Алексей Лысенков: Если в 11:00 "Мотор!" по какой-то причине не происходит, то я уже в 11:15 начинаю увольнять кого-то из администрации

Сергей Николаевич: Здравствуйте, это программа "Культурный обмен" на Общественном Телевидении России, с вами Сергей Николаевич. Сегодня мы будем говорить о телевидении как об образе жизни. Какими качествами и талантами надо обладать, чтобы стать ведущим, продюсером, режиссером? – это лишь некоторые из профессий, которыми владеет наш гость, мэтр отечественного телевидения Алексей Лысенков.

Алексей Лысенков – телеведущий, автор и продюсер программы "Сам себе режиссер". Окончил Высшее театральное училище имени Щукина по специальности "Актер драмтеатра, кино и эстрады". В 1987-1992 гг. преподавал в этом же училище мастерство актера и режиссера; с 1988 по 1991 гг. являлся актером и режиссером театра под управлением Евгения Симонова. Преподавал в Экономической академии имени Плеханова на курсе "Дипломатический протокол и этик менеджера", работал заместителем директора, режиссером-постановщиком и преподавателем класс-центра музыкально-драматического искусства для детей, проректором Международного института кино, телевидения и радиовещания. В 2013 году стал вице-президентом некоммерческого партнерства "Национальный Антинаркотический Союз".

Алексей Лысенков: Здравствуйте, дорогие друзья. Здравствуйте, уважаемый ведущий.

С.Н.: Здравствуйте.

А.Л.: Сразу хочу сказать, что мне кажется, что профессия ведущего в России по большому счету отсутствует. Потому что у нас берутся вести телевизионные эфиры…

С.Н.: Всяк, кто может.

А.Л.: Да, все кому не лень. И если, допустим, в тех же Соединенных Штатах или Европе это действительно серьезная профессия, это ремесло, которому надо учиться, в котором надо разбираться, и люди, наоборот, условно к 50 годам набирают определенный ликвид и получают возможность своего шоу, потому что они уже просто на себя могут собрать многомиллионную аудиторию. У нас почему-то принято сажать в эфир людей неподготовленных, не имеющих никакого отношения к телевидению – это могут быть спортсмены, политики, все кто угодно.

С.Н.: Ну хорошо, Вы-то как пришли?

А.Л.: Так что я считаю, что телеведущий…

С.Н.: Может быть всякий.

А.Л.: Нет такой профессии в нашей стране.

С.Н.: Но все-таки Вы же ее каким-то образом освоили и, более того, у Вас был театральный опыт за плечами – театральное училище имени Щукина – все это было неслучайно, то, что Вы оказались на телевидении?

А.Л.: Ну, я думаю, что это просто от лени.

С.Н.: Да?

А.Л.: Конечно. Потому что быть актером – это очень тяжелая работа. Очень тяжелая работа. И актерский труд – он неблагодарный, тяжелейший, эмоциональный, физический. А тут чего? – пришел, поговорил и все.

С.Н.: И все готово, да. Но подождите, Вы же уже преподавали в этот момент в Щукинском училище?

А.Л.: Я начал преподавать еще будучи студентом четвертого курса, да.

С.Н.: И потом каким-то образом нарисовались в Вашей жизни "Веселые ребята".

А.Л.: "Веселые ребята" нарисовались в моей жизни в процессе обучения в институте.

С.Н.: Ага. То есть это шло параллельно?

А.Л.: Я познакомился с Андреем Кнышевым, с Андреем Гарольдовичем. Я с ним познакомился в лагере Московского энергетического института в Алуште, где Володя Маркин был главным культоргом, а меня туда сосватала моя сестра просто культоргом даже за небольшую копеечку. Я там, значит, мостовик-затейник, веселил местный народ, студентов. А Андрей туда приехал по приглашению Маркина просто отдохнуть. Поскольку Андрей не умеет отдыхать – у него такая голова, что она работает 24 часа в сутки, подозреваю даже, что когда спит – и он как-то вдруг на меня обратил внимание и сказал: "Не хочешь ли ты поработать в передаче у меня?" Это была передача, известная на всю страну – самая популярная молодежная программа. Конечно же, не было ни одного человека в Советском Союзе, который бы не знал программу "Веселые ребята" – ее все ждали, высматривали в программках, когда она появится. А поскольку время ей давали не очень удобное, потому что передача была не очень удобная…

С.Н.: Это 1985 год, да?

А.Л.: Это 1985 год, да. Все сидели… В 23:00 выключался советский телевизор, все программы заканчивались, и тут вдруг на первой кнопке на телеканале "Останкино" выходила программа "Веселые ребята". И вроде как руководство телеканала и вообще телевидение делало вид, что передачи нет, потому что она выходит за рамками эфира, который заканчивался в 23:00, но вся страна знала, что передача выйдет в эфир, все сидели у телевизоров и ждали, когда она появится. Конечно, для меня это была и радость, и гордость, что вдруг сам Кнышев на меня обратил внимание.

С.Н.: Слушайте, но Вам невероятно совершенно повезло, что действительно Вы попали в 1985 году, а потом в 1986 и 1987 гг., где-то уже рождается взгляд, появляются все эти молодые красавцы…

Я даже рельсы рекламировал, даже рельсы!.. Играл в Джеймса Бонда, который приезжает в Россию, пытается взорвать железную дорогу…

А.Л.: Мне повезло вообще познакомиться с большим количеством телевизионных людей, которые меня как эстафетную палочку передавали друг другу. Потому что дело в том, что покойный Михаил Юрьевич Лесин был администратором передачи "Веселые ребята". И когда они вместе с Александром Завеновичем Акоповым – тогда просто Миша и Саша – сделали небольшой кооператив под названием "Игротехника" и стали снимать рекламу, то они стали меня приглашать в качестве рекламного агента, потому что, по-моему, я был единственный профессиональный артист, которого они лично знали в Москве. Они оба строители, закончили МИСИ, и, значит, тут вдруг я со своим актерским образованием. Потом уже, когда я стал достаточно плотно сниматься в разной совершенно рекламе – я даже рельсы рекламировал, даже рельсы, и завод пластиковых изделий, пластмассы какой-то, и мебельные магазины, и компьютерную технику, и даже рельсы (я играл в Джеймса Бонда, который приезжает в Россию, пытается взорвать железную дорогу)…

С.Н.: А скажите, какой все-таки был стимул? Это были финансовые обстоятельства или был кураж? – что я и это могу, и это могу, я все могу?

А.Л.: Я думаю, что здесь в комплексе, все вместе. Конечно же, финансовый вопрос не был крайним, потому что семья, ребенок – конечно, надо было кормить. Понятно, что актерская работа малооплачиваемая, так скажем – за редким исключением.

С.Н.: В общем, Вы были таким первопроходцем: Вы осваивали новую профессию. Но кто знал, кто может делать рекламу? Не было рекламы в Советском Союзе!

А.Л.: Не было.

С.Н.: А Вы осваивали новые форматы.

А.Л.: И как это Лесину удавалось уговаривать вот этих советских красных директоров на это? – рекламировать рельсы? – зачем это рельсовому заводу или заводу пластмассовых изделий – зачем им рекламировать свои изделия? То есть это только Михаил Юрьевич мог со своим талантом убедить красного директора поучаствовать в этом и заплатить за это деньги. Конечно, мы были первопроходцами, потому что никто не понимал, какая должна быть реклама, как ее надо снимать. Мы не изучали никаких наук, которые уже десятки лет преподаются в тех же Соединенных Штатах – наук рекламы. Мы все проходили своими ногами, что называется. И понятно, что мы и ошибались, много было в этом смешного и забавного, но был кураж, был очень такой хороший молодежный кураж. Не было никакого стеснения в том, что мои однокурсники, условно говоря, играют в академических театрах, а я тут в рекламе снимаюсь. Я как-то по этому поводу…

С.Н.: Комплексов по этому поводу не было?

А.Л.: Вообще никаких комплексов не было.

С.Н.: Скажите, вот в это же время идет такое довольно мощное освоение каких-то западных форматов – по крайней мере мы на них смотрим, как это выглядит. Вам хотелось вот, как Ларри Кинг или Барбара Уолтерс – Вы видели же этих звезд?

А.Л.: До сих пор хочется. До сих пор хочу свое шоу, до сих пор. Понимаю, что по нашим российским телевизионным меркам я уже пенсионер почетный, Вы меня уже мэтром уже обозвали.

С.Н.: Да ладно, это хорошее слово.

А.Л.: Нет, хорошее, очень хорошее, мне очень приятно было это услышать, я шучу. Но тем не менее я смотрел с огромным воодушевлением. Познер, Донахью вообще там… Целый комплекс программ был озвучен моим голосом за кадром.

С.Н.: Да Вы что?

А.Л.: Да. То есть это вообще все происходило…

С.Н.: То есть это все было так близко и на глазах?

А.Л.: Да, все это было так близко, и, конечно, зависть была такая. Естественно.

С.Н.: И сделать свое. Хорошо, но вот в конце 1980-х это же было еще возможно. Да и потом, как выясняется.

А.Л.: Да, в общем-то. Программа "Сам себе режиссер" появилась там же, в недрах – но только это уже был не кооператив "Игротехника", а это была уже АОЗТ "Видео Интернешнл", на сегодня самый мощный, огромный зубастый монстр на медиарынке рекламы (производства, размещения и всего остального). А тогда было АОЗТ "Видео Интернешнл", там сотрудников было 11 человек, по-моему. И все они были совладельцами. Я, по-моему, был там первым нанятым на зарплату человеком, остальные как-то были соучастниками процесса. И мы запустили "Сам себе режиссер". В который, кроме опять же покойного Миши Лесина никто не верил вообще, что это возможно вообще.

С.Н.: Подождите, а видео-то было тогда?

Нам слали кинопленки восьмимиллиметровой – километры, из которых надо было пытаться выбрать что-то смешное. Поэтому первое время даже приходилось снимать себя, своих детей, своих знакомых.

А.Л.: Вот то-то и оно, что в стране было, условно говоря, несколько видеокамер больших VHS. Так у людей в основном остались, также как у моего папы, кинокамера, да, и нам слали километры кинопленки восьмимиллиметровой – километры, из которой надо было пытаться выбрать что-то смешное. Поэтому первое время даже приходилось снимать себя, своих детей, своих знакомых.

С.Н.: А правда, что Вы записывали по 15 программ за 2 дня?

А.Л.: Мы и сейчас пишем по 15 программ за 2 дня.

С.Н.: То есть этот режим остался?

А.Л.: Да. Но вот сейчас у меня была травма, поэтому сейчас мы писали 3 дня, чтобы меня не перегружать, потому что меня снесли в горах…

С.Н.: Где-то в Австрии, да?

А.Л.: В Австрии, да. И я вот сейчас еще до сих пор нахожусь в состоянии реабилитации, до конца не реабилитировался, еще ребра зарастают и легкое до конца еще не открылось. Не важно. Поэтому сейчас мы снимали три дня, меня посадили, я почти не стоял, чтобы не рассыпался не дай бог. А так в обычном режиме мы снимаем 15 часовых программ за 2 дня. Потому что уже настолько там все как часы работает. В 11:00 у нас мотор; если в 11:00 мотор по какой-то причине не происходит, то я уже в 11:15 начинаю увольнять кого-то из администрации.

С.Н.: Такой жесткий продюсер.

А.Л.: Ну не жесткий, но я начинаю уже нервничать, психовать, устраивать разносы. Но этого не происходит в последнее время. В 11:00 у нас жестко начинается мотор.

С.Н.: То есть Вы такой хорошо организованный человек? Вы можете наладить систему? Судя по всем Вашим программам, это так.

А.Л.: Ну, могу наладить, могу разрушить – какая будет задача. Я абсолютно разный человек, я такой же, в общем, как и все.

С.Н.: Но все-таки какими качествами надо обладать человеку, который хочет сделать карьеру на телевидении?

А.Л.: Ну, во-первых, надо сразу дать себе понять, что зрителя не обманешь. Телеэкран – это лакмусовая бумажка. И если ты зрителю пытаешься врать, то зритель это чувствует. Это вот сразу: все, кто идет на телевидение, сразу должны понимать, что чувство правды у зрителя сумасшедшее. Сумасшедшее. Поэтому если вы пытаетесь зрителя в чем-то зрителя обмануть и сделать вид, что вы не такой, как на самом деле, то ничего не получится. А так… Ну, я могу сказать следующее: из актеров редко получаются хорошие телеведущие, потому что актеры не говорящие самостоятельно в основном люди. Все-таки да, пример очень многих актеров-ведущих показывает, что это чаще неудачный опыт, чем удачный. Бывают исключения, конечно: Нагиев, Ваня Ургант – понятно. Но это исключения из правил. Опять-же, это та самая верхушка айсберга, которую мы видим. А вот эту огромную, грязную и уродливую глыбу льда, которая под этой верхушкой – мы ее не видим, ее скрывают толщи ледяной воды. Но вот эта верхушка существует. Хорошие ведущие получаются в основном из журналистов, потому что они умеют говорить. Но при этом обязательно нужно, чтобы журналист обладал какими-то актерскими навыками. Потому что, конечно, харизму никто не отменял совершенно. Этому можно научиться, актерское ремесло… Мне не нравится, знаете вот, в институте есть предмет "актерское мастерство". Я считаю, что это категорически неправильный предмет.

С.Н.: Ну а как же?

А.Л.: Он должен называться "актерское ремесло". Мастерство приходит к единицам и уже в возрасте 50 лет и дальше. Но вообще самые лучшие ведущие получаются не просто даже из журналистов, а из редакторов. Потому что редакторы – это люди, которые умеют не только сами что-то производить, но и оценивать произведенное. Понимаете? Поэтому из редакторов, на мой взгляд, самые лучшие ведущие получаются.

С.Н.: Вот это название "Сам себе режиссер" – это ведь очень в духе времени было, да? Это попытка режиссировать свою жизнь, свою судьбу. Без всякого начальства – ты уже сам делаешь, что хочешь, никому не подчиняешься. В каком-то смысле Вы некое веяние времени тоже выразили, и то, что это так долго держится – судя по всему, это очень востребовано, эта потребность быть самому себе режиссером, пусть в маленьком пространстве этого хоум-видео.

А.Л.: Ну сегодня ведь очень много этого домашнего видео в самых разных проектах – от новостей до развлекалки: везде используется это самое домашнее видео. Меня уже даже в Интернете обозвали "Дедушка русского Ютуба".

С.Н.: Да-да, я читал.

А.Л.: Но дело в том, что почему передача держится? Когда, казалось бы, вон вокруг сколько уже всего…

С.Н.: И уже давно закрылось.

А.Л.: Именно потому что это некий клуб такой. Суть даже уже не в самом видео, сколько вот эти вот такие странные интервью с создателями – чем живут, как отдыхают, как это было снято, почему раньше не прислали, а только сейчас. Ну то есть это такая уже домашняя больше обстановка: вот есть там, условно говоря, несколько миллионов зрителей, которые смотрят эту программу – они есть, их не становится ни больше, ни меньше.

С.Н.: Вы делали какие-то замеры? Какие-то рейтинги?

А.Л.: Ну они известны. Это люди, которые в воскресенье в полвосьмого утра встают, включают телевизор и смотрят передачу. И их не становится ни больше, ни меньше – это некая константа такая. Вот они пришли, потом привели своих детей и так и остались.

С.Н.: И сидят около телевизора.

А.Л.: Это уже некая просто традиция. Не потому, что передача хорошая или плохая – она просто уже как часть жизни. Вот стоит холодильник и вот он должен стоять в этом месте. А в это время должна идти передача "Сам себе режиссер". Привычно.

С.Н.: На Западе ведь есть аналог ее?

А.Л.: Конечно, да. Я, правда, не знаю, сейчас они идут или нет в связи с появлением Интернета, но вообще, конечно, все это движение с использованием домашнего видео на профессиональном телевидении началось с компании ABC, когда они запустили проект под названием "America’s Funniest Home Videos" – "Американское забавное видео". И у них же еще появился проект "America’s Funniest People" – это нечто похожее чуть-чуть на "Слабо", но не очень сильно: там гонки на газонокосилках, условно говоря, тоже такие "Американские забавные люди". Вот у них два этих проекта. От них уже это пошло по всему миру. Мы в свое время сотрудничали и с японцами, и с голландцами, и с англичанами, обменивались своими видео. Были даже какие-то смешные вещи, когда мне вдруг из Канады пришли демонстрационные диски – мы хотели купить материал – и на них было написано, что это только демонстражка, а при этом мне прислали мои же сюжеты, из нашей же передачи. Только прислали их из Канады и пытались мне их продать. Я стал выяснять путь, как это все вообще произошло. А мы тогда продавали в Киев, на Украину передачи, ее там активно покупали. И выяснилось, что как раз именно в монтажном перегоне в Киеве сюжеты успешно уходили в Канаду.

С.Н.: Ну вот часто российское телевидение обвиняют в том, что вот ничего оригинального там не создается. Все время какие-то западные форматы. Вы можете назвать оригинальную программу, к которой, может быть, Вы никак не причастны, но которая, безусловно, заслуживает внимания?

А.Л.: Друзья, мы знаем все эти программы. Это КВН, это "Что? Где? Когда?".

С.Н.: Но это же миллион лет назад было.

А.Л.: Так и сейчас они идут.

С.Н.: Из нового. Из относительно нового.

А.Л.: Ну, понимаете в чем дело. Тут же история такая, что ничего нового уже не придумаешь. По большом счету, уже все изобретено. И чего изобретать велосипед? Есть компании, которые специализируются даже не на производстве телепродукта и на эфире телепродукта, а только на придумывании форматов. И приезжают на Мибком – Вы знаете, это Международный телевизионный рынок, который проходит во Франции, он бывает техническим и творческим. Так вот на Мибкоме компании просто торгуют эти форматы, сами их не производя – только саму идею. Есть производители – продакшн-компании – есть вещатели, которые тоже иногда могут быть одновременно и производителями, что реже (чаще вещатели заказывают что-то у производителей). Какой смысл придумывать что-то, что уже изобретено, когда это уже есть, оно апробировано, лицензия стоит три копейки по сравнению с собственным производством, если с нуля проект поднимать. Тем более Вы прекрасно знаете, так же как и я, потому что мы как бы профессиональные люди – что там из 30 проектов на бумаге доживает, условно говоря, 5 до пилота, и из пилота дай бог один вырастает в программу. А бюджеты-то уже потрачены огромные. То есть получается, что запуск нового проекта обходится в сумасшедшие деньги, и не факт, что этот проект проживет долгую и счастливую жизнь. Мы знаем огромное количество примеров, когда с большой помпой и пафосом запускается новый проект и буквально через 2-3 эфира он умирает, потому что он не собирает аудиторию. И это тайна, которую я не могу постичь. Проект, который, казалось бы, отличный на бумаге, прямо вот делай его, ты его и делаешь вроде хорошо, запускаешь в эфир, а зритель не идет. И ты не можешь понять, почему он не идет, сделано же хорошо. А бывает, какая-то ерунда, левой пяткой сделанная, и, казалось бы, это халтура, так, проходняк, и вдруг этот проходняк набирает миллионную аудиторию, Комкон трещит от цифр.

С.Н.: В общем, тайна сия велика есть.

А.Л.: Эта тайна есть. Даже вот у меня больше 30 лет стажа телевизионного, и то я понимаю, что для меня это тайна, как и была.

С.Н.: А Вы сейчас телевизор сами смотрите?

А.Л.: Да, у меня телевизоры везде, даже в туалете висит.

С.Н.: Ну хорошо. Когда Вы их смотрите как зритель, просто как потребитель…

А.Л.: Не получается как зритель.

С.Н.: Все равно смотрите как…

А.Л.: Все равно смотрю, что не так.

С.Н.: Ну все равно. Как профессиональный потребитель и знаток, как Вам кажется, чего сейчас нашему телевизору не хватает?

А.Л.: Ну, по большому счету, того же, чего не хватает с самого начала российскому телевидению – то, что было на советском телевидении и то, что до сих пор не произошло на российском. Это профессионализма. Вот просто профессионализма. Еще раз говорю: не надо изобретать велосипед, все изобретено до нас. Есть огромные телевизионные школы американская, европейская. Но если мы еще пока не можем создать телевизионную школу у нас, давайте пользоваться их опытом. У нас единственная телевизионная школа, которая была – это школа дикторов Гостелерадио, еще тогда. И все. Все современные институты, которые занимаются образованием в области радио и телевидения, к сожалению, на мой взгляд (я понимаю, что я сейчас от коллег огребу по полной программе, и тем не менее), несостоятельны. Я имею право это говорить, потому что я был проректором двух высших учебных заведений и ушел и оттуда, и оттуда.

С.Н.: Да-да, я как раз хотел об этом спросить.

А.Л.: Просто потому что я понимаю, что нет профессионалов, которые могли бы преподавать.

С.Н.: А с чем это связано?

А.Л.: Школы нет, нет базиса. Есть какие-то вещи… Я всегда этот пример привожу, студентам в том числе: что такое ситком? – "situation comedy" – "Моя прекрасная няня", например? Значит, герои чего-то страстно хотят, но никогда этого не добиваются. Потому что как только они этого добьются, закончится сериал. Значит, мы это проходим путем проб и ошибок. Вместо того, чтобы открыть учебник по телевидению или по кинопроизводству какой-нибудь американский или европейский и прочитать это там, что это просто правило, его даже не надо доказывать, оно просто есть и все.

С.Н.: Закон.

А.Л.: Да. И этот закон уже первокурсник должен знать, чтобы самому потом, как слепому котенку, не вошкаться. Или что закон журналистики, который я вывел, но который я тоже всегда говорю своим студентам: журналист – это не тот человек, который может говорить, и не тот человек, который умеет говорить, и не тот человек, который хочет говорить. Журналист – это человек, который не может не говорить, вот в чем вся история. И пока внутреннего этого состояния не будет… Это как в разговоре о лакмусовой бумажке – тебе зритель никогда не поверит, пока ты не будешь наизнанку выворачиваться, зритель не поверит. То есть вот Вы сейчас сидите в качестве интервьюера – если бы Вы внутренне, подсознательно не уговорили себя, что я Вам безумно интересен (за скобочками), то у нас бы не сложился разговор. Потому что я сижу, я же чувствую, как Вы задаете вопросы и как Вы готовились к разговору, что Вы знаете какие-то подробности обо мне, не просто так пришли и сели. Значит, Вы уже поработали. И Вам в любом случае… И я когда работаю – я тоже бываю и с этой стороны, и с той стороны, как интервьюер, когда я работаю – если я внутренне, подсознательно не уговорю себя, что этот человек мне безумно интересен, у меня не сложится разговор.

С.Н.: А вообще как Вы считаете, как профессионал, от кого зависит успех интервью? – от интервьюера или от героя?

А.Л.: От обеих сторон. Много раз я натыкался на то, что как бы я ни крутился на пупке, у меня получается скучный разговор, и я не могу вытащить человека на какие-то эмоции, на какие-то монологи.

С.Н.: Потому что он закрыт, потому что он не хочет идти на этот разговор? Почему?

А.Л.: Ну, люди разные бывают, абсолютно разные. Тем более что в качестве интервьюера я ведь работал (и работаю, и продолжаю работать) не только с селебрити, но и с обычными людьми. У меня был проект на одной из самых популярных радиостанций, который назывался "Золотой человек" – он имел и видеоверсию, и радиоверсию. И там у меня были просто люди, которые что-то делают клево в своей жизни. Золотые люди, и делают это бескорыстно. Я ездил по всей стране и коллекционировал этих людей. Но я Вас уверяю, что тот же летчик-космонавт, герой России может быть неговорящим. Ну вот он неговорящий, он молчун. Из него не вытащишь: ну он такой. Вот он может год прожить на орбите, но говорить не останавливаясь он не может и не хочет, это не входит в его задачу.

С.Н.: А что Вы в таких случаях делали?

А.Л.: Ох. Приходится больше говорить самому, а что еще делать?

С.Н.: Ничего другого не остается.

А.Л.: Зритель-то не должен страдать, он все равно хочет какую-нибудь ерунду, да послушать. Значит, ерунду буду говорить я тогда.

С.Н.: За все эти годы – уже, в общем, 30 лет, это можно сказать абсолютно определенно – Вас не разочаровало телевидение?

А.Л.: Слушайте, это также как в семейной жизни…

С.Н.: Ну а что, я знаю Вашу семейную жизнь, она достаточно насыщенная, Вы меняли ее довольно часто.

А.Л.: К сожалению, к сожалению. Я этим не горжусь. Есть мужчины, которые этим гордятся, я этим не горжусь – так просто жизнь сложилась, к сожалению. Но, также как в семейной жизни, тут бывают и взлеты, и падения, есть моменты разочарования, когда хочется вообще все послать, когда ты говоришь: ну зачем мне это телевидение вообще, уйду, уеду ловить рыбу, кататься на лыжах, пошло оно все. А бывает, наоборот, щенячий восторг.

С.Н.: Как бы Вы определили нынешний свой период отношений с телевидением?

А.Л.: Опять же, как в фильме: "Мы настолько хорошо друг друга знаем, что нам друг с другом уже скучновато".

С.Н.: Все-таки да?

А.Л.: Поэтому иногда надо что-то мутить.

С.Н.: Искусственно мутировать, я бы даже сказал.

А.Л.: Что-то надо взбодрить, какие-то придумывать ролевые игры нам с телевидением вместе как-то. Потому что уже как-то надо себя будоражить. Я сейчас нахожусь в запуске нового проекта для одного из телеканалов. Пока, естественно, не могу говорить о том, что за проект, но на федеральном канале. Я нахожусь также в запуске своей новой части радиожизни на той же радиостанции – я не изменяю ей, она не изменяет мне. Я очень люблю радио. Я вообще считаю, что радиожурналистика сложнее, чем телевизионная, потому что на телевидении можно спрятаться за костюм, за улыбку и за декорацию, а на радио есть только твой голос;и если ты идиот, то это радиослушатель сразу слышит, ничего с этим не сделаешь. Поэтому радио, я считаю, сложнее, чем телевидение. И если на телевидении много такого цинизма, каких-то там внутренних разборок, войн скрытых и открытых, то на радио этого гораздо меньше, просто гораздо меньше. И такой вот циничной конкуренции нет. Она есть, конкуренция, но она честная.

С.Н.: Открытая такая.

А.Л.: Да. Вот меня часто спрашивают, как мне удалось за 30 лет не поругаться ни с кем на телевидении, типа это невозможно. Да я просто не влезаю в конфликты никакие, я по касательной ухожу просто от любого конфликта, я не люблю конфликты по определению. И я уже про это часто говорил, что я считаю, что это мой недостаток, что я ухожу от войн. Но благодаря этому я действительно ни с кем не поругался за всю жизнь, со всеми сохранил хорошие отношения, и сегодня – я над этим подшучиваю, естественно, но тем не менее – если заглядывать на сайты, то я являюсь лицом трех федеральных каналов основных. Вот прям три основных телеканала, и я везде их лицо.

С.Н.: Везде-то и всюду Вы присутствуете.

А.Л.: Да. И, по-моему, нас немного таких, кому разрешают работать…

С.Н.: Совместительствовать.

А.Л.: Федералы разрешают работать на разных каналах. Мы есть, мы есть, но нас совсем мало. В основном все-таки если ты появился на одном федеральном канале, то ты уже не можешь появиться на другом, и наоборот.

С.Н.: Еще есть один пункт в Вашем CV – это "Национальный Антинаркотический Союз".

А.Л.: Да.

С.Н.: Вы к этому имеете еще отношение?

А.Л.: Да, я вице-президент "Национального Антинаркотического Союза", я вхожу в рабочую группу по социально-значимым заболеваниям и реабилитации наркозависимых при Государственной Думе Российской Федерации. Возглавляет эту рабочую группу Сергей Железняк, я этим занимаюсь плотно, давно, много, мои близкие друзья об этом знают.

С.Н.: А почему Вы на это вышли?

А.Л.: Это продолжение опять же журналистской истории. Когда-то, уже много лет назад, когда запускался национальный проект "Здоровье" – помните, когда Дмитрий Анатольевич стал президентом, он запустил национальный проект "Здоровье"?

С.Н.: Да.

А.Л.: И в рамках этого проекта началась большая компания по антиретровирусным препаратам для ВИЧ-инфицированных и по пропаганде здорового образа жизни и вообще по профилактике ВИЧ-инфекции в России, потому что она набирала какие-то сумасшедшие обороты. Сейчас все-таки мы так чуть-чуть…

С.Н.: Притормозили.

А.Л.: Притормозили чуть-чуть, да. И в рамках вот этой кампании мне в Роспотребнадзоре, то есть Геннадий Григорьевич Онищенко предложил вдруг стать ведущим профилактической программы по СПИДу. Я подумал: где я и где СПИД, но журналистское любопытство победило, и я стал вести эту программу и стал ее сопродюсером. Как я уже говорил, я если вваливаюсь во что-то, то уже во все тяжкие.

С.Н.: С головой.

А.Л.: Да. Занимаясь ВИЧом, мы объездили всю страну, сняли больше 100 историй про людей, живущих с ВИЧ, сняли 18 короткометражных художественных фильмов, потому что есть люди, которые живут закрытым статусом и даже не хотят ни в каком виде появляться на телевидении, а истории у них интересные и хотелось эти истории сделать, вытащить. Поэтому мы это делали при помощи актеров. А сажать человека затылком к камере и изменять ему голос – зритель уже не верит тогда: что это человек прячется? Как люди в балаклавах: уже веры нет почему-то, уже мы как-то к этому относимся с опаской – к людям, которые не показывают свое лицо. Ну если это не специальные какие-то вещи, как наши летчики, например – действительно, им не надо показывать лица, это нормально. Соответственно, занявшись этой проблемой, я понял, что есть всего три пути передачи ВИЧа – я не очень ухожу? – один это прямой, кровь в кровь, второй, так называемый вертикальный, от матери к ребенку при рождении, и третий, половой. Наименее распространен в нашей стране именно половой. Наиболее распространен прямой, кровь в кровь. Практически купирован и сведен к нулю вертикальный, от матери к ребенку. Потому что современные препараты позволяют ВИЧ-инфицированной женщине рожать совершенно здорового ребенка. Если она не конченная дура, то она вовремя приходит к врачу, получает свою антиретровирусную терапию двух- или трехкомпонентную, не важно, и все, рождается здоровый ребенок. Но самый распространенный путь – это кровь в кровь, а это, собственно, инъекционные наркоманы. То есть это героин в основном. И, собственно, занимаясь ВИЧом, я параллельно влез в…

С.Н.: Эти бездны.

А.Л.: Естественно, я влез в наркоманию. Когда уже даже проект закончился профилактический по ВИЧ и СПИДу – мы его делали года 3-4, то есть мы выполнили всю программу, поставленную Роспотребнадзором, мы даже два автопробега провели по ВИЧ и СПИДу, причем такие действительно правильные автопробеги: не то что там проехали на машинах с плакатиками, нет – мы в каждом регионе устраивали круглые столы.

С.Н.: Как Вам кажется, ситуация изменилась за эти годы со временем?

А.Л.: По ВИЧу или по наркомании?

С.Н.: По ВИЧу, я так понимаю, Вы закончили этот проект и занялись наркоманией?

А.Л.: Нет, но я все равно остался. Я являюсь по ВИЧу представителем Пресненского совета организации людей, живущих с ВИЧ в России, я представитель попечительского совета. То есть я как бы все равно в теме, меня там тоже все знают в этой теме. По ВИЧу ситуация у нас не то чтобы лучше стала, она стабилизировалась, потому что основная беда у нас была где-то в конце 90-х – начале 2000-х. Это была большая беда, когда прорвался Афганистан через хлипкую границу с Узбекистаном – понятно, что героин шел сюда немеренно и, соответственно, увеличивалось количество людей, зараженных ВИЧ, получивших статус "ВИЧ+". Что касается наркомании: сейчас, поскольку в основном сейчас все уходит на синтетические наркотики, героина стало чуть меньше – чуть меньше, буквально чуть меньше – потому что синтетика на себя перетянула большую часть наркозависимых. А синтетика не инъекционная, соответственно риск заражения гепатитами и ВИЧом снизился. Но тем не менее все равно это остается большой проблемой. Наркомания, к сожалению, у нас не стала меньше – просто, еще раз говорю, она сместилась в сторону синтетических наркотиков. И мы даже с Сережей Железняковым говорили, что мы даже не успеваем в Думе какие-то законы принимать: мы принимаем закон по курительным смесям, а наркотик уже появляется в солях для ванн. А сейчас он уже в жвачке, еще где-то. То есть все, его вычислить практически невозможно, тем более что он в основном передается через закладки, то есть и дилера поймать трудно реально, потому что он не держит в руках наркотик при передаче, он получает деньги и говорит место, где заложено.

С.Н.: И все.

А.Л.: Его взять очень трудно. Понятно, что там есть методы (я не буду их озвучивать), как ребят брать все-таки за мягкое место, но это все равно тяжелая окопная война, кровавая, потому что погибает огромное количество людей, реабилитация – это тоже большая кровавая война. Я сторонник того, что реабилитировать надо любыми возможными способами, поэтому когда меня спрашивают, как я отношусь к определенным реабилитационным центрам, которые приковывают наручниками и так далее, я говорю: лишь бы помогало. Хотя я противник насильственной реабилитации, потому что через мои руки – ну, не через руки, но через меня – прошли ребята, которых насильно реабилитировали, они прошли реабилитацию полгода, вышли и, что называется, дорвались – и сразу передоз и летальный исход. Если человек сам не пришел к тому, что у него беда и его надо вытаскивать…

С.Н.: То сам он вытащиться уже не сможет.

А.Л.: Да. Еще если с алкоголизмом человек еще может как-то сам справиться, то с наркоманией человек сам справиться не может, это зараза очень, очень тяжелая. И поэтому надо, чтобы человек сам к этому пришел, что ему нужна помощь, тогда только ему можно помочь.

С.Н.: Вообще поразительно думать – сейчас я выслушал Ваш монолог на эту тему.

А.Л.: Извините, что длинный: я просто когда на эту тему начинаю говорить, то я могу…

С.Н.: Нет-нет-нет, этот монолог поразительный и неожиданный в Ваших устах, потому что, естественно, представляешь Вас прежде всего как обаятельного ведущего программы "Сам себе режиссер", и вдруг оказывается еще такая бездна, в которую Вы погрузились довольно глубоко. Мой последний вопрос – ну, скажем так, еще один вопрос – относительно какой-то необыкновенной коллекции кружек, которая у Вас есть.

А.Л.: Ой, ну это уже в прошлом. То есть они остались, я их не бью, конечно же, но я давно уже не собираю эту коллекцию, она просто стоит.

С.Н.: Просто стоит и напоминает.

А.Л.: Стоит и напоминает, да; пылится.

С.Н.: Ну вот все, что касается напоминания: Леш, ну вот 30 лет, множество программ, огромная история "Сам себе режиссер" – а Вы пересматриваете вообще эти сюжеты?

А.Л.: "Сам себе режиссер"?

С.Н.: Ну вообще свои программы.

А.Л.: Я вообще очень тяжело себя смотрю по телевизору. Я очень критичен, мне сложно, я сразу вижу все ошибки, я сразу вижу все недочеты, поэтому я смотрю на себя только когда запускаю какой-то новый проект – все-таки за 30 лет не только же "Сам себе режиссер".

С.Н.: Ну да, конечно.

А.Л.: Огромное количество и радио, и телевизионных проектов. Огромное количество: можно посмотреть послужной список…

С.Н.: Он бесконечен.

А.Л.: Он не на одной странице, да. Вот когда я запускаю новый проект, то, конечно, я смотрю пилот, потому что мне нужно понять, в какую сторону мне нужно сделать какое-то телодвижение. Но в рядовом варианте я, конечно, не смотрю, потому что это вызывает у меня много нареканий, так скажем. Поэтому в эфире я забыл, когда в последний раз смотрел "Сам себе режиссер", потому что я знаю, что там и так все нормально. И, кстати, я еще знаете что хотел сказать? – я еще не люблю ходить в театр.

С.Н.: Да?

А.Л.: Потому что у меня актерское же образование: если я вижу плохой спектакль, мне ужасно стыдно, у меня начинают гореть ужи, я потею…

С.Н.: Вы переживаете за актеров?

А.Л.: Да, мне ужасно стыдно, что вот это все – оно там со сцены что-то плюется, а ничего не происходит. Не перебрасывается. А когда хороший спектакль, то меня жаба душит, почему меня нет на сцене. То есть я в плохом настроении выхожу в любом случае.

С.Н.: В общем, Вы не ходите в театр, я уже понял.

А.Л.: Ну нет, последний раз был совсем недавно на спектакле, потому что там играли мои друзья и я хотел посмотреть, как они работают.

С.Н.: И все-таки о чем Вы жалеете в этой жизни больше всего?

А.Л.: Короткая она совсем что-то. Вот жалею, что быстро все очень как-то проносится, очень быстро проносится, не успеваешь даже ни за что зацепиться. И с каждым годом эта скорость все увеличивается и увеличивается.

С.Н.: У Вас же даже была такая программа "И все", да?

А.Л.: Была такая программа "И все", да. Ну, там суть была очень смешная: я просто придумал, что камера становится на штатив, у объектива стрелка и просто разыгрываются деньги – большая сумма. Камера за стрелку крутится вокруг штатива и люди стоят вокруг: на ком она останавливается, тот получает очень серьезную сумму денег. И вот надо видеть лица людей, когда камера вот так и… уползает дальше, а потом вдруг какая-то обратная реакция есть, и она вроде как и возвращается. И вот это надо видеть, как меняются лица людей, когда на кону действительно большая сумма.

С.Н.: Ну а если не про сумму – хотя, может быть, и про нее тоже – счастье? Самый счастливый день?

А.Л.: Я счастливый человек. Я даже не могу посчитать количество счастливых дней. Мне повезло со всем: мне повезло с моими женами (повезло очень крупно), мне повезло с моими детьми (несказанно повезло), мне повезло с моими друзьями, мне повезло на связи, которые были, мне повезло, как судьба меня вела. Потому что, закончив театральный институт, я сейчас со своих 51 года могу сказать, что я был бы средним артистом среднего московского театра. Это был бы пик моей карьеры. И то, что меня судьба вывела на телевидение – это просто судьба, и мне повезло. Мне везло всю жизнь на встречи, мне везло на людей, мне везло на стечение обстоятельств, в конце концов. Количество счастливых дней я даже не смогу посчитать, их очень много.

С.Н.: Это был Алексей Лысенков в программе "Культурный обмен" на Общественном Телевидении России. А я, Сергей Николаевич, прощаюсь с Вами. Всего доброго. До свидания.

А.Л.: До свидания.