ДОРОГОЙ ИОСИФ ВИССАРИОНОВИЧ!
Вот уже 10 месяцев прошло с начала войны, и все это время я чувствую себя в положении человека, пытающегося головой прошибить каменную стену.
В чем я ошибаюсь?
Переоцениваю ли значение "проблем урана"? Нет, это неверно. Единственное, что делает урановые проекты фантастическими, - это слишком большая перспективность в случае удачного решения задачи.
Мне приходится с самого начала оговориться. Может быть, я не прав - в научной работе всегда есть элемент риска, а в случае урана он больше, чем в каком-нибудь другом. В письме к тов. Кафтанову я указал 10-20% вероятности удачного решения вопроса, и эта величина ни в коем случае не преуменьшена. Однако представим на минуту, что с ураном "вышло". Правда, революцию в технике это не произведет - уверенность в этом дают работы последних довоенных лет, но зато в военной технике произойдет самая настоящая революция. Произойдет она без нашего участия, и все это только потому, что в научном мире сейчас, как и раньше, процветает косность.
Знаете ли Вы, Иосиф Виссарионович, какой главный довод выставляется против урана? - "Слишком здорово было бы, если бы задачу удалось решить. Природа редко балует человека".
Может быть, находясь на фронте, я потерял всякую перспективу того, чем должна заниматься наука в настоящее время, и проблемные задачи, подобные урановой, должны быть отложены на "после" войны. Мне кажется, это не так. Если в отдельных областях ядерной физики нам удалось подняться до уровня иностранных ученых и кое-где даже их опередить, то сейчас мы совершаем большую ошибку, добровольно сдавая завоеванные позиции. За год, за два мы отстанем настолько, что у оппонентов перед трудностями опустятся руки, когда придет время вернуться от военного изобретательства к проблемным задачам. Самые большие глупости делаются с самыми лучшими намерениями.
Мы все хотим сделать все возможное для уничтожения фашистов, но не нужно пороть горячку - заниматься только теми вопросами, которые подходят под определение "насущных" военных задач.
Ну и, наконец, возможно, что я слишком много беру на себя.
Случайно попав вместе с К.А. Петржаком в круг академических ученых, благодаря работе о спонтанном делении, с началом войны мы оказались выбитыми из колеи научной работы. Оба мы были мобилизованы, оба мы пытались заикнуться о том, что мы научные работники, и оба мы остались в Армии.
К.А. Петржак - младший лейтенант, я - техник-лейтенант, мы сражаемся, работаем и стараемся делать это как можно лучше, но меня все время мучит, что уран оставлен, между тем, как я чувствую, даже сейчас в тяжелых условиях войны с 10-месячным отставанием, мы все же смогли бы очень много сделать, работая в этой области.
Все письма, которые Вы, Иосиф Виссарионович, получаете, могут быть разбиты на две группы. В первой - письма с предложениями, которые могут, по мнению авторов, помочь борьбе с фашистами. Во второй - подобные же предложения, но вместе с тем проведение этих предложений связано с какими-то изменениями в положении самого автора.
Так вот, мне очень тяжело писать, зная, что ко мне с полным правом может быть применен "трезвый" подход. Ну, что там бушует Флеров? Занимался наукой, попал в армию, хочет выкарабкаться оттуда, ну и, используя уран, засыпает письмами всех и вся, неодобрительно отзывается об академиках, делая все это из самых эгоистических личных соображений.
Так вот, считаю необходимым для решения вопроса созвать совещание в составе академиков Иоффе, Ферсмана, Вавилова, Хлопина, Капицы; академика АН УССР Лейпунского, профессоров Ландау, Алиханова, Арцимовича, Курчатова, Харитона, Зельдовича, докторов Мигдала, Гуревича. Желателен также вызов К.А. Петржака.
Прошу для доклада 1 ч. 30 м. Очень желательно, Иосиф Виссарионович, Ваше присутствие - явное или неявное.
Вообще говоря, сейчас не время устраивать подобные научные турниры, но я лично вижу в этом единственный способ доказать свою правоту - право заниматься ураном, так как иные способы - личные переговоры, с А.Ф. Иоффе, письмо к т. Кафтанову - все это не приводит к цели, а просто замалчивается. На письмо и 5 телеграмм тов. Кафтанову ответа я не получил. При обсуждении плана Академии наук говорилось, вероятно, о чем угодно, но только не об уране.
Это и есть та стена молчания, которую, я надеюсь, Вы мне поможете пробить, так как это письмо последнее, после которого я складываю оружие и жду, когда удастся решить задачу в Германии, Англии или США. Результаты будут настолько огромны, что будет не до того, чтобы определять, кто виноват в том, что у нас в Союзе забросили эту работу.
Вдобавок делается это все настолько искусно, что и формальных оснований против кого-нибудь у нас не будет. Никогда, нигде, никто не говорил, что ядерная бомба неосуществима, и однако создано мнение, что это - задача из области фантастики.
Поэтому первая просьба, на выполнении которой я настаиваю, это получение от всех кандидатов будущего совещания письменных соображений о реальности проблемы урана. Заключением должен явиться ответ, какой цифрой оценивается вероятность решения задачи. Для тех участников совещания, которые сочтут свою эрудицию недостаточной для письменного заключения, этот вопрос может быть снят, но они не освобождаются от присутствия на совещании.
Г.Н. Флеров
Апрель 1942 г.
* * *
От редакции. В 1942 году техник-лейтенант ВВС Георгий Флеров, который до войны работал в лаборатории Курчатова и записался в армию добровольцем, в библиотеке Воронежского университета обнаружил, что из зарубежных журналов исчезли статьи по ядерной физике. До войны у Флерова было лишь одно заметное открытие - спонтанное деление ядер урана, которое он сумел доказать, спустившись глубоко под землю на станцию метро "Динамо".
Однако в библиотеке техник-лейтенант сделал не менее замечательное открытие. Он пришел к выводу, что работы по ядерной физике засекречены, потому что на Западе начались работы по новому мощному оружию. Флеров отважился написать письмо Сталину, в котором настойчиво советовал возобновить ядерные исследования в СССР. Удивительно, что письмо не затерялось в почтовых потоках. В 1943 году Флеров был отозван с фронта и включен в группу ученых, занимавшихся созданием советского ядерного оружия. В 1949 году Флеров участвовал в испытании первой в СССР атомной бомбы и был награжден высшим в СССР орденом Ленина.
В Объединенном институте ядерных исследований (ОИЯИ) в Дубне академик Георгий Флеров создал лабораторию ядерных реакций. В его лаборатории были синтезированы новые трансурановые элементы с порядковыми номерами от 102 до 107, выполнен ряд блестящих работ, вошедших в золотой фонд ядерной физики. И сегодня в лаборатории имени Флерова в Дубне продолжается синтез сверхтяжелых элементов. Совсем недавно объявлено об открытии нового, 117-го элемента Таблицы Менделеева, который пока не имеет названия.
