки самых разных размеров. Смотрят девахи на парней, которые вот они, рядом, но пройдет минута и нет их, промчится без остановки безжалостный "ИС", и оттого еще сильнее выпирают груди из блузок, девахи млеют, тянутся, крутят косами, оглаживают бедра.
Полина всю свою страсть и томление вкладывает в игру на баяне. Она яростно разваливает мехи, давит пухлыми пальцами кнопки - и звучит, зовет к себе двухрядная хромка.
Танцор удивляет присядками, хватает ему дыхания и на губную гармошку.
Полина подхватывает мелодию, баян звучит мощнее - и побеждает хилую немецкую игрушку. Танцор перестает играть и замирает, утирает пилоткой потное лицо. А баян уже удаляется, становится тише. Танцор расталкивает зрителей, пытается увидеть - и видит баянистку. А Полина видит десятки молодых, здоровых парней, которые разглядывают девах и кричат что-то бесстыдное и приятное.
Танцор отталкивается от борта платформы и прыгает на насыпь. Прихрамывая, танцор подходит к Полине. Сразу видно, они не пара. Полина оценивает крепыша-коротышку: улыбчивый, мускулистый, ширинка обычная, лицо простое... Полина продолжает играть. "ИС" набирает ход.
Полина улыбается танцору: пускай хоть ты будешь, а то совсем не достанется. Танцор подносит к губам гармошку. Звуки смешиваются, получается ладно. Полине начинает нравиться ее будущий муж.

НАБЕРЕЖНАЯ ВОЗЛЕ СПЕЦБОЛЬНИЦЫ. СЕГОДНЯШНИЙ ДЕНЬ
Полина, пожилая грузная женщина, сидит на фибровом чемоданчике у больничных ворот и играет на баяне.
Вдоль набережной тянется кирпичный забор, наращенный изгородью из колючей проволоки вперемежку с отходами листовой штамповки. За забором видны больничные корпуса с зарешеченными окнами. Идет дождь. Еще светло, но синие летние сумерки уже режет прожектор. И до боли в глазах отблескивает битое стекло на покатом обвершии внутренней стены. По мосту грохочет электричка.

ПАЛАТА СПЕЦБОЛЬНИЦЫ
Психи "спецконтингента" прилипли к окнам и жадно прислушиваются к вольной музыке.
В углу, на коляске сидит пятидесятилетний инвалид - ЛЕНЧИК. Нижняя часть его тела парализована, и руки работают плохо и спрятаны в ушитые мешками рукава; он не может ни говорить, ни даже мычать. То и дело Ленчик высовывает язык "трубочкой".
Ленчик (за кадром). Я не псих. Психи не могут высунуть язык трубочкой. Почему? Не знаю. Психи всегда высовывают плоский язык.
Психи слушают музыку. Всем беспокойно, но очень весело.
Ленчик (за кадром). Это моя мама пришла. Как долго, мама.

КАБИНЕТ
Из окна видна высокая двойная стена и за стеной - проходящая по мосту электричка.
Дождь усиливается, в кабинете становится совсем темно. По внешней стене зажигаются тусклые фонари.
Единственно, что разнообразит мрачную обстановку, - это настольная игра "хоккей" и початая бутылка водки на штабеле "дел". НАЧАЛЬНИК СПЕЦБОЛЬНИЦЫ и ГЛАВВРАЧ увлеченно гоняют шайбу.
Начальник. Упорная баба.
Главврач. Только такие выживают. Двадцать лет!.. Я в школу ходил, а она уже баланду хавала. И все сыновья со сроками. Громкое было дело. Гол. Восемь два.
Главврач с чувством опрокидывает стакан.
Начальник. Помню. Она сумасшедшая.
Главврач. Не факт. Восемь три.
Начальник. Я уверен. Уверен!.. Слушай, а давай ее заберем?! Чего ей на воле делать? На вале сыро, дождь. А у нас ты ее подлечишь, разрешим за сынам ухаживать. Она спасибо скажет.
Главврач. Навряд ли.
Начальник. Девять три. А зачем они самолет угоняли?
Главврач. Просто так.
Начальник. Просто так ничего не бывает. Десять три. Партия.
Начальник разливает остатки по стаканам и убирает пустую бутылку со стола. Главврач лезет под стол.
Главврач. Беее! Беее! Меее!
Начальник нажимает кнопку селектора.

КОМНАТА САНИТАРОВ
Над дверью загорается красная лампочка. ДЕЖУРНАЯ допивает чай, переворачивает стакан на блюдце, встает из-за стола и берет с вешалки дубинку. По стене ползет таракан. Дежурная примеривается, замирает на секунду и бьет по стене дубинкой, разглядывает мокрое пятно.

У ВОРОТ
Полина стучится в больничные ворота. Сил осталась мало, удары становятся слабее, мучает одышка. Полина плачет.
Полина. Сыночек май любимый! Ленчик! Я вернулась... Сына отдайте...
В воротной калитке открывается окошко.
Голос дежурной. Сейчас собачек спущу.
Полина (тихо). Да загрызу я собачек твоих.

КАБИНЕТ
Начальник распахивает окна.
Начальник (дежурной). Пусти ее!
Задыхаясь, утирая ладонями слезящиеся глаза, Полина идет по коридору и тычется во все попадающиеся на пути двери. Но двери закрыты, и она приходит в самый конец коридора, к кабинету.
Полина. Отпустите сына. Пожалуйста.
Главврач. Ты не "пожалуйста" нам говори, а "спасибо". На вале он бы давно погиб.
Полина. Я и говорю - спасибо. Но теперь-то... отпустите.
Главврач. Странная ты тетка. Как мы можем больного человека на улицу выгнать?
Начальник. Будет сидеть до полного выздоровления.
Полина. Я не тетка, я мать.
Начальник. Какая ты мать, мы знаем.
Полина падает на колени.
Начальник. Не могу. Представь, если каждый вот так за своим бандитом приходил бы и У меня в ногах валялся?
Полина. Ленчик не бандит, ты знаешь.
Начальник. Знаю. Но сделать ничего не могу. Вот разве… Тебе есть, где жить?
Полина. Да! У меня квартира. Я работать буду. Помоги!
Начальник. Хорошо… С квартирой мы решим, а пока давай я тебя к нам оформлю. Подлечишься, сына часто будешь видеть. Все равно ты за двадцать лет от воли отвыкла. Сама не выживешь и сына угробишь… Ладно, шучу. Ты такая убогая, с тобой и шутить неохота.
Полина. Отпусти сына.
Начальник. Извини, мать, не положено.

У ВОРОТ
Полина выходит из ворот и спотыкается о решетку дренажного люка. Баян валится с плеча, раздается жалобная подвывка.
Полина. Как долго, Ленчик, как долго!
Полина поднимает баян, смотрит под ноги - за решеткой, в дренажном тоннеле шумит вода.

МОСКОВСКАЯ УЛИЦА
Лупит мелкий дождь. Промчавшийся грузовик опускает по ветру грязный занавес. Из метро валит пар и мокнет, расползается, смешивается с автомобильными выхлопами. Дождь пузырит лужи. За спинами прохожих, за зонтами скрыта мутная даль центрального проспекта.
Тяжело, но без пришаркиваний топчет лужи пара изношенных женских сапог. Горожане прячутся, укрываются, спешат, и только Полина в своем коричневом, не по сезону толстом пальто идет неспешно и не обращает внимания ни на лужи под ногами, ни на лупящий в лицо дождь. За спину Полина перекинула баян, наспех обернутый куском целлофана. Застежка на баяне сломана, и иногда, на широкий шаг, мехи вздрагивают.

КАФЕ
Полина сидит за столиком. Перед ней нетронутая еда - остывающие сосиски, помидоры, яблоко. Полина дотрагивается до яблока, принюхивается, закрывает глаза.
Кроме Полины в зале несколько посетителей, они едят торопливо и безвкусно.
За окном визжат тормоза. У кафе один за другим останавливаются джипы. В зал входят стриженые парни. Их много, они теснятся, заполняют зал.
Парни без суеты, по-хозяйски бросают вещи на стулья и идут к прилавку. Девицы на раздаче улыбаются, приветствуют, заигрывают. Парни выглядят усталыми, их интересует еда, а не девицы. СТАРШИЙ отсчитывает деньги из толстой пачки и дает кассирше.
Остальные посетители торопятся уйти, стараясь упираться глазами в пол, стены, двери, но никак не в кожаные, уверенные, сильные фигуры.
Полина откусывает яблоко.
Парни идут с подносами от раздачи и, не снимая курток, рассаживаются. За столик Полины садятся Старший и еще двое парней; они тотчас принимаются за еду.
ЧЕТВЕРТЫЙ встает возле Полины. Его руки заняты подносом, и он нетерпеливо пинает стул.
Четвертый. Мать, отвалила, дай сесть.
Полина медленно поднимает голову, смотрит на Четвертого и тут же теряет к нему интерес.
Четвертый. Мать, я чувствую, ты не догоняешь.
Полина. Мальчик, чувствуют мелочь в кармане и хер в жопе.
Четвертый выглядит растерянным, он не находит нужных слов. Старший внимательно смотрит на Полину, их взгляды встречаются.
Старший. Сергей, пойди за другой столик.
Четвертый. Да я, на...
Старший. Иди.
Четвертый подчиняется и уходит. Полина достает из кармана ножик с наборной плексигласовой ручкой и режет сосиску на ровные тонкие кусочки.

МОСКОВСКАЯ КВАРТИРА
Полина срывает пожелтевшие от времени печати, подбирает ключи и открывает дверь.
В квартире беспорядок, по полу разбросаны вещи, везде приметы устроенного двадцать лет назад обыска. Все покрыто многолетней пылью. Свет едва пробивается сквозь закопченные окна.
На стене - календарь за 1977 год, афиша концерта ансамбля "Веселая семейка" во Дворце съездов - шестеро детей Полины в сомбреро и пончо расположились полукругом, а в центре - сама Полина, моложавая Кармен в черной юбке с красной изнанкой.
Полина присматривается к плакату.
Полина. У Юрки шнурки развязались. Почему я раньше не замечала? Или замечала и просто забыла? Полина подходит к окну, тянется к засохшим на корню цветам. От прикосновения рассыпается в пыль кактус опунция. Полина смотрит в окно. Дождь усиливается.
Пионерские голоса (мальчик и девочка) (за кадром):
Пусть на дворе ненастный день
И ливень льет из лейки,
Скучать не будет никогда...

ЗАЛ КРЕМЛЕВСКОГО ДВОРЦА СЪЕЗДОВ. 1975 ГОД
На праздничном концерте присутствуют руководители партии и правительства, космонавты, зарубежные гости. В проходах между рядами для почетного приветствия выстроились пионеры со знаменами, барабанами и горнами. Традиционная "детская" часть концерта в самом разгаре.
На сцене у микрофона - временные конферансье, пионер и пионерка. За ними - известные всей стране ДИКТОРЫ ЦТ.
Пионер и пионерка. ... "Веселая семейка"!
Диктор. Выступает ансамбль...
Дикторша (подхватывает). ..."Веселая семейка"!
Диктор. Руководитель... (Выдержав паузу.) Мама... (Дождавшись, когда стихнет оживление в зале.) Полина Юрьева!
Дикторша. Кубинский народный танец - хабанера "Вольный ветер"!
От души хлопает ЛЕОНИД ИЛЬИЧ. Оглаживает бороду ФИДЕЛЬ. Космонавты улыбаются открытыми, душевными улыбками. Лучшие люди страны тепло встречают семейный ансамбль.
На высокой ноте вступает флейта, и аплодисменты затихают. Кастаньеты и бубен задают ритм, и на сцену, пританцовывая "по-кубински", один за другим выходят пятеро сыновей Полины возрастом от шести до семнадцати лет: флейта, гитара, бубен, саксофон, пианола - ПАВЛИК, ЮРКА, ВАСЬКА, КОЛЯ, НИКИТА.
Из-за кулис за танцем наблюдает моложавая, широкая в кости женщина - ПОЛИНА. Она любуется своими детьми, слаженностью их танца, ладными костюмчиками, чистыми, нефальшивыми звуками и в ожидании своего выхода пританцовывает.
Руки у Полины заняты, она держится за спинку декорированной под фургон инвалидной коляски. В коляске сидит ЛЕНЧИК; он держит кнут и маракас. Саксофон и флейта замолкают, и Полина выкатывает на середину сцены коляску-фургон, а сама под бубен и гитару заходится в яростном танце.
Оставаясь незамеченным зрителями, к фургону подбирается рабочий сцены и при помощи хитроумной системы талей и противовесов имитирует движение. Фургон раскачивается, Ленчик дергается на облучке, и из зала не догадаться, что парень - парализованный инвалид.
Бушует черная юбка с красной изнанкой; Васька исполняет соло на бубне, потом играет только Павлик, потом Коля, потом Юрка.
Но вот наступает очередь Ленчика. На мгновение все замирают, мальчики и Полина ждут, ждут хотя бы одного взмаха маракасом, но... чуда не происходит, Ленчик по-прежнему неподвижен. Музыканты играют ансамблем, а Полина вдохновенно танцует хабанеру.
Юрка в последний раз ударяет по струнам и гасит звуки, прижав гитару к груди.
Фидель улыбается и не жалеет ладоней.
"Веселая семейка" благодарит публику. Кланяются Полина, Васька, Павлик, Коля, Юрка. Каждый поклон Никита сопровождает проигрышем на пианоле.
Брежнев поворачивается к знаменитой КОСМОНАВТКЕ.
Брежнев. У нас в космосе что-нибудь сейчас летает?
Космонавтка. "Союз-12".
Брежнев. Организуйте для космонавтов такой же концерт. Им там, в невесомости, тоскливо.
Трубят горнисты. "Веселая семейка" покидает сцену.

ЗА КУЛИСАМИ
Разгоряченная, раскрасневшаяся после танца Полина стоит в окружении детей, они жмутся к матери, как будто таким способом пытаются защитить ее от пришедшей за кулисы космонавтки.
Полина. Перед космонавтами мы выступать не будем.
Космонавтка. Но почему?
Полина. Мы не будем выступать перед космонавтами.
Космонавтка. Вы вообще больше не хотите выступать?
Юрка. Мы ненавидим космонавтов.

КВАРТИРА ПОЛИНЫ. СЕГОДНЯШНИЙ ДЕНЬ
Дождь кончился. Последний закатный отблеск отражается в золотом куполе собора, промелькивает драгоценной блесной в сгущающихся сумерках и потухает.
Полина смотрит на афишу, на веселые лица Никиты, Коли, Васьки, Юрки, Павлика. И Ленчика художник тоже изобразил веселым, здоровым, счастливым.
Полина замечает в разбросанных на полу вещах маракас, поднимает, встряхивает.

СПЕЦБОЛЬНИЦА
Вдоль коридора располагаются две огромные палаты; вместо стен – наваренная на крестовые металлические рамы двойная рабица.
По коридору дневальный везет тележку, доверху заполненную бумажными пакетами с надписанными сверху фамилиями. Следом идет дежурная, она открывает окошко палаты, и дневальный сует туда один из пакетов.
Дежурная. Юрьев.
Из палаты доносится дружный вопль. Психи разрывают пакет. Десятки рук тянутся к высыпавшимся конфетам, печенью... И вдруг кто-то вытаскивает из пакета маракас.
Ленчик смотрит на маракас. Псих, завладевший маракасом, начинает отчаянно им трясти, подпрыгивает, пританцовывая идет к Ленчику и без передышки трясет маракасом над головой, над ухом, у самых глаз.
Ленчик закрывает глаза и счастливо улыбается.
Ленчик (за кадром). Моя мама очень талантливая, сильная, настойчивая. Моя мама необыкновенная женщина. Она могла стать великой актрисой или императрицей. Но так судьба сложилась, она просто моя мама. И мама пяти моих братьев.

ТУНДРА, СТОЙБИЩЕ
Соло на саксофоне.
НАДПИСЬ: НИКОЛАЙ.
Над покатыми склонами прибрежного кряжа низко висит неподвижное медное солнце. Тундровое пространство сверкает - отблескивает медью снег в низинах, искрится заиндевевший на проталинах ягель. С Карского моря дует холодный мокрик.
Укрывшись от ветра за чумом, СТАРИК ЭВЕНК правит нож о кожаную штанину. У костровой ямы лежит связанный олень; пламя припекает мохнатый бок, жалостливые глаза, сбитые о наст копыта.
Из чума доносятся звуки изнурительной любовной схватки.
Далеко в море, по границе свободной воды и пакового льда, движется атомоход. Доносится приглушенный гудок. Старик останавливает нож, напрягает глаза и что-то бормочет по-эвенкийски.

В чуме на оленьих шкурах пластаются обнаженные тела. ДЕВУШКА ЭВЕНКИЙКА радостно смеется, охает в любовной истоме и очень помогает любить утомленному НИКОЛАЮ.
У входа в чум сидит на корточках еще одна ДЕВУШКА и наблюдает за любовниками. Из одежды на девушке только шитые бисером бокари и кожаный пояс с узорчатой латунной пряжкой. Возле - чайник в меховой кукле, кружки и большие шматки вяленого мяса.

Старик взмахивает ножом и ударяет оленя сначала за ухо, потом в сердце, режет горло и подставляет под кровавую струю ведро.
К костру подбегает мальчик. Старик делает у оленя надрез в паху, достает два белых яичка и одно подает мальчику. Мальчик с хрустом, как яблоко, надкусывает яичко и с удовольствием жует.

Атомоход разворачивается во фронт ледовому полю, наваливается, и лед надламывается со страшным треском, льдины торосятся, разлетаются в стороны, уходят под воду. Корпус начинает вибрировать. Атомоход уверенно и неотвратимо идет к берегу.

Из седловины на берег выкатываются несколько собачьих упряжек. На упряжках устроены домики из оленьих шкур. В каждом домике умещаются погонщица и пассажирка. Все женщины одеты нарядно: белые кухлянки, праздничные шапки, бокари.

Удовлетворенная девушка зарылась в шкуры и спит. Вторая девушка наливает в кружку горячий чай и протягивает Николаю. Николай, обжигаясь, прихлебывает из кружки. Девушка снимает пояс.
Николай. Больше не могу.
Девушка откидывает входную шкуру и кричит из чума по-эвенкийски.
В чум заглядывает старик и протягивает Николаю оленье яичко. Тяжело вздохнув, Николай надкусывает яичко. Девушка ложится на место, где только что провела любовную схватку ее подружка.
Николай обреченно смотрит на девушку и, грызя яичко, выходит из чума.
Николай моется снегом и замечает вдали, в туманной дымке атомоход. Николай кричит так громко, что шарахаются гагары на лысых склонах берегового кряжа и начинают лаять ездовые собаки. А Николай кричит и танцует вокруг костровой ямы бешеный, радостный танец.
Из чума вылезает старик.
Старик. Николай, давай люби ее, Николай.
Голый Николай показывает на атомоход.
Старик. Еще есть время, Николай.
Николай. Ну зачем, она и так беременная!
Из чума высовывается девушка.
Девушка. Я еще не беременная.
Николаю становится зябко на ветру, и он покорно входит в чум.

ВОЗЛЕ АТОМОХОДА
На льду, возле цельносварной громадины люди кажутся ничтожными, беззащитными. Корабль застыл, не движется, но внутри его продолжает гудеть атомное чрево. Матросы перегружают с нарт на лебедку оленьи туши. Николай прощается с девушками. Они обступили, тормошат, беременные заставляют потрогать округлившиеся животы.
Одна из девушек подносит к зубам пружинку-барган. Стылый, неживой звук отражается от торосов, от корпуса атомохода, от самого морозного воздуха. Николай поднимается на борт, за руку здоровается с КАПИТАНОМ.
Капитан. Не надорвался?
Николай. Надо передохнуть месяц-другой.
Капитан протягивает Николаю конверт.
Николай. От кого это?
Николай разрывает конверт и пробегает глазами короткий текст.
Николай. Мама...
Николай застенчиво улыбается.

СРЕДНЯЯ АЗИЯ, БЛОКПОСТ. РАННЕЕ УТРО
Мелко подрагивают колокольчики бубна. Потом следуют удары кулаком, костяшками пальцев - по коже. Коленом, головой - по обечайке, и снова - по коже. Бубен успокаивается. Кожу ласкают палочки и метелочки.
НАДПИСЬ: ВАСИЛИЙ.
За смотровой щелью блокпоста - южный город: минареты, пыльная улица, развалины, пирамидальные тополя, вздувшийся труп коровы. Ветер закручивает гарь. Издали доносится глухой перестук крупнокалиберного пулемета. Из развалин, короткими перебежками к блокпосту приближается ловкий парень со снайперской винтовкой - ВАСИЛИЙ. Василий забегает в лабиринт бетонных блоков и вваливается в полумрак поста.
Навстречу с топчанов поднимаются ПРАПОРЩИК и ЛЕЙТЕНАНТ. Прапорщик торопливо гасит сигарету и прячет окурок.
Василий. Подранил.
Прапорщик и лейтенант радостно вскрикивают.
Лейтенант. Отсыпайся, а днем поищем.

ВОЗЛЕ БЛОКПОСТА. ДЕНЬ
К санитарной машине выносят два трупа.
Санитар задирает черную пленку. У солдат одинаковые пулевые отверстия точно посередине лба. Носилки затаскивают в кузов.
Лейтенант, прапорщик и Василий выходят за территорию блокпоста.
На безлюдной в утренние часы улице теперь много прохожих, гражданских и одетых в камуфляж. Часто проезжают машины, автобусы, повозки. Трое поисковиков идут к развалинам.
Поисковики разглядывают лежанку снайпера: гильзы, пустые бутылки из-под газировки с пропущенной через пробку соломинкой, чтобы удобнее было пить, одеяло. По кирпичам стелется кровавая дорожка. Василий наклоняется к одеялу и снимает длинный тонкий волос.
Лейтенант. Женщина.
Прапорщик. Волосы светлые.

Поисковики идут по улице. На стене полуразрушенного многоэтажного дома Василий замечает кровавую кляксу - след от руки.

Поисковики спускаются в подвал.
В подвале живут. В проникающем через окошки у потолка солнечном свете видны раскладушки, матрасы, груды тряпья, кое-как отгороженные друг от друга драными простынями. Несколько старух варят на железной печке мамалыгу, стирают, штопают белье. Завидев поисковиков, старухи начинают визжать и ругаться.
Василий срывает простыни-занавески и видит раненую ЖЕНЩИНУ-СНАЙПЕРА. Она лежит на матрасе, и старуха-знахарка мажет ей бедро густым отваром из глиняной плошки. Василий берет старуху за шиворот, выталкивает прочь и присаживается на край матраса.
Василий. Тебя как зовут, красавица?
Женщина-снайпер (с сильным акцентом). Анжела. Я сдаюсь в плен.
Василий связывает ей руки обрывком провода.
Лейтенант. Где винтовка?
Анжела кивает на груду тряпья. Лейтенант и прапорщик роются в тряпках и находят винтовку. Прапорщик проводит пальцем по прикладу, считая насечки.
Василий. Хорошая винтовка.
Анжела. "Винторез", бесшумка, девять миллиметров. Очень дорогая вещь.
Василий (прапорщику и лейтенанту). Уходите.
Лейтенант. А может, к ребятам отведем?
Василий. Не надо.
Лейтенант и прапорщик уходят.
Василий достает гранату, отсоединяет кольцо, засовывает Анжеле в брючный карман.
Василий. Отдыхай, Анжела.
Василий идет к выходу. За спиной у него раздается истеричный вопль, а потом, когда он уже выбрался на лестницу, взрыв.

ВОЗЛЕ БЛОКПОСТА
Поисковики и несколько солдат, уютно устроившись за бетонными блоками, пьют водку. Припекает весеннее солнце.
У блокпоста тормозит БТР.
Голос (за кадром). Васька!
Василий приподнимается из-за блоков.
Голос (за кадром). Телеграмма тебе.
Василий ловит на лету переброшенную открытку, разрывает бумажную ленточку, щурясь читает, и его губы расплываются в пьяной улыбке.
Василий. Мама...

УКРАИНА, ШАХТА
Гитара не знает передышки, без устали трудится безумный плектр.
НАДПИСЬ: ЮРИЙ.
Шахтная клеть проваливается в сырую темноту. Отчаянно скрипят подъемные канаты, что-то гудит и щелкает.
Заходится в кашле тридцатилетний проходчик с болезненным, изможденным лицом - Юрий. Пытаясь унять кашель, он запрокидывает голову и ловит ртом стекающие с крышной решетки струйки воды. Клеть резко вздрагивает, останавливается. Шахтеры выходят к штольне.

ЗАБОЙ
Комбайновая цепь вгрызается в пласт, изредка Юрий меняет направление нарезки. Его товарищи занимаются крепями, подчищают станки забоя отбойными молотками, лопатами кидают уголь на транспортер. В пыли и грохоте все работают молча, каждый знает свое дело...
Комбайн замер. Шахтеры расстелили на транспортере рушники и разложили перед собой содержимое "тормозков" - яйца, плавленые сырки, черный хлеб...
На рушниках - скорлупа, фольга от сырков да крошки. Обед закончен, и шахтеры отдыхают, привалившись спинами к теплому телу комбайна.
Юрий. Жрать охота.
Пожилой шахтер. Шашлычков бы сейчас.
Белобрысый шахтер. А я бы палочку колбасы зажевал...
И снова комбайн вгрызается в угольный пласт.
Шахтеры работают уже не так легко, как в начале смены, их движения замедлились. Юрий прочищает ломом рельс, оступается, падает, да так и остается на четвереньках, не в силах подняться.

КОНТОРА
Два десятка шахтеров столпились у кассы.
Юрий молотит кулаком в окошко, и, наконец, касса открывается.
В окошке сидит щуплый ОЧКАРИК и нервно теребит толстую пачку каких-то бумажек.
Очкарик. Очередь создайте, а то не дам ничего!
Шахтеры оживляются и споро организовывают очередь к кассе.
Крики. Зарплату дают!

К конторе отовсюду сбегаются шахтеры. За шахтными строениями, у подножия террикона, плещется на ветру флажок цирка шапито.
Юрий просовывает голову в окошко.
Юрий. Давай, не тяни! Жрать охота!
Очкарик протягивает бумажку из пачки.
Очкарик. Билет в цирк. Бесплатно.
Юрий. А деньги?
Очкарик широко улыбается, обнажая беззубый рот.
Очкарик. Денег нету.

ЦИРК ШАПИТО
Два клоуна разыгрывают старую репризу: один пытается поднять гирю, а другой ему мешает.
Смурные, усталые шахтеры добросовестно смотрят на арену, но никак не реагируют на зрелище. Завершая репризу, клоун бьет напарника гирей по голове. Не дождавшись положенной реакции, клоун снова замахивается гирей и снова бьет.
Беззубый очкарик сидит на первом ряду. Он оборачивается к залу и машет рукой, призывая посмеяться. Но шахтеры по-прежнему сидят молча, и тогда очкарик хохочет один за всех и хлопает один за всех. Клоуны раскланиваются и уходят.
Звучит туш, и на арену выскакивает зебра с вцепившейся в холку обезьянкой-наездницей. Следом, поигрывая кнутом, выходит дрессировщица в серебристом купальнике.
Юрий (Белобрысому). Худая, ребра торчат. Или не жрет ничего, или старая.
Белобрысый. Да. Но и ее тоже кто-то трахает.
Юрий. Я про зебру.
Белобрысый зевает.
Юрий. Зебра - это лошадь?
Белобрысый. Скорей всего.
Юрий. А ты конину пробовал?
Белобрысый. Степаныч пробовал. (Расталкивает пожилого шахтера.) Ты конину жрал?
Пожилой шахтер. Не один раз.
Юрий. Ну и как?
Пожилой шахтер. Сытная. А вы чего задумали?
Юрий. Зебра - это лошадь.
Пожилой шахтер. Не получится. Заржет, сторож прибежит.
Белобрысый. Да ломом захерачить промеж ушей - и все дела.
Пожилой шахтер. Сторожа?
Белобрысый. Зебру, мать...
Юрий. А шкуру цыганам продадим.

ПУСТЫРЬ ВОЗЛЕ ОБЩЕЖИТИЯ ШАХТЕРОВ
У костра расселась бригада Юрия. Шахтеры догладывают кости. Белобрысый доскребывает со дна котла поджарку.
Белобрысый. Я бы еще картошечки навернул. Пошли картошку воровать? Вчера дачники за плотиной сажали.
Юрий. Не, я чаю хочу. А потом к бабам поедем в поселок.
Пожилой шахтер. Я к бабам хочу.
Дверь общежития открывается, и оттуда доносится крик.
Крик. Юрец! Юрец, иди сюда!
Юрий с трудом поднимается.
Юрий. Во обожрался... (На крик.) Чего надо?!
Крик. Тебе мать звонит!
Юрий смотрит на товарищей и разводит руками, как будто извиняется.
Юрий. Мама...

ПРИБАЛТИКА, НОЧНОЙ КЛУБ
Соло на флейте.
НАДПИСЬ: ПАВЕЛ.
Отдых в самом разгаре: на подиуме крутятся стриптизерши, официантки в передничках разносят выпивку, девицы навязываются на колени всем желающим. Почти все девицы татуированы. По залу лупит стробоскоп, и в мерцающем, выморочном свете татуировки на плечах, спинах, ягодицах оживают - пляшут тигры, черти, ангелы и восточные красавицы, распускаются лилии и орхидеи, уплывают парусники, улетают грифоны.

ФОЙЕ ПЕРЕД ТУАЛЕТАМИ
На диване дремлет двадцатипятилетний парень - Павел. К нему подходит сутенер и, не церемонясь, отбивает "клавишу". Павел вскакивает. Сутенер сует Павлу бланк заказа.
Павел всматривается в бланк, протирает ладонью слезящиеся глаза.
Павел. Куда-куда? Сдурели?!
Сутенер. Ротик закрыл и слушай. Заказчик просил, чтоб девочки петь умели. Возьми Машку, она в консерватории училась.
Сутенер кидает Павлу три пакетика кокаина. Павел тут же разрывает целлофан.

МОРЕ. ПЕРЕД РАССВЕТОМ
Вдали, в сиреневой дымке виднеется город.
Вода бурлит, на поверхность вырываются огромные пузыри. Из кипящей воды возникает рубка, а потом и помятый, заржавелый корпус подводной лодки. Воют скрипучие рычаги, стонут заглушки, дверь рубки отдраивается, и по лестнице на палубу спускаются несколько матросов.
Матросы неопрятные, волосатые и какие-то ненастоящие. Среди них - МАЛЬЧИШКА лет двенадцати.

ПИРС
От портового пирса в сторону открытого моря отходит моторка с Павлом и девицами. На корме - несколько ящиков водки.

МОРЕ
Моторка швартуется к подводной лодке. Матросы радостно принимают на борти девиц, и водку. Девиц немедля начинают тискать, а водку - пить, и на борту поднимается сильный шум.
Из рубки высовывается КОМАНДИР.
Командир. Отставить! Почему флаг не подняли? А если нас обстреляют?
Одна из девиц. Кто?
Командир. Хоть кто!
Мальчишка. А какой флаг поднимать?
Командир. Российский. (Павлу.) Эй, ты! Держи деньги.
Павел забирает деньги и пересчитывает.
Павел. Здесь всего за час.
Командир. Не торопи. (Команде.) Всем отдыхать. (Мальчишке.) Встанешь на вахту.
Мальчишка поднимает флаг. Матросы подхватывают девиц и бутылки и грузятся в рубку. На палубе остаются только Павел и мальчишка.
Мальчишка. Пойди, выпей.
Павел. Нет, у нас правило: деньги получил и жди на улице.
Мальчишка. Обманывают?
Павел. Случается.
Мальчишка. А если, предположим, баб использовали не час, а два, а денег тебе дали за час?
Павел настораживается.
Павел. Мне самому платить придется.
Мальчишка. А если не заплатишь?
Павел. Счетчик включат.
Мальчишка. А если баб покалечат или увезут куда-нибудь... навсегда?
Павел. Тогда или на лом посадят, или сожгут в солярной бочке, или просто голову в тиски и...
Мальчишка. Опасная у тебя работа.
Из чрева подводной лодки доносится "Аве Мария". Ветер усиливается, на палубу долетают брызги, моторку бьет о борт.
Павел смотрит на часы.
Павел. Время. Иди за деньгами или пускай девчонок отпускают.
Мальчишка. Иду.
Мальчишка поднимается к рубке и закрывает за собой люк. Воют скрипучие рычаги, стонут заглушки, вокруг лодки начинает бурлить вода. Что-то в чреве подводной лодки ухает, и она сразу оседает по самую палубу.
Моторка переворачивается и тонет.
Павел кричит, пинает люк, но волны уже перехлестывают через палубу. Подводная лодка медленно погружается.
Павел разрывает зубами целлофановый пакетик, запихивает в ноздри моментально намокший кокаин и, оттолкнувшись от перил, с головой скрывается в воде.

УТРО
Павел плывет к берегу.

ДЕНЬ
Шатаясь, Павел выходит из воды, забирается на пирс, подходит к машине.
Павел взахлеб пьет водку. Он достает мокрые деньги и для просушки наклеивает купюры на стекла. В машине звонит мобильный телефон. Скрюченными, судорожными пальцами Павел берет трубку.
Павел. Мама?! Мама...
Павел улыбается.

ИНТЕРЛЮДИЯ: БУБЕН, ФЛЕЙТА, САКСОФОН, ГИТАРА.
ШТОРМОВОЕ МОРЕ
Атомоход зарывается носом в волну.

ГОРЫ
БМП выскакивает на поворот, колеса юзят по сырой дресве. В пропасть сыпятся камешки.

ШАХТЕРСКИЙ КРАЙ, ЖЕЛЕЗНАЯ ДОРОГА
По степному окоему дымятся терриконы.
Юрий предлагает проводнице поезда шкуру зебры - демонстрирует нарастяг, так, что и рук не хватает; трет, напоказ пытается разорвать, выдрать клок шерсти; сует убедиться, что шкура прочная, выработанная, свежая.
КОНЕЦ ИНТЕРЛЮДИИ

***

* В целях экономии журнальной площади мы публикуем все-таки компромиссный вариант записи. (прим. "Киносценарии")

>>