Театральное дело

Гордеева: «Я ходила практически на все суды по этому делу. Для меня, Кирилл – это очень важный человек. И его история ударила по очень многим личным вещам. Поэтому я никогда не давала никаких интервью, не писала ни одной заметки. Мне казалось, что в этом там много личного, что я не смогу с собой справиться, и относилась к этому как к человеческой истории, а не профессиональной. Но всё время ждала, когда кто-то что-то снимет – в конце концов, на свете много людей, много журналистов. А к новому году я поняла, что никто ничего не снимет и не сделает. Я же бываю в суде, я вижу, как камера работает, и понимаю, что она работает только на новости. Кроме того, стало ясно, что сильно стала сдавать мама Кирилла.

И тогда я поняла, что надо снимать кино, и пришла к Саше Уржанову, так как знала, что у него есть продакшн. И сказал, что «денег нет, но мы как-то должны», и он согласился, что надо это сделать. Они ещё осенью с Ромой пытались что-то снять, но тогда ничего не получилось. А поскольку я не живу в Москве, в Москве живёт Рома, то и сейчас какие-то вещи снимал он. Кроме того, у него было большое интервью Кирилла, снятое несколько лет назад. И мы стали работать.

Понятно, что сложные договорённости деликатного характера давались тяжело. Ясно, что папа Кирилла не может мне отказать, но я, в свою очередь, должна была ему обещать максимальную чуткость. Кроме того, так получилось, что мы прилетели с оператором в Ростов 9 февраля, записали интервью, а через неделю мамы Кирилла не стало. Когда мы записывали, она была ещё жива, и я сидела на её кровати, так что это очень тяжёлая история.

Но прямо в интервью мне никто не отказывал, хотя каких-то людей мы и не просили. Проблемы были с формой. Мы сперва думали сделать из этого интернет-сериал с какими-то объясняющими сериями. Но потом стало понятно, что такой формат никто смотреть не будет. Я помню, что в итоге я переписывала текст фильма раз 12, и перемонтажей было только вполовину меньше. В итоге, после долгих поисков, форма получилась достаточно обыденной, хотя графическая часть, которую сделал Саша, фантастическая, и очень многое объясняет. У Саши в этом смысле очень правильно устроены мозги. Надо отметить ещё нашего бедного режиссёра, Витю Вохминцева, который всё это выдержал, не пикнув.

Я вообще наглая, и я со всеми поспорила, что будет миллион просмотров. Потом написала Саше и спросила: «слушай, а тысяч сто-то будет, ладно уж миллион?» Но у меня есть теория, которая подтверждается из раза в раз: вообще не важна, на какой платформе ты что-то делаешь. Это может быть на платформе «рога и копыта», или на суперраскрученном сайте, на ноунейм-канале на Youtube или у популярного блогера. Старт может быть разным, но если ты делаешь продукт, который интересен людям, то он своё получает. Это новая прекрасная реальность. Больше нет слишком длинных текстов или слишком больших фильмов, «продающихся» или «непродающихся» тем. Конечно, если бы мы сделали фильм «секс-рабыни: правда и ложь», то просмотров было бы больше. Но в промо нашего фильма не вложено ни одной копейки. Я просто писала людям «посмотри, пожалуйста, если понравится, то буду признательна за распространение ссылки», и впервые попросила перепостов в Фейсбуке. У нас нет ресурсов, которые есть у федеральных каналов, но у нас есть ресурс соцсетей, и навыки остались прежними.

Как это повлияет на судьбу героев фильма, я не знаю. У меня только одно желание: не хочу, чтобы Кирилл или его отец когда-либо этот фильм увидели. Но в каком-то смысле фильм уже повлиял. Потому что многие люди, которые вообще не понимали, как устроено «театральное дело», стали понимать. Мне об этом многие писали, и под самим видео множество комментариев. Это, кстати, всегда выдаёт видео, которые набирает популярность само, а не за деньги. Там множество сообщений: «спасибо, я разобрался», «спасибо, я понял». Это ведь была не агитка, где «наш друг Кирилл хороший, а все остальные – земляные червяки». Это была стоившая крови и пота попытка разобраться в том, что же произошло».

Супер: «Сейчас я понимаю, что работа над этим фильмом на самом деле началась в 2012 году, когда у главного героя — Кирилла Серебренникова — не было и намёка на те проблемы, которые возникли теперь. Это была осень, Берлин, Серебренников ставил там оперу «Американская Лулу», его только что назначили худруком Гогольцентра, а я, будучи телерепортёром, снимал про это сюжет. На этой почве мы с Кириллом подружились, и я с тех пор год за годом фиксировал на камеру его творческие успехи. И тогда, конечно, не мог знать, что использую этот классный архив не для фильма про его успехи, а для фильма про его беду.

В январе 2018-го мы с Уржановым сидели и крепко думали, чем мы можем помочь Кириллу, что мы можем такого снять, что могло хотя бы поддержать нашего друга, находящегося под домашним арестом. К февралю к нам подсела Катя Гордеева, и мы поняли, что ничего изобретать не нужно, а нужно всего лишь подробно и максимально просто рассказать зрителю про то, кто такой Кирилл, что такое проект «Платформа» и на чём основываются обвинители, которые утверждают, что Серебренников с коллегами похитили госденьги.

Практическая сторона работы была понятная: мы написали список людей, которые лучше всех на этой планете могут рассказать, кто такой Серебренников, кто работал или имел прямое отношение к проекту «Платформа», кто может экспертно разложить по полочкам финансовую, бюрократическую и судебную стороны этого дела. Дальше мы встречались со всеми этими людьми и брали у них подробные интервью. Параллельно я работал со стопудовым гигантским архивом, который за годы существования «Платформы» вели архивариусы этого проекта: спектакли, круглые столы, перфомансы, музыкальные фестивали — сотни событий, на которые и тратились деньги государства. И последняя важная часть— работа с документами. Мы заполучили кипы бумаг: сметы, бухотчёты, результаты аудиторских проверок, внутренняя переписка руководства «Платформы» и многое другое. Обложившись этим всем, мы начали работать.

В том, что касается общения с друзьями и коллегами Кирилла, никаких открытий не было. При производстве любого докфильма я сталкиваюсь с одним и тем же: часть героев боится, и немедленно отказывается говорить, другая часть — цепляется за возможность публично выступить, чтобы помочь разобраться в деле.

Работа журналиста без сомнений может приводить к реальным изменениям и разворачивать реки вспять. Если только речь не идёт о судебных делах, заказанных всемогущими людоедами. Проблема в том, что мы не знаем, кому понадобилось заваривать всю эту кашу вокруг Серебренникова. Поэтому как фильм повлияет на исход (а суд, как мы хорошо видим, не очень заинтересован в справедливом процессе), я не знаю. Надеюсь только, что наша работа помогла зрителям разобраться с тем, что именно произошло с «Платформой»».

Уржанов: «Летом 2017-го арестовали нашего друга Кирилла Серебренникова. А осенью мы в компании «Амурские волны» решили сделать фильм: «театральное дело» постоянно мелькало в новостях — но настоящая история проекта «Платформа», про которую мы чуть-чуть знали, оставалась нерассказанной. Но всё стало получаться только зимой этого года, когда к нам  пришла Катерина Гордеева. Оказалось, она тоже хочет делать фильм, у неё есть понимание, как его делать, и даже первые договорённости с героями.

Сразу стало ясно: то, что мы взялись делать, не похоже ни на телевизионную документалистику, ни на блогерское видео. Для этого нужно было придумывать другой язык — и авторы фильма потратили на это кучу времени и сил, в том числе находясь в палате Склифа (в процессе съёмок Роман Супер сломал ногу). Визуальная стилистика тоже требовала другого подхода  — это взяли на себя оператор-постановщик Михаил Оркин и режиссёр Виктор Вохминцев. Одновременно пришлось перебрать и осмыслить немало документов, чтобы превратить их в простую и понятную графику, иначе зритель оказался бы похоронен под тоннами отчётов Минкульта, рабочих переписок и финансовых документов.

Можно пожалеть, что многие потенциально важные герои фильма не согласились даже на короткое интервью — но это настолько частая ситуация, что можно оставить её за скобками. Вообще мне кажется, это главная проблема момента: люди всё меньше готовы говорить с журналистами. Когда всё хорошо, у них есть соцсети и возможность прямого высказывания, а когда всё плохо — все боятся, что активность в медиа не упростит, а усложнит положение. Правда, на деле почти всегда оказывается наоборот: молчать — плохая стратегия.

Поможет ли наша работа Кириллу Серебренникову, я не знаю. Но у нас и не было цели повлиять на ход процесса, мы хотели рассказывать и показывать. Но мне бы конечно хотелось, чтобы все обвиняемые по этому делу оказались на свободе как можно скорее.

Молодым журналистам я могу посоветовать следующее: выбирайте истории, которые считаете важными и требующими рассказа. Но всегда думайте, как сделать их интересными не только вам, а всем зрителям, на внимание которых вы рассчитываете».