Екатерина Сальникова: Олимпиада как воля к политике

Считается, что самая лучшая реклама – краткая. Китай опровергает это западное заблуждение. Открытие XXIX Олимпийских игр в Пекине задало тон всему последующему действу.

Церемония чем-то напоминала гениальный рекламный ролик длиною примерно в четыре часа.

Получилось очень даже убедительно.

Эстетический шок в самом начале пекинской Олимпиады, наверно, был сознательно запланирован. Сразу стало очевидно, чем страна стремящаяся и добивающаяся отличается от стран вне больших перемен и целей. Пекин произвел эмоциональное убийство всемирной аудитории грандиозностью шоу, а точнее, теле- или видеошоу.

Продавщица в рядовом московском магазине, задирая голову к телевизору, подвешенному над полками с товаром и созерцая живые картины из костюмированных участников церемонии, в ужасе сказала: «Боже мой, как же много китайцев там в Пекине!..» В концепцию церемонии, скорее всего, входило и стремление передать гигантскую численность населения. Но прежде всего это была великая символическая акция китайского государства, объясняющего всему миру, что такое потенциал страны, которая у многих ассоциируется с дешевыми игрушками и коммунистической атрибутикой повседневности.

«Китаю удалось показать, насколько поменялся мир к началу XXI века и насколько Китай владеет новыми правилами игры»

Комментаторы церемонии Вячеслав Духин и Дмитрий Губерниев передали свое восхищение и потрясение. Передали и понимание сути того послания, которое закладывали организаторы Олимпиады в сознание мировой общественности. Как отметили наши комментаторы, Китай выразил идею своей самостоятельности, самобытности, отсутствия колебаний, способность формулировать свои национальные интересы.

Можно продолжить и признать, что Китаю удалось показать, насколько поменялся мир к началу XXI века и насколько Китай владеет новыми правилами игры.

Главный пункт в этих правилах – экспрессия косвенных политических жестов, которая должна содержаться во всем, в том числе в искусстве и в спорте. Пекинская церемония открытия явила пример современной политики, чья замысловатая и живописная форма напоминает скорее о китайской опере. Всем понятно политическое содержание, оно почти физически ощутимо. Однако никаких прямых текстов.

Еще существеннее, что всем осталось непонятно, как данное политическое содержание идеально воплотилось в столь сложную форму. Комментаторы даже выразили недоумение по поводу принципа управления гигантским числом участников, безупречно выполняющих свои функции и роли. Секреты кухни церемонии держатся в строжайшей тайне. Без тайн не бывает Востока.

Не исключаю, что тысячи участников церемонии синхронизировались с помощью своей абсолютной душевной подчиненности целостному замыслу и, опять же, государственным интересам. Такова дисциплина по-восточному, коммунистические навыки с опорой на глубокие ментальные традиции. Не исключаю, что, напротив, использовались какие-то весьма современные виды постоянной электронной связи. Важно то, что Китай соблюдает секретность и достигает эффекта чуда. Важно, что Китай добивается изумления всего мира. Даже прожженный, утопающий в цинизме и пресыщенный впечатлениями Запад превращается, а вернее, укрощается и ведет себя как мир профанов, наивных потребителей небывалых чудес и красот. Умение управлять великим внешним миром, управляя собственными великими возможностями и волей, – вот вам политика XXI века, а не просто «мейд ин Чайна».

#{photos}Весь дальнейший ход Олимпиады подтвердил, что китайский иррационализм – он же рационализм – может не только потрясать эстетически, но и приводить к спортивным результатам. Кажется, что многие спортсмены, особенно в первые дни Игр, как зачарованные допускали неожиданные для себя ошибки и пропускали на призовые места китайских спортсменов. Кажется, что теле- и в особенности радиокомментаторы бывали как будто опоены счастьем пребывания в Китае – и интересовались состоянием и успехами наших спортсменов гораздо меньше, чем атмосферой и радостями поездки.

Чем-то мне их эйфория напоминает своей искренностью и наивностью эйфорию от попадания за железный занавес в советские времена. С той только разницей, что сейчас вроде никто не мешает никому бывать за рубежом. И уже давно не мешает. Вроде у нас уже успели оклематься от такого счастья. И вдруг – все по новой. Плохой показатель. Это что же, нам снова так неинтересно с самими собой? Это что же, у нас снова в жизни мало событий? А скорее всего, пресыщенность Западом уже зашкаливает, и Олимпиада в Пекине идеально отвечает этому настроению.

Можно, конечно, резонно отмечать большие успехи китайского спорта, но это виднее профессионалам спорта. А телевизор показывает другое – как богатый впечатлениями Пекин оттягивает на себя энергию сопереживания, отвлекая тамошних зрителей от судеб участников. Такая китайская политика, и она срабатывает. Периодически комментаторы транслировали свое удивление и даже растерянность перед происходящим.

Телевизор показал лицо китайской корпоративности и пристрастности, через которую бывает невозможно пробиться объективности. Когда китайскому боксеру в бою с Артуром Бетербиевым засчитывали новые и новые удары, которые, по мнению комментаторов, ударами не были, возникало ощущение бессилия. Казалось, что китайцев и всех остальных, а в особенности российских спортсменов, судят по разным законам. И не считают это зазорным. Восточного в этом не меньше, чем американского.

Вообще лицо китайского патриотизма временами явственно напоминало лицо американского патриотизма. Тоже избыток улыбок, тоже мания флажкомахательства, тоже подавление соперников громкостью голоса.

Другой важный пункт правил игры – готовность признать всемогущество и всеобъятность медийного пространства как пространства современной жизни. Все, начиная от зрелища открытия и продолжая отдельными выступлениями, срежиссировано и развернуто так, что полноценное восприятие невозможно без телевидения. Невооруженное око земных очевидцев могло охватить лишь малые фрагменты вселенского великолепия и мощной динамики форм. Без панорамных съемок, замедленных съемок и крупных планов многое не достигло бы мировой аудитории.

Сомнительно, что такая интенсивная работа телевидения совсем не мешает спортсменам сосредоточиться. Должно же у них быть право на дистанцию по отношению к объективу. Когда камера буквально наезжает на Елену Исинбаеву, делающую растяжку перед квалификационным прыжком, она вынуждена закрывать лицо рукой, а потом, шагая по полю, натягивать кепку на глаза, чтобы оставить незафиксированной хотя бы половину своего лица…

И возможно, это кадры весьма ценные для мировой истории. Однако есть ощущение неловкости от того, что вторжение в человеческую приватность, в конце концов, телевидению дороже спортивных результатов. Телевидение не болеет за спортсменов – у него свои отдельные интересы. И в них оно временами монструозно.

В простодушном ХХ веке Олимпийские игры все-таки происходили прежде всего для самих участников и гостей, а телевидение эти Игры транслировало как события международной культурной жизни. В XXI веке Олимпиада в Пекине существует изначально для того, чтобы ее показывали по ТВ во всех странах. Это телеспектакль, только не камерный, не комнатный, на двух креслах, но телеспектакль мистериальный.

Третий пункт – не придавать спорту никакого самостоятельного значения, отождествляя спортивные интересы с государственными и рекламно-медийными. Спортивные соревнования, праздники и рекорды существуют для того, чтобы их показывали в СМИ. А телетрансляции существуют для того, чтобы влиять на политический вес государства. В западном варианте от такой модели веяло бы грубым и неэстетичным прагматизмом. В китайском варианте в данной модели брезжит синкретизм древней восточной культуры, в которой спорт произрастает из боевых искусств, философии, игр и ритуалов. Сосредоточенности и понимания экстремальности олимпийских соревнований как боевого искусства не хватало многим российским выступлениям и их телеподаче. Временами казалось, что, пока ТВ нам показывает Пекин в жанре эпического мирного повествования, там происходят бои, а как на этих боях обстоят дела с правилами, остается за кадром.

Должна признать, что в подходе Китая к своей Олимпиаде есть резон. Те, кому довелось пожить в китайских провинциях, имеют представление о многих нерешенных проблемах Китая и реальном состоянии китайского общества. Но образ Олимпиады не будет ассоциироваться с внутренними проблемами Китая, он будет в ряду крупных достижений этой страны.

В России образ Олимпиады в Пекине находится в одном медийном поле с образом Олимпиады в Сочи. Понятно, что подготовка к Играм – это не церемония открытия, не фасад, и материалы об этом выдержаны в другом жанре. Однако у нас все-таки слишком много и часто сумрачные мужи-хозяйственники говорят с телеэкрана о том, сколько и каких трудностей они хлебают с этой... подготовкой к этой... Олимпиаде. Так и слышатся оставленные в глубинах души смачные ругательства, касающиеся строительства, стройматериалов, контингента рабочих и прочей организационной реальности. Олимпиада в Сочи, о которой много разглагольствуется слишком уж загодя – все-таки до 2014 года еще надо дожить, – предстает пока как почетное стихийное бедствие вроде «борьбы за урожай». И это не самый лучший трамплин для отечественной олимпийской тематики...