Владимир
Владимирович Набоков
о Владимире Владимировиче
Велимир
Хлебников увидел и описал Останкинскую башню и
здание СЭВ, ныне московской мэрии, за много лет до
того, как появились их проекты. Он же предсказал
год революции — 1917-й.
Федор Достоевский в
«Бесах» показал тех, кто эту революцию совершит,
и то, к чему она приведет.
Осип Мандельштам написал
портрет Сталина как кровавого тирана («Мы живем,
под собою не чуя страны...») за несколько лет до
начала массовых репрессий.
А Владимир Набоков,
оказывается, рассказал о... Но не будем забегать
вперед.
Вроде бы все уже привыкли
к пророческой миссии русской литературы. Даже в
постмодернистском угаре осудили ее. Ан ни в зуб
ногой — продолжает пророчествовать.
Ну откуда Набоков, из
России-то уехавший, как сейчас бы сказали,
тинейджером, мог знать характер и обстоятельства
правления нынешнего президента России?! И
рассказ-то классик двух литератур написал вроде
бы совсем невинный — даже невиннее, чем «Лолита»,
хотя и про мальчика. А надо же — попал прямиком в
начало III тысячелетия.
Неужели настоящий
писатель просто следует по древу языка, а в языке
уже все содержится — и что было, и что будет, и чем
дело кончится? И даже имя, если оно точное,
определяет характер, а значит, и судьбу...
Итак, Набоков. Сборник
«Соглядатай». Рассказ «Обида». Главный герой —
мальчик Путя. Ну и что с того, казалось бы? Но еще
есть девочка, которую он защищает, — натурально,
Таня. И игра у них идет в стукалочку. А сам
Набоков, между прочим, Владимир Владимирович
(какие тут могут быть «обиды»?)...
ОДИН ДЕНЬ ПРЕЗИДЕНТА,
или СТРАННАЯ НЕОТЗЫВЧИВОСТЬ
Дорога в Кремль
«Путя сидел на
козлах, рядом с кучером (он не особенно любил
сидеть на козлах, но кучер и домашние думали, что
он это любит чрезвычайно, Путе же не хотелось их
обидеть, — вот он там и сидел, желтолицый,
сероглазый мальчик в нарядной матроске). Пара
откормленных вороных <...> бежала ровной
плещущей рысью, и мучительно было наблюдать, как,
несмотря на движение хвостов и подергивание
нежных ушей, <...> тусклый слепень или овод с
переливчатыми глазами навыкате присасывался к
атласной шерсти. <...> «Сказаться больным?
Свалиться с козел?» — уныло подумал Путя, когда
показались первые избы. <...>
Сбоку от спускающегося
шоссе жалась приземистая кузница, — кто-то вывел
на ее стене крупными меловыми буквами: «Да
здравствует Сербия!» <...> Путя знал по опыту,
как все будет неловко и противно, и с охотой отдал
бы свой <...> стальной лук, скажем, и пугач, и
весь запас пробок, начиненных порохом, — чтобы
сейчас быть за десять верст отсюда, у себя на
мызе, и там проводить летний день, как всегда, в
одиноких, чудесных играх.
Из парка пахнуло грибной
сыростью, еловой темнотой, а затем показался угол
дома и кирпичный песочек перед каменным
подъездом. <...> Путя, пройдя через прохладные
комнаты, где пахло гвоздиками, вышел на веранду;
там сидело человек десять взрослых; Путя перед
каждым расшаркивался, стараясь не чмокнуть по
ошибке руку мужчине, как это однажды случилось
<...>. Начиналось прескверно. Необходимо было
пройти через красную садовую площадку вон туда, в
аллею, где среди солнечных пятен прыгали голоса и
что-то пестрело. Надо было проделать этот путь
одному, приближаться, без конца приближаться,
постепенно входить в поле зрения многих глаз
<...>».
Примечания:
Помните президента в матроске, кадры
инаугурации... Одинокие чудесные игры — это,
очевидно, катание на скутере и горных лыжах. А
чмокал ли руководитель страны руку кому-нибуль
из большой семерки (теперь их уже не десять)
взрослых мужчин, мы не знаем.
Выборы, первые
коррупционные скандалы
«Играми руководил
студент <...> воспитатель Володи <...>. В
последний раз Путя был в Петербурге на Пасхе, и
тогда показывали туманные картины <...>.
Студент у фонаря вставлял пластинку неправильно,
картина выходила вверх ногами <...>. Путя
мучительно краснел за студента — и вообще
старался делать вид, что он страшно интересуется.
Тогда же он познакомился с Танечкой <...> и с тех
пор часто думал о ней, представляя себе, как
спасает ее от разбойников <...>.
Игра <...> начинала всем
надоедать <...> именинник стал требовать, чтобы
сыграли в палочку-стукалочку. Мальчики <...>
присоединились к этому, Таня запрыгала на одной
ноге, хлопая в ладоши <...>. Стали решать, кому
быть стучальщиком. «Раз. Два. Три. <...> Четыре.
Пять. Вышел зайчик. Погулять» <...> «Мой» пал на
Путю <...> Но тут все остальные еще теснее
обступили студента, умоляя, чтобы искал он.
Раздавались возгласы: «Пожалуйста, это будет
гораздо интереснее». — «Так и быть. Я согласен»,
— ответил он, даже не взглянув на Путю».
Примечания:
В палочку-стукалочку регулярно играли с 30-х
годов, и получалось, в общем, неплохо. Многие с
упоением играют до сих пор. Таню удалось-таки
спасти по крайней мере от одного разбойника,
который бежал за границу.
И
хотя Путю в свое время все-таки назначили главным
стучальщиком, всей игрой руководил все же
«студент» — воспитатель Володи, который, когда
речь заходила, например, об отмывании денег,
становился мягким и обходительным.
«В том месте, где аллея
выходила на садовую площадку, стояла беленая,
местами облупившаяся скамейка с решетчатой, тоже
беленой, тоже облупившейся спинкой. На эту
скамейку сел, держа в руках палочку, студент,
сгорбил жирную спину, плотно зажмурился и стал
вслух считать до ста, давая этим время
спрятаться. <...> Путя, с тоской посмотрев на
пестрые тени парка, отвернулся и направился в
другую сторону, к дому, решив засесть на веранде
<...> была там еще венская качалка <...>. План
Путин был прост: как только (студент) досчитает до
ста, стукнет палочкой, положит ее на скамейку и
отойдет по направлению к парковым кустам, где
были наиболее правдоподобные места для засады, —
ринуться с веранды к скамейке, к палочке».
На посту
«В то же мгновение
дверь на веранду открылась, и из полутьмы комнаты
появилась <...> старушка <...> Вдруг она
заметила Путю, сползшего на пол. «Приатки?
Приатки? <...> Тут не карош, — продолжала она,
ласково глядя на смущенное, умоляющее Путино
лицо. — Сичас покажю карош мест». <...> Путя,
боясь скрипучего и суетливого голоса старушки, —
а еще пуще боясь ее обидеть отказом, — поспешно
за ней последовал; но чувствовал при этом, что
получается страшная чепуха <...>, а как
объяснить ей, не огорчив ее, что игра, в которую он
играет, скорее засада, чем прятки, что нужно
ловить мгновение, когда (студент) достаточно
далеко отойдет от палочки, дабы успеть добежать
до нее и постучать? <...>
Прошло очень много
времени <...>. Путя вылез <...>. Крадучись
пробрался к стеклам <...> на скамейке лежала
зеленая палочка, (студента) не было видно; он,
вероятно, отошел за елки. Путя, улыбаясь и
волнуясь, спрыгнул в сад и опрометью бросился к
скамейке. Он еще бежал, когда заметил какую-то
странную кругом неотзывчивость. Все же, не
уменьшая скорости, он достиг скамейки и трижды
стукнул палочкой. Впустую. Никого кругом не было.
<...> Путя подождал несколько минут, озираясь
исподлобья, и вдруг понял, что его забыли, игра
давно кончилась, а никто не спохватился, что есть
еще кое-кто ненайденный, таящийся...»
Читал и комментировал
Роман ШЛЕЙНОВ
14.06.2001
|
