«И фильмов про любовь нет?» – «Ни в одном фильме за всю историю северокорейского кино никто никогда не поцеловался».

Это отрывок диалога из интервью режиссера Виталия Манского журналу The New Times по следам его недавнего визита в Северную Корею. Само интервью прекрасно показывает, что бывает, когда в страну, не слишком расположенную откровенничать с иностранцами, ненадолго впархивает человек без знаний языка и культуры, зато с твердыми идеологическими установками. Он тут же получает подтверждение своим установкам и упархивает обратно, довольный своей проницательностью.

Северная Корея – богатый источник творческого вдохновения для заезжих аналитиков. Она не разочаровывает ни либерала Манского, ни коммуниста Попова. Один с удовлетворением констатирует в КНДР коммунистический апокалипсис, дома без дверей и магазины, торгующие одним томатным соком. Другой восторгается расцветом потребления, наличием свободного интернета и при этом отсутствием частного бизнеса. Во всех случаях визитеры клянутся, что видели рассказанное «собственными глазами».

Приведенный выше отрывок из интервью являет собой другой тип развесистой клюквы. Режиссер не счел нужным изучить северокорейское кино настолько досконально, чтобы делать выводы о том, что в этом кино случалось или не случалось за всю семидесятилетнюю историю. Манский мимолетом роняет мощное утверждение «ни в одном фильме за всю историю северокорейского кино никто никогда не поцеловался», не затрудняя себя ни доказательствами, ни приведением источника. Зачем эти детали, если в главном про Северную Корею ему все ясно.

Взятый с потолка тезис об отсутствии поцелуев в северокорейском кино беседующие используют как подтверждение еще более могучего тезиса: фильмов о любви в КНДР нет. Участникам разговора не приходит в голову, что вещи эти совершенно не обязательно взаимосвязанные (если под фильмами о любви они не подразумевают порнографию, конечно). Еще в 1990-е годы любимый жанр Южной Кореи, лирические комедии о перипетиях влюбленных, обходился без поцелуев. Во многих болливудских любовных драмах герои тоже не целуются.

Сдержанность, с которой общались между собой родители северокорейской девочки, героини документального фильма Манского, послужила для него еще одним неопровержимым доказательством, что в тоталитарной КНДР «секса нет». Перед лицом съемочной группы и собственного ребенка северокорейская жена почему-то не впивалась в мужа глубоким поцелуем, а муж не хватал ее за попу, как Обама свою жену. Ясно без слов, что в этом неадекватном поведении виновата северокорейская политическая деспотия.

Нашим интеллектуалам не пришло в голову, что далеко не во всех культурах поцелуй входит в разряд публично допустимых ласк. И далеко не всегда степень сдержанности в выражении романтических чувств, принятая в конкретном обществе, находится в прямой зависимости от уровня политических свобод. Иначе самым политически прогрессивным нам пришлось бы признать Южноамериканский регион, а также острова Океании.

Одна из глав замечательной книги Роберта Треборланга «Как быть нормальным в Австралии», написанной в 1987 году, называется «Почему поцелуй всегда означает "да"». По наблюдениям автора, в Австралии конца 80-х поцелуй означает только одно – что австралиец созрел для интимных ласк здесь и сейчас. Как европейца, привыкшего целоваться на каждом шагу, Треборланга забавляла подобная практика. Но как человек открытый и доброжелательный, никаких политических выводов относительно Австралии он не сделал.

В современной южнокорейской культуре тоже не слишком принято целоваться публично. Чтобы понять это, достаточно понаблюдать за влюбленными парочками на улицах Южной Кореи, в университетских кампусах. Южнокорейские влюбленные могут обниматься, виснуть друг на дружке, лупить друг друга кулаками по спинам от полноты чувств, девушка – сидеть на коленях у юноши и гладить его по лицу. Они будут пить из одного стакана через две соломинки, слушать музыку одними наушниками и раскрашивать картинки, прижавшись щека к щеке, будут ходить в одинаковых кроссовках и футболках... Однако долгие публичные поцелуи как-то выпали из этого разнообразного репертуара – может быть, именно по причине его бескрайнего разнообразия.

Встречая семьи и любимых после долгой разлуки в сеульском аэропорту Инчхон, большинство южнокорейцев максимум слегка обнимутся. Да и то редко, в основном похлопают друг друга по плечу. Родители могут чмокнуть в щечки детишек. Но долгие романтические поцелуи, как и другие виды интимных ласк, они оставят на потом, когда останутся одни. Публично целовать любимых в аэропорту будут, как правило, только американские корейцы, да и те скорей из желания противопоставить себя окружающим.

Но про Северную Корею все ясно. Ясно про количество издаваемых там газет (две штуки), ясно про структуру газеты «Нодон синмун», где портреты вождя якобы нарастают в геометрической прогрессии от страницы к странице. В КНДР ведь нет не только секса – там ведь и новостей нет.

Безусловно, в том, что невежественное интервью московского режиссера широко разошлось по сети, есть доля вины нашего корееведения. Если сегодня можно найти много качественных материалов по истории, экономике и социальному развитию КНДР, то о культуре этой страны специалистами написано крайне мало. Чтобы немного исправить эту ситуацию, попробую рассказать для начала о любви на северокорейском экране.

Советские корни

Как и другие культурные жанры, кино в КНДР началось с подражания советской соцреалистической модели 1930–1950-х годов. Любовь в этих фильмах была темой важной, но не самодостаточной. Она скорее выполняла функции фермента внутреннего развития героя, служила носителем социальных или политических идей. Далеко не всегда такие фильмы были натужно-назидательными. Советские зрители с удовольствием смотрели, например, «Весну на Заречной улице», где любовь тесно сплетена с идеей массового образования: «Сашка, ты же отлично понимаешь, что учиться тебе необходимо. Для работы, для жизни. Для любви. Люди ради любви горы ворочают. А ты боишься до школы сто метров пройти».

Любовь в фильмах этой эпохи всегда была преодолением примитивно-физической природы человека. Она была призвана очеловечивать и развивать героя, нести ему новый свет и смысл. В «Весне» грубо-сексуальная красавица Зиночка быстро наскучивает герою в силу не столько своей доступности, сколько ограниченности тех удовольствий, которые она может дать. Новая любовь героя-рабочего, учительница, – это Рахманинов, это портрет Блока на стенке, это стопка книжек на столике, это свет от нового знания, это радость преодоления себя, своей косности и лени.

Хотя влюбленные в советских фильмах 1930–1950-х годов часто выражали свои чувства взглядами и поступками, нередки были эпизоды, где целовались и даже просыпались в одной постели (правда, без особых подробностей и обычно после законного брака). И все же главной была мысль, что любовь – это всегда больше, чем физиология. Это отношения людей, личностей и носителей разнообразных социальных качеств. Вот почему частым был мотив: выбор героем-любовником менее красивой, но более правильной и интересной девушки к негодованию сексуальной красавицы. «Что в ней хорошего-то! И смотреть-то не на что!» – восклицает Анфиса из «Девчат» по поводу выбора невзрачной Тоси Кислициной первым кавалером округи.

Ничего специфически советского в этих принципах нет. Если присмотреться к романтической классике Голливуда, то и в этих фильмах часто противопоставляется красота внутренняя и внешняя, как, например, во «Французском поцелуе», где не слишком красивая, но неординарная героиня Мег Раен, оказавшись в амурной столице мира, Париже, легко забарывает красавиц-француженок и завоевывает сердца сразу двух героев.

Любовь под присмотром Ким Ир Сена

Следуя официальному лозунгу той поры «Давайте учиться у Советского Союза!», первые кинематографисты КНДР восприняли советские фильмы как примеры для подражания. С учетом конфуцианских традиций Кореи перенос на корейскую почву даже тех скромных романтических советских образцов был радикальным новаторством.

Один из первых северокорейских фильмов, «Молодожены», снятый в 1955 году, посвящен теме места женщины в новом корейском обществе. Лучшая работница завода, токарь, выйдя замуж, по настоянию мужа уходит с работы и оказывается запертой в четырех стенах. Любовь к жене помогает мужу преодолеть свои предрассудки и отпустить ее обратно на завод.

Фильм полон сцен нежности молодых супругов, выраженных достаточно традиционно: взглядами, подарками, цветами. Однако в конце фильма есть одна смелая, по меркам тех лет, сцена. Счастливые герои идут домой с работы, и на узкой тропинке муж вдруг порывисто обнимает жену, прижимает к себе и почти целует, но... Сзади слышится веселое кхеканье знакомых, напоминающее молодоженам, что они не одни, и супруги смущенно отскакивают друг от друга.

Вскоре кинематографистам КНДР дали понять, что подобных сцен в искусстве быть не должно. Ким Ир Сен, несмотря на свою молодость, был весьма патриархален во взглядах и считал, что народ не должен видеть на экране разные слюнявые глупости. Под его строгим присмотром отход северокорейского искусства от конфуцианских норм, резво начавшийся в первые годы, приостановился. Перепуганные писатели и режиссеры стали избегать романтической тематики.

Северокорейские фильмы 1960–1970-х годов производят странное впечатление. Как любое искусство, несущее мобилизационные посылы, кино КНДР строит повествование вокруг молодых энтузиастов обоих полов. Однако тема любви в отношениях юных героев не присутствует вообще. Чтобы исключить саму возможность такого поворота сюжета, сценаристы часто делали молодых героев братом и сестрой, как в фильме «Центральный нападающий».

В фильме «Парикмахерша» (1970) есть одна характерная сюжетная линия. Хорошенькую девушку, образцового парикмахера, выслеживает не менее красивый юноша. Незнакомец ходит за ней по пятам, ловит ее взгляды, часами глядит на нее сквозь стеклянную витрину парикмахерской. По закону жанра ожидаешь если не поцелуя героев в конце, то уж хотя бы веточки цветущей вишни, которой девушка закроет зардевшееся при виде возлюбленного лицо. Однако в конце фильма оказывается, что прекрасный сталкер – скульптор, задумавший изваять «настоящего парикмахера народной Кореи». После того как скульптура готова, герои вежливо раскланиваются и навсегда расстаются.

Любовь, романтика, флирт были оттеснены тогда в неожиданный сектор северокорейской культуры – они стали опознавательными знаками отрицательных героев, всяких коварных «шпионок с крепким телом» и порочных американок, отплясывающих под джаз в южнокорейских барах.

Ким Чен Ир – защитник любви

Эта ситуация изменилась в 1980-е годы, когда киноиндустрией стал вплотную руководить сын Ким Ир Сена, Ким Чен Ир. С идейной точки зрения кинематограф времен его руководства был безупречен. Однако спектр средств выражения привычных идей сильно расширился. Корейский экран наполнился красивыми песнями, яркими ландшафтами, утонченными лицами. Замелькали иностранные города и имена. Символами эпохи стали актриса О Ми Ран и сценарист Ри Чхун Гу.

Будучи куда умнее и образованнее папы, Ким Чен Ир хорошо понимал, что у романтической тематики есть серьезный пропагандистский потенциал. «Люди любят любовь», – заявил он однажды в своей лаконичной манере. Пришлось «полюбить любовь» и северокорейским режиссерам. На экранах появились сначала веселые романтические комедии, где сюжеты крутятся вокруг недоразумений между влюбленными, а потом и лирические фильмы о любви.

Один из любимейших северокорейцами фильмов, «Городская девушка выходит замуж за деревенского парня» (1993), сочетает в себе и комедию, и мелодраму. Сюжет фильма следующий. Коллектив швейной фабрики приезжает помогать в колхоз высаживать рис. Во время самодеятельного концерта девушки поют популярную песню «Городская девушка выходит замуж за деревенского парня» и получают заслуженные аплодисменты. Однако, возвращаясь домой после концерта в сопровождении группы местных парней, городские швеи слышат сзади ехидный комментарий на тему «песни петь, конечно, хорошо, а по-настоящему выйти замуж в деревню вам, горожанкам, слабо». Девушки возмущенно оборачиваются, пытаясь найти автора комментария. Но тот прячется, а ответственность за высказывание берет на себя другой парень, энтузиаст модернизации родной деревни, которого бросила невеста, уехав в город.

Между героем и главной певицей – лучшей закройщицей начинается комическая война, которая постепенно перерастает в любовь. Отношения влюбленных осложняются интригами окружающих. Начальник девушки мечтает с ее помощью перетянуть парня на фабрику, мать парня, наоборот, мечтает заполучить ее в невестки в своем деревенском доме. После долгих перипетий, недоразумений, слез влюбленные наконец играют свадьбу и остаются в деревне.

Безусловно, перед нами вариант дидактического романа, где любовь выступает наградой героям за их социально востребованные добродетели. На протяжении фильма герои дружно работают в поле. Парень с радостью наблюдает, как его городская любимая не чурается черного деревенского труда; девушка начинает видеть в неразговорчивом крестьянском парне человека тонкого, глубокого и увлеченного. Смычка города с деревней, мобилизационный призыв «все на поля»? Конечно. Но так ли плохи эти идеи? Ведь, помимо всего прочего, они учат зрителя с уважением относиться к деревенскому труду, к жизни на земле.

Безусловно, фильм отражает и чисто северокорейскую политическую специфику. Можно хмыкнуть над эпизодом, где герой рассказывает о чувстве вины, которое он ощущает, потому что работники его села не выполнили заветы вождя и не модернизировали деревню. Мне в этом месте фильма стоит некоторого труда выключить внутреннего критика, который насмешливо напоминает, что как только вождь оставил корейскую деревню в покое и дал крестьянам возможность работать на себя, так в ней сразу волшебным образом закончились неурожаи.

Но фильм – он все-таки не про экономику, а про людей, про их отношение друг к другу и к миру. Очевидно, что политические посылы, зашитые в фильме, не отталкивают северокорейских зрителей. Даже тех, кто перебежал на Юг, а значит, по определению против системы. Каждый концерт вокальной группы перебежчиков в Сеуле обязательно включает хит «Городская девушка выходит замуж». А фильму уже больше двадцати лет.

А поцелуи?

Поцелуи в северокорейских фильмах есть, хотя их гораздо меньше, чем в советском кино, и контекст их отличается от привычного нам западного и русского.

Первый поцелуй положительных героев на северокорейском экране был в фильме «Десять тысяч ли по железной дороге», снятом в 1984 году. Этот фильм снимал режиссер Син Сан Ок, которого вместе с женой северокорейский режим похитил с целью поднять местный кинематограф до уровня мирового. Однако те несколько фильмов, которые Син Сан Ок снял в КНДР до того, как смог убежать обратно, прошли для северокорейского кино в общем-то бесследно. Новые приемы, которые Син Сан Ок использовал, так и остались в его фильмах, не получив развития в последующей кинопродукции КНДР.

Поцелуй положительных северокорейских героев – одно из таких новшеств, не имевших продолжения. Во всех последующих любовных мелодрамах Северной Кореи любовники вполне интимно обнимаются, но до поцелуев в большинстве случаев дело не доходит. В «Колокольчике» (1987) во время любовного объяснения герой сначала нежно обнимает героиню, а потом они скрываются за деревом, предоставляя зрителю возможность дорисовать подробности. В «Городской девушке» герой по-крестьянски крепко хватает героиню и прижимает ее к груди.

Самые длинные, по-моему, объятия влюбленных состоялись в фильме «Девушки нашего края» (1991), где объятия невесты женихом уже плавно переходят в лапанье. Правда, тут надо учесть, что этот фильм, во-первых, снят по сценарию Ри Чхун Гу, который вообще мастер растягивать до бесконечности любые сцены. А во-вторых, жених в этом фильме – солдат, потерявший зрение во время аварии на стройке. Девушка сделала ему предложение сама, он с ней не был до этого знаком. Так что сцена долгих объятий, возможно, задумана как сцена их взаимного познавания.

Почему же поцелуев в этих фильмах нет? Мне кажется, нет их по той простой причине, что для северокорейцев это слишком интимная и специфическая ласка, которая на экране попросту смотрится неестественно. Не так давно мне встретился северокорейский художественный текст с описанием соития молодых супругов: «Зеркало» Чо Хян Ми (2009). Автор в нем применяет традиционную риторику «тучки и дождика»: после того как герои сплелись в объятиях и «тучка пролилась дождем», героиня беременеет. Однако никаких описаний поцелуев сцена не содержит.

А вот в северокорейских фильмах, изображающих жизнь корейцев за рубежом, в частности в Японии, поцелуи героев не редкость. Эти фильмы, появившиеся в 1980–1990-е, повествуют о жизни корейцев из просеверокорейской организации «Чхонрен» и сочувствующих им японцев. Хотя герои в них задуманы вполне как «наши» идеологически, эти фильмы несут для жителей КНДР отпечаток нездешней экзотики. Девушки в них одеты по последней моде тех лет, парни гоняют на мотоциклах. Их свидания проходят не на стройках века и не на набережной Тэдонгана, а в крутых кафе и на буржуйских пляжах. Поцелуи в такой обстановке смотрятся вполне органично.

Стандарты кинолюбовников

Несмотря на обилие мелодрам и лирических комедий на тему любви, образцы поведения мужчин и женщин в северокорейских фильмах в основном традиционны. Они мало отличаются от конфуцианских образцов, сохраненных и завещанных КНДР Ким Ир Сеном. Девушки проявляют сдержанность и скромность и ни в коем случае не становятся инициаторами или активными участницами любовных игр. Целуют и обнимают их, а они могут лишь принять ласку.

Северокорейское кино дает недвусмысленно понять, что излишняя доступность девушки – это рискованный демпинг. Распущенная южнокорейская тэквондоистка в сериале «Нация и судьба», сыгранная красавицей северокорейского экрана О Ми Ран, остается у разбитого корыта, порастеряв в конце всех своих любовников и не приобретя ни семьи, ни детей. Сразу следует отметить, что подобная сюжетная линия характерна для любого патриархального искусства, включая западное; эта тема постоянно муссируется, например, в австралийских комиксах 1950-х.

Эта популярная в КНДР модель слегка меняется, когда речь идет о супругах. В социально санкционированных отношениях женщина может быть и завлекающей, и поддразнивающей. В сериале «Партийный секретарь Тэхондана» (1999–2001) одна из сюжетных линий показывает двух героев до и после свадьбы. Если перед свадьбой героиня, которую играет звезда корейского экрана Рю Ген Э, ведет себя с женихом робко и скромно, то после свадьбы она преображается в какую-то валькирию, то и дело сверкающую глазами и задевающую супруга тугим бедром.

Один из популярных мотивов северокорейского кино – мотив неугасающей страсти между супругами со стажем, чувство, над которым не властны ни время, ни испытания. Любовное постоянство всегда отличает хороших героев (по определению верных вождю) и противопоставляется неразборчивой любвеобильности негодяев (по определению национальных предателей). Крайними развратниками, в частности, изображаются в сериале «Нация и судьба» президент Южной Кореи Пак Чон Хи и, что уж совсем не в ладах с историей, его жена. Хочется надеяться, что у их дочери, нынешнего президента Южной Кореи, не найдется времени посмотреть этот сериал.

Несмотря на все политические посылы мелодрам КНДР, зрители полюбили эти фильмы, их героев и актеров. Когда в 2004 году красавица О Ми Ран преждевременно умерла, сыграв всех мыслимых героинь романов, от строгой недотроги в «Колокольчике» до развратной любовницы южнокорейского президента в «Нации и судьбе», ее оплакивала вся страна. Людям было за что быть благодарными актрисе. Лирические фильмы с ее участием были редкими лучами радости в их нелегкой жизни и делали эту жизнь немного легче и осмысленнее.

Татьяна Габрусенко – историк-кореевед, профессор Университета Корё