О некоторых случаях эхо-редупликации в болгарском и в русском языках (М- и шм-повторы).

С.П. Буров, доктор филолог. н., профессор Великотырновского университета им. св. Кирилла и Мефодия, г. Велико-Тырново, Болгария О НЕКОТОРЫХ СЛУЧАЯХ ЭХО-РЕДУПЛИКАЦИИ В БОЛГАРСКОМ И В РУССКОМ ЯЗЫКАХ (М- и шм-повторы) М-повторы в болгарской и русской речи типа телефони-мелефони, алкохоли-малкохоли, телефоны-мелефоны, алкоголь-малкоголь1 представляют собой разновидность редупликации, широко распространенную в языках мира – особенно в тюркских и африканских языках, в «экзотических» языках и диалектах, на которых говорят в Азии, Америке, Австралии и Океании, в значительной части которых она является основным языковым механизмом с грамматическими и словообразовательными функциями. В тюркских языках, например, редупликация является словообразовательным способом образования эмоционально-экспрессивной лексики, звукоподражаний, имен существительных и наречий с собирательным ироническим значением, качественных прилагательных с усилительным значением: тур. bol изобилие, много – bol bol премного; boy рост, размер – boy boy различного размера, различной величины; afal afal неуверенно, растерянно; ardın ardın назад, пятясь; bangır bangır громким голосом; cayır cayır звукоподражательное о шуме, грохоте; şıpır şıpır звукоподражательное о сильном, проливном дожде, льющейся, капающей воде – в башкирском шабыр-шобор, в болг. шупур-шупур. В некоторых из случаев сдвоенные компоненты сложного целого не употребляются самостоятельно, например, тур. patır patır с топотом, грохоча ногами; тур. bülbül, башкирски былбыл соловей. Это, в частности, касается звукоподражательных междометий, при помощи которых отображаются многократные, ритмически повторяющиеся звуки, шумы, действия, ср. также в башкирском кет-кет –звукоподражательное о негромком смехе, тыпыр-тыпыр – звукоподражательное о топоте множества ног, в тур. tıpır- tıpır ‘троп- троп, трак-трак’, в болг. тупур-тупур. Ф.И. Рожанский называет три признака повтора, которых, по мнению большинства лингвистов, достаточно, чтобы отнести его к редупликациям: (1) наличествует исходный коррелят, не содержащий повтора; (2) существует прозрачная семантическая разница между редупликатом и исходным коррелятом; (3) редупликат не обладает случайным характером – это признак, который единственно не подлежит оспариванию или обговариванию [15, с. 30-32]. Сам автор, однако, указывает, что первый признак является особенно проблематичным, поскольку в значительном количестве случаев отсутствует исходный нередуплицированный коррелят. В связи с этим Рожанский принимает различать два вида редупликации в отношении ее мотивированности: мотивированную редупликацию, когда наличествует исходный нередуплицированный коррелят, например, в тур. tırıs сущ. ‘тръс (рысь – аллюр лошади)’, tırıs-tırıs наречие ‘быстро, торопясь, бегом’, и немотивированную редупликацию, когда нередуплицированный коррелят отсутствует, например, в тур. из ар. kuskus ‘кускус’ – при отсутствии *kus. Вторым признаком отмечены лишь производные единицы мотивированной редупликации. По нашему мнению, этот признак также должен быть подвергнуть коррекции в том смысле, что при помощи редупликатов или образуются новые слова и грамматические формы, или добавляется значение к значению исходного коррелята, т.е. редупликаты могут лишь модифицировать значение исходного коррелята и/или выражать отношение говорящего к названному исходным коррелятом объекту, не являясь при этом новыми словами или грамматическими формами. Особо распространен такой вид редупликация в тюркских языках для образования имен прилагательных с усилительным значением: тур. kara kara gösler ‘очень черные глаза’, uzun uzun yol ‘очень долгая дорога’ [10, с. 155], башкирский матур-матур сǝскǝлǝр ‘очень красивые цветы’, эре-эре балыҡтар ‘очень крупные рыбины’ [19, с. 196]. В турецком языке редуплицированные прилагательные обозначают абсолютную степень проявления признака, в башкирском указанное значение сопровождается дополнительным семантическим оттенком неоднородности, разнообразия признаков предмета. Бóльшая часть редуплицированных наречий и имен прилагательных, например, в болг. и р. рано-рано, р. большой-большой (секрет), болг. дълъг-дълъг (день) ‘долгий-долгий’, с усиливающим степень значением не грамматикализованны и лексикализованны и по этой причине не подлежат описанию ни в болгарских словарях, ни в болгарских грамматиках. Как пишет Ф.И. Рожанский, «Если редупликация используется как продуктивный и регулярный механизм, ее шансы попасть из словаря в грамматическое описание не только не увеличиваются, но, наоборот, уменьшаются» [15, 6. 60]. Далее 1 Подобраны такие примеры, которые большей своей частью совпадают по значению и форме в болгарском и русском языках. автор указывает, что, например, в грамматике русского языка не принято включать конструкции типа большой-большой секрет также, как и в английской грамматике не принято рассматривать такие повторы, как very very clever. Это является следствием именно семантической иконичности таких повторов. В итоге в грамматики попадают случаи непродуктивной и нерегулярой редупликации (в первую очередь, по форме, но также и по семантике) [15, 6. 60-61]. Данное утверждение действительно и о болгарской грамматике. Наконец, в некоторых языках, как в итальянском и русском, употребляются редуплицированные имена существительные со значением ‘это действительный, настоящий, прототипический Х’, где Х – референт, названный исходным коррелятом, ср.: ит. Caffè caffè ‘настоящий кофе, а не суррогат’ [2, с. 237], р. девочка-девочка ‘настоящая, прототипическая девочка, девочка, обладающая всеми характерными признаками девочки’ [3, с. 90-96]. Проведя сравнительный анализ bella bella и molto bella, А. Вежбицкая приходит к заключению, что редуплицированные прилагательные в итальянском языке, также как и редуплицированные существительные, обозначают идентификацию настоящего качества, а не интенсификацию признака, т.е. различие между двумя выражениями состоит в том, что bella bella обозначает ‘в самом деле красивая’, а molto bella – буквально ‘очень красивая’ [2, с. 235-240]. Со своей стороны, К.А. Гилярова, в принципе согласная с мнением А. Вежбицкой, описывает восемь видов значений русских редуплицированных существительных типа девочка-девочка: прототипичность, коннотативность плюс прототипичность (при «неподходящем» референте, например, если сочетанием девочка-девочка охарактеризована пожилая женщина, у которой проявявляются характерные для детей черты), точность (‘именно Х и ничего иного’), интенсивность (дождь-дождь ‘проливной дождь’), положительная оценка и пр. [3, с. 90-96]. А. Вежбицкая и К.А. Гилярова определяют данный вид редупликации, как синтаксическую редупликацию, отличающуюся от синтаксических повторов слов и выражений типа bene, bene ‘хорошо, хорошо’, presto, presto ‘быстро, быстро’ в итальянском, wait, wait ‘погоди, погоди’, thank you, thank you ‘спасибо, спасибо’, very, very interesting ‘очень, очень интересно’ в английском, очень, очень важно ‘много, много важно’, иди сюда, иди сюда ‘ела тук, ела тук’ в русском. При эмфазе во всех языках встречаются однократные и даже многократные повторы, но это не является редупликацией, так как они представляют собой проявление эмоционального состояния говорящиего, но не меняют значение исходного слова, как и не выражают отношение говорящего к референту. Вопрос о лингвистическом статусе «сдвоенных образований», компонентами которых являются целые отдельные слова, прокомментирован О.Ю. Крючковой: являются ли подобные «удвоения» (лексические редупликаты, по автору) лексическими или синтаксическими единицами; в случае, что это не синтаксические единицы, чем они являются – словами или словоформами, т.е. какие значения они выражают: грамматические или словообразовательные; если это слова, то какими они являются по составу – составными, сложными или производными? Образования типа большой-большой автор называет словами, существующими в слитно-раздельной форме, формально и семантически мотивированными соответствующими несдвоенными словами. «Сдвоенные» слова обладают разной функциональной нагрузкой, но, в целом, обозначают интенсивность признака. Другим важным выводом является то, что, по мнению автора, они не представляют собой грамматические формы, поскольку не обладают признаком обязательность, наоборот – их проявление в речевом акте факультативно, зависит полностью от коммуникативного намерения говорящего. Неравномерное отражение «сдвоенных» слов в словарях связано с их неодинаковой степенью лексикализация [11, с. 63-85]. М-повторы в болгарской и русской речи являются видом мотивированной словесной редупликации, которая реализуется по нескольким основным моделям, а именно: исходный нередуплицированный коррелят (чаще всего имя существительное во множественном числе в том случае, когда у существительного есть форма множественного числа) повторяется, при этом: (а) если нередуплицированный коррелят начинается с согласного звука, согласный заменяется звуком м, например, болг. телефони-мелефони, книги-мниги, картофи-мартофи, р. телефоны- мелефоны, книги-мниги, картошка-мартошка; (б) если исходный коррелят начинается с двуконсонантного сочетания (но за исключением сонорных р, л, н в качестве второго компонента), все двуконсонантное сочетание заменяется звуком м, например, болг. студенти-муденти, р. студенты-муденты; (в) если коррелят начинается с гласного звука, перед начальным гласным вставляется м, например, болг. алкохоли-малкохоли, араби-мараби, р. алкоголь-малкоголь, арабы-марабы, узбеки- музбеки. Если исходный коррелят начинается с м, перед повторяемым компонентом может появится протетический звук ш: болг. Марица-Шмарица (Марица – название реки в Болгарии), р. мэр-шмэр, мания-шмания. В принципе, когда слово в болгарском и русском начинается с м, редуплицированный коррелят с инициальным м не реализуется. В болгарском языке, в отличие от русского, очень редко перед повторяемым компонентом появявляется протетический звук ш для того, чтобы получилась группа шм. Что касается башкирского языка, Н.К. Дмитриев пишет: «Отзвучие», или «слово-эхо», в башкирском языке обычно начинается с м или h. Звук встречается в этой роли во всех тюркских языках. Что же касается h, то оно возникает фонетически из с, что встречается в других тюркских языках (например, в казахском), хотя и в более ограниченных размерах. В башкирских примерах м и с (с > h) дифференцируются по диалектам: м типично для централной Башкирии, h – для северной. Таким образом, для одного и того же слова мы часто имеем диалектальные дублеты: ыласын-hыласын и ыласын-мыласын (ыласын ‘сокол’ – примечание наше). Однако если первое слово начинается на м, в «отзвучии» встречается h как обязательный звук во всех районах. Пример: малай-haлай («парни- марни»)» [6, с. 77]. Примеры показвают, что м-повторы образуются в первую очередь с существительными, обозначающими конкретные предметы, во множественном числе. Таким образом основное значение плюрализированных редуплицированных существительных ‘Х и подобные’, где Х – это референт имени существительного (+ выражение пренебрежительного или фамильярного отношения к референту), усиливается формой множественного числа, у которой есть подобные нестандартные интерпретации: растворение единичного в неопределенном множестве, при котором объекты утрачивают свою суть, усиление неопределенности с целью выражения ‘дистанцированности’ называемых объектов говорящим, интенсивность, обобщенность, продолжительность, повторяемость, собирательность, мультипликативность. Редуплицируются также существительные собственные, причем нередко некоторые из них также подвергаются плюрализации. Норвежский славист, болгарист и тюрколог А. Граннес не сомневается, что указанный тип повторов представляют собой тюркское явление, проникнувшее в чрезвычайно большое количество языков, которые в тот или иной исторический период находились в контакте с тюркскими языками (прежде всего – с турецким языком во времена Османской Империи). В первую очередь, это языки и диалекты, на которых говорили на Балканском полуострове: болгарский, македонский, румынский, греческий, албанский, сербо-хорватский, болгарский цыганский, еврейско-испанский (шпаньольский) болгарских евреев; во-вторых, это кавказские языки, армянский и пр. [4, с. 37-50; 5, с. 259-286]. В карачаево-балкарском и гагаузском, относящихся к тюркским языкам, м-повторы являются исконной особенностью, но можно также предположить катализирующее влияние турецкого языка, особенно на гагаузский. Подробную картину распространения м-повторов показывает немецкий ученый Томас Штольц [17, с. 107-132]. Кроме указанных А. Граннесом языков, Штольц включает арабский, на котором говорят в Ливии, персидский (фарси), азерский, кюрдский, лезгинский, абхазский, калмыкский, венгерский, башкирский, казахский. Существует несколько тюркских языков, которые в своих контактах с нетюркскими оказали влияние на распространение м-повторов: турецкий, оказавший влияние на самый большой ареал – на уже перечисленные балканские языки (болгарский, албанский, румынский, греческий), на ливийский арабский (по мнению других ученых, м-повторы проникли в средиземноморские арабские языки и диалекты, см. [8, с. 25]), персидский, армянский, грузинский, курдский, венгерский, абхазский; азерский – на персидский, курдский, армянский и лезгинский; карачаево-балкарский – на абхазский и русский; башкирский и казахский – на русский. В схему включен также калмыкский язык, который относится к монгольским, а не к тюркским языкам. Маловероятно, чтобы этот язык оказал влияние на распространение указанного явления в русском, осетинском и лезгинском. По мнению Штольца, можно допустить, что в некоторых языках м-повторы являются результатом влияния их контактов с несколькими другими языками одновременно: русский был подвергнут влиянию со стороны башкирского, казахского и карачаево-балкарского, осетинский – со стороны грузинского и калмыкского, армянский – со стороны турецкого и азерского, персидский – турецкого и азерского, абхазский – турецкого и карачаево-балкарского. Следует, однако, учитывать, что в таких предположениях могут быть неточности, ошибки, различные точки зрения. Не отрицая влияния со стороны тюркских языков, В.В. Иванов отмечает, что широкое распространение таких сочетаний исключает влияние одного-единственного источника (например, тюркского) и вынуждает нас искать в них проявления некоторых общечеловеческих языковых «устремлений». Он имеет в виду некоторые примеры еще из древнегреческого, из индонезийского, из западноевропейских языков, например, французского, немецкого и английского, где тюркское влияние маловероятно или вовсе исключается [7, с. 332-333]. Как считает Эйсман, данная редупликация проникла в русский язык главным образом «из тюркских языков через посредство кавказских народов» [18, с. 166]. Освоение модели м-повторов в русском языке является результатом большого количества контактов, влияний, зависимостей между русским языком и тюркскими языками, бóльшая часть которых принадлежат народам, проживающим еще в границах Российской Империи, а позже и Советского Союза, а также подражания русской речи армян и кавказцев. Ф.Р. Минлос пишет, что редуплицированные формы характерны прежде всего для этнолектов русского языка в юго-восточных регионах СССР (особенно на Кавказе, в Закавказье, Башкирии, Средней Азии). Широкое распространение редупликация получает с 20-х годов ХХ-ого века, когда в результате Октябрьской революции значительно повишается социальная мобильность населения в России [12, с. 57-63]. Можно утверждать, что распространение этой модели в русском языке произошло под влиянием не самих тюркских языков и армянского, а особенностей русской речи тюркских народов, народов Кавказа, армян и др. В. Эйсман пишет: «Хотя такие образования и являются ныне прочной частью русской лексической и словообразовательной системы, тем не менее „посредничество“, сопутствовавшее их внедрению в русский язык, и сегодня легко „просматривается“ у русских писателей кавказского происхождения» [18, с. 167]. Сами русские идентифицируют частое и навязчивое употребление м-повторов билингвами, родным языком которых является какой-либо тюркский или кавказский язык, или же армянский, когда они общаются на русском языке, как региональную, экзотическую особенность. Это отражено, например, в следующих анекдотах: Расспрашивают журналисты министра культуры одного очень среднеазиатского государства: — Господин министр, почему ваш народ так любит к словам делать добавления, например, зелень-мелень, фрукты-мрукты, нефть-мефть и т. д. Министр подумал и сказал: — Как Вам объяснить... Просто нашему народу культур-мультур не хватает. *** Заходит армянин в кафе и заказывает у официанта: — Принеси мне, дорогой, шашлык-машлык, помидор-момидор, судак... просто рыбу. Не является необычайным то, что в русской речи билингвов, носителей иного родного языка, в котором закреплена модель м-повторов, часто встречаются повторы такого типа. Подобные примеры зарегистрированы, например, и в немецком языке билингвальных турок в Германии, откуда модель м- повтора активизируется в речи молодых людей вообще благодаря интенсивным языковым контактам преимущественно в крупных городских центрах Германии: Wind-Mind, Chilli-Milli, Party-Marty, Schule- Mule, Stress-Mess, Geschäfte-Meschäfte, planen-manen [16, с. 35-76]. Х. Штамер провел полевые исследования в молодежных центрах в Германии, а также интервью с подростками, в результате которых пришел к выводу, что м-повторы в немецкий речи молодежи употребляются лишь в качестве языковой игры с целью пошутить. Не вызывает сомнения факт, что модель м-повтора приживается в болгарском языке под влиянием турецкого во время длительного турецко-болгарского языкового контакта в пределах Османской Империи, ср. в турецком kitap mitap ‘книги и подобные’, at mat ‘лошади и подобные’, т.е. здесь мы наблюдаем два самых распространенных структурных типа: CV → mV и VC → mVC, где С – консонант, а V – вокал. При первом типе первый согласный редупликанта сокращается, при втором – к первому вокалу редупликанта присоединяется m. Таким способом образуются м-повторы не только имен существительных, но и прилагательных и глаголов. М-повторы обозначают собирательность, обобщенность, подобие, нередко сопровождаемое выражением пренебрежения [10, с. 157-158]. Данные, которыми мы располагаем, указвают на то, что в дистрибуции модели можно обнаружить языковой центр (турецкий язык) и языковую периферию; чем ближе к территориальному центру разговаривают на соответствующем языке, тем интенсивнее употребление м-повтора; чем более отдаленным в территориальном плане является язык, тем реже становится употребление. Яркий пример этому – нетюркские языки на Балканском полуострове. Во всех этих языках модель известна и распространена (более известна и более распространена, чем, например, в венгерском или польском, где также найдены примеры), но в различной степени: в болгарском она более распространена, да и значение м-повтора ближе всего к прототипическому значению, каким является значение в турецком, чем в румынском, албанском и сербо-хорватском. В распространении рассматриваемой модели в языках Балканского полуострова свою роль сыграл и факт, что на протяжении длительного периода времени они сами находились в контакте друг с другом, при чем турецкий продолжал выполнять функцию катализирующего фактора. В греческих диалектах, употребляющихся на территориях, где греческо- турецкий билингвизм является наиболее распространенным (Малая Азия, Северная Греция), модель известна и активна, особенно в речи носителей греческого языка более старшего поколения [9, с. 91-149]. Доказательством более широкого распространения модели м-повторов в болгарском языке, в том числе в некоторых стилях литературного болгарского языка, по сравнению с литературными стандартами греческого, румынского, албанского языков, может послужить то, каким образом была передана болгарскими СМИ реплика турецкого президента (бывшим тогда премьер-министром) Реджепа Тайипа Эрдогана о судьбе социальной сети Твиттер: Тwitter mwitter hepsinin kökünü kazıyacağız. Ердоган се закани на мрежата само няколко часа преди това на предизборен митинг в Бурса на 20 март вечерта. «Имам съдебна заповед. Туитър-муитър, ще го изкореним. Не ме интересува какво казва международната общност. Всички ще видят мощта на турската република», заяви той. Само минути по-късно в интернет се появи нов сайт с име «Муитър» и единствено съобщение в него: «Само наредете и щего закрием, господарю!» (г. Преса, 21 март 2014 г.). – За несколько часов до этого, вечером 20 марта, на предвыборном митинге в Бурсе Эрдоган пригрозил сети. «У меня есть приказ суда. Твиттер-мвиттер мы уничтожим на корню. Мне неинтересно, что говорит международное сообщество. Все увидят могущество Турецкой Республики», – заявил он. Всего несколько минут спустя в интернете появился новый сайт под названием «Мвиттер» с единственным сообщением: «Вы только прикажите, и мы его закроем, хозяин!» Ни в одном из популярных электронных журналистических изданий на греческом, румынском и албанском языках фраза Эрдогана не была передана так, как это было сделано на болгарском языке, что является следствием намного более ограниченного распространения подобных конструкций в указанных языках. Передача м-повтора из турецкого м-повтором на соответствующем языке была бы непонятна для большей части аудитории, как, например, что-то подобное было бы непонятно для англоязычной аудитории. Несмотря на то, что передача подобной редупликации с турецкого на английский язык была бы непонятна англоязычной аудитории, в электронной версии известного издания The Washington Post, а также на интернет-странице иформационной агенции Reuters размещены журналистические материалы от 21 марта 2014 г., в которых упомянута данная фраза Эрдогана Twitter, mwitter (см.: <https://www.washingtonpost.com/news/morning-mix/wp/2014/03/21/turkey-bans-twitter-and- twitterexplodes/?noredirect=on&utm_term=.141180879087> и <https://uk.reuters.com/article/turkey- twitter/update-2-widespread-twitter-outages-in-turkey-after-pm-threatensban-idUKL6N0MH5KQ20140320>. В обеих статьях, посвященных изъявлению турецкого политика, приведен следующий приблизительный «перевод» фразы – Twitter schmitter, т.е. был использован не m-, а schm-повтор, о чем речь пойдет чуть позже: Some users trying to open the Twitter.com website were taken to a statement apparently from Turkey’s telecommunications regulator (TIB). The statement cited four court orders as the basis for blocking the site, where some users in recent weeks have posted voice recordings and documents purportedly showing evidence of corruption among Erdogan’s inner circle. […] “Twitter, mwitter!”, Erdogan told thousands of supporters at a rally ahead of March 30 local elections late on Thursday, in a phrase translating roughly as “Twitter, schmitter!”. Обзор сообщений в российских СМИ о выступлении Эрдогана также не указывает на «буквальный» перевод twitter mwitter: «Мы искореним Twitter. Все станут свидетелями силы Турецкой Республики,— заявил в четверг вечером на митинге премьер Турции Реджеп Тайип Эрдоган.— Существует ряд новых мер, которые будут приняты после муниципальных выборов 30 марта. Они включают в себя, в частности, запрет на доступ к YouTube и Facebook». Спустя несколько часов после этого выступления турецкий телекоммуникационный регулятор BTK заблокировал доступ к сети Twitter. <https://www.kommersant.ru/doc/2434406> В некоторых российских информационных сайтах, однако, как и в The Washington Post и Reuters, реплика Эрдогана передана шм-повтором, ср.: Доступ к сети микроблогов Twitter будет заблокирован на территории Турции. Уже со вчерашнего вечера пользователи сообщали, что не могут зайти на сайт этой популярной социальной сети. Премьер-министр Турции Реджеп Эрдоган заявил, что решение принято в связи с тем, что в соцсетях распространяется антиправительственная информация: «Представьте себе, существуют международные заговоры. Твиттер-шмиттер! Теперь у нас есть постановление суда. Мы всё это вычистим. Международное сообщество может говорить всё, что угодно, но меня это нисколько не волнует. Все увидят, как сильна Турецкая Республика». <http://ru.euronews.com/2014/03/21/widespread- twitter-outages-in-turkey-after-pm-threatens-ban> ***  Доступ к микроблогу «Твиттер» в Турции заблокирован за несколько дней до выборов в местные органы власти. Лидеры многих стран выступили с резким осуждением запрета. Решение блокировать доступ к сервису раскритиковал и президент Турции Абдуллах Гюль. Причём заявил об этом через свой аккаунт в «Твиттере». Накануне премьер-министр Реджеп Тайип Эрдоган пообещал «искоренить твиттер-шмиттер, с помощью которого предаются гласности государственные секреты». <http://ru.euronews.com/2014/03/21/turkish-president-takes-to-twitter-to-criticise-ban-on-social- media-site> *** Эрдоган назвал аудиозапись монтажом и попыткой атаки на правительство. «Твиттер» был блокирован через несколько часов после выступления премьера в Бурсе. «Понимаете ли вы, что в мире существует международный заговор?! Твиттер-шмиттер. Теперь у нас есть постановление суда, а значит, мы можем официально избавиться от всей этой заразы, – заявил Эрдоган.– Пусть международное сообщество говорит что угодно, мне все равно. Я хочу, чтобы они увидели волю и мощь Турецкого государства!». <http://balashov.bezformata.ru/listnews/turtcii-zablokirovali-dostup- grazhdan/18644188/> Вероятнее всего, приведенные три отрывка представляют собой перевод информации с английского, ссылку на англоязычные сообщения и интерпретации, а не собственную информацию русских источников. По этой причине было оставлено без изменений английское «соответствие» м- повтора. Тот факт, однако, что было оставлено именно это «соответствие» и в русском языке, вовсе не случаен: в функциональном плане русские шм-повторы в большей степени соответствуют м-повторам в турецком и в других тюркских и нетюркских языках. Можно предположить, что употребление модели м-повтора в других балканских языках, в отличие от болгарского, является элементом просторечия, сниженных функциональных стилей. В болгарском языке, как это представлено в иследовании А. Граннеса, м-повторы представляют собой элемент разговорной речи и в качестве таких употребляются в публицистическом стиле и в художественной литературе в целях характеристики речи героев, достижения образности, колорита и экспрессивности. В профессиональной речи, однако, как и в некоторых других стилях, из-за своей маркированности как ‘разговорное’ и ‘экспрессивное’ м-повторы почти не встречаются. Одна наша знакомая была очень разочарована профессионализмом какого-то врача, который задал ей вопрос: „Кръвно-мръвно имаш ли?“ (Давление-мавление у тебя в порядке?). Она прокомментировала это в том плане, что врач, который позволяет себе квалифицировать заболявания таким образом, не заслуживает доверия. Все же можно было бы утверждать, что модель м-повтора – это общеболгарское явление, поскольку не зарегистрировано случаев, когда повторы были бы отмечены, как региональная речь. Такое употребление нельзя воспринимать и как отличительную особенность болгарской речи болгарских билингвов, первым языком которых является турецкий или армянский. Следует, однако, отметить, что этот вопрос не являлся предметом социолингвистического исследования. О м-повторах нет общепринятого лингвистического термина. Для обозначения модели м- повтора употребляется термин тур. mühleme = m- ’li ikilime ‘удвоение при помощи m, double with m’. Этот термин становится расхожим и, возможно, утвердится в лингвистике вообще, но лишь в случаях, когда им называют м-повтор (m-reduplication, m-initialreduplication), а не все похожие повторы, известные как эхо-редупликация, echowordformation. Термины mühleme и mühleme-formation употребляют Альф Граннес [5], Томас Штольц [17], Иван Игартуа [8], Харитини Калерги и Магдалене Константиниду [9] и др. В качестве гипонима модель данного явления относится к более высокому таксономическому звену echo- word formation [16], echo-wordconstruction, парные словосочетания [6, с. 74-79], слова-эхо, или «отзвучия» [6, с. 77; 10, с. 158], или также слова-отзвучия [11, с. 78], эхо-редупликация [12], в нем. Reimwörter ‘слова с рифмой, рифмованные слова’ [5, с. 285]. В более новых исследованиях его рассматривают, как проявление TRCF (= total reduplication-cum-variation) [16], как разновидность non- prototypical reduplication [20]. В сборник под этим названием включены исследования языковых ареалов в Юго-Восточной Азии, Африке и Европе. Именно в этом сборнике, изданном под редакцией Aina Urdze, опубликована и статья Х. Калерги и М. Константиниду. Х. Калерги и М. Константиниду используют также прозрачные названия reduplication involving formal distortion ‘редупликация, включающая формальную деформацию’, distortive reduplcation with [m]. По мнению А.Н. Кононова, м-повторы являются видом неполной (частичной) редупликации [10, с. 158]. Другим видом echo-word formation является s(c)hm-редупликация, у которой иное происхождение и которая менее распространена в болгарском, но не и в русском, по сравнению с м- повторами. Она интересна тем, что модель проникла даже в американский английский язык. Принято считать, что s(c)hm-редупликация пришла из идиша (еврейского немецкого), а благодаря еврейской эмиграции в конце XIX-ого века из Центральной и Восточной Европы в Америку стала популярной и распространилась как общеупотребительная в северо-восточном американском английском в 30-ых годах прошлого века: baby → baby-schmaby, breakfast-shmreakfast, English-shmenglish. Редупликаты выражают иронию, сарказм, скептицизм или отсутствие интереса к затронутому объекту. S(c)hm- редупликация представляет собой способ выразить пренебрежение или отвергнуть что-либо без чрезмерной агрессивности. У. Вайнрайх пишет: «Двуязычные носители идиша во многих из своих вторых языков употребляют излюбленное в своем родном языке морфологическое средство выражения пренебрежительности – повторение слова с заменой начального согласного группой [šm], например, libe- šmibe... В американском английском [...] модель money-shmoney получил распространение, по-видимому, и среди одноязычных лиц» [1, с. 66]. Теперь уже можно объяснить «перевод» twitter-mwitter Эрдогана twitter schmitter в некоторых американских СМИ. Как мы указали, шм-редупликацию, хотя и нерегулярно, можно употребить и в болгарской речи: Марица-Шмарица, причем здесь употребление, по всей вероятности, поддерживается тем, что редупликант начинается с согласного м. Шм-редупликация широко распространена в разговорном русском языке, например, магазины- шмагазины. Насчитывается сотни случаев употребления магазины-шмагазины на интернет-сайтах, а второй компонент шмагазины употребляется и самостоятельно: И к чему эти магазины-шмагазины, расстройство одно (А. Афанасьев) Ой, ну я вас умоляю! [помогите перевести] аренда нежилых помещений, офисы-шмофисы, магазины- шмагазины <https://www.multitran.ru/c/m.exe?a=4&MessNum=204899&l1=1&l2=2> Есть самые разные магазины и дешевые, и дорогие, внизу супермаркет. Кафе и .... Магазины- шмагазины, бары, рестораны, диско. Популярное место... <https://www.tripadvisor.ru/Attraction_Reviewg297415-d3362> Свои магазины-шмагазины уже запилены вдоль и поперек, и лучше не «мешать машине работать», как говорит дядя Славик <https://ocshop.info/ocshop/page/4/> Там же отдаются шмагазины <irbis-nbuv.gov.ua/E_LIB/PDF/00001928/240.pdf> По мнению Ф.И. Рожанского, шм-редупликация обладает пейоративной семантикой также по причине того, что сегмент шм имеет звукосимволическую интерпретацию [14, с. 59]. Вот каким образом выражает свой восторг шм-редупликацией молодая носительница русского языка на одном из интернет-сайтов, где обсуждают вопросы редупликации и где каждый, в соответствии с собственным опытом, приводит примеры, которые слышал, запомнил и которые, наверное, сам употребляет: Я даже по-немецки Mercedes-Schmercedes говорю итд, мои немецкие подруги ташшатся от восторга. А про танцы-шманцы я чуть ли не впервые здесь узнала. Словообразовательная модель прекрасно и живо работает. <http://www.netlore.ru/shashlyk-mashlyk> Это высказывание вполне можно отнести и к м-повторам. Эти разновидности эхо-формаций действительно представляют собой прекрасное и живое языковое средство – как по-другому можем объяснить, что так много людей, групп людей и целые национальности с такой легкостью воспринимают эти модели и активно эксплуатируют их? Тот факт, что даже в речи молодых и креативных германских граждан, почитателей хип-хоп культуры, м-повторы стали средством чего-то похожего на забавную игру, также подтверждает чрезвычайную привлекателность эхо-формаций. В разговорном русском языке, как мы уже отметили, в качестве слов-эхо, кроме шм-повторов (ср. также: танцы-шманцы, котик-шмотик, кофе-шмофе, комплекс-шмомплекс), употребляются и м- повторы – тоже очень излюбленный способ прагматизации высказываний: зелень-мелень, павлин-мавлин, шашлык-машлык, кофе-мофе, картошка-мартошка, сахар-махар, сумка-мумка. Значение у них такое же, как в турецком и останальных тюркских языках: павлин-мавлин ‘павлин и ему подобные’. То, что пишет Н.К. Дмитриев о значении м-повторов в башкирском, в полной мере можно отнести и к м- повторам в болгарском и русском: «Значение основного слова расширяется: китап-митап значит ‘книги и тому подобное’, ‘книги и все остальное в том же роде’. Иногда это значение коллективности и неопределенного множества принимает особую эмоциональную окраску: понятие неопределенности, чего-то чужого вызывает у говорящего пренебрежительное отношение к предмету: ‘книги и прочее’, → ‘разные там книги’ → ‘эти ваши там книги-мниги’ [6, с. 76]. Некоторые из этих редупликаций обрели настолько широкую популярность, что даже могут получить статус имен собственных, ср.: ресторан «Шашлык-машлык», чайхана «Павлин-мавлин», кафе «Кофе-мофе».  г. Казань. Фотография автора Юрген Плен, комментируя некоторые м-повторы в русском языке, например, хуйня-муйня, крещендо-мещендо, логия-могия, нация-мация, няньки-мяньки, пророки-мророки, фуфайки-муфайки, определяет следующие их признаки: это двучленные образования; второй член, хоть и имеет своеобразную форму, не является существующим в языке словом; такие образования воспринимаются единым целым; второй компонент является асемантичным по отношению к первому, пустым в лексическом плане, это всего лишь звуковой повтор; второй компонент может и отсутствовать, но лексическое значение, носителем которого является первый компонент, сохранилось бы [13, с. 38]. Как мы уже отмечали и по другому поводу, второй компонент привносит значение к значению первого и, одновременно с этим, выражает отношение. Наблюдения Ю. Плена действительны также о м-повторах в болгарском языке. Это означает, что по своим главным особенностям м-повторы в тюркских языках (турецком, башкирском, татарском, казахском и др.), обладают в кавказских языках, в армянском, в болгарском и в русском языках, в общих чертах, одинаковой семантикой и функцией. И, наконец, несколько слов о продуктах обратного словообразования, редеривации, какими являются болг. малбанци ‘пренебрежительное, ироническое название македонских албанцев’, получившееся путем отрыва от редупликата албанци-малбанци; шмагазин в болг. и, в особенности, в русском ‘ироническое название магазина’, образовавшееся от редупликата магазин-шмагазин. Указанными случаями употребления преодолевается асемантичность второго компонента м- и шм- повторов. Таким образом редупликаты становятся словообразовательным источником, мотивирующей единицей для образования новых лексических единиц. Асемантичность второго компонента м-повторов можно использовать для создания юмористического эффекта, который проявляется в следующем анекдоте, процитированном в диссертации Ф. Р. Минлоса [12, с. 54]: Москва, начало девяностых, ресторан на окраине. В ту пору один мой приятель работал там официантом. Зашла к ним компания из троих «новых азербайджанцев» и, сопровождая слова царственными жестами, заказывают в обычной кавказской юморной манере: «Давай, дарагой, неси нам шашлык-машлык, зелень-мелень, колбасу-малбасу». Посидели. Сытые и довольные, приготовились расплачиваться. Принес он счет, в котором значилось буквально следующее: «Шашлык - 5 000, машлык - 5 000, зелень -1 000, мелень - 1 000». Ну и с «колбасой-молбасой» то же самое. Естественно, карие глаза гостей столицы округляются от полного недоумения, чтобы не сказать хуже. Официант же невозмутимо: «Шашлык-машлык заказывали?» Деваться некуда, ведь так и заказывали... Спустя пару дней те же гости столицы зашли снова, настрого запретив убирать грязные тарелки и счет оплачивали, строго сверяясь с их количеством. И больше не выпендривались...  Итак, наши предварительные наблюдения показывают следующее: м-повторы употребляются как в болгарском, так и в русском языке с приблизительно одинаковым значением. Модель м-повторов в болгарском языке прижился под влиянием турецкого языка в результате болгарско-турецкого билигвизма в рамках Османской Империи. В русском языке модель утвердилась благодаря длительному совместному проживанию русских, тюрков, кавказцев и др., в основном, как подражание со стороны одноязычных носителей русского языка особенностям русской речи билингвальных тюркских народов, народов Кавказа, армян и пр. В болгарском языке м-повторы представляют собой разговорное, но общеболгарское явление. Имитационных употреблений не встречается, в художественной литературе они могут быть использованы в качестве стилистического средства для придания разговорности, а в публицистических стилях – в качестве средства выражения пейоративного отношения к соответствующим предметам. В русском языке м-повторы являются разговорным средством, маркированным как особенность этнолектов русского языка. По этой причине повторы могут употребляться в качестве имитационного и пародийного средства, чтобы с их помощью выразить иронию, вызвать юмористический эффект. В отличие от болгарского, в котором шм-повторы являются исключением, в русском языке данный вид эхо-редупликации отличается широким употреблением, конкурирующим по фреквентности употреблению м-повторов. Изначальная причина состоит в том, что почти все болгарские евреи являются носителями не идиша, а еврейско-испанского (шпаньольского) языка. В современной русской речи шм-повторы – это городское экспрессивное явление, они уже практически не ассоциируются с языком евреев, также не употребляются, как имитация русской речи евреев. С их помощью выражают отношение к объектам речи, а не отношение к билингвальным лицам. Так, в функциональном плане шм- повторы в русском находятся ближе к м-повторам в болгарском, нежели м-повторы в русском к болгарским м-повторам. Другим важным отличием между употреблением обоих видов эхо-редупликации в болгарском и русском языках является то, что в русском языке – в отличие от болгарского – существует конкуренция между м- и шм-повторами. Если слово начинается с согласного м, в болгарском языке нельзя образовать м-повтор, как и нельзя употребить иной вид эхо-редупликации. В русской речевой практике, когда слово начинается с согласного м, в качестве альтернативы употребляется шм-повтор, усеченный лишь до протетического ш: магазин-шмагазин, мэры-шмэры, марш-шмарш. При словах с иным начальным согласным или с начальным гласным можно одинаково употреблять оба вида повторов в зависимости от коммуникативного намерения говорящего. Таким образом, м- и шм-повторы входят в конкурентное употребление: бумажки-мумажки и бумажки-шмажки, кофе-мофе и кофе-шмофе, Африка-мафрика и Африка-шмафрика. Список литературы 1. Вайнрайх, У. Языковые контакты. Состояние и проблемы исследования. Киев: Вища школа, 1979. 2. Вежбицкая, А. Редупликация в итальянском языке: кросс-культурная прагматика и иллокутивная семантика. // А. Вежбицкая. Семантические универсалии и описание языков. Москва: Языки русской культурой, 1999, с. 224-259. 3. Гилярова, К. А. Такая девочка-девочка. Семантика редупликации существительных в русской разговорной речи и языке интернета. // Компьютерная лингвистика и интеллектуальные технологии. По материалам ежегодной Международной конференции "Диалог" (2010). Т. 9. Вып. 16. Москва: РГГУ, 2010. 4. Grannes, A. Le redoublement turc à m-initial en Bulgare. // Балканско езикознание, ХХI (1978), № 2, 37-50. 5. Grannes, A. Le redoublement de type turc à m-initial dans les langue des Balkans et du Caucase. // Alf Grannes. Turco-Bulgarica. Articles in English and French concerning Turkish influence on Bulgarian (Turcologica 30). Wiesbaden: Verlag Otto Harrassowitz, 1996. 6. Дмитриев, Н. К. Грамматика башкирского языка. Москва / Ленинград: Издательство Академии наук СССР, 1948. 7. Иванов, Вяч. Вс. Избранные творбы по семиотике и истории культуры. Том II. Статьи о русской литературе. Москва: Языки русской культуры, 2000. 8. Igartua, I. La reduplicación compleja en euskera: notas acerca de su formaciόn y sus paralelos en otras lenguas. // Fontes Linguae Vasconum. Studia et documenta, XLV (2013), № 116, 5-29. 9. Kallergi, H. & Konstantinidou, M. Reduplicative constructions involving distortion: An overview of Greek data with emphasis on the echo-word construction. // Non-Prototypical Reduplication. Ed. Aina Urdze. (Studia Typologica 22). Berlin: De Gruyter Mouton, 2018, 91-152.  10. Кононов, А. Н. Грамматика современного турецкого литературного языка. Москва- Ленинград: Издательство Академии наук СССР, 1956. 11. Крючкова, О. Ю. Вопросы лингвистической трактовки лексической редупликации в русском языке. // Русский язык в научном освещении, 2004, № 2 (8), с. 63-85. 12. Минлос, Ф. Р. Редупликация и парные слова в восточнославянских языках. Диссертация на соискание ученой степени кандидата филологических наук. Москва: Российская академия наук, Институт славяноведения, 2004. 13. Plähn, Jürgen. Хуйня-муйня и тому подобное. // Russian linguistics, Vol. 11 (1987), № 1, с. 37- 41. 14.Рожанский, Ф. И. Редупликация и названия животных в африканских языках. // Вопросы языкознания, 2007, № 2, с. 57-66. 15. Рожанский, Ф. И. Редупликация. Опыт типологического исследования. Москва: Знак, 2011. 16. Stamer, H. Frischer Wind-Mind in der deutschen Sprache Gebrauchskontexte und Spracheinstellungen der m-Reduplikation nach türkischem Vorbild in jugendsprachlichen Varietäten des Deutschen. // Heike Wiese, Philip Bracker, Oliver Bunk, Heiko F. Marten (Hg.). Arbeitspapiere „Sprache, Variation und Migration“: Studentische Arbeiten Papier Nr. 2. Potsdam, 2016. <https://www.uni-potsdam.de/fileadmin01/projects/svm/Arbeitspapiere/WP_stamer_2_16.pdf 17. Stolz, Th. Total reduplication vs. echo-word formation in language contact situations. // Language Contact and Contact Languages. Hamburg Studies on Multilingualism 7. Editors: Peter Siemund, Noemi Kintana. Amsterdam; Philadelphia: John Benjamins, 2008, 107-132. 18. Эйсман, В. Типы бессоюзных составных существительных в русском и их соответствия в южнославянских языках. // Теоретические и методологические проблемы сопоставительного изучения славянских языков. Отв. ред. Г. Нещименко. Москва: Наука, 1994. 19. Юлдашев, А. А. (отв. ред.). Грамматика современного литературного башкирского языка. Москва: Наука, 1981. 20. Urdze, A. (ed.). Non-Prototypical Reduplication. Studia Typologica, vol. 22. Berlin: De Gruyter Mouton, 2018.