Стих №2

Еще больной, казак по происхождению, также вспоминал стихи раннего периода. Часто эти стихи он помнил не целиком, и сопровождал их, обычно, объяснительной запиской: по какому поводу он эти стихи учил и сколько он из них помнит.

Стих № 2

"В кругу облаков, высоко
Чернокрылый воробей,
Трепеща и одиноко,
Парит быстро над землей;
Он летит ночной порой,
Лунным светом освещенный
И, ничем неудрученный,
Все он видит под собой.
Гордый, хищный, разъяренный
И летая словно тень.
Глаза светятся, как день.
В след несется ястреб жадный.
Воробей тому счастливый,
Улетая в дальность прочь...
Но ведь ястреб быстрокрылый
Увидит его небось.
Его мелких крыл журчанье
Нарушает тишину.
Ястреб носится отчайно,
Но не найдет путь к нему.
Сколько же осталась фут
Пролететь и где заснуть
Ему придется наедине.
В лесу ль. В роскошной ли долине
Увы, придется ль отдохнуть?

1890 — 1907 г.

Стих под № 2 есть вечный враг стиха под № 1. Этот враг выражается в следующем: он не имеет непосредственной причины, откуда возникают внешние источники движения продукта мозга и крови, следовательно, и стиха; а главное, он имеет прямо обратное направление движения, встречное направлению движения стиха о коборде; он не публичен, не задуман ни с чем и ни с кем не объединен, он появился и проявился неожиданно, с желанием быть проявленным, на бумагу записанным; он внутренний, замкнутый, неизвестный ни с какой точки. Если он во мне, а я в пространстве; если, следовательно, не может не иметь косвенности с внешностию, какая влияла на мой организм, то этакая законность подлежит другому вопросу, который не подлежит помещению в эту тетрадь, вследствие требования большого распространения о себе, а такие требования опасны даже, в силу всего окружающего, природного явления кругом моего организма, значит опасны для моего организма при его настоящей, прошедшей и будущей явственности, наличности. Опасность такую же определяет во всех временах и самый стих под № 2 в противоположность стиха под № 7, потому что последний уже известен в этой тетради. Чем не осложняется эта опасность для такого явления, как воля какая бы то ни была, которому законом фактическим служит не что-либо вещественное, отражающееся от вещества органического или неорганического, а неизвестность одна, которая никому и никогда не нужна, потому что она неизвестность, ни для опасного или неопасного, ни для чего другого и раз неизвестная материя, то и опасного для нее не может ничего, никогда и ни откуда быть. Мой организм, воля могут нуждаться в боязни, небоязни, но как в этом может нуждаться стих в его отвлеченном, отрожденном роде, потому воля, инстинкт без стиха имеет законы обходить, избегать опасности и если они в безвыходности, то они знают о том, в чем и стих не поможет. Между тем появляется стих так это не равное, обыкновенное, прирожденное, человеку, его бессознательной воле соразмерение, сопоставление, самонахождение себя самое и устранение и приобретение чего полезного или неполезного, влекущего через кратчайший путь ко всякой скорейшей развязке, а непременно секущее, прыгающее, не имевшее никогда достижения к цели успеха уже в самом основном зачатке своего рода: и в полагаемых плодах, рождающихся от этого зачатка в тех стихах и молитвах, национализме, психиотризме, скромности, терпении, церкви, во всех таинствах существующих вокруг человека, одним словом — в глубочайшем корне гуманитарности; и так как же надо говорить, пророческое чувство не знало о том спасении, о той самой опасности, какую само оно считало опасностью. Это пророческое чувство. Если же посчитать, что органический мир моего организма в совокупности духовного с телесным в своей микроорганической видимости вело войну между собою; производило погоню между элементаризмом своего разнородного вещества то зачем же воробей предполагает отдых, спасение так как он уже съеден, переварен, и следовательно вечен и тогда когда микроб-ястреб съест его. В ястребиной крови, в ястребином сознании невольном ему удобнее присвоение, привольнее, и так ему и отдыха не нужно ибо ястреб будет носить его по моему организму и он будет сознавать свою летательную врожденность. Поглощать одним родом вещества другой род вещества есть свойство природы и это свойство состоит в одном акте действия и всякий другой акт возникает тогда, когда на место поглощенного рода, следовательно более или менее слабого является другой; допустим, например, что я, мое сознание поглотило, уничтожило воробья, то должен явиться такой род, который угрожал бы самому мне, микроорганизму моей воли, крови, вещества. Зачем же является и не одно, например, воробьиное или ястребиное начало новому процессу, свойства естества, когда и одному такому началу не должно являться, потому что совершился акт действия свойства природы — я съел воробья и ястреба, а раз съел — уничтожил. Таким образом, тут является невменяемое ни во что и ничем неполезное свойство неестества природы, называющиеся не нормализмом, болезнию. Если же организм мой видел картину которую проявили, создали летящие один за другим воробей и ястреб, то запечатление в память мозговую, они так и остались бы запечатленными, как отражение, а не вещество и сознание мое, как человеческое, не нуждалось бы создавать из этого иллюзии, небылицы тем обыкновеннее и присвоенное своему роду что не являлось внешних наличных причин, источником.

И спешность стиха под № 1, могущая перейти заразой и послужить источником, причиной воле к проявлению стиха под № 2, в страдательной, косной или косвенной или касательной или другой какой форме также не вменима, инстинкт на деле испытал неудачу, неполезность, следовательно, приобрел естество, закон неповторения производить движение в ту сторону где раз совершился опыт, после которого воля не пойдет в том же направлении так как к страданию можно только двигать, а не двигаться; и подобного рода опыт произошел; вся его проформа проявилась в стихе № 1 и очень сильно и тем вечное получило заключение, что организм мой был молод и служил хорошей почвой для того, чтобы хорошо упрочить в себе ту силу природы, какая живет в человеке и исходит от последнего через закон называющийся властью; такая власть жила в моих сверстниках, по воле и желанию которых моя воля создала стих о кобарде, стремясь этим подчинением услужением создать о себе понимание как о члене кружка товарищей, которые явно на словах обращались ко мне с надобностью своей невзрослой среды о составлении сочинений о битве русских с кабардинцами, увлекаясь и интересуясь также и при надобностях других являющихся среди игр ребячества, и запечатлеть ту неудачу, все те вредные для себя качества, которые жили тогда и фактически выразились в инстинктах товарищей, которые, как и я, не имели понятия о родах злобы и насмешки, которыми обыкновенно отплачивает человек человеку за труды, которые ни в чем не полезны, несмотря на это они очень толково исполнили свое назначение в отмщение за выполнение желаемого, требуемого и глубоко п во время длящееся нужный для этого срок они заставили тогда хорошо понять и отчасти усвоить, оценив поощрение и насмешку, следовательно, повышение и понижение самую твердость своей совести, понять, вкоренить в свой организм, как в разрыхленную почву, происшедший упомянутый выше опыт. Откуда же, однако, и для какой для меня цели проявился стих под № 2. Место где мгновенное желание этого стиха было жилище, сложенное из земли и жилое. В этом жилище жило бедное семейство, которое связано со мной родством. В хатке этого семейства я сидел. Я собрался уходить, но я тотчас спросил бумаги, чернила или карандаш и проявил стих в течение не более четверти часа и, видев как мой зять Iосиф Иванович положил мое "Бессмертное" детище за зеркало, висящее на стене, ушел. Тут не было тех предрассудков, рассуждений, избирательства, похвалы преждевременной, обещаний награды уважением от товарищей за то тому составит песню о битве русских с кабардинцами; восклицаний за то кто окажется способным на такое самодействие. Да и автор этой песни, во мне живущий, долго думал над этим тогда: сначала он и сам выразил общительную мысль на составление, потому что всех больше, по-видимому, заинтересовался битвой русских с кабардинцами, видя как товарищи ревностно проводят в своем кружке подражание войны, разделяясь на русских и кабардинцев. Прошло после этого времени 1—1/2 года; все эти действия повторялись все же но по-видимому, забылось главное всего прочтенного во многих книжечках, где указывается интереснейшее для молодости. Героизм, победа, самопожертвование за любимое существо; авторская воля моя усомнилась, не стали повторять подобного рода ошибки и слепоту, от времени до времени поддерживаемая насмешкой товарищей над другими моими ошибками, упрекающей меня как составителя, а я видел, чувствовал, как тяготилась всем этим воля моя как старалась избегнуть такого составительства и вдруг, неожиданно, без раздумья бросила за зеркало себя самое. Итак, стих под № 2 есть вечный враг стиха под № 1, потому что направление движения воли его в ту же сторону, в которую направляется воля стиха под № 1, так это удовлетворить собою требованиям природы, ее желаниям, видеть перед собою себя самое, собою любоваться, удовлетворить одну из отраслей всей себя и т. д. Итак, направление параллельно в ту же сторону только очевидно, так что значит "Проявилось", а там кинулось в захолустность истратиться, исчезнуть, лишь бы не существовать не только в самом себе, в своей вечной неизвестности, но и нигде, окончательно нигде и так чтобы этим породить символ идущему времени, чтобы это время готово было через непонятность символизма к восприятию нового явления в себе самом и понятию, что таким явлением есть закон называвшийся исчезновением, потому что через посредство исчезновения совершается процесс вырождения — отсюда: воля сознавала явственно, что стих есть хотя неизвестное, но несомненно что-то низшее, если никогда и не подчиненное закону знания, как нечто видимое в далеком будущем, то все-таки нужное, подлежащее искоренению обязательно потому что не принося плода этой человеческой воле мучит собою все качества человека, заставляя его собою, как наиболее сильною частью всего гуманизма быть мятежным а отсюда: бессильным, теряющим всякую надежду, всякую веру в свое видимое приобретение. И таким местом воля избрала точку на которой она находилась в момент появления стиха, а отсюда: стих дружен с волей, потому что появляется там, где хочет воля, а воля их теряется своей воли там где появляется стих, значит и самый стих сознает, что он вреден; теперь более понятно, что стих № 2 дружен со стихом № 1 только по своему имени, в сущности же имеет направление движения противное, обратное, враждебное. В заключение необходимо сказать, что врагом человечеству, а следовательно знанию есть стих род № 1, а другом знания является стих № 2, потому что явился в наихудшей точке стояния человека в пространстве, в точке, откуда, если и может, то не должен распространяться, где должен найти окончательное само исчезновение, и этим пропустить знание человека вперед... Но знание, знание. Бывает, видно, и то, что и человек, но знание, давая движение к возможности снова появляться перед собой таким друзьям, убивает себя самое".

Язык, каким написано объяснение, типичен для больного ранним слабоумием.