Дмитрий Дибров: Я побеждаю сатану на его поле его же оружием
Sobesednik.ru обсудил с Дмитрием Дибровым его программу с мэром Ростова и роль телевидения в поддержке имиджа Путина.
У Дмитрия Диброва в этом году прибавление. Не только в виде сына Ильи, но и в виде нового телепроекта. И если про рождение пятого ребенка в семье телеведущего раструбили в мае все таблоиды, то телепроект вопреки обыкновению остался незамеченным во всех регионах, кроме его малой родины.
Уже почти полгода один из топовых телеведущих страны еженедельно летает в Ростов ради интервью с мэром города в программе «Мой адрес – Ростов-на-Дону», которую показывают на региональном «Дон-ТВ». С этого странного для Диброва проекта мы и начали разговор.
Дибров – уникальный пиар-ресурс
– Дмитрий, кто кого нашел – вас ростовские власти или вы им предложили свои услуги?
– Я вообще удивляюсь, что донское правительство двадцать лет, прошедшие с момента, когда мы выгнали большевиков, на сто процентов так и не использовало такой уникальный пиар-ресурс, как Дибров. Мы с Ирочкой Аллегровой – она тоже ростовчанка – что-то говорили со сцены дворца спорта, ну и всё. Поэтому работу по пропаганде города Ростова и донского казачества я вел сам партизанскими способами – и только потому, что сам этого хотел.
– И на общественных началах.
– Совсем бесплатно. Я при каждом удобном и неудобном случае обязательно упоминаю либо Дон, либо Ростов, либо казачество. А в ноябре прошлого года был назначен новый глава администрации нашего города – Сергей Иванович Горбань, и пошло движение. «Я хочу всколыхнуть Ростов», – сказал мне при первой встрече Сергей Иванович. Во многих городах есть такие программы. В Москве была «Лицом к городу». Но там было как? Далеко-далеко в телестудии, забаррикадировавшись, сидели мой достойный коллега профессор Ноткин и Юрий Михайлович Лужков, который отвечал на вопросы по полчаса. В Ростове такая штука не прошла бы.
– Почему?
– Потому что ростовчанам свойственна не то чтобы бескомпромиссность, а прям-таки высшая форма ехидства. Видимо, это досталось в наследство от донских казаков. Пока всю Россию раскулачивали, нас в 1919-м расказачивали. Разница в чем? Россию сажали на подводы и отправляли в Сибирь – нас расстреливали тут же, не особенно заботясь о подводах. С тех пор мы ничему на свете не верим, кроме дел. Мы сознательно не пошли в телецентр, а заставили коллег сделать импровизированную студию для прямого эфира на втором этаже центрального кинотеатра города, куда может прийти каждый. Приходят обманутые дольщики, приходят люди с плакатами «Долой мэра». Но эта программа – все-таки в большей степени выход администрации к народу с сообщениями, что будет сделано.
«Буря в клизме»
– Раз вы на Дону такие бескомпромиссные, позвольте и мне не без ехидства заметить, что вы, лицо, известное на федеральном уровне, теперь просто-напросто обслуживаете интересы местной власти.
– Во-первых, знаете, сколько я за это получаю?
– Не могу знать.
– Ни копейки.
– Да ладно!
– Точно! Может быть, вы скажете, что, как в других городах, ведущие получают недвижимость от мэра? Я не получил ни одного квадратного метра. И моя мама, которая там живет, тоже. У нее так же капал потолок, как и раньше (я за свои деньги ремонтировал). При мэрах в 90-е годы трудно было оставаться бессребреником. Но сегодня могу сказать: да я и буду обслуживать! Потому что слишком хорошо знаю: без энергии, которой является власть, все благие намерения реорганизовать нашу великую Родину останутся тем, что Вертинский называл «бурей в клизме». Слишком долго людям внушалось, что власть абсолютно не на их стороне. А раз власть к ним безразлична, то и они будут безразличны к власти. Сейчас я вижу желание делать что-то вместе для города.
– Дмитрий, рискну предположить, что кто-то из нас наивный – либо вы, либо я.
– Вот видите, мы дожили и докрались до того, что даже в наших обычных беседах любые высокие вибрации, кроме матери с отцом, детей и Нового года, выглядят нелепо. Собеседник сразу начинает думать: значит, так – либо врет и крадет, скотина, либо прикрывается этим. Либо дурак, либо хочет чего-то.
– Но быть ведущим на общественных началах...
– Я на «Первом канале» веду самую популярную, судя по рейтингу, субботнюю программу, и платят мне сообразно. Видите ли, богат не тот, у кого много, а кому довольно. Я в 90-е видел слишком много людей, отправляющихся в Бутырку... Моим детям хватает, жене хватает, так что я не такой уж бессребреник. А на Дону я не ведущий. Там я, брат, знамя Ростова.
– У вас контракт с «Первым каналом». У Константина Эрнста не возникало вопросов о работе Диброва на стороне?
– Мы с ним достаточно откровенно поговорили и договорились о том, что я могу себе найти другую работу, сохранив эту. И я ее, кстати, себе и ищу на каком-либо московском канале, но только не на тех, которые конкурируют с «Первым» за зрителя. И я найду себе эту работу.
– Так у вас уже три проекта...
– Это какие?
– «Кто хочет стать миллионером?», донской проект и «Временно доступен»...
– «Временно доступен» закрыли. А ростовскую историю нельзя считать проектом. Это, как говорят в монастыре, за послушание.
Прайм-тайм для хребта нации
– В этом году «Первый канал» отметил 20-летие...
– И за столько лет Эрнст, если честно, мог бы подустать фонтанировать. Но он не устал. Мастер, который не хочет учиться, больше не мастер. Недавно в его кабинете мы в процессе беседы родили новый проект. Какой – пока не скажу. Вообще же за 20 лет создана уникальная телевизионная структура, которая производит продукцию вполне мирового уровня.
– Три года вы возглавляли дирекцию ночного вещания на ОРТ. Есть ощущение, что самые лучшие, самые полезные для мозга программы можно найти прежде всего в районе полуночи. Почему?
– Если говорить о федеральных каналах, то они менее всего предназначены для того, чтобы раздвигать наши представления о прекрасном. Они созданы только для одного – чтобы мы с вами видели новости. Для нас (да и не только для нас, а например, для индусов тоже) свойственна авраамическая идея: человек хочет видеть и знать, что есть кто-то сильнее, чем он. Поиск образа отца – вот зачем нужны федеральные каналы.
– Про отца – это вы про кого?
– Про президента. Видите ли, русскому человеку свойственна идея, что далеко-далеко от того места, где он живет, где и событий-то нет (и Саша Черный по этому поводу писал: «Где событья нашей жизни, кроме насморка и блох?»), в Москве, в Кремле, до утра не гаснут огни. И кто-то добрый, умный, трезвый, некурящий, а не как сосед-пропойца Петя, думает обо всей России и о нем, дураке, тоже. Может быть, американцам, этим великим сеттлерам-переселенцам, это несвойственно. А у русского человека общинное мировоззрение. И для этого мировоззрения нужны федеральные каналы. Теленовости меньше всего предназначены для того, чтобы из них действительно узнавать новости – это просто смешно, особенно в эпоху интернета.
А что же делать федеральному каналу между новостями? Зарабатывать, чтобы новости не сдохли. Потому что самая дорогая штука – это новостийный корпус. Как? Рекламой. А куда дадут рекламу? В программы, популярные среди колоссального количества людей. И в сериалы, как в эталон рентабельности. Хотите – верьте, хотите – нет, но все сценарии куплены у американцев, меняются только имена. Смех подложен.
– Неужели все? А бандитские, про ментов?
– Дорого ли стоит написать бандитский сериал? И снимают их тоже, кстати, по западной кальке. Так вот, возвращаясь к рекламе, интеллектуал ни за что не купит то, что рекламируют по телевизору во время таких сериалов. Ежели угодно, он даже прокладки с крылышками будет искать другие. Из принципа.
Все эти рекламные блоки, сериалы и новости – это не его. Там же патернализм, там создается хребет нации. А его время начинается в полночь. Те, кому нужен хребет нации, в это время давно уже спят. Это биологический фильтр от людей, которые занимаются неквалифицированным трудом. Человек должен в 6 утра встать, отвести ребенка в детский сад и отправиться туда, где он будет ковать обороноспособность нашей страны. А это тяжелая работа – вальцовка, металлургическая обработка, коксующийся уголь. Это поважнее для них, чем хайдеггеры какие-нибудь: ну что там, пара-тройка евреев сидит, рассуждает, а ты пойди выплави сталь!
Зарабатывать на интеллектуалах тоже не получится по тем причинам, о которых я говорил. Поэтому ночь идеально приспособлена для самосознания нации.
Я – за действующего атамана
– А вам не кажется, что, поддерживая с 6 утра до 12 ночи образ отца, можно в итоге прийти к известному всем образу «отца народов» – Иосифу Виссарионовичу Сталину, – который людям нарисовали еще до эпохи телевидения?
– Этот образ тоже нарисовали, это правда. Припомним, что, когда его сын уж особенно набедокурил, Иосиф Виссарионович в сердцах воскликнул: «Ты что думаешь, ты Сталин? Ты не Сталин, и даже я не Сталин». И, показав на свой портрет в форме генералиссимуса, сказал: «Вот он – Сталин». Никаким образом его не оправдывая, хочу сказать, что мы бы войну не выиграли, если бы у нас этого образа не было.
А взять историю в столице Тибета, городе Лхаса. Там высоко-высоко над городом есть фантастически красивый дворец. На той высоте, где его строили, кислорода очень мало. А бедные строители на эту верхотуру были вынуждены тащить камни. Чтобы они не умерли от кислородного голодания и чтобы не уничтожить их кураж, досужие ламы два раза в году выставляли там тряпичную куклу давно умершего далай-ламы, в честь которого началось это строительство. И все удалось закончить.
Приблизительно то же самое делает и сегодняшнее телевидение.
– А вам близка эта ментальность, с царем-батюшкой, которого обожествляют?
– Я за Дон-батюшку, за казачество. Мне близка идея атамана, когда кричат: «Любо!», а в момент наивысшего подъема духа: «Атаману любо!» При этом атаман не обязательно должен сидеть напротив нас, и уж тем более не имеется в виду, что конкретный атаман лучше всех прочих. Просто он ныне действующий, он управляет. Это мне близко. А что же мне еще любить? Без любви не прожить. Нет, конечно, у меня есть семья, много детей, но я тоже хочу видеть кого-нибудь сильнее, чем я.
Рейтинг «Антропологии» был 1%
– Не скрою, что был большим фанатом вашей «Антропологии», программы, где царил дух внутренней свободы. Мне казалось, что ваши тогдашние теленачальники не особо задумывались о рейтингах, а на сегодняшнем ТВ все как будто «по расчету». Во всяком случае, в прайм-тайм.
– Телевидение 1997 года и телевидение 2015-го – разные вещи. Кого можно чему-то научить сейчас, когда одно нажатие кнопки – и ты получаешь любую информацию? Само изобретение интернета по влиянию на цивилизацию, на мой взгляд, равносильно изобретению колеса. Даже чтобы понять, что ты за человек, достаточно посмотреть историю твоих поисков в браузере за неделю. А тогда ведь, по сути, не было интернета. Но уже тогда хотели зарабатывать, и уже тогда телевидение играло роль скреп.
– А какой был рейтинг «Антропологии»?
– Один процент. Только один раз было три процента, когда пришел Павлик Буре. Но было другое – было репутационное завоевание. Это слова Гусинского и Добродеева, которые тогда руководили НТВ. Именно этот один процент, который смотрел «Антропологию», принимал наутро решения во всех областях нашей страны.
Рейтинги, конечно, дают пищу для размышлений. В середине 2000-х на ВГТРК был у нас с Гребенщиковым проект «Просвет». Как нам казалось, важный для страны. Чего стоит хотя бы один телемост между Миядзаки и Норштейном. Миядзаки в прямом эфире сказал Норштейну: «Вы мой учитель, вы сделали мой самый любимый мультфильм на свете «Ежик в тумане». Это же событие! А потом я посмотрел на рейтинг этого эфира и все понял... И я не обижаюсь на своего зрителя. Добродеев сказал: «Нельзя же так презирать свою публику». А дело не в публике. Надо слушать время. Ведь что написано на надгробии Конфуция? «Здесь лежит мудрец, точно соответствующий своему времени». Если я снова засяду в эфир и буду принимать звонки: «Алло! Алло!», я просто не буду соответствовать времени.
Побеждаю сатану на его же поле
– Леонид Якубович не особо скрывает, что подустал от «Поля чудес», но воспринимает это как работу. Вы можете то же самое сказать про «Кто хочет стать миллионером?»?
– Нет, это моя жизнь. Наш век очень жестокий, и мне очень важно, что я зарабатываю, не танцуя голым у шеста. Да я бы и не заработал – наоборот, угробил бы интерес к этой программе. В любом случае я не заставляю достойных людей кидать кольца на какой-нибудь крюк или проходить странные испытания. Я орудую императором Александром III Миротворцем и Чеховым с Шолоховым. Но и рейтинг держу, мне это очень важно. Побеждаю сатану на его поле его же оружием.
Когда летом Эрнст в порядке эксперимента переставил программу с 18:00 на 19:00, я был в ужасе. Потому что если Колю Баскова или «Новых русских бабок» на другом канале я хоть с большим трудом, но могу одолеть, то программу «Сегодня», как мне казалось, – без шансов. Это невозможно: там война, брошенка, расчлененка, полный хардкор... Куда я со своим Миротворцем? И вот в первый же уикенд у меня и у моих Чехова с Шолоховым – 22%, а у брошенки с расчлененкой – 12%. Это честь не мне, а моему зрителю. Поэтому для меня это не работа, а в какой-то степени служение.
– Все-таки новостники заманивают зрителя на расчлененку?
– Конечно! Ведь зрителю желательно бы видеть, что кому-то еще хреновее, чем ему. Мой великий друг Гребенщиков писал: «Мается, мается – жизнь не получается... а все не признается, что все дело в нем». Зритель до последнего будет думать, что виноват кто-нибудь, но только не он – на Западе, на Востоке, на юге, на севере, но не он сам. А я показываю, что можно хлопнуть себя по коленям и позвать жену: «Слышишь, Маша? Ты говорила, что я идиот. А я ведь раньше, чем он, сказал правильный ответ!»
