mk.ru : Московский комсомолец

А вот в одной из старейших московских школ — школе №1278 — последний звонок для выпускников прозвенит уже в 75-й раз... В здании, построенном в 1935 году, до сих пор идут уроки. Стены школы помнят, как ученик 8-го “Г” Марк Розовский на школьном конкурсе чтецов читал практически запрещенного в то время Есенина, а на втором туре он же осмелился прочитать эротический отрывок из поэмы Горького “Девушка и смерть”. А на одном из школьных вечеров ученик Андрей Миронов изображал, как рыбак забрасывает удочку и удит рыбу. Успех был сногсшибательный! Вообще по количеству звездных выпускников 1278-я с углубленным изучением английского языка даст фору любому учебному заведению. Элла Леждей, Эдвард Радзинский, Евгений Светланов, композиторы Геннадий Гладков и Вячеслав Артемов, писатель Людмила Петрушевская и Елена Боннэр, журналист Владимир Цветов и экономист Николай Шмелев — эти и многие другие имена не зря написаны на памятной школьной доске.  

— В Москве не так уж много осталось школ со зданиями довоенной постройки, — говорит директор школы Анна Богословская. — Такие старые здания подлежат сносу. Возможно, и наше в конце концов снесут. Но мне хочется, чтобы на этом месте, в самом центре столицы, на Петровке, сохранилась не только школа, ее номер, но и дух.  А это возможно только в том случае, если к нам будут приходить ученики. Те, кто учился у нас много-много лет назад. Юбилей для нас как начало новой жизни. По счастливому стечению обстоятельств здесь занималось много замечательных людей. Хочется, чтобы выпускники разных лет подружились с нынешними учениками, чтобы они были живыми людьми, а не только именами на памятной доске.  

Именно об этом — истории и духе школы — вспоминал на встрече с учениками художественный руководитель театра “У Никитских ворот” Марк Розовский.  

В 1944 году его за ручку привели в первый класс 170-й московской школы. Располагалась она в том же здании, где сейчас учатся старшеклассники. В соседнем здании, где  начальная школа, была школа для девочек — 635-я. Между мальчиками и девочками стоял высоченный забор, в котором дети, конечно же, делали лазы. А на уроках ученики мужской и женской школ пускали друг другу солнечные зайчики.  

— Мы позволяли себе чудовищные вещи, — вспоминает Марк Розовский. — У нас была учительница английского языка, приехавшая, кстати, из Америки, по фамилии Аренс. Чудесная женщина, добрейший человек. А когда учитель добрый, мы, дети, становимся злыднями. Мы понимали, что она хорошая, но это не помешало нам как-то натереть чесноком ее стол. Она вошла в класс и была в ужасе от того, что от стола разит чесноком.  

Помнит Марк Григорьевич и то, как во время войны в школе выдавали талоны на галоши.  

— Я очень переживал, что талон достался не мне, а мальчику по фамилии Устинов. Я не понимал, что их давали самым бедным детям. Этот мальчик вообще в школу ходил босиком.  

С тех пор, конечно, многое изменилось. Но школьный двор остался практически таким же, как в 40-е и 50-е годы прошлого века.  

— Я сейчас подъехал к школе и остолбенел: с левой стороны точно так же, как и в 45-м, и в 46-м, — пустырь. Теперь он заасфальтирован, и на нем детская площадка, а в наше время асфальта не было, на этом пустыре мы играли в футбол, волейбол, зимой заливался небольшой каток и мы рубились в хоккей.  

Учителя в школе были не рядовые, и почти все имели прозвища — согласитесь, это тоже знак отличия. Марк Розовский до сих пор помнит своего классного руководителя Дмитрия Александровича Гальперина по прозвищу Ганнибал.  

— Директор был фронтовик, он потерял руку, и у него был протез, затянутый в черную перчатку. Эта перчатка нам снилась: все казалось, что подойдет — и как даст этим протезом! А он был очень интеллигентный  человек. Вообще учителя у нас были, что называется, настоящая русская интеллигенция. Например, младшими классами руководила внучка Мейерхольда.  

Кстати, по математике я имел “колы”. Стыдно об этом говорить, но я в ней полнейший был тупица. Потому что даже списать грамотно с доски условия задачи не мог. А остальные отметки почему-то были “пятерки”. И мои, и Эдика Радзинского (я учился в “Г” классе, а он в “Д”) школьные сочинения считались образцовыми. Помню, нам все время говорили: “Сочинение пошло в РОНО”. Вообще учительница литературы и русского языка была у меня одна из самых моих любимых “человеков” на земле — Лидия Герасимовна Бронштейн. Все ее звали “ворона”: она ходила всегда в черном пиджаке. Я благодарен ей за то, что она ввела меня в круг театра. К нам на школьные вечера приходили мастера художественного слова, они знали наизусть чуть ли не всю русскую литературу.  

На школьные вечера разрешалось приглашать девочек. У меня была знакомая из 635-й школы, мы с ней любезничали и на уроках друг другу солнечных зайчиков пускали. А как мы пижонили перед девочками, бегали и лазали по карнизам! Учителя в ужас приходили: можно было упасть, а они за нас отвечали.  

Самое удивительное — в те годы в нашей школе учителя прививали самостоятельное мышление. И какие люди вышли из этих стен! Я и сам поражаюсь, как ответственно они жили и живут. Это же неслучайно возникает. То, что в школе заложено, должно накопиться и потом выплеснуться. Это проявится обязательно и в 40, и в 50 лет.  

И как напутствие теперешним ученикам, прозвучали такие слова Марка Розовского:  

— Цените время, которое проводите в школе. Потом так приятно будет об этом вспоминать!  

Кстати, класс Марка Розовского до сих пор каждый год собирается у него в театре. Вот это настоящая школьная дружба. И именно такой дружбы он и пожелал тем, кто сейчас учится в знаменитой 1278-й.