А.Ю. Бахтурина
| ВОССОЕДИНЕНИЕ УНИАТОВ С
ПРАВОСЛАВИЕМ: ПОЛИТИКА РОССИЙСКИХ ВЛАСТЕЙ В ВОСТОЧНОЙ ГАЛИЦИИ
ОСЕНЬЮ 1914 г. |
Западная Украина на протяжении многих лет
остается регионом, который привлекает к себе пристальное внимание ученых.
Однако политика российских властей в Восточной Галиции в годы Первой мировой
войны до сих пор остается вне поля зрения отечественной историографии. Одним из
первых на это обратил внимание В.Н. Савченко [1].
В частности, не исследованы деятельность православного духовенства, конфессиональная
политика российских военных и гражданских властей в Восточной Галиции.
Первые официальные документы о политике
российских властей в Восточной Галиции были изданы в 1916 г. Они считались
секретными, и напечатали их исключительно для «внутреннего пользования». Это – отчеты
управлений временного военного генерал-губернаторства в Восточной Галиции и
канцелярии губернаторства. В отчетах приводится официальная статистика
обращения униатов в православие, высылки «вредных элементов» из Восточной Галиции,
приказы и распоряжения военного генерал-губернатора графа Г.А. Бобринского,
главнокомандующего армиями Юго-Западного фронта генерала Н.И. Иванова,
начальника Штаба верховного главнокомандующего генерала Н.Н. Янушкевича [2].
Также были опубликованы приказы временного военного генерал-губернатора
Восточной Галиции [3].
Основной же комплекс сохранившихся документов еще
ждет публикаторов и исследователей. Так, в фондах Архива внешней политики
Российской империи хранятся документы о деятельности российских властей в Восточной
Галиции, дипломатическая переписка с представителями МИД при Ставке верховного
главнокомандующего и российскими посланниками за рубежом по вопросам политики в
Восточной Галиции. В РГВИА хранятся документы, освящающие деятельность военных
властей в Восточной Галиции, их взаимоотношения с гражданской администрацией. Документы,
в которых отразились вероисповедные проблемы, находятся в фондах Святейшего
Синода в РГИА. На основе последних и написана настоящая статья.
С началом военных действий командующий 8-й
армией генерал А.А. Брусилов в своем приказе разъяснил подчиненным войскам: «Мы
вступаем в Галицию, хотя и составляющую теперь часть Австро-Венгрии, но это – исконная
русская земля, населенная главным образом русским же народом...» [4]
Нанеся в ходе Галицийской битвы поражение австро-венгерским армиям, войска
Юго-Западного фронта 21 августа взяли Львов, а 22-го – Галич, бывшую столицу
Галицкого княжества. С первых дней пребывания русских войск в Восточной Галиции
организованным на ее территории российским властям, офицерам и солдатам строго предписывалось
проявлять веротерпимость по отношению к духовенству Униатской церкви и ее
пастве.
Но верховное главнокомандование русской армией сразу,
уже в августе 1914 г., попыталось обратить внимание правительства на то, что
«веротерпимость» – это общий лозунг, конкретизировать который можно по-разному.
Генерал Н.Н. Янушкевич, начальник Штаба верховного главнокомандующего вел. кн.
Николая Николаевича, отправил запрос в Совет министров, где писал: «Общее решение
применять в Галиции веротерпимость и не допускать насильственного обращения
униатов в православие может быть применено различным образом. Власть наша может,
сама тому открыто не содействуя, не препятствовать и даже косвенно помогать
обращению галичан в православие; возможно и сохранение ею вполне выжидательного
положения» [5].
На свой запрос Янушкевич ответа на получил.
Одновременно на конфессиональную политику в Восточной
Галиции обратил внимание обер-прокурор Святейшего Синода В.К. Саблер. 26
августа состоялось заседание Особого совещания Синода под его председательством
об «устроении религиозно-нравственного быта русского населения Галиции» [6].
Это обсуждение носило предварительный характер, никаких конкретных решений
члены Синода не приняли.
Саблер составил всеподданнейший доклад, где
предложил императору Николаю II направить в Восточную Галицию архиепископа, на
которого возложить обязанности по удовлетворению духовных нужд православного
населения. Митрополит Евлогий (Георгиевский) позднее в своих воспоминаниях
писал со слов Саблера, что в качестве возможной кандидатуры был назван
архиепископ Харьковский и Ахтырский Антоний (Храповицкий). Но Николай II
написал на докладе: «Поручить дело архиепископу Евлогию» [7].
Выбор Николая II был, по-видимому, не
случаен. Архиепископ Антоний имел репутацию пламенного ревнителя православия и
русской национальной идеи. Не исключено поэтому, что у императора возникли
опасения как в плане возможного общественно-политического резонанса такого
назначения, так и относительно того, насколько сдержан тот будет в крайне сложной
тамошней обстановке. Но может быть, император просто пошел по формальному пути:
с 20 мая 1914 г. архиепископ Евлогий занимал Житомирскую кафедру, его Волынская
и Житомирская епархия граничила с Восточной Галицией.
При отъезде в Восточную Галицию архиепископу
Евлогий не было дано каких-либо конкретных указаний. Ему лишь предложили
осуществлять архипастырское попечение о православном населении Галиции.
Архиепископ Евлогий направился в Восточную Галицию через Житомир и Почаев. К
моменту прибытия его в Почаев три униатских прихода приграничного Бродского
уезда – Поповцы, Навакша и Борятин – были присоединены к Русской православной
церкви. По сообщениям газет, первое воссоединение униатов состоялось 28 августа.
В день празднования памяти преподобного Иова игумена Почаевского более 500
человек пришли крестным ходом из трех сел. Обряд совершил епископ Кременецкий Дионисий
(Валединский). 31 августа он совершил
первое архиерейское богослужение в Восточной Галиции, в храме одного из
приграничных сел. После этого к православию, по сведениям газет, присоединилось
еще 1 500 униатов [8].
В Бродах состоялось архиерейское богослужение.
Как сообщал архиепископ Евлогий в Синод, «торжество превзошло его ожидания». При
въезде в Броды его встретили крестным ходом. Вся масса народа с пением
провожала его по улицам города до храма. Неподалеку от храма была поставлена
арка, украшенная фонарями с надписью: «Благослови нас, Высокопреосвященнейший
Владыка». У арки его встречали городской голова с хлебом-солью и два старейших
священника-униата из Бродского уезда [9].
Воодушевление населения приграничных сел было не
случайным: издавна оно поддерживало тесные связи с Россией, почитало святыни
Почаевской лавры. Но уже в этом первом присоединении униатских приходов к РПЦ проявились
настораживающие моменты. Тогда им, видимо, не придали значения на фоне
всеобщего торжества и энтузиазма. Позднее, вглядываясь в прошлое, митрополит
Евлогий ситуацию в воссоединившихся приходах описал так: «Епископ Дионисий
предложил мне посетить сейчас же эти приходы, “...но только надо жандармов с
собою взять, потому что священники ключей от храма не дают, – надо будет их
отобрать...”. Смотрю, молоденький жандарм тут же неподалеку вертится. Меня все
это очень покоробило. Присоединение к православию мне представлялось постепенным
сознательным процессом, – не такими скоропалительными переходами, да еще с
участием жандармов» [10].
Нежелание священников-униатов отдавать ключи от
храмов говорило о молчаливом, но упорном сопротивлении униатского духовенства. Осложняли
ситуацию и местные жители. Так, в одном из воссоединившихся приходов Бродского
уезда униатских священников заменили братья Борецкие, выходцы из местных
крестьян; один из них окончил Житомирское пастырское училище. Как заключил
архиепископ Евлогий, «братья Борецкие, грубые, неприятные люди, во-видимому,
воспользовались моментом, чтобы, отстранив прежних батюшек, занять их место».
Наблюдая эти картины в первые дни своего пребывания в Восточной Галиции, архиепископ
Евлогий сделал вывод, что «православное самосознание держится главным образом в
деревне» и «народ в огромной своей массе будет с православными» [11].
Позднее, в ноябре 1914 г., в письме военному генерал-губернатору
Г.А. Бобринскому архиепископ Евлогий отмечал: «Я еще более убедился в огромном
массовом, почти стихийном влечении к православию в простом деревенском народе»,
но «представители униатского духовенства во Львове, за немногими исключениями
едва ли перейдут в православие уже потому, что они совершенно не знают
православия или, лучше сказать, знают его лишь с отрицательной стороны» [12].
Отношение к приезду архиепископа Евлогия
населения приграничных уездов подтверждало его мнение. Возникала уверенность в
быстром переходе в православие массы галицийских крестьян, а с нею – убеждение
в необходимости миссионерской работы среди униатского населения.
Однако, с другой стороны, торжественные встречи
архиепископа Евлогия вызвали совершенно противоположную реакцию значительной
части униатского духовенства, галицийских и польских общественно-политических
кругов. Само появление в Восточной Галиции архиепископа Евлогия было воспринято
ими как начало насильственного обращения местных униатов в православие.
Значительное влияние на формирование именно такого общественного мнения оказали
– сами, возможно, того не желая – российские газеты: появились сообщения, что
древняя митрополичья кафедра в Львове будет временно замещена православным
архиепископом до тех пор, пока Патриарх Константинопольский не утвердит нового митрополита
и не передаст Синоду своих прав по высшему духовному управлению Галицией. В
качестве будущего митрополита Львовского газеты называли архиепископа Антония.
Сообщалось также о том, что в Восточной Галиции будут учреждены три епископские
кафедры. Кандидатами на них называли ректора Петроградской духовной академии
епископа Ямбургского Анастасия (Александрова), епископа Челябинского,
викария Оренбургской епархии Дионисия (Сосновского) и архиепископа Кишиневского
и Хотинского Платона (Рождественского) [13].
Через несколько дней после назначения архиепископа
Евлогия в «Правительственном вестнике» и некоторых других газетах появилось
сообщение Петроградского телеграфного агентства о том, что тот «назначен
церковным администратором завоеванной области» и прибыл из «Житомира в Почаев и
Львов 6 сентября для присоединения к православию галичан» [14].
Безапелляционный тон телеграммы чрезвычайно обеспокоил министра иностранных дел
С.Д. Сазонова. Он немедленно написал Саблеру, указав, что подобные сообщения
создают «неверные представления о деятельности высокопреосвященного Евлогия», и
подчеркнув, что, «входя в новый край, нам желательно создать в населении впечатление
о том, что Россия применяет приемы обратные тем, к коим прибегала Австрия» в
вероисповедной политике [15].
И обер-прокурор Синода прислушался к разумному мнению министра иностранных дел:
10 сентября на заседании Совета министров он заявил, что с распространением
православия в Восточной Галиции «не надо спешить» [16].
Дабы прекратить распространение слухов, Синод опубликовал
сообщение: «За последнее время в некоторых органах печати появились сведения о
том, что Св. Синод спешно занят вопросом об устройстве церковных дел в Галиции,
что... учреждаются в Галиции епископские кафедры... Все эти сведения не
соответствуют действительности. Св. Синод поручил лишь архиепископу волынскому
Евлогию, епархия которого находится в ближайшем соседстве с Галицией, иметь
архипастырское попечение об удовлетворении духовных потребностей находящихся в
Галиции православных» [17].
Однако волну возмущения польско-католической общественности против архиепископа
Евлогия, поднятую публикацией в «Правительственном вестнике» крайне неосторожного
заявления Петроградского телеграфного агентства, сбить не удалось.
В одной из польских газет появилась передовая
статья, где высказывалась мысль о том, что правительство обязано запретить
архиепископу Евлогию «обращение христиан во Львове в христианство» [18].
Действительно, всеобщая увлеченность той мыслью, что униаты в Восточной Галиции
– это почти православные, привела к тому, что никто – ни духовенство, ни
военные и гражданские власти в Восточной Галиции, ни правительственные
чиновники – не задумывался о том, что «присоединение к православию галичан»
затрагивает интересы Римско-католической церкви и польского населения.
Поскольку Униатская церковь находилась под юрисдикцией Папы Римского, значительная
часть польского населения Восточной Галиции воспринимала воссоединение униатов
с православными именно как нарушение прав католиков, а следовательно – национальных
прав поляков. Приезд архиепископа Евлогия в Восточную Галицию не мог не усилить
эти настроения.
Недовольство поляков встревожило как местные
российские власти, так и верховного главнокомандующего вел. кн. Николая
Николаевича. Всего несколько недель назад он подписал воззвание к полякам,
обещающее польскому народу свободу вероисповедания. И поляки, которым Германия,
со своей стороны, пообещала восстановление независимого государства после
победы над Россией, имели все основания рассматривать политику российских властей
по отношению к польскому населению Восточной Галиции как индикатор того, собирается
ли царское правительство выполнять свои обещания. Поскольку лояльности поляков
в Царстве Польском в начале войны придавалось в Петрограде большое значение как
в стратегическом, так и внутри- и внешнеполитическом аспектах, то и недовольство
поляков российской политикой в Восточной Галиции было чрезвычайно
нежелательным.
Реакция польского населения Восточной Галиции и
отсутствие четко определенных принципов вероисповедной политики заставили
военные и гражданские власти обратить пристальное внимание на конфессиональные
вопросы. Осенью Совет министров, несмотря на запрос генерала Янушкевича,
никаких рекомендаций по вероисповедной политике в Восточной Галиции не дал:
видимо, посчитал, что эта проблема полностью находится в компетенции Синода. В Ставке
же верховного главнокомандующего, наоборот, решили, что духовное ведомство и
лично архиепископ Евлогий нуждаются в четких указаниях от светских властей,
поскольку дело касается не столько церковных вопросов, сколько поддержания
прочности тыла русской армии, сохранения социальной стабильности в тылу.
13 сентября вел. кн. Николай Николаевич отправил генералу
Янушкевичу телеграмму, где приказал обратить особое внимание на то, «чтобы наша
духовная власть не чинила никаких притеснений униатам и униатскому духовенству.
Политическая неблагонадежность не должна быть отождествлена с религиозною
разъединенностью... права и интересы галицкого населения и духовенства должны
быть строго оберегаемы нашими властями» [19].
На следующий день главковерх телеграфировал Николаю II и просил императора
установить порядок перехода униатов в православие на добровольной основе и под
контролем администрации. Николай II полностью поддержал главковерха [20].
15 сентября в Ставке была получена телеграмма императора, где тот «напомнил» о
необходимости соблюдать в Восточной Галиции веротерпимость, а предложения
главковерха на этот счет велел передать архиепископу Евлогию как указания от
своего высочайшего имени [21].
После этого в Ставке на архиепископа Евлогия сразу
стали смотреть как на человека, приехавшего заниматься активным обращением
униатов в православие вопреки высочайшему повелению и приказам верховного
главнокомандующего. Местные военные и гражданские власти также начали относится
к приезду и всем шагам архиепископа Евлогия настороженно. Назначенный временным
военным генерал-губернатором Восточной Галиции граф Г.А. Бобринский, получив сообщение от
архиепископа Евлогия о желании того приехать во Львов, ответил, что «находит
эту поездку преждевременной» [22]:
он опасался вспышки недовольства польского населения, которое в Львове
преобладало.
К этому моменту архиепископ Евлогий по
согласованию с Синодом разработал программу деятельности православного
духовенства в Восточной Галиции. Предполагалось ввести должность благочинного,
чтобы организовать работу священников на местах, организовать приезд в Восточную
Галицию священников для удовлетворения потребностей новых православных
приходов, создать миссионерскую библиотеку, наладить снабжение храмов
богослужебными книгами и утварью, распространять православную религиозно-нравственную
литературу. Лично для себя архиепископ Евлогий просил Синод освободить его от
текущих дел по управлению Волынской и Житомирской епархией, чтобы иметь
возможность основное время посвятить работе в Восточной Галиции [23].
Программа эта стала, по сути, продолжением той миссионерской
работы, к которой приступили уже в самом начале войны по инициативе архиепископа
Антония. Синодом при Московской духовной академии был учрежден комитет для
издания «Почаевских листков об унии» под председательством профессора
Московской духовной академии архимандрита Иллариона (Троицкого). В них печатались
критические материалы об учебниках по Закону Божьему, по которым велось его преподавание
детям униатов в народных школах Восточной Галиции и которые отличались чисто
католическим содержанием. Кроме того, «листки» должны были знакомить галицких
униатов с православным благочестием. Намечаемые мероприятия тоже были, по сути,
программой миссионерской деятельности, поскольку и Синод, и архиепископ Евлогий
исходили из того, что еще в течение долгого времени униатство и православие в
Восточной Галиции будут сосуществовать.
Но как бы умерена и осторожна ни была программа
работы РПЦ в Восточной Галиции, осуществление ее сразу стало невозможным. 13
сентября архиепископу Евлогию была передана копия телеграммы генерала Янушкевича
на имя генерал-губернатора Г.А. Бобринского, в которой говорилось о том, чтобы
«не было допускаемо никаких мер к обращению униатов в православие, исключая
совершенно добровольного желания отдельных лиц, самостоятельно ими выраженного» [24].
Эти указания через два дня подтвердил лично Николай II. Фактически уже в первой
половине сентября архиепископ Евлогий оказался лишен какой-либо возможности
действовать самостоятельно и претворять в жизнь намеченную Синодом программу.
Любая миссионерская работа могла быть расценена как «мера к обращению униатов в
православие».
Таким образом, серия правительственных
распоряжений по вопросам вероисповедной политики наглядно продемонстрировала
недоверие верховной светской власти к православному духовенству, стремление
сосредоточить решение конфессиональных вопросов в руках военной и гражданской
администрации Восточной Галиции. Но на деле попытки гражданских и военных
властей соблюдать там принципы веротерпимости в сентябре 1914 г. свелись к
нескольким декларативным распоряжениям и ограничению деятельности архиепископа
Евлогия.
При этом, однако, никак не была ограничена
работа галицийских и русских националистов, стремившихся к немедленной
русификации края.
Сразу после получения архиепископом Евлогием
телеграммы генерала Янушкевича к нему приехали по поручению генерал-губернатора
Г.А. Бобринского два члена Государственной думы – В.А. Бобринский и Д.Н. Чихачев.
Граф В.А. Бобринский, создавший в 1907 г.
Галицко-русское благотворительное общество и финансировавший русские газеты в
Австро-Венгрии, активно поддерживал русское движение в Прикарпатской Руси. С
началом войны он вступил в армию, состоял в должности адъютанта командира 8-го
армейского корпуса. В сентябре он составил обширную докладную записку на имя верховного
главнокомандующего. Описывая ситуацию в Восточной Галиции, он отмечал: «...Почти
все униатские церкви Галиции остались без священников, потому, что 1) почти все
священники “русофилы” арестованы и частью казнены, частью угнаны в тюрьмы
Западной Австрии и Венгрии. Нашим войскам удалось освободить из тюрем не более
10 таких священников; 2) священники-мазепинцы бежали при приближении наших
войск и генерал-губернатор распорядился, чтобы они не допускались обратно в
свои приходы. Эта мера вызвана тем, что духовенство украинской мазепинской
партии было привлечено митрополитом Шептицким к яростной борьбе против русской
идеи и к организации боевых дружин... Эти священники являлись “главными
доносчиками и подстрекателями” к карательным мерам против русского населения в
начале войны со стороны австрийских войск» [25].
Все это, утверждал В.А. Бобринский, привело к тому, что народ начал посещать
костелы, приглашать ксендзов для совершения треб. А теперь, он был уверен, во
всеобщей неразберихе прифронтовой территории, «ожидать формальных заявлений о переходе
в православие нельзя» уже хотя бы потому, что народ «всегда считал и ныне
считает себя православным», а потому охотно примет православных священников,
если те начнут богослужения в брошеных униатских храмах, не меняя местной
обрядности [26].
Именно таким образом, по мнению В.А. Бобринского,
легче всего было бы начать распространение православия в крае, обойдясь без шумных
кампаний вокруг присоединения к православию униатов. Для этого он предлагал властям
отдать следующие распоряжения: разрешить православным священникам служить на
своих антиминсах в пустующих униатских церквях, не принуждая крестьян ходить в
церковь; разрешить этим же священникам совершать требы, не требуя формального
отречения населения от унии; разрешить униатским священникам принимать
добровольно православие; предложить всем православным священникам придерживаться
местной обрядности в той мере, в какой ее придерживались униатские
священники-русофилы [27].
Главковерх вел. кн. Николай Николаевич и
протопресвитер военного и морского духовенства протоиерей Георгий Шавельский одобрили
предложения В.А. Бобринского [28].
И он представил их архиепископу Евлогию как раз в момент, когда тот был
поставлен в тупик многочисленными указаниями, ограничивающими его деятельность.
То что программа была одобрена главковерхом, придавало ей определенный
официальный статус, чего нельзя было сказать о программе Синода, которая еще не
была представлена императору. Архиепископ Евлогий счел, что программа члена
Государственной думы В.А. Бобринского не лишена недостатков. Позднее он сообщал
в Синод, что «программа эта была составлена спешно и мало продумана, но т.к.
она ослабляла силу необлагопрятных указаний», заключавшихся в телеграмме
генерала Янушкевича, то он «согласился с нею» [29].
В итоге общественное мнение как в России, так и
в Восточной Галиции тесно связало имя архиепископа Евлогия с деятельностью
местных и российских националистов, сделало его ответственным за их ошибки и
просчеты.
Центральным пунктом программы В.А. Бобринского
было вытеснение униатского духовенства из приходов под разными предлогами и
замена его православными священниками. Но после некоторых размышлений решено
было ввести формальный порядок в замену униатского духовенства православным. 26
сентября был опубликован циркуляр временного военного генерал-губернатора Восточной
Галиции Г.А. Бобринского, где требование строго соблюдать полную веротерпимость
дополнялось указанием «разрешать посылку в село православных священников для
выполнения треб, только если 75 % населения будут об этом просить» [30].
При этом в циркуляре была сделана многозначительная оговорка: запрещалось допускать
обратно в села священнослужителей, выехавших при проявлении русских войск [31].
По сути, циркуляром от 26 сентября военный генерал-губернатор, с одной стороны,
утверждал в Восточной Галиции веротерпимость, а с другой – вводил в действие
механизм ограничения деятельности священников Униатской церкви. А циркуляром от
20 ноября 1914 г. он распорядился «разрешить православным священникам занимать
церковь, но только с разрешения униатского священника, предлагая ему служить в
церкви поочередно», но тут же сделал оговорку: если в течение «месячного срока
церковь посещается лишь весьма незначительным числом жителей, то принять меры к
передаче церкви православному священнику» [32].
Тактики вытеснения униатского духовенства из
приходов придерживались и местные интеллигенты-русофилы, стремившиеся с
приходом русских войск принять активное участие в управлении краем. Глава местной
Русско-народной партии адвокат В.Ф. Дудыкевич в начале сентября предложил военному
генерал-губернатору Г.А. Бобринскому свои услуги в проведении вероисповедной
политики. И попросил разрешения «повлиять на униатское духовенство, чтобы они
добровольно отказались от исполнения своих обязанностей и освободили храмы, и
тогда можно будет передать их церкви в ведение православного духовенства» [33].
Г.А. Бобринский ответил отказом. По этому поводу он писал генералу Янушкевичу:
«Хотя Дудыкевич и уверял меня, что он проведет это дело совсем миролюбиво и без
всякого принуждения, однако я просил его обождать хотя бы один месяц» [34].
Попытки военного генерал-губернатора
Г.А.Бобринского ограничить активность общественно-политических деятелей были с
неодобрением встречены русскими националистами. В частности, В.А. Бобринский с сожалением
констатировал, что в Восточной Галиции создались такие формальные и
административные условия, которые ограничивают свободу распространения православия [35].
Действия местной русской военной и гражданской
власти в занятой русской армии Восточной Галиции способствовали тому, что наиболее
активные попытки скорейшего воссоединения униатов с православием осенью 1914 г.
были приостановлены. Удалось до определенной степени успокоить
поляков-католиков и особенно интеллигенцию Львова, убедив их, что
насильственных обращений в православие не будет. Но несмотря на успокоительные
телеграммы и циркуляры по вероисповедным вопросам, местная администрация
находила тактику националистов по неуклонному вытеснению униатского духовенства
вполне оправданной и в ближайшей перспективе допустимой. Все зависело от
дальнейшего хода военных действий на Восточном (Русском) фронте.
Примечания
[1] Савченко В.Н.
Восточная Галиция в 1914–1915 гг. (этносоциальные особенности и проблема
присоединения к России) // Вопросы истории. 1996. No. 11-12. С. 95–106.
Savchenko V.N.
Vostochnaya Galitsiya v 1914–1915 gg. (etnosotsial’nye osobennosti i problema
prisoedineniya k Rossii) // Voprosy istorii. 1996. No. 11-12. P. 95–106.
[2] Отчет канцелярии временного военного Галицкого генерал-губернаторства. Киев, 1916.
Otchet kantselyarii
vremennogo voennogo Galitskogo general-gubernatorstva. Kiev, 1916
[3] Приказы войскам временного военного генерал-губернаторства Галиции. Б.м., 1915. Т. 1, 2.
Prikazy voyskam
vremennogo voennogo general-gubernatorstva Galitsii. B.m., 1915. Vol. 1, 2.
[4] Лемке М.К. 250
дней в царской Ставке. M.; Л., 1920. С. 199.
Lemke M.K. 250 dney v
tsarskoy Stavke. Moscow; Leningrad , 1920. P. 199.
[5] РГИА. Ф. 1276. Оп. 10. Д. 896. Л. 30об.
Russian State Historical Archive (RGIA). F. 1276. Op. 10. D. 896. L. 30v.
[6] РГИА. Ф. 1276. Оп. 10. Д. 855. Л. 1;
Церковно-общественный вестник (С.-Петербург). 1914. № 35-36. С. 10.
RGIA. F. 1276. Op. 10. D. 855. L. 1; Tserkovno-obshchestvenny
vestnik (St. Petersburg). 1914. No. 35-36. P. 10.
[7] Евлогий ( Георгиевский ). Путь моей жизни. М.,
1994. С. 233.
Yevlogiy
(Georgievskiy). Put' moey zhizni. Moscow, 1994. P. 233.
[8] Прикарпатская Русь (Львов).
1914. 15 сент.
Prikarpatskaya Rus'
(L'vov). 1914. Sept.15.
[9] РГИА. Ф. 797. Оп. 84. Отд. 2. Ст. 3. №
510. Л. 36–37.
RGIA. F. 797. Op. 84.
Otd. 2. St. 3. # 510. L. 36–37.
[10] Евлогий
(Георгиевский). Указ. соч. С. 237–238.
Yevlogiy
(Georgievskiy). Op. cit. P. 237–238.
[11] РГИА. Ф. 797. Оп. 84. Отд. 2. Ст. 3. № 510. Л. 38об.
RGIA. F. 797. Op. 84.
Otd. 2. St. 3. # 510. L. 38v.
[12] РГИА. Ф. 821. Оп. 150.
Д. 35. Л. 28.
RGIA. F. 821. Op. 150. D. 35. L. 28
[13] Украинская жизнь
(Москва). 1914. № 8-10. С. 100–101.
Ukrainskaya zhizn' (Moscow). 1914. No. 8-10. P. 100–101.
[14] Правительственный
вестник (Петроград). 1914. 9 сент.
Pravitel'stvenny vestnik (Petrograd). 1914. Sept. 9.
[15] РГИА. Ф. 797. Оп. 84.
Отд. 2. Ст. 3. № 510. Л. 21об.
RGIA. F. 797. Op.
84. Otd. 2. St. 3. #
510. L. 21v.
[16] Совет министров
Российской империи в годы первой мировой войны. СПб., 1999. С. 62.
Sovet ministrov
Rossiyskoy imperii v gody pervoy mirovoy voyny. St. Petersburg, 1999. P. 62.
[17] Украинская жизнь. 1914.
№ 8-10. С. 102.
Ukrainskaya zhizn'.
1914. No. 8-10. P. 102.
[18] РГИА. Ф. 821. Оп. 150. Д. 35. Л. 13.
RGIA. F. 821. Op.
150. D. 35. L. 13.
[19] Там же. Л. 23.
Ibidem. L. 23.
[20] РГИА. Ф. 797. Оп. 84. Отд. 2. Ст. 3. №
510. Л. 18–18об.
RGIA. F. 797. Op.
84. Otd. 2. St. 3. # 510. L. 18–18v.
[21] РГИА. Ф. 821. Оп. 150. Д. 38. Л. 1.
RGIA. F. 821. Op. 150. D. 38. L. 1.
[22] Там же. Л. 22об.
Ibidem. L.22v.
[23] РГИА. Ф. 797. Оп. 84. Отд. 2. Ст. 3. №
510. Л. 39–40.
RGIA. F. 797. Op.
84. Otd. 2. St. 3. #
510. L. 39–40.
[24] Всеподданнейший доклад
обер-прокурора Св. Синода об устройстве Православной Церкви в завоеванной
Россиею частью Галиции. Пг., 1915. С. 16.
Vsepoddanneyshiy
doklad ober-prokurora Sv. Sinoda ob ustroystve Pravoslavnoy Tserkvi v
zavoevannoy Rossiey chasti Galitsii. Petrograd, 1915. P. 16.
[25] РГИА. Ф. 821. Оп. 150. Д. 35. Л. 22.
RGIA. F. 821. Op. 150. D. 35. L. 22.
[26] Там же. Л. 23.
Ibidem. L. 23.
[27] Там же. Л. 23об.
Ibidem. L. 23v.
[28] Там же. Л. 24об.
Ibidem. L. 24v.
[29] Всеподданнейший доклад
обер-прокурора Св. Синода... С. 18.
Vsepoddanneyshiy
doklad ober-prokurora Sv. Sinoda... P. 18
[30] РГИА. Ф. 821. Оп. 150. Д. 37. Л. 177.
RGIA. F. 821. Op. 150. D. 37. L. 177..
[31] Там же.
Ibidem.
[32] РГИА. Ф. 821. Оп. 150.
Д. 37. Л. 175.
RGIA. F. 821. Op.
150. D. 37. L. 175.
[33] РГИА. Ф. 821. Оп. 150. Д. 38. Л. 22об.
RGIA. F. 821. Op.
150. D. 38. L. 22v.
[34] Там же.
Ibidem.
[35] Отчет Галицко-русского
благотворительного общества в Петрограде за 1914–1915 гг. СПб., 1915. С. 29.
Otchet
Galitsko-russkogo blagotvoritel’nogo obshchestva v Petrograde za 1914–1915 gg. St. Petersburg, 1915. P. 29.
