«Пациент № 1» — трагикомедия о смерти генсека Константина Черненко Александр Филиппенко сыграл выдающуюся роль в фильме Резо Гигинеишвили
В начале октября режиссер Резо Гигинеишвили получил кинопремию Фонда Вернера Херцога за фильм «Пациент № 1». Едва ли стоит рассчитывать, что в ближайшем будущем его покажут в России: сюжет строится вокруг болезни и смерти генсека ЦК КПСС Константина Черненко (его сыграл Александр Филиппенко). Несмотря на такие прокатные перспективы, об этой картине точно стоит знать, чтобы при случае не пропустить. О фильме рассказывает кинокритик Антон Долин.
В Синематеке Мюнхена престижную награду — приз Фонда Вернера Херцога — Резо Гигнеишвили вручил сам Херцог, живой классик немецкого и мирового кино, создатель десятков знаковых игровых и документальных картин. По его словам, «Пациент № 1» — это «фильм новой формы, нового художественного мышления»:
Во время просмотра хочется то смеяться, то плакать, но не можешь ни того ни другого.
Рабочим названием фильма был слог «КУ» — одновременно инициалы его главного героя, Константина Устиновича Черненко, и универсальное слово из фантастического фильма «Кин-Дза-Дза!». Поздний шедевр Георгия Данелии всегда был в числе любимых фильмов Резо Гигинеишвили, а в знаменитой саркастической музыкальной теме из классической картины пела его мать. Нет сомнений, что для создателя легкомысленной «Жары» и драматичных «Заложников» этот проект был чрезвычайно личным.
Замысел родился во время ковида, когда потенциальными пациентами стали буквально все. «Кин-Дза-Дза!» с ее мрачным позднесоветским сюрреализмом возвращалась в мыслях к режиссеру вновь и вновь; история бездомных героев фильма зарифмовались с абсурдной эпохой Черненко — генсека КПСС, который правил страной всего 13 месяцев, с февраля 1984-го по март 1985-го. Его смерть, еще более стремительная, чем уход из жизни предыдущего генсека Юрия Андропова (тот пробыл на посту полтора года), пророчила скорую гибель империи. Преемником Черненко был Горбачев.
Сам Константин Устинович остался в истории персонажем не до конца ясным. Например, он боролся с коррупцией и первым проговорился о необходимости «перестройки». Но также восстановил в КПСС 94-летнего Вячеслава Молотова и подумывал о политической реабилитации Сталина. Решить эту непростую задачку, как и многие другие, аппаратчик не успел. Мифологический потенциал этой смутной фигуры первым засвидетельствовал Тимур Кибиров — еще в 1980-х он посвятил генсеку ерническую постмодернистскую поэму «Жизнь К. У. Черненко». Гигинеишвили же открыл таинственного персонажа отмычкой данелиевского «Кин-Дза-Дза!».
По сюжету Черненко первым смотрит абсурдистскую картину и хохочет над ней, но, рассмотрев в слове «КУ» намек на себя, приказывает кино запретить. Хоть эта история и выдумана (создавался «Кин-Дза-Дза!» в основном уже при Горбачеве и вышел в прокат без препятствий в 1987-м), рифма получилась удачной. Как чатлане и пацаки с планеты Плюк неуловимо напоминали землян с «одной шестой части суши», так и люди зимы 1984–1985 годов из картины Гигинеишвили пугающе похожи на нынешних нас. Хочется надеяться, что «Пациент номер один» не пройдет трагифарсовый вираж до конца, претерпев запрет от «первого лица», как в фильме, — и все-таки выйдет на экраны.
Лента Мебиуса, знак бесконечности, петля, возвращающая нас к началу, — мотив, который с холодной отчетливостью выражен в сцене, когда Черненко (вечный пациент ЦКБ, еле живой, но по-прежнему руководящий страной) приказывает отвезти его в Кремль. Но по дороге, не успев даже выехать за КПП, он засыпает. Водитель, покружив вокруг больницы, возвращает генсека обратно в палату. Кажется, что это траектория не столько одного парадоксального персонажа, сколько государства, послушно следующего за ним в нескончаемом кортеже. А события, показанные нам с экрана, — нескончаемый сон медленно умирающего политика.
Не сравнивая художественный масштаб и контекст, можно вообразить «Пациента № 1» финальной частью стихийно сложившейся трилогии об умирающих советских вождях. Ее открыл «Хрусталев, машину!» Алексея Германа — младшего о Сталине, продолжил «Телец» Александра Сокурова о Ленине. Теперь история повторяется в третий раз — уже как фарс, — но теперь в центре того же сюжета смерть самого мимолетного и незначительного руководителя государства.
Но без трагических обертонов все же не обошлось — чего стоит сцена с уборщицей (пронзительный эпизод Марии Соковой), осмелившейся попросить всесильного руководителя закончить войну в Афганистане, чтобы ее сын мог вернуться домой. Да и вообще, со смертью шутки плохи — как бы ни были анекдотичны попытки натренировать Черненко выглядеть здоровым (в одной из сцен он готовится пройти 17 шагов до урны на выборах).
Смерть в «Звезде и смерти Хоакина Мурьеты» — одна из характерных киноролей, когда-то прославивших Александра Филиппенко, совершающего в «Пациенте» свой царственный выход. В его интерпретации прикованный к койке генсек — почти монарх Беранже из «Король умирает» Ионеско, трогательный и жалкий одновременно. Недаром славу артисту принесли театральные работы. В его грандиозной фильмографии немало зловещих вершин — играл он и Кощея Бессмертного («Там, на неведомых дорожках…»), и Ричарда III («Черная стрела»), и дона Рэбу («Трудно быть богом»), и Ленина («Романовы. Венценосная семья»), и — совсем недавно — Брежнева («Чемпион мира»). Не говоря уже сразу о двух бесах из свиты дьявола в разных экранизациях «Мастера и Маргариты».
Тем не менее его профессиональная репутация неотделима от человеческой. Филиппенко своими моноспектаклями вернул аудитории тексты Зощенко, Эрдмана и Солженицына, неоднократно принимал участие в правозащитных акциях, выступал в защиту политзаключенных, был уволен из театра и покинул Россию после протеста против вторжения в Украину. Его последняя сценическая работа — Сталин в комедии Артура Соломонова «Как мы хоронили Иосифа Виссарионовича».
Более точного кастинга нельзя было придумать, и самое время было дать артисту именно такую, достойную его таланта и эксцентрической харизмы центральную роль. Хотя в голове не укладывается, что угасающему Черненко на момент смерти было всего 73 года, а энергичному Филиппенко, которого надо было тщательно гримировать для роли пациента, недавно стукнуло 79. Власть старит, свобода продлевает жизнь.
Однако «Пациент № 1», при всей незаурядности роли Филиппенко, нечто большее, нежели бенефис. Во-первых, здесь есть и другие выдающиеся актеры: Инна Чурикова в своей последней роли грандиозно играет жену Черненко на пенсии, Владимир Стеклов в генеральском мундире разыгрывает собственную драму внутри чужой трагикомедии (линия отстраненного за коррупцию министра, добивающегося приема, вдохновлена подлинной биографией бывшего главы МВД СССР Николая Щелокова).
Во-вторых, короля играет свита, и в «Пациенте номер один» она великолепна: врачи, гэбэшники, члены политбюро. В центре событий — проделывающая поразительную эволюцию (это относится в равной степени к актрисе и персонажу) медсестра Саша, которая приглянулась Черненко и стала на время болезни его доверенным лицом. Нежнейшая и непроницаемая героиня Ольги Макеевой, для которой почетная миссия совпала с влюбленностью в подозрительного незнакомца (Сергей Гилев), — девушка и смерть в одном лице.
Наконец, в-третьих, кафкианская атмосфера, лучшим саундтреком к которой служит та самая музыка Гии Канчели, самоценна вне зависимости от состава исполнителей. Иногда заколдованный круг показанных здесь и в конечном счете бессмысленных действий (как зрители, так и персонажи поголовно знают, чем все кончится) напоминает кукольный театр — но неизменно завораживающий. Здесь заслуга изысканных диалогов Александра Родионова, безупречно выбранных пространств — знакомых многим с детства зданий «застойного модернизма», а также кладбищенски умиротворенных панорам камеры Петра Братерского. Прицельность его оптики не позволяет поверить в то, что немалая часть карьеры этого прекрасного оператора связана с аляповатыми картинами Сарика Андреасяна.
Совпадение фантасмагорической вселенной «Пациента № 1» с нынешней Россией следует признать не хитроумным замыслом создателей, чья фига в этом случае явно выпирала бы из кармана, а печальным историческим казусом, внезапно сблизившим эпохи до дистанции неразличимости. Простейший вывод звучит утешительно: к каким бы ухищрениям ни прибегала медицина, рано или поздно из радиоприемника зазвучит траурная музыка, а запрещенные при прежней власти фильмы благополучно выйдут на экраны. И зритель, купив билет на сеанс, с облегчением засмеется.
Антон Долин