2014 №7

Первое, что приходит в голову, когда берешь в руки эту книгу: наконец-то повести! Ведь не секрет, что книгоиздательская машина не жалует прозу коротких жанров современных отечественных авторов, что вопиюще несправедливо. Сборник «Вид с Монблана» — и лишнее тому подтверждение, и, будем надеяться, не последняя ласточка. Хотя благодаря тому, что эти повести неким образом связаны друг другом, это придает им ауру библейского единого повествования. Но раскрывать эту интригу не хочется, оставив читателю возможность насладиться тонкостями композиции, которые придают текстам метафизическую достоверность.
И в связи с этим хочется сказать, что даже очередность повестей здесь имеет важнейшее значение для восприятия их сюжета. Она созвучна названию заглавного произведения, которое является композиционным центром и эмоциональной вершиной книги. Читай: своеобразным Монбланом. Не потому, что после нее спад, — просто иные оттенки бытия героев. Но именно в повести «Вид с Монблана» ощущается квинтэссенция того смысла, который тонкими нитями пронизывает этот цикл. Однако, прежде чем вникнуть в него, обратимся к строкам рецензий на книги Наталии Соколовской, в частности, к отзыву Самуила Лурье в журнале «Звезда». О героях ее повестей он пишет:
«...Все эти образы лишних людей. Бедных. Глупых. Униженных, но ничуть не оскорбленных. Старых. Отработанное топливо реального социализма. <...> Ну да, литература — в частности русская — знает способы (Радищев искал, Григорович нашел) заставить читателя минуты три жалеть такого персонажа почти как самого себя. У Наталии Соколовской тоже получается. Толку-то что? Но мне нравятся эти книги».
Хочется ответить: если нравятся, значит, толк уже есть. Потому что герои Соколовской никаких «трех минут жалости» не вызывают. Если это и жалость, то в том высоком смысле, о котором писал Николай Бердяев: любовь-жалость, любовь-сочувствие. Эти столь достоверно — до «слез, застревающих в космах пуховой шали», — расказанные судьбы пробуждают способность к любви дающей. Они разрывают рамки ярлыка «лишние люди», а также маленькие, бедные etc. — всю эту узаконенную маргинальность образов русской классики. Потому что, в сущности, они ничуть не более лишние, бедные или глупые, чем те, кто — например! — пишет в нынешние толстые литературные журналы. Ведь призрачная черта, которая разделяет лишних и не лишних, бедных и небедных, маленьких и значительных, — является иллюзией. Персонажей этой книги, конечно, и счастливчиками не назовешь, однако тут мы вплотную подходим к неисчерпаемой теме человеческого счастья и к его неуловимой и сугубо субъективной природе. Вот мне, например, кажется, что герои повести «Вид с Монблана»... счастливы. Двое детей, мальчик и девочка, были спасены стариком-соседом по коммуналке во время блокады. А потом у них была... жизнь. Они ее прожили вместе, они любили друг друга. И эту жизнь можно назвать сколь угодно бедной и убогой, наполненной Ее нездоровьем и невозможностью иметь желанного ребенка, а потом Его болью после ее смерти. Но разве многим из нас выпадает жребий этой счастливой цельности — найти своего человека и пройти с ним в мире и согласии свой путь... И мама, вернувшаяся с фронта и заставшая свое дитя в разгар блокады живым, — это ли не самое великое счастье?!
И, конечно, конец повести — истинный катарсис. Разве не все мы в глубине души знаем, что когда нас уговаривают «еще немного потерпеть, совсем немного», то горький привкус терпенья останется на всю оставшуюся... А главный герой повести — Старик. Он никто этим детям, просто сосед. Странный, нелюдимый, «из бывших». Он и олицетворяет собой сквозной лейтмотив произведений Соколовской о том, что такие вот не лишние и не маленькие, а скорее необязательные люди становятся для нас порой самыми важными. Необязательными и изначально посторонними, быть может, и вовсе случайными. Но для детей зачастую именно такие вот «прохожие по касательной» играют личностнообразующую роль. А пронзительная сцена благородной смерти Старика отсылает к божественной природе «прохожих». В кошмаре окружающего бытия этот красивый в самом глубоком смысле человек победил одиночество и стал очень нужным двум маленьким людям. Кто знает, быть может, есть такие моменты величия человеческого духа, когда выполненная миссия и дает ощущение счастья...
Тетя Августа из одноименной повести — тоже из них, из необязательных. Тетя — это ведь, строго говоря, факультативная родственница. Да еще пугающая, невероятная, в брюках и с папиросой в зубах, какой предстает поначалу Августа перед нами. Уж она почти ничего не сделает для своей племянницы — даже квартиру завещает не ей, единственной наследнице, а ухаживающей за ней соседке. Зато тетушка подарит девочке удивительную говорящую птицу. Нет, неправильно было бы Моюмарусечку — так зовут пернатого персонажа — называть всего лишь говорящей или даже поющей. Она птица думающая и любящая, она — друг... Квартира уже есть, а где найти друга, который будет петь твоему маленькому сыну колыбельные...
Героиня повести «Винтаж» — тоже по-своему птица. Она и живет в трансцендентальном гостиничном поднебесье, и ничего, кроме яркого оперенья — ее винтажных нарядов, — у нее нет. Но в ее случайностях — печальная безошибочность. К счастью, не все посланные божественным провидением персонажи сборника «Вид с Монблана» — для спасения, для прозренья и просто для красоты — умирают. Хотя автор словно приучает нас к смерти ближних и дальних, не скупясь на описания ее бытовых подробностей. Но спасает эпическая легкость и прозрачность языка Соколовской. Без красот и изысков, но с потрясающе достоверными штрихами. И смерть начинаешь воспринимать как один из сквозных персонажей этих повестей. Тем дороже становятся ростки надежды, прорастающие на дне сюжета в финальном произведении «Сука в ботах». Есть там герой, который, если процитировать классика русского рока, «просто хотел растить свой сад и не портить прекрасный вид». Казалось бы, и вовсе эпизодический, тем не менее он и дает нам Надежду...
Закрыв последнюю страницу, понимаешь, что это одна из тех книг, которые, следуя завету Антона Павловича, помогают сберечь в себе человека. Не зря же сборник Натальи Соколовской вышел в серии «Улица Чехова».