Памяти архиепископа Александра (Тимофеева)

7 января 2003 года отошел ко Господу архиепископ Саратовский и Вольский Александр (Тимофеев; 1941 - 2003).

«Поминайте наставников ваших, которые проповедовали вам слово Божие, и, взирая на кончину их жизни, подражайте вере их» (Евр. 13, 7). Во исполнение этого апостольского наставления ежегодно 9 января в саратовском храме в честь Сошествия Святого Духа совершается заупокойная литургия и панихида на могиле архипастыря.

Более тридцати лет его жизни прошли в Московских духовных школах; из них десять, 1982 по 1992 год, он был ректором МДАиС. За это время Московские духовные школы подготовили множество выпускников, которые сейчас служат Церкви в архиерейском и священническом сане, и большинство из них вспоминает владыку ректора с душевной теплотой.

Последним местом служения приснопамятного архиепископа Александра стала Саратовская и Вольская епархия, для которой служение владыки тоже стало важным и плодотворным. Он особо заботился о духовной семинарии, создал четко работающую структуру епархиального управления.

Публикуем воспоминания о жизни и служении архиепископа Александра, вошедшие в книгу «Господь – крепость моя» и записанные в ходе ее презентации.

Митрополит Калужский и Боровский Климент, председатель Издательского совета Русской Православной Церкви:

Вся жизнь владыки Александра, если ее охарактеризовать коротко,— это жизнь человека в Церкви. Он действительно любил Церковь. Любовь к Богу и Церкви он впитал в свое сердце буквально с молоком матери. Я вместе с ним бывал на его родине, в том храме, куда он ходил в детстве, ― он не забывал этот храм до конца своей жизни. Действительно, где, как не в сельском храме, увидишь веру и преданность Богу простого человека, ведь люди туда приходят по зову своего сердца. И именно тогда будущий владыка понял, как важно для Церкви иметь грамотных священников, которые помогли бы народу узнать о Боге.

Всю свою сознательную и активную жизнь он провел в Московских духовных школах. Если сказать, что он любил их, это будет не совсем точно. Он не просто любил ― он жил Московскими духовными школами. Готовить из мальчишек, которые после советской школы приходили в духовную семинарию, ревностных священнослужителей он считал главной своей задачей. Он знал всё до мелочей в жизни семинарии и Академии: чем питаются студенты, как организован их день, как они проводят досуг, что читают. Он заботился обо всем этом.

Господь сподобил меня учиться у него и быть его помощником. Прежде всего, я воспринял его отношение к делу. Если человек поставлен что-то делать, он должен относиться к этому делу со всей ответственностью. К примеру, у меня он преподавал пастырское богословие. Бывает, преподаватель готовый учебник прочитает и говорит студентам: «Учите от такой-то страницы до такой-то; по этим темам будет у вас зачет». Но владыка Александр готовился к каждому уроку по каждому предмету. И если бы человеку пришлось побывать у него на лекциях на одну и ту же тему, но, скажем, на разных курсах, он бы почувствовал, что эти лекции ― разные. На первой лекции он говорил одно, на второй лекции, повторяя и раскрывая уже сказанное, вносил что-то новое. Поэтому мы всегда слушали его со вниманием. Он работал над самим собой и старался творчески подходить к своим обязанностям.

Известно о той трагедии, которую пережила семинария в 1986 году (в ночь на 27 сентября 1986 года в общежитии МДАиС произошел большой пожар, во время которого погибли пять воспитанников ― ред.). Владыка старался создать лучшие условия для семинаристов, добился разрешения перестроить один из корпусов. Да, кто-то из строителей допустил ошибку, которая привела к трагическим последствиям. Но ректор не просто воспринял эту трагедию близко к своему сердцу ― он сам пережил все эти страдания, всю эту боль и скорбь. Он не уходил от трудных моментов, сам встречался и беседовал с родителями погибших молодых людей. Он очень глубоко переживал, и это подорвало его жизнь. Долго болел после этого, но Господь восставил его, и он смог восстановить духовные школы после пожара.

Действительно, он Богом был призван быть руководителем духовного учебного заведения. Когда я служил в Америке, он приехал ко мне в Нью-Йорк. Меня даже удивило, что в Нью-Йорке его не интересовало то, что интересует людей обычно: где там эти небоскребы, или что еще посмотреть можно... Владыка Александр высказал только одну просьбу: «А как  побывать в Свято-Владимирской семинарии в Крествуде, посмотреть, как там организован учебный процесс?». Я договорился, и мы поехали. Я по его просьбе собрал ему много книг, он говорил: «Вот это самое ценное. Мне не нужно ничего, только вот новая богословская литература для библиотеки Академии…».

Напомню такую вещь. В советское время в Русской Православной Церкви был Издательский отдел, но что он издавал? Календари, два раза за 40 лет, на моей памяти, молитвословы, два раза Библию, один раз — Евангелие, и то ограниченным тиражом. Но владыка Александр находил возможность, и ему привозили книги из-за рубежа. Договаривался, платил личные деньги, чтобы с этих книг делали ксерокопии в библиотеку: «Пускай ребята пользуются, они должны прикоснуться к современной богословской мысли». Он старался, чтобы священник понимал, в каком обществе живет. В библиотеке Академии до этого были в основном перепечатки с дореволюционных пособий. Но за 70 лет изменилась и та обстановка, в которой служили священники, и богословская наука получила развитие за рубежом. И вот владыка ректор старался помочь, чтобы священник, получив образование в МДАиС, был пастырем для человека, который живет в XX веке. Этому он служил.

Я всегда вспоминаю его добром, всегда поминаю его в молитвах. Вечная ему память!

Архиепископ Элистинский и Калмыцкий Юстиниан:

Благо тому человеку, который чувствует свое целожизненное призвание. Владыка Александр относился к разряду тех счастливцев, которые свое призвание знали и ему верно служили. Нельзя сказать, что его жизнь была легкой. Нет, она была полна драматизма и испытаний. Но если бы можно было ему начать заново свой жизненный путь, я уверен, что он опять поступил бы в Московскую семинарию, опять направился бы служить Богу. А между тем желание это формировалось в очень сложную пору.

Тем храмом, куда владыка ходил с детства, был небольшой сельский храм во имя Иоанна Богослова в селе Стебачево у реки Нерль. В районных центрах тогда храмов иметь не позволялось, поэтому в Тейково, где он жил, церквей не было. Нужно было пройти несколько километров, чтобы добраться до действующего храма. В этой церкви служили священники, которые прошли через заключение, и юный Николай своими глазами видел ревностных исповедников, которые не отказались от Христа, несмотря на гонения.

Вместе с тем видел он и примеры, которые больно ранили его юную душу. Среди мужичков, певших на клиросе, был один уроженец этого села, который в юности своей был послушником в Спасо-Евфимиевом монастыре в Суздале. После его закрытия он старался показать, что ушел из-под власти «религиозного дурмана». Он принимал активное участие в закрытии церквей в районе. Вокруг того самого храма, где он пел на клиросе, он скакал на лошади с факелом в руках, призывая закрыть и эту церковь. Все это проходило перед глазами юного христианина. Можно было испугаться, ожидая того, что гонения повторятся, что за веру вновь будут ссылать, сажать в тюрьмы. Но будущий владыка решил связать свою судьбу с Церковью.

Бога нужно любить не только тогда, когда к нам в храмы приходят губернаторы, уважаемые люди, когда государство протягивает руку для взаимодействия с Церковью. Бога нужно любить в любые времена. И священники должны не работать ― они должны служить, как это делал владыка Александр. Он не работал «от сих до сих», по часам, он именно служил. И мы с вами к этому призваны.

Есть благочестивое поверье, что тот, кто скончается во дни Святой Пасхи, быстро достигает Царствия Небесного. Но Рождество Христово —  столь же великое торжество веры. Господь призвал владыку Александра в Свои обители в праздник Рождества Христова. Это, я уверен, знак особой милости Божией. Царство Небесное да дарует ему Господь!

Епископ Балашовский и Ртищевский Тарасий:

Первый раз я увидел владыку Александра на собеседовании при поступлении в Саратовскую семинарию. Владыка ректор спросил, откуда я, что окончил, когда крестился, кто мои родители. Особенность была в том, что я поступал из Тамбовской епархии без благословения правящего архиерея ― обязательного при поступлении документа. И когда встал вопрос о рекомендации, ректор спросил: «А по какой причине ваш архиерей не дал вам рекомендации?». Я ответил: «Владыка, вы понимаете, тогда епархия должна будет перечислять за мое обучение определенные средства…». Владыка подумал, помолчал и говорит: «У нас же одна Церковь, и мы должны готовить священнослужителей не только для Саратовской или Тамбовской епархии, а для всей Церкви». И для меня это немаловажный факт, что меня приняли.

На третьем курсе я написал прошение на постриг. Владыка меня вызвал и долго со мной беседовал. Он предупредил, что монашество — это трудный в духовном отношении подвиг. Монах должен все претерпевать, в том числе злословие, клевету, поношения. Запомнилось такое сравнение: монах как плевательница, он должен молчать, даже когда в него плюют…

По его благословению меня постригли в Свято-Никольском монастыре. Постриг был под Успение Матери Божией, а на Александра Невского, в день Ангела владыки Александра, в храме «Утоли моя печали» меня рукоположили во иеродиакона. Служба начиналась в 6.30, в храме почти никого не было. Владыка не любил пышности, скромно отмечал свое тезоименитство, но всем семинаристам в этот день раздавалось угощение: шоколад, мороженое, ― это тоже запомнилось.

Вспоминаю, как владыка служил. Один батюшка мне как-то сказал, что владыка Александр — это Архиерей с большой буквы, и все его службы проходили на одном дыхании. Служба была царственная ― никаких лишних движений, никаких посторонних разговоров, и все его богослужение возводило к горнему. Может быть, в этом отражалась школа, которую он прошел в Лавре.

После окончания семинарии я был назначен смотрителем Архиерейского храма и экономом епархии. Владыка очень любил семинарию и семинаристов, любил храм «Утоли моя печали». Еще когда я учился, те наши преподаватели, кто окончил Санкт-Петербургскую и Московскую Академию, нам говорили: «Условия, которые вам здесь создали, и в плане учебы, и в чисто бытовом,― исключительные, такого нет в других духовных школах, даже тех, которые открылись раньше, чем Саратовская семинария». Это плоды трудов владыки Александра. Семинария для него была любимым детищем.

Последние годы жизни он очень болел. Ему было тяжело служить, особенно делать поклоны, потому что у него была травма позвоночника, которую он получил еще в армии. Мне приходилось его причащать во время болезни. Помню, был день какого-то праздника, и мы с диаконом поднялись в его кабинет на Волжской, 36. Когда мы зашли, владыка читал молитву, он уже был в епитрахили, был разложен антиминс. Владыка выглядел очень уставшим. Я тогда в первый раз видел, как причащается на дому, в болезни, архиерей, и запомнил, с какой верой и надеждой на исцеление он причащался. Вид его после причастия преобразился, он нас поблагодарил. Для меня, тогда еще молодого священника, было впечатляющим увидеть, что основным смыслом его жизни было соединение со Христом.

Игумен Варфоломей (Денисов), первый проректор, проректор по учебной работе Саратовской православной духовной семинарии:

Владыку Александра я помню с детства, потому что все мое детство было связано с Лаврой. Тогда там действовало всего три храма: Трапезный — зимой, Успенский — летом и Академический Покровский. Когда я был маленьким, я очень любил Академию. Во-первых, там службы были короче (выстаивать пятичасовые монастырские службы ребенку было очень тяжело). А во-вторых, в Покровском храме было очень интересное место: винтовая лестница, которая ведет на верхний клирос и с которой сверху можно наблюдать за богослужением. Даже сейчас я приезжаю, смотрю — все дети там.

Чем запомнился владыка Александр — возгласом перед хиротонией: «Божественная благодать, всегда немощная врачующая и оскудевающая восполняющая…».  Голос был резкий, не сказать, чтобы очень приятный, но запоминающийся. Он рукополагал практически за каждой службой, причем часто служил и рукополагал: вот даже обычная будничная служба, в храме никого нет — и хиротония… Понятно, что действующих духовных школ в стране было немного, и когда храмы начали открываться, потребность в духовенстве была огромной. Он и сам вспоминал позже, что совершал хиротонии очень часто.

После окончания Академии я попал по распределению в Саратовскую духовную семинарию. Прослужив два года по распределению, можно было выбирать епархию и оставаться там, где твоя душа захочет. Владыка Александр уже знал, что я собрался принимать монашество, и решил ускорить этот процесс,― а он был очень настойчив в подобных вещах. И как-то я ему ответил: «Владыка, я все-таки решил, что приму постриг только в монастыре. Я знаю, что при учебном заведении очень трудно быть монахом. Я вам здесь отслужу и приму монашество в монастыре». И тут он мне очень твердо сказал: «Вы служите не мне, а Церкви!». Для него самого служить Церкви было, мне кажется, делом всей жизни. И если попытаться сказать о нем в двух словах, то владыка Александр — это, конечно, человек Церкви.

Когда я приехал в Саратов из Москвы и начал работать в семинарии, то здесь я увидел практически копию той системы, которую владыка в свое время сам создавал в Московских духовных школах. Семинария была его детищем, он без нее просто не мог жить. Вникал во все процессы — учебный, воспитательный, более того, он уделял семинарии больше внимания, чем епархии, потому что не мог иначе. Он приглашал преподавателей, и хотя им трудно было оставлять что-то в Москве, они приезжали на совершенно новое место, на такое непаханое поле. Без авторитета, какой имел владыка Александр, без его усердия, может быть, наша семинария была бы далеко не такой, какая она сейчас.

Он был человеком не то что замкнутым, но как-то не подпускал никого очень близко к себе. Однажды он сидел в кресле, и видно было, что у него сильно заболела поясница. Он сморщился, заметно было, хотел пожаловаться на боль. А потом вдруг посмотрел на меня строго — и опять дистанция. Почему? Не знаю. Может быть, потому, что таков был его стиль административной работы: если ты однажды подпустишь человека очень близко, то потом, когда понадобятся какие-то жесткие административные шаги, сделать их будет очень тяжело.

Протоиерей Михаил Беликов:

Когда владыка Александр приехал и впервые встретился с саратовским духовенством в алтаре Троицкого собора, меня поразил суровый вид нового архиерея: у него был очень строгий взгляд, который буквально пронизывал человека и внушал невольный трепет.

Архиерейские богослужения владыка совершал нечасто из-за состояния здоровья: у него были проблемы с позвоночником, с сердцем, с давлением. Поэтому он не всегда мог служить, но тем не менее старался совершать богослужения во все великие праздники, всенощное бдение и Литургию каждое воскресенье. Службу он любил, это было видно по всему. При этом он избегал особой торжественности и пышности, в богослужении любил простоту. Насчет напевов, например, он всем регентам говорил: «Мне что-нибудь попроще, без композиторских и музыкантских изысков».

Мне довелось служить с семью архиереями, и могу сказать, что владыка Александр был из них самым спокойным во время службы. Он никогда не раздражался, всегда был крайне сдержан и на службе никогда ни на кого не повышал голос, наоборот, успокаивал других. Если кто-то из духовенства начинал нервничать, суетиться, владыка говорил: «Спокойно, спокойно. Потом разберемся». Но вместе с тем он замечал и запоминал все недостатки, все недочеты, и затем следовали соответствующие «оргвыводы», причем порой довольно серьезные. Иподиаконы при нем менялись часто: достаточно было проявить халатное отношение к своим обязанностям даже в мелочах, чтобы владыка снял этого человека с должности. Однажды было так, что всю «команду» иподиаконов он сменил за то, что было допущено какое-то нарушение в подготовке облачения: застежка порвалась в ответственный момент…

До Саратова он всю свою жизнь провел в стенах Московской духовной Академии и семинарии. Это был его родной дом, как сам владыка любил говорить: он вошел туда студентом, а вышел архиепископом и ректором. Все лучшие годы жизни он отдал Московским духовным школам. И когда ему пришлось стать правящим архиереем уже на склоне лет, в немощах и болезнях, ему было нелегко. Он и сам часто говорил: «Я – не правящий архиерей. Мое – это духовные школы, воспитание». И в этом отношении он сделал очень многое для Саратовской семинарии, в которой до прихода владыки Александра было немало недостатков. Это вполне объяснимо тем, что семинария к тому времени существовала всего около трех лет, и еще не было ни нормальных преподавательских кадров, ни налаженной инфраструктуры, ни постоянного финансирования. Все это находилось в стадии какого-то подзатянувшегося становления, что отражалось как на внутренней жизни семинарии, так и на учебном процессе. Огромная заслуга владыки Александра, на мой взгляд, в том, что он поднял семинарию, поставил ее на должную высоту. Наладилась инфраструктура, преподавательская корпорация пополнилась кадрами, имевшими и серьезное духовное образование, и практические навыки служения. Он наладил епархиальное финансирование семинарии, которая до этого существовала на спонсорские пожертвования. Учебный процесс был организован по образцу Московских духовных школ. Он пристально сам за этим следил, львиную долю своих забот он направлял именно на семинарию, тем более что он это дело любил, разбирался в нем.

Что касается епархиального управления, здесь нужно иметь в виду следующее. До владыки Александра в истории Саратовской епархии был очень неблагоприятный период. После владыки Пимена [1] сменилась эпоха: перестройка, кризисные 1990-е годы, и так получилось, что какое-то время епархия оставалась практически без управления. Владыка Нектарий [2] был на Саратовской кафедре совсем недолго; он не успел ни войти в курс дела, ни наладить епархиальную жизнь. После его смерти на восемь месяцев был назначен архиерей, временно управляющий епархией, его задача была – поддержать ее до прихода правящего архиерея, не вникая глубоко в епархиальные дела. И вот владыка Александр пришел фактически к разбитому корыту – и в отношении епархиального управления, которого, по сути, не было, и в отношении бумаг, архивов. Ему пришлось наводить порядок, набирать штат сотрудников епархиального управления, организовывать бухгалтерию, работу с приходами – а это все очень сложный процесс. И этой работе владыка Александр тоже очень много уделял внимания, и епархиальное управление при нем встало на ноги.

О каких-то личных качествах владыки мне трудно судить. Человеком он был сложным. Он был строг, тверд, иногда даже жёсток – не скажу, что жесток, но жёсток в своих решениях. Если принимал какое-то решение, то он очень твердо его осуществлял. Он мог терпеть в священнике какие-то личные недостатки, но недочеты в работе церковной не спускал, принимал жесткие меры.

Вне службы мне с ним крайне редко приходилось общаться. Но вне своего архиерейского служения это был очень простой, непритязательный человек. Общаясь с ним вне службы, попросту, мы в нем ощущали даже что-то детское. У него было очень своеобразное чувство юмора – тонкое, острое и вместе с тем какое-то детское, парадоксальное.

При кажущейся простоте речи владыка Александр был очень эрудированным человеком. Это ощущалось, например, в его выступлениях на педагогических советах семинарии. Он мог вникнуть в тонкости любого предмета, сказать, например, что догматику у нас преподают так-то и так-то, а вот нужно еще привлечь таких-то авторов, чьи книги недавно вышли. Он следил за новинками, был в курсе, что издается, прекрасно знал историю богослужения, историю Церкви.

Михаил Олегович Орлов, декан философского факультета Саратовского государственного университета, профессор:

Впервые я увидел владыку Александра 25 августа 1995 года, когда, прибыв на Саратовскую кафедру, он служил благодарственный молебен в Свято-Троицком соборе вместе с немногочисленным тогда саратовским духовенством. Поразила мысль, прозвучавшая в его приветственном слове: православные христиане должны помнить, что легких времен не бывает, нам еще предстоит в этом убедиться. Сам он, безусловно, был убежден, что мир враждебен христианину, враждебен человеку.

Время противостояния государства и Церкви научило его «держать оборону», научило и удерживать то, что было получено с великим трудом. Вспоминая светлый, но вместе и трагический (по самому характеру тех времен) период своего ректорства в Московской духовной Академии, владыка рассказывал о таком эпизоде, дающем представление об отношениях государства и Церкви. Владыка возведен в сан архиепископа. Уполномоченный по делам религий пригласил его к себе. После приличествующих случаю поздравлений за чаем предложил высокому гостю выбрать себе подарок. «Он думал, я буду просить себе машину,— рассказывал архиерей,— а я предложил увеличить набор в Академию на 20 человек. Уполномоченный чуть не выронил чашку».

Прибыв на Волгу, владыка с трудом шел на диалог с саратовскими властями. Впрочем, это проистекало и в силу чуткости, ранимости его натуры. Он крайне мало говорил о себе, но скупые фразы архиерея свидетельствовали о его убежденности в том, что человек в этом мире чрезвычайно одинок. Только Бог способен избавить его от одиночества. Из чего следовал вывод: самые счастливые люди — монахи. К монашеству владыка Александр относился с большим почтением.

Блестящий администратор, в решении вопросов епархиальной жизни он опирался на нормы церковного права, том которых всегда лежал у него на столе. Свою задачу управляющего Саратовской епархией владыка формулировал просто: знать о том, что происходит в епархии. А центром епархиальной жизни для него, конечно, являлась семинария. Время ректорства владыки в МДАиС называлось его учениками «золотым веком» Московских духовных школ. Одно то, что он не побоялся тогда активно привлекать к учебному процессу светскую профессуру, уже говорит о многом.

[1] Пимен (Хмелевской; 1923–1993), архиепископ Саратовский и Вольский. Родился в Смоленске. В 1944 г. принял монашество в Жировицком монастыре. Окончил Минскую духовную семинарию, Московскую духовную Академию (кандидат богословия). В 1955 г. направлен на Святую Землю, в 1956 г. назначен начальником Русской духовной миссии в Иерусалиме. В 1957-1965 гг. — наместник Свято-Троицкой Сергиевой Лавры, преподаватель МДА. В 1965 г. хиротонисан во епископа и назначен на Саратовскую кафедру. Управлял Саратовской епархией почти три десятка лет. Энергичный и просвещенный архипастырь был уважаем представителями государственной власти, дружен со многими видными деятелями науки, культуры и искусства.  

[2] Нектарий (Коробов; 1942-1994), епископ Саратовский и Вольский. Детство провел в Бежецке. Окончил МДС, затем МДА. С 1970 г. нес служение приходского священника в Бежецке, Твери, Сочи. В 1994 г. принял монашество. 25 марта 1994 г. в Богоявленском кафедральном соборе г. Москвы был хиротонисан во епископа Саратовского и Вольского. 19 ноября того же года трагически погиб в автокатастрофе.

ВИДЕО