Петербургский театральный журнал
Поиск

22 мая 2012

О ВРЕМЕНИ И ТЕАТРЕ

К. Федоров «Ленька Пантелеев. Мюзикл»
Театр юных зрителей им. А. А. Брянцева.
Композитор Иван Кушнир.
Режиссеры Максим Диденко, Николай Дрейден.
Художник Павел Семченко, художник по свету Игорь Фомин

Всерьез писать об этом спектакле надо после двух-трех просмотров: это очень насыщенное и плотное произведение во всех своих частях — в тексте, музыке, пространственных композициях, игре главных героев. Да и части эти вполне можно анализировать отдельно, поскольку они очевидно имеют свои собственные внутренние сюжеты. Вместе же они развивают сюжеты спектакля, придающие ему многогранность и объем. Сюжетов в спектакле много, считать не берусь. Но так или иначе практически все они строятся относительно центра — эпохи двадцатых годов. Не надо искать в спектакле исторической достоверности: на сцене образ времени. Очевидные, демонстративные анахронизмы, вроде пятилетки в четыре года и «Неоконченного» Маяковского, буквально с первой же сцены сгущают эпоху по законам художественной образности, и формируют то взаимодействие примет времени, которое позволяет смотреть на него как на историко-эстетический феномен.

Принципиально при этом, что взгляд авторов — сугубо театральный. Эпоха не только осмысляется театральными средствами, но из нее выбираются собственно театральные составляющие: в самом начале весьма иронично (а спектакль пронизан иронией насквозь, причем ирония эта распространяется авторами и на самих себя) воспроизводится некое подобие «Мистерии освобожденного труда» с ее плакатными аллегорическими ходами, по ходу представления на сцене возникают акробатические пирамиды; вдруг сквозь строй спектакля начинают проглядывать призраки мейерхольдовских «Рогоносца» и «Ревизора». Авторы хорошо знают, о чем говорят — об искусстве театра. Этой своей стороной спектакль адресован профессиональному сообществу и, в общем-то, требует от него профессионального разговора — не только об исполнении, но о самом искусстве.

Сцена из спектакля.
Фото — Стас Левшин

Координаты этого предполагаемого разговора вводятся благодаря Брехту, чья «Трехгрошовая опера» (написанная, кстати, все в те же двадцатые годы) была воспринята как миф, история, доступная обработке. Мэкки-Нож превратился в легендарного бандита Леньку Пантелеева, Пичем — в Пичугина и т. д. Однако история не калькируется, как не калькируется «Опера нищего» у самого Брехта, — переведенная в жанр мюзикла, она буквально прорастает ранней советской эпохой и получает свое собственное развитие. Заданные иронично-игровые отношения с Брехтом определяют очень высокую профессиональную планку, соответствовать которой может только свободный художник.

Свое понимание театрального искусства авторы соотносят с тюзовской традицией — и в прямом противопоставлении себя легенде о Брянцеве, и в более скрытом осмеянии революционной темы у Корогодского. Благодаря этому в спектакль вводится еще один очень важный театральный срез — образ революционных лет, сформированный в поздние советские времена. Возникают причудливые эстетические напластования мифологем разных эпох. Собственно, с мифологемами и только с мифологемами имеют дело авторы спектакля. Сегодняшний художник оказывается от них почти свободен — и на сцене разворачивается невероятно веселое, умное, энергичное, формально осмысленное действие.

Дарья Румянцева (Полина), Илья Дель (Ленька).
Фото — Стас Левшин

Может сложиться впечатление, что зрителю предложены постмодернистские игры. Думаю, впечатление это будет ошибочным. Порадовав в первом действии зал «шутками, свойственными театру», во втором авторы постепенно концентрируют внимание на герое. Мэкки-Нож незаметно покидает сцену, а на смену ему приходит классический русский герой — он и лишний человек, и мятущийся герой Достоевского. Принципиальной коллизией становится случайное убийство, совершенное Пантелеевым. Безвинная кровь растекается роковым клеймом — «вестника от королевы» не будет. Разбросав мифологию двадцатого века, разделав ее под орех, авторы оказались в плену мифологем века девятнадцатого. Такой разворот придает спектаклю драматизм, но и вводит в него известную долю морализаторства.

Несмотря на это, «Ленька Пантелеев» оставляет по себе впечатление светлое, озорное и свободное. Он легко прочитывается каждым, в меру его исторического и театрального знания. По языку спектакль прост — авторы словно одергивают себя, чтобы не поддаться соблазну языкового эксперимента, и остаются в пределах метафоры как основы образного строя. И метафорой они владеют. Не побоюсь этого слова, прекрасен корабль ленькиной мечты, ледоколом рассекающий пространство тюзовской сцены. Кажется, это центральный образ — в нем и театр, и эпоха, и выражение авторского посыла. Прошествовавшая смерть с косой оборачивается бабой с ведрами, а живые люди — скульптурными группами советского монументализма.

Сцена из спектакля.
Фото — Стас Левшин

Не берусь определить, кто из создателей какой образ привнес в общее целое. Более того, представляется, что «Ленька Пантелеев» ценен как групповое высказывание представителей театрального поколения. Авторы спектакля это: К. Федоров (драматург), М. Диденко и Н. Дрейден (режиссеры), П. Семченко (художник), И. Кушнир (композитор), И. Дель (Пантелеев), Д. Румянцева (Полина Пичугина, — в девичестве Полли Пичем).

P. S. Об иронии: знаменитое «От Гибралтара до Пешевара» обернулось «Там вдали за рекой…». И так — всё!

Комментарии (12)

  1. Людмила Филатова

    Согласна, что называется, “на все сто” – этот спектакль действительно большая победа, и не только ТЮЗа (здесь нынешний сезон в целом радует!) но и города, и молодой режиссуры, и ВЕЛИКОЛЕПНОГО Ильи Деля (уже вряд ли кто-то скажет просто “перспективный”… это серьезная заявка на подлинный успех сформировавшегося художника!). Можно придираться по мелочам – не хочется… Отдельное спасибо за “Расцвела сирень в моем садочке”… нет слов. Браво.

  2. Анна Константинова

    Спасибо Антону Сергееву за конструктивный текст – под многим искренне подпишусь, с уважением к успешной попытке оперативного освоения титанического ТЮЗовского полотна.

    В том числе: когда, по выходе из зала, одна из коллег попросила меня сформулировать “о чем спектакль”, я выпалила с ходу “это про время”. Потом, по размышлении, для себя сделала вывод о том, что именно время – главный герой, а даже не те, заблудившиеся в нем, о чьих судьбах нам поведали… Время театральное; “время вперед”; время, которое “не выбирают”, в котором “живут и умирают”; и то “всемогущее время”, которое и лечит, и не дает забыть; и беспощадно справедливый Кронос (Черный Капитан) со своим серпом (косой)…

    Самое отрадное – это ощущение, что создатели спектакля очень хорошо представляют себе: о чем и как они говорят. Поэтому у них и получается. И совпадение последующих мыслей, кажется, тому доказательство.

  3. Сергей Антонов

    P.P.S. Заранее прошу извинить, если покажется, что мой комментарий служит лишь средством озлобленной оппозиции в категории “когда всем нравиться – я носом ворочу”. Наоборот, я согласен, что этот спектакль не рядовая работа театрального производства, что в ней есть истинное творческое намерение создавать живой театр и осуществить честное художественное высказывание. Но, читая этот текст, я, как зритель, для которого делался этот спектакль, не могу понять, что мне делать с вопросами, возникшими у меня после просмотра спектакля и прибавившимися к ним вопросами после прочтения данной статьи. Читаю у Вас: ” … Он (т.е. спектакль) легко прочитывается каждым, в меру его исторического и театрального знания.” – и думаю, то ли мера моего знания так ничтожна мала, то ли я неверно считываю смысл этих слов, что тоже доказывает ничтожность моей меры знаний, но разобраться “про что” прочитывается этот спектакль мне так и не удалось. Пытаясь ответить на этот вопрос, у меня выходило “про всё”, т.е. мозгом-то я историю понимаю, т.е. глазами вижу происшествие, но, извините, сердцем не могу понять, о чём конкретно речь, в чём трагедийность этих общественных явлений (и не я один с такой мерой). Всё, в общем, усреднено, отношения персонажей не установлены. Отсутствие “целого” в спектакле, какого-то “зерна”, нерва, благодаря которому происходит эмоциональное соединение со зрителем (помимо музыки и калейдоскопа неожиданных приёмов), делает язык спектакля только набором талантливо придуманных решений, но не сплетённых в единый закон. Приведу пример: появление часов выполнено в одном жанре, потом часы появляются снова, но жанр уже не применяется. Я спрашиваю себя – почему? Ответ пока “как не подчиняется что”. Или Чёрный капитан, считывающийся как смерь, именно смерть, а не рок, т.к. в самом начале, в прологе Чёрный капитан убивает рабочего, а в конце уходит вместе с Лёней в подземелье. Тут вопросы. Она убивает всех, чтобы организовать революцию, а тем самым породить феномен Пантелеева? Т.е. это Лёнина смерть или общая? Если общая, то получается она ушла вместе с героем и её больше не будет с нами, но если лично Лёнина, то почему её появление было задолго до его появления? Функция персонажа не решена. Таких примеров много. Поэтому хорошо, что язык прост, т.к. эксперимент привнёс бы сюда ещё большую невнятность. Но нужно отдать должное актёрам. Соглашусь, что та причина, по которой этот спектакль можно досматривать до конца это командная работа всех участников, куда входят не только сильные декорации, свет, музыка, пластические решения, но и мастерство актёров соединить неконкретные задачи режиссёра и обязанность быть на сцене конкретным. В условиях пустоты содержания, видна попытка каждого наметить себе логику роли, что почти всем удалось. Это к вопросу об авторстве. Помимо команды из режиссёров, художников, драматурга и композитора в статье указаны как авторы и актёры, что справедливо вообще для театрального искусства. Но и здесь вопрос: почему только исполнители Лёньки и Полины? А где все остальные? И где другая исполнительница Полины (Алиса Золоткова)? По своей старинной традиции я посмотрел спектакль во всех имеющихся составах. В случае с “Лёнька Пантелеев” это были 17 и 18 мая. И по моему личному мнению и мнению моих спутников, поверьте не с самой низкой мерой, актриса первого дня была в разы конкретнее и уместнее в жанровом существовании. Главное понимать – я сейчас не сравниваю профессиональный уровень, но говорю то, что видел. И, подводя черту под сказанным, я задаю себе вопрос, появившийся у меня уже после прочтения текста этой статьи: это анонс или анализ? У М. Чехова, если этот человек ещё в авторитете, написано о критике, что она должна помогать создателям спектакля, указывать им на ошибки в их же созданном законе… Но правда, друзья, что делать, если видишь несовершенство какой-то работы, а потом читаешь критику о безупречности этой работы? Повеситься или «расстреляться»? Извините и спасибо.

  4. Анна Константинова

    Уважаемый Сергей Антонов! Зачем же извиняться? Вы взяли на себя задачу, достойную самого высокопрофессионального пера: полемизировать одновременно и со спектаклем, и с его рецензентом. Уже один факт этой попытки стоит, как минимум, любопытства…

    М. быть, не вполне успешный результат имеет причиной то, что взявши за образец одного лишь М. Чехова, и добросовестно подробно постаравшись указать авторам обоих произведений на их ошибки, вы позабыли о другом, не менее значимом для театральнокритического метода критерии: “судить о художнике по закону, им самим над собою поставленному”?

    Приняв во внимание этот критерий, возможно, вам не пришло бы в голову требовать от сугубо условного по жанру сценического произведения – соответствия каузальной сюжетной логике. А от газетной по жанру постпремьерной статьи – подробного и полного охвата, свойственного формату “полной рецензии”.
    “Нет в мире совершенства”, как заметил еще один, нетеатральный классик. И грешить против истины, утверждая “Ленькину” безупречность никто здесь не стал бы… Но, думается, сам по себе подсчет погрешностей – не вполне подходящее мерило, даже если кому-то оно кажется единственно возможным.

    Кроме того, в вашем комментарии прочитывается не столько озлобленная оппозиционность, сколько эмоциональная неудовлетворенность: так случается, когда сталкиваешься с “не своим спектаклем”. Тогда суждение дается особенно трудно, и редко бывает вполне состоятельным… Но зачем же стреляться? Наверное, в таком случае стоит просто удержаться от оценок и продолжить поиск своей, близкой и понятной темы в искусстве… Ничего личного – и спасибо :-)

  5. Актер

    Низкий поклон и искреннее спасибо Сергею Антонову! От исполнителя одной из ролей! Вы все увидели!!! АБСОЛЮТНО!!! Подписываюсь под каждым словом! Отдельное спасибо за Алису Золоткову! Как-то так получается (уже исторически),что все спектакли в нашем театре делают приглашенные артисты,а мы так… Обидно! И,по-моему,несправедливо! Спасибо! Извините!

  6. Антон Сергеев

    Уважаемый Сергей!
    Я с неподдельным вниманием несколько раз прочитал Ваш развернутый комментарий. Мне Вы выставили только три претензии (простите, я огрубляю): почему мне все понятно, а Вам нет, почему я не упомянул Алису Золоткову, и почему не указал авторам на их ошибки.
    С последним просто – не хотел. Поскольку не считал свое высказывание рецензией в полном смысле слова. Для подробного разбора и указания ошибок нужны другие тысячи знаков. А бездоказательно тыкать пальцем в промахи – последнее дело.
    По поводу актеров могу сказать, что Вы правильно подозреваете меня в том, что другого состава я не видел. Вы оказались много профессиональнее меняя, когда посмотрели оба. Однако мое упущение не показалось мне роковым, когда я сел писать небольшую заметку “по горячим следам” впечатлений. Придет время и для развернутых аналитических текстов. Пока же я только предложил Вам и другим читателям свой беглый взгляд, первую прикидку механики спектакля.
    И здесь мы уже переходим к первой претензии. Мой ответ прост и состоит из двух частей. Во-первых, мне этот спектакль нравится, а Вам нет. И с этим, поверьте, ничего не поделать. Театр бывает разный, и слава богу. А во-вторых… быть может, такой театр Вам чужд и непонятен, потому что Вы его не знаете? Позволю себе цитату из выступления 1925-го года. “Пьеса — бытовая, а между тем, вы видели, чтó это за форма. Вы видели, какие там звериные и птичьи клетки. Вы видели, какие там движения делались; какой там шум и гам стоял, — хуже всякой толкучки. Какие там трюки проделывались, какие там костюмы. Я спрашиваю: поняли ли мы все достаточно ясно, в чем тут дело? Можно ли сказать про эту форму, что она отвечает содержанию, что она углубляет и выявляет его? Должен сказать про себя: я грешный человек, и я заметил, еще и другие, очень многие вполне грамотные люди, смотрели, силились понять, но все же ничего не поняли”. Это – из доклада театрального критика Р.Пельше по поводу мейерхольдовского “Тарелкина”. За сто лет без малого уровень непонимания языка остался прежним. Уважаемый Сергей! Мы говорим с Вами на разных языках, нам с Вами нравится разный театр, мы с Вами по-разному понимаем искусство. Давайте просто это признаем и останемся каждый при своем – Вы при своем непонимании, а я при своем понимании.

  7. Николай Дрейден

    Уважаемый “Актёр”!

    Я считаю очень точным и полезным многое, из того, что написал “Сергей”. Только вот, касательно Вас: есть такая штука, как корпоративная этика и уважение к труду других людей – и прежде всего к своему имени и своему труду. Может быть о вас начнут больше говорить, если вы не постыдитесь открыть своё имя, уважаемый “слуга детской радости”? И “подписаться”, хотя бы под “своим мнением” открыто режиссерам, если оно у Вас есть…

  8. Константин А.

    А у меня вот, простите, вопрос даже не к авторам спектакля, а скорее, к художественному руководству театра. Странно даже его задавать! Неужели время Зиновия Яковлевича Корогодского, чья труппа вызывала неописуемый восторг у современников своей профессиональной выучкой, мастерством, и по праву считалась одной из лучших в России, безвозвратно утрачена. И на смену ей пришла молодая поросль, профессиональный уровень которых соответствует лишь тому, чтобы обслуживать приглашенных артистов? (Может быть, даже и более-менее, талантливых, но артистов других театров?!)
    Или, может потому, что на смену гениальному Мастеру, воспитавшему целую плеяду замечательных артистов, и замечу, не без гордости, режиссеров, его место занимает временщик, не способный по- настоящему делать свою работу? Воспитание артистов, замечу, это часть режиссерской профессии. А уж тем более-Художественного руководителя театра! Неужели действительно время ТЮЗа безвозвратно прошло, и в театре нет хороших артистов, для исполнения этих ролей?!

  9. Олеся Дружкина

    А, по-моему, приглашенные артисты очень неплохо вписываются в ТЮЗовскую гамму. Мне, кстати, понравилась актриса Дарья Румянцева, обладающая незаурядной травестийной внешностью. Мне, кажется, что какое-то, даже если хотите, ее пионерское существование в этом спектакле, очень тонко найдено режиссером. Хотя может у кого-то сложится впечатление, что режиссер просто мастерски использовал ее травестийную природу, и просто очень ловко вписал ее в этот материал. Тем более, что она очень убедительна в роли девочки – пионерки в спектакле «Жизнь и Судьба».
    По-моему, роль Полины, одна из ее лучших работ в театрах города!

  10. Алексей Дмитриевич

    Николай, это всего лишь комментарии к посту в Сети, здесь каждый может быть анонимом.

    Любой спектакль хорош, пока о нем говорят. Любой перфекционизм – это утопия. Если человеку что-то не понятно – это даже лучше, потому что он может найти повод задуматься, а это в наше время явление очень редкое, когда люди над чем-то задумываются.

    Спасибо всем трудягам, которые смогли реализовать этот спектакль. Кого-то подтолкнули к процессу шевеления мозгами, и я думаю, что это полезно.

  11. admin

    Уважаемые артисты и публика!
    Вынуждены вынести предупреждение: комментарии с переходом на личности, не имеющие целью и содержанием обсуждение собственно спектакля, будут удаляться.
    Сколь бы лояльной ни была здешняя модерация – она все таки существует.

  12. Аноним

    Константин!

    Вопрос не только в худруке и в артистах… Молодая труппа в ТЮЗе – замечательная: чего стоит громада Батарев, а Кочеткова – великая актриса!? Да и “Лёньку” сделали именно они, а Дель, Самойлова и Румянцева им помогали со всей душой, задавая планку не таланта даже, а свободы честного высказывания, которого они, к сожалению лишены. Им приходится играть вещи, которые безвозвратно устарели, как по форме, так и по тексту. И главное: о чем они? Да: время Корогодского безвозвратно ушло. Это жестокий факт. И дело тут не в таланте артистов и уровне худрука, а в тексте и контексте. То, что ставят в ТЮЗах – это очень далеко от современного молодого зрителя. Это ханжество и страх руководства детских театров и государства, насильно забивающих залы абонементами… Теперешние дети и подростки живут совсем другими проблемами и ритмами, нежели мы, их родители думаем о них. Что такое “Все мыши любят сыр” по сравнению с “Футурамой”, а “Неделя полная суббот” по сравнению с “Валли”? И даже не по уровню реализации, а по проблематике, честности, теме, контексту и качеству погружения в проблему… Проблема в том, что для молодых должны ставить молодые, а не те, чье время ушло. Какой Корогодский, при всем моём уважению к нему, сегодня? Я вас умоляю… Даже Брянцев, родом из 1920-х и то современнее. Вы видели “Конька” – это же настоящий хит. По теме, по зрелищности и энергии… Дело в зрителе. Нет зрителя – нет театра.

Предыдущие записи блога