Ещё ни к одной волне эмигрантов из России не предъявлялось таких претензий, как к нынешней — пятой волне. "Почему вы не свергнете своего Путина?", "Все россияне одинаковы" — эти претензии те, кто покинул страну после нападения России на Украину, слышат сегодня буквально на каждом шагу. Попытки противостоять подобным стереотипам порой вызывают не меньше негатива, как это было, к примеру, с паспортами "хороших русских". В своей авторской колонке Татьяна Шахматова, кандидат филологических наук, независимый исследователь, автор серии филологических детективов в издательстве ЭКСМО, ищет ответ на вопрос, как россиянам, не поддерживающим Путина и войну в Украине и оказавшимся сегодня между молотом и наковальней, наладить прерванный диалог с западной цивилизацией.
Поток эмигрантов из России, хлынувший после 24 февраля 2022 года, уже признаётся некоторыми социологами пятой волной эмиграции. Начиная с 90-х годов и вплоть до объявления Путиным так называемой "специальной военной операции" в Украине, россияне уезжали в первую очередь по экономическим причинам, но после 24 февраля всё изменилось радикально.
У эмиграции всегда есть выталкивающие и притягивающие причины, заметила историк Тамара Эйдельман. Бегство из "лихого десятилетия" 90-х — безусловно, серьезный выталкивающий фактор, как и политические причины в виде Грузии, Крыма, Донбасса, однако те, кто оставлял привычную жизнь на родине до 2022 года, имели также мощную "притягивающую" мотивацию: работа, новый опыт, зарубежное образование, более высокий уровень жизни. Неслучайно оценка четвёртой волны, начавшейся в 90-е, закрепилась на уровне языка в выражении "колбасная эмиграция", которое подчёркивает традиционно ироничное отношение носителей российской ментальности к приоритету бытовой стороны жизни.
После 24 февраля выталкивающие причины отъезда решительно перевесили. Несогласные с действиями военного командования России покидали страну, уезжая буквально в никуда с одним чемоданом и котом в переноске, оставшиеся погружались в мрачные глубины внутренней эмиграции. Очень точно спонтанность и эмоциональный накал этого отъезда отразил в стихотворении "Куда девать ежа?" поэт Алексей Олейников.
Часто новую эмиграционную волну сравнивают с "философскими пароходами" 1922 года. Сходство причин отъезда налицо, как и сходство социальных групп уезжающих: в основном представители интеллектуального, творческого труда, IT-специалисты.
Однако по общему умонастроению, как мне кажется, у нынешней волны эмиграции больше сходств с эмиграцией из СССР 70-х-90-х годов — с "третьей волной" (если первой считать "белую эмиграцию" 1917-1923 годов, а второй — переселенцев времён Второй мировой войны). Роднит третью и пятую волны тот факт, что люди бегут не столько из страны, сколько от нарратива госидеологии, который пропитывает всё вокруг.
Но есть существенное отличие между "прыжком в свободу" бегущих из СССР 70-х и судорожными попытками сдернуть удавку нынешнего нарратива. И соотношение выталкивающих и притягивающих причин здесь не главное.
"НЕПРАВИЛЬНЫЕ" БЕЖЕНЦЫ
Все предыдущие волны эмиграции из России роднит тот факт, что эмигранты априори воспринимались жертвами: гражданской войны, Красного террора, Второй мировой войны или душного совка. Подразумевалось, что страна в заложниках, и лишь единицам-счастливчикам удалось бежать. Вряд ли кому-то пришло бы в голову пенять бывшему офицеру, работающему в Париже таксистом, почему вы просто не возьмёте и не скинете этого вашего Ленина, не задавали такой же вопрос ни о Хрущёве, ни о Брежневе.
Более того, во второй половине XX века эмигрант в определённом смысле становится героем времени. Как отмечал Зиновий Зиник в книге "Эмиграция как литературный приём", почти все нобелевские лауреаты по литературе периода 70-х-80-х годов XX века — это эмигранты из самых разных стран: Самюэль Беккет, Герман Гессе, Александр Солженицын, Пабло Неруда, Патрик Уайт, Эйвинд Юнсон, Исаак Башевис-Зингер, Чеслав Милош. Оптика переселенца оказалась важна для второй половины XX века.
К эмигрантам "пятой волны" из России относятся с изначальным подозрением. Если пользоваться лексикой, столь любимой российской пропагандой, — с "упреждающим" подозрением. Как к несомненным антигероям, сам язык, культура, образ мысли которых оказался навсегда связан с агрессией, войной, смертью.
— К нам нормальное отношение, у нас вроде как "правильная биография", — говорит моя подруга-журналист, вынужденная уехать из России в Польшу после 24 февраля. В её случае "правильная биография" — это статус "иностранного агента", присвоенный ей и её мужу российским Министерством юстиции.
Проживая в польском Вроцлаве, я тоже практически каждый день отвечаю на вопрос о своей гражданской позиции. Уже привыкла и не считаю это чем-то ненормальным. В сложившихся обстоятельствах это как раз норма. Только грустно шутим с мужем: мы с тобой — почти как Керенский в Париже, с которым по воспоминаниям З. Гиппиус постоянно приключались "примечательные истории" подобных объяснений: "Смотри — и запомни! Это он погубил Россию!". С той лишь разницей, что Керенский был всё-таки главой временного правительства, а мы с мужем — обычные филолог и айтишник.
ВЕСЬ РОССИЙСКИЙ НАРОД?
Эту статью мы задумали с моей коллегой и подругой, филологом из Беларуси Еленой Лепишевой. Толчком стал вопрос, который поставила перед нами сама жизнь, точнее международное научное взаимодействие, в котором раньше белорусы и россияне участвовали на равных, а теперь столкнулись с изменениями правил игры. Так или иначе перед всеми людьми, работающими со словом, стоит тот же вопрос: как обходиться с тотальной уравниловкой слова "все"? "Все россияне", "весь российский народ", "все белорусы". Этот нарратив навязывает российская пропаганда, и его легко подхватывают на Западе.
"Путин, как Гитлер, реализует геноцид, потому что имеет разрешение народа на массовые убийства", — пишет Пётр Грохмальски в "Газете Польской". Высказывание далеко не единичное.
В качестве альтернативного действия антивоенный Комитет россиян, уехавших за границу из-за спецоперации в Украине, предложил ввести паспорта "хороших" русских, не поддержавших войну. Довольно неуклюжая попытка избежать дискриминации, сама граничащая с сегрегацией, однако своей отчаянностью очень показательная.
Я тоже постоянно читаю эти истории о том, как людям с российским паспортом отказывают в элементарных услугах, кто-то не может снять квартиру, устроиться на работу, даже поесть в ресторане. Да что уж там "кто-то". Однажды мы с мужем едва не оказались в кювете только потому, что ехали на российских номерах по Европе. Одному добропорядочному гражданину Германии понадобилось прижать наш автомобиль к обочине, чтобы сказать всё, что он думает о русских.
"Почему вы не скинете своего Путина? Остановите войну!" — такие письма на английском языке получала я сама и, как выяснилось, некоторые мои коллеги, преподаватели высшей школы, оставшиеся в России. Сложно сказать, пропагандистские ли это тролли, провокация или реальное мнение людей на Западе. Как бы то ни было, мне хочется в ответ поинтересоваться:
"Чем?"
Мы все наблюдаем за этой трагедией, когда мотивированная армия Украины при поддержке вооружений всего мира не может остановить Путина. Чем его остановят россияне или белорусы, вооруженные пластиковыми стаканчиками, шариками и цветами? Белорусы, кстати, попытались в 2020-м.
Сейчас поздно разбираться, когда мы упустили момент. Он у нас, несомненно, был — в 2004-м, 2008-м, но упустили, наслаждаясь относительной свободой слова, возможностями путешествовать по миру, видеть ассортимент в магазинах, участвовать в международной деятельности, создавать бизнес-проекты ― всем тем, что советскому человеку было недоступно. Как ту лягушку нас долго варили в молоке автократии, медленно повышая градус. А в соседней кастрюле точно так же "выварился" и западный мир, европейские партнёры, постепенно отказывавшиеся от других видов энергии в пользу российских газа и нефти. Это не попытка оправдаться. Это мое видение, моя скорбь и моя правда: россиянам не хватило пассионарности. Но хватило бы её у любого другого народа против ловушки, заложниками которой стали сейчас не только украинцы и россияне, но и весь мир?
Гадать поздно. Но не поздно поступательно изменять ситуацию. И первый шаг — самим убедиться в том, что "все россияне", "все белорусы" — это лишь пропагандистские заклинания.
РУССКИЙ ЯЗЫК ШРЁДИНГЕРА
В связи с Россией часто упоминаются имена Оруэлла, Замятина, Брэдбери, Сорокина, Этвуд и других авторов антитоталитарных антиутопий ХХ века. Россия живёт в мире антиутопии, в этом нет сомнений. Но если мы внимательно посмотрим на структурные элементы этого жанра, то станет ясно, что основным является не новояз, не концепция тотальной лжи и насилия, не практики подавления и обезличивания и даже не двоемыслие. Главный элемент антиутопии, без которого рухнула бы вся концепция, — это трагические попытки одинокого человека убедить себя, свой ближний круг и читателя в том, что большинство может заблуждаться, что чёрное — это не белое, война — это не мир, рабство — не свобода.
"Если ты в меньшинстве и даже в единственном числе, это не значит, что ты безумец" (Дж. Оруэлл, "1984"). Мир утопии всегда рушится изнутри несколькими или даже одним усомнившимся.
Есть ли в российском обществе такие персонажи? К счастью, мы живём не в семидесятые, когда диссиденты знали друг друга в лицо и помещались на одной кухне. Как бы российская пропаганда ни пыталась убедить россиян и весь свет в том, что народ в едином порыве поддерживает войну, очевидно, что это не так. Мы не имеем официальной статистики, кроме некоторых разрозненных цифр, как, например, почти четыре миллиона покинувших Россию после начала войны с Украиной. Или имен публичных людей, лидеров мнений, которые, несмотря ни на что, продолжают выступать против "спецоперации": от персоналий с огромной аудиторией, таких как Виктор Шендерович, Дмитрий Глуховский, Дмитрий Быков, Людмила Улицкая, Александр Невзоров, Екатерина Шульман, Андрей Макаревич, Максим Галкин, до тысяч российских журналистов и деятелей культуры, аудитория которых исчисляется не миллионами, что абсолютно не значит, что их работа в изгнании менее значима.
Есть и немало оставшихся, таких как музыкант Юрий Шевчук, который убеждён, что нужен именно в России для поддержания у своих слушателей ощущения "вы не одни":
"Незнакомые люди начинают обниматься и радоваться тому, как их много. Я везде обращаюсь к залу, спрашиваю, кто за мир, кто за войну. Все за мир".
Ситуацию чудовищного раскола российского общества даже под пятой тоталитарной диктатуры ярко показывает состояние русского языка.
Смысловой зазор настолько огромный, что русский язык фактически функционирует сейчас в двух версиях: "русский" и "руzzкий".
Руzzкий, агрессивно насаждаемый пропагандой, славит "спецоперацию", присваивает память Победы во Второй мировой войне, считает призывы к миру экстремизмом, клеймит "иноагентов" и национал-предателей, объявляет денацификацию. А русский называет войну войной, пропагандистов — манипуляторами, "всё не так однозначно" — ложью, иронизирует над Z-символикой, проводя параллели со свастикой.
Эдакий русский язык Шрёдингера, слова которого маркируют сразу две реальности, а люди, которые находятся по разные стороны от Z-баррикад, даже не сразу понимают друг друга.
"Когда нельзя высказаться в газетах, общественное мнение выражается в анекдотах", — говорил Пётр Капица. Анекдот времён "спецоперации" ярко свидетельствует об изменении значений слов на прямо противоположное.
"Экстремист, иноагент и дискредитатор российской армии входят в бар, а бармен им говорит: "Гамарджоба, генацвале!"
ПИСЬМО УЧЁНОГО СОСЕДА
Недавно мы столкнулись с коллегами с ситуацией, которую не сразу решились обсуждать открыто. И тем не менее пришли к выводу, что это необходимо. Состояла она в следующем: в ответ на приглашение на конференцию в один из городов Беларуси коллега из Германии прислал длинное гневное письмо, где выражал своё недоумение, как можно сотрудничать с гражданами страны, где "пыль разбомбленных больниц и школ налагается на всё, что происходит в России и Беларуси".
По существу не поспоришь.
Более того — очень быстро выяснилось, что случай этот далеко не единичный. Не единичный и типичный настолько, что без упоминания конкретного имени может быть признан многими представителями российского и белорусского научного сообщества за произошедшее с ними самими.
Но главным аргументом в пользу того, чтобы проговорить эту историю, был её финал. Сообщение коллеги из Германии, которое он сделал в рассылке сразу на десятки адресов, подняло волну недоумения и разочарования. Обсуждения происходили по большей части в кулуарах, ответ решились написать лишь двое, тем не менее из этих разговоров выяснилось много ценного, того, о чём не принято говорить прямо даже среди коллег. Увы, яркий героический ореол в наше время невозможен — скорее, речь о глубоко запрятанном сердечном пламени партизанской борьбы. Кто-то из коллег потерял работу из-за своей антивоенной позиции, кто-то уволился сам и выступает в статусе "независимого исследователя", кто-то был вынужден уехать, кто-то продолжает работать, но при этом всеми возможными способами саботирует "проработку" студентов по рекомендованным методичкам. Были и те, кто промолчал или выдвинул встречные претензии. И тем не менее даже эти обсуждения показывали, насколько "Мордор" трагически неоднороден.
Та история закончилась нахождением частичного взаимопонимания и главное — продолжением диалога, именно поэтому она и показалась столь важной для рассказа. И здесь, без всякого сомнения, нужно снять шляпу перед немецким коллегой, который после эмоциональной атаки оказался способен принимать аргументы каждого в отдельности, говорить в зависимости от адресата. Это был очень долгий разговор, но воспринят он был как пусть и небольшая, но всё же победа над пропагандой и тотальностью этого слова "все".
"ЦАРСКИЕ ПОДАРКИ" ПРОПАГАНДЫ
Мой собственный опыт общения с представителями научного сообщества и творческого мира в Польше говорит о том, что польские коллеги вполне готовы к такому разговору. Пожалуй, это одно из тех европейских обществ, которое наблюдает за Россией особенно пристально и знает не понаслышке, что "патриотический порыв" далеко не так однозначен. Приведу лишь один примечательный эпизод.
В мае 2022 года на фестивале детектива во Вроцлаве (MFK) обсуждался отъезд Аллы Пугачёвой и Максима Галкина из России как поступок протеста. Это обсуждение возникло не на ровном месте: в романе Юлии Лапинской "Красное озеро", действие которого тесно связано с Россией, "звучит" песня Аллы Пугачёвой.
— Я бы хотела сравнить Пугачёву с Марилей Родович, но, возможно, для России сейчас Пугачёва это больше, чем певица, — сказала автор "Красного озера".
Меня поразило, что зрители и участники фестиваля были прекрасно осведомлены и об антивоенных высказываниях Максима Галкина, и о том, с какими проблемами столкнулась звёздная чета после. Все, с кем я знакомилась во время фестиваля, начинали разговор не с моих книг или моих вопросов, а с выяснения моей гражданской позиции. После продолжалось обычное профессиональное общение, что свидетельствует о том, что процесс оценок и переоценок уже запущен и нам от него никуда не деться, в первую очередь, перед самими собой.
Ольга Токарчук, нобелевская лауреатка по литературе 2019 года, фонд которой сейчас активно помогает Украине, не устаёт также выступать против того, чтобы русскую культуру, литературу, Чехова, Толстого, Гоголя вовлекали в игру пропаганды. Не упрощали их до вырванных из контекста цитат, как это делает, например, Захар Прилепин, который в речи в Лужниках утверждал, будь-де живы российские классики, они выступали бы за войну и были бы, как и он сам, под санкциями. Или Татьяна Толстая, которая на страничке в Фейсбуке в день рождения Пушкина благодарит "империализм, расизм, самодурство, коррупцию и бесправие за то, что, сплетясь и переплавившись в большом котле истории, они преподнесли нам, нашей непростой родине, вот такой, истинно Царский подарок".
Конечно, это мошенническое упрощение, попытка измерить современными мерками события прошлого.
Однако увы — именно эти обобщённые окарикатуренные образы врезаются в сознание, позволяя говорить тотальное "да они там все", вместе со своей "великой" литературой. Это очень лёгкий путь и было бы странно, если бы пропаганда не пошла по этому пути.
ПРОСТАЯ СЛОЖНОСТЬ И РЕВИЗИЯ ЦЕННОСТЕЙ
Я не знаю единственно верного способа, как выйти из несчастной спирали, которая повторно привела нашу страну к диктатуре. Однако мой опыт проживания за рубежом ясно говорит о том, что один действенный способ существует — это разговор "от человека к человеку", разговор о каждом, сообразно своему времени, своему месту, силе голоса и общественного влияния.
В американской школе литературного мастерства выработан принцип "simple is not easy" (просто — не значит легко), который как раз о том, что видимая простота изложения материала вовсе не означает, что за ней не стоит огромной исследовательской и творческой работы. Именно такая "простота" стоит за игривой лёгкостью пушкинской строфы, за лучшими книгами по саморазвитию и самообразованию, YouTube-лекциями по истории Тамары Эйдельман. Пропагандистское упрощение отличается прямо противоположным — простотой, ломающей целое, когда кусок живой плоти выдирают с кровью, чтобы уложить в однозначность прокрустова ложа пропаганды. Увы, в итоге получается зомби-монстр Франкенштейн. В нашем случае Zомби-монстр.
Противостоять однозначности пропаганды можно только рассматривая людей и события во всей их сложности. В той самой простой сложности. Ну, а пятая волна эмиграции "глобальных русских" (А. Генис) — и тех, кто уехал, и тех, кто остался — это, возможно, тот искомый мост, перекинутый к миру и друг другу. Мост, который способен сделать общение более личным, живым, человечным и благодаря сети интернет — действительно глобальным.
Присоединение к большинству под воздействием пропаганды — это простая и, главное, лёгкая эмоция, которая помогает объединяться и создавать впечатление силы. Иметь свою точку зрения, разбираясь в деталях, удерживаясь от чёрно-белого видения — огромная работа. К сожалению, думающие люди слишком часто оказывались в этой разделяющей ловушке из-за индивидуализма рацио. Но нам уже поздно снова совершать эту ошибку. И именно поэтому я рада, когда мне задают вопросы здесь, в Польше — это означает, что есть возможность диалога, моя точка зрения интересует.
Сможет ли внешняя и внутренняя эмиграция объединиться, чтобы дать себе и впоследствии миру новые смыслы? Сможет ли наладить порванные международные связи и донести свою позицию? Станет ли эмигрант новым героем или носителем пораженческого сознания? Это вопросы, ответы на которые можем дать только мы, время и… новые информационные ресурсы, которых не было в распоряжении ни у одной из предыдущих эмиграционных волн.
Сейчас активно развиваются и создаются интернет-площадки, целью которых является помощь в адаптации как беженцам из Украины, так и россиянам, белорусам, бежавшим от режима или остающимся в своих странах. Важной особенностью многих из них ("Ковчег", "OK Russians", "Такие дела" и многие другие) стало ещё более активное подключение волонтёрской помощи к культурным и общественным проектам, направленным на создание комьюнити, что представляется очень важным шагом в сложившихся обстоятельствах.
"Вынести на подошвах своих сапог" Россию, как это делали эмигранты первой и третьей волны — недостаточно. Надеюсь, что сейчас мы ушли с совершенно другой задачей, когда сохранение важно, но оно не первично. Первична — ревизия ценностей. Осмысление, объяснение, признание ошибок, исключение умолчаний. Бессмысленно тосковать о России, которую мы потеряли, нужно строить ту Россию, которую мы должны обрести.
Россияне провели в Варшаве акцию в память о жертвах путинизма
Кандидат филологических наук, независимый исследователь, автор серии филологических детективов Татьяна Шахматова
Точка зрения авторов, статьи которых публикуются в рубрике "Мнения", не отражает позицию редакции.
Подписывайтесь на наш канал в Telegram. Что делать, если у вас заблокирован сайт "Idel.Реалии", читайте здесь.
