С.КОРЗУН: Всем добрый вечер, я – Сергей Корзун, ведущий этой постоянной еженедельной программы. Сегодня на этот разговор я пригласил телеведущего, — можно таким модным словом назвать – Владимира Молчанова. Абсолютный джентльмен телеэфира, человек. Который впервые в СССР сделал полночь телевизионным временем, если не считать спортивные трансляции.

В.МОЛЧАНОВ: Нет, ничего не было в полночь.

С.КОРЗУН: Народ должен был спать, чтобы утром выспаться и пойти на работу. Можно сказать, пионер, осваивать до и после полуночных территорий, человек, который с равным уважением говорил и о высоких достижениях культуры, и о политике – все было в этой программе. В общем, все для всех. С тех пор на больших телеканалах подобного не было?

В.МОЛЧАНОВ: Да нет, было – довольно долгий период на телеканале «Россия», но это было немножко не то — я рискнул тогда попробовать ток-шоу – когда много народа и все несут прелестную чушь. Но это было не совсем мое, мне трудно было лезть под юбку.

С.КОРЗУН: Чем сейчас занимаетесь на телевидении, где вас можно увидеть на телеэфире? На канале «Ностальгия»?

В.МОЛЧАНОВ: Нет, с «Ностальгии» мы ушли в прошлом году, немного недоделав наш цикл.

С.КОРЗУН: Из-за чего?

В.МОЛЧАНОВ: Это не совсем интересно. Оставалось 5 программ, не хотелось больше там работать. И каждый четверг уже лет 5, по-моему, или 6, канал «Мир» — это межгосударственная телекомпания. У меня все связано с полуночниками, программа так и называлась, «Полуночники», а теперь там переназвали программу «№По душам с Владимиром Молчановым», что меня сильно позабавило, потому что по душам я с немногими разговариваю. Это из разряда не очень рейтинговых программ, куда приходят очень приличные люди – Людмила Петрушевская, Кабаков. Попов, Миша Веллер. То есть, ее смотрит меньшинство. Потому что в другие программы приходит Михаил Муромов – его многие смотрят. Снимаем по-прежнему с моим автором и женой Консуэлой Сигурой изредка документальные фильмы — сейчас, в феврале собираемся снимать. В прошлом году снимали для Украины, Жени Киселева. И каждую субботу я на радио «Орфей» со скрипачами, дирижерами, режиссерами.

С.КОРЗУН: Работой особо себя не загружаете, или загрузили бы, было бы где?

В.МОЛЧАНОВ: В общем, я не очень люблю работать. Люблю работать, когда мне интересно – как в прошлый год, конечно, самые счастливые для меня были дни работы «17 дней Лондонской Олимпиады», когда меня пригласило НТВ-Плюс вести программу «Английский завтрак» — 17 потрясающих дней, живой Лондон, Биг-Бенд, Аббатство Вестминстерское, парламент, все это на крыше дома и каждый день в 8 часов в Лондоне мы начинали «Английский завтрак».

С.КОРЗУН: А я напомню, что Анна Дмитриева, возглавляющая канал, ваша сестра.

В.МОЛЧАНОВ: Да, сегодня она провела крайний репортаж — «последний» не говорят — крайний репортаж из Мельбурна, где закончился Открытый чемпионат Австралии, где Джокович снова обыграл Марея, где наша Маша Шарапова, увы, не вышла в финал. Да, она моя старшая сестра, по-прежнему очень много работает, мы очень дружим.

С.КОРЗУН: Сегодня будем отвечать на вопросы – недостойных вопросов к этому не эфиру вообще не пришло, что очень важно в наше время. Вопрос от «Франкофила»: «Вы сын известного композитора, автора элитарного балета «Макбет» — хотелось бы увидеть его в Большом, и народной песни «Парней так много холостых на улицах Саратова». Как вам удалось стать Владимиром Молчановым. А не сыном директора ГАБТ?»

В.МОЛЧАНОВ: Во-первых, папа был директором ГАБТ всего три года, совершенно случайно. И потом он в первый раз в жизни вышел на работу в 50 лет, до этого он сидел дома и сочинял, относил свои ноты и эта музыка игралась в фильмах. Ну, как – стал тем, кем стал.

С.КОРЗУН: Рассказывали, вас отец учил линейкой по пальцам.

В.МОЛЧАНОВ: Нет, линейкой никогда не учил — я сам учился, а уже без него я выучил три гитарных аккорда, сейчас у меня дочь со внуком и женой подарили на новый год 7-струнную гитару, чтобы я к трем аккордам разучил еще четвертый. Я всегда писать любил.

С.КОРЗУН: Но от вопроса не уходите. Мальчик-мажор, по идее – папа главный.

В.МОЛЧАНОВ: Папа был известный композитор, но тогда, когда я начинал, папа еще не был в Большом театре, пришел позже. Ну, да, мажор — жил в Москве, играл в теннис, очень рано женился, раньше, чем папа стал директором Большого.

С.КОРЗУН: И не расстался с женой до сих пор.

В.МОЛЧАНОВ: Да, с ней работаю, снимаю, живу невероятное количество лет – даже не буду говорить, сколько. Это случилось само собой – занимался тем, чем в семье никто не занимался. Начал с розыска нацистских преступников, 7 лет.

С.КОРЗУН: Работали в Агентстве печати «Новости», одно время говорили, что вспоминаете работу лучше, чем телевизионную.

В.МОЛЧАНОВ: Просто там вокруг меня работали образованные люди, которые знали свою страну потрясающе, журналисты. Они были великолепны. Я вел Голландию, так я знал Голландию потрясающе. Те, кто вел Францию – они знали всю Францию, литературу и искусство, политику. Это были очень образованные люди. Там я и начал заниматься нацистами. Правда, все публиковал в «Комсомолке».

С.КОРЗУН: У вас была история, когда по запросу голландского журналиста вы отыскали во Львове…

В.МОЛЧАНОВ: С этого я и начал свои нацистские расследования. Да, это Питер Ментон, мультимиллионер голландский, который расстреливал во Львове, в пригородах его людей, украл коллекции. С этого я начал, потом были другие антигерои. Потом я это прекратил, а спустя лет 30 получилось такое кольцо – я снова вернулся к этому, мы сняли с женой фильм «Мелодии Рижского гетто» в Риге, очень пронзительной, трогательный фильм, успев снять 4 или пятерых последних узников рижского гетто, которые были в живых. Потом я дважды делал сценарии, сценические композиции вместе с моим другом, талантливым человеком, художником и дизайнером Борисом Красновым, которому пару дней назад исполнилось 52 года – это был «Бабий Яр», это было в оперном театре в Киеве. Первый раз я работал на сцене, и для меня это было трудно, потому что я делаю сценарий, а Краснов говорит – ты еще на сцену пойдешь, а слева стоит, царствие ему небесное, Богдан Ступка, а справа Ада Роговцева, потрясающие актеры из Израиля, Германии. Я быстро переписываю текст, делаю его от автора, чтобы не выглядеть идиотом.

Второй раз, спустя 5 лет, опять был Киев и очередная дата «Бабьего Яра» и я работал с Рутберг, фантастической актрисой.

С.КОРЗУН: Вопрос в лоб – а людям это нужно? некоторые говорят – ну, сколько лет прошло с тех пор – сколько можно? Уже вроде все рассказано, может, надо ту страницу истории закрыть?

В.МОЛЧАНОВ: Ни в коем случае. Особенно когда видишь, что творится в мире и вокруг Израиля, и ненависть к Израилю, к тому миллиону людей, наших людей, с которыми я рос, общался, которые при мне играли на роялях, скрипках, которые живут там и их дети, талантливейшие люди, которые приходят ко мне в студию – Дина Рубина*, и эта ненависть вокруг. Конечно, нужно. Другое дело, мы действительно не знали слова Холокост – я очень поздно для себя открыл это слово. Но это уже не наша вина, а наша беда, что нам об этом не очень разрешали знать. Когда вышло мое первое издание книги о нацистах, то везде евреи были, по требованию издательства, заменены на советских граждан.

С.КОРЗУН: О как.

В.МОЛЧАНОВ: Да, нежелательно было говорить «евреи». А я, как ребенок композитора, я вырос в музыкальной среде, где абсолютное большинство были евреи, и моими ближайшими друзьями с детства — с одной стороны, это были теннисисты, а с другой стороны, это были талантливые музыканты, дети — Володя Фельцман, Миша Юровский, дирижер замечательный. Поэтому это надо знать и помнить, обязательно. Если нам придумывают праздник, которого никто не знает, 4 ноября, — кто знает, что 400 лет назад было – я сейчас прошел по коридору «Эхо Москвы», видел, что вам шлют поздравления с 4 ноября Путин, Медведев, причем в каждом поздравлении они объясняют, что это за праздник – это очень трогательно. Если хотят, чтобы мы это помнили и знали, то про Холокост, извините, знать надо как «Отче, наш».

С.КОРЗУН: Как вас угораздило получить звание «еврея года», или это шутка?

В.МОЛЧАНОВ: Нет, это не шутка. Правда, это «человек года» по еврейской версии. Мы сняли с женой фильм «Мелодии Рижского гетто», ионии позвонили. Но они очень ортодоксальные, поэтому женщине не вручали, вручали только мне. Когда я спросил — я не знал, что это за приз, — кстати, потрясающе красивый, это работа американо-израильского скульптора Франка Мейслера, очень известного в мире, — еврейский музыкант играет на скрипочке, внизу лежит шляпа. В которую надо бросать деньги – тяжелая, килограмм 8. Такой вручили и я очень горжусь этим призом. Правда, когда позвонил, что награждают, я задал вопрос – почему меня, я же не еврей? – ну, мы вас тоже уважаем, ответили мне и вручили этот приз. Я им очень горжусь.

С.КОРЗУН: Вернемся в 1991 год, даже пораньше – на советском телевидении было несколько супер-пилотных программ, которые тогда определяли сознание – «До и после полуночи», «Взгляд», «600 секунд».

В.МОЛЧАНОВ: «Пятое колесо».

С.КОРЗУН: Видимо, все программы конкурировали. Но какая тогда была конкуренция?

В.МОЛЧАНОВ: Конкуренции не было. Были совершенно другие отношения, что сейчас немыслимо на телевидении. Дружили, и я всегда с Сашей Политковским дружил, много общался с Беллой Курковой, я первым вывел в эфир Сашу Невзорова, который тогда вполне был адекватен, — так скажем.

С.КОРЗУН: В 90-м стали закрывать одну за одной программу, в 1991 г. закрыли и вашу программу.

В.МОЛЧАНОВ: Нет, меня не закрывали – оставили единственного. Кстати, тогда же был закрыт «Интерфакс», который создал Миша Комиссаров, вчера отметивший свое 60-летие. Я сам закрыл программу, потому что было неловко – все закрыто, а одна икона осталась.

С.КОРЗУН: Витриной не хотели быть?

В.МОЛЧАНОВ: Да.

С.КОРЗУН: Там был какой-то серьезный жест.

В.МОЛЧАНОВ: Фильм «Забой». Это был очень страшный фильм о жизни шахтеров. И я благодарен Евгению Киселеву, который в прошлом году позвони мне и попросил снять ремейк — спустя 20 лет, в тех же местах, город Стаханов, близлежащие города. Мы поехали с женой и режиссером и с группой туда, и снимали в тех же точках спустя 20 лет. Некоторых людей нашли – тогда они были детьми, теперь стали взрослыми. Кто-то погиб, многие умерли, и шахт мало осталось, и стало гораздо тяжелее — работы нет, пьянство всегда было, но очень много наркомании среди безработных, кто там живет. Вообще грустное зрелище. Спускался опять в шахту — 20 лет назад на 900 метров, сей1час только на 300-400, ползал в штреках. Но было очень интересно. Увидел то, что не видел тогда, и тогда этого не было, — совершенно чудовищную вещь под названием «копанка», когда во дворе твоего дома вырывают тайно яму и оттуда достают без всякой техники уголь, который продают налево – это огромный бизнес, который приносит большие деньги, незаконный бизнес, в котором замешаны дети очень известных персонажей украинской политики.

С.КОРЗУН: Но это же опасно.

В.МОЛЧАНОВ: Да, они гибнут, а потом мертвых, погибших шахтеров, выкидывают на дороге. Одевают в приличный костюм, моют, чтобы не видно было, что они погибли в шахте во дворе своего дома, на 25 метрах, и выкидывают на дорогу – словно их сбила машина.

С.КОРЗУН: Это 21 век на дворе.

В.МОЛЧАНОВ: 21 век.

С.КОРЗУН: В общем, когда показали и закрыли программу – накаркали?

В.МОЛЧАНОВ: Накаркали. Спустя час после показа фильма взорвалась одна из шахт. Но это было в подтверждение тому, что мы снимали. Шахты и потом продолжали взрываться и сейчас, когда мы снимали – есть такая шахта Горская.

С.КОРЗУН: В России этот фильм увидим?

В.МОЛЧАНОВ: Нет, фильм был сделан специально для программы жени Киселева «Большая политика», он идет 45 минут, но все это шло почти 3 часа, потому что программа Киселева «Большая политика» самая популярная программа на украинском телевидении – там шло очень большое обсуждение между депутатами, простыми людьми – не знаю, как можно 3 часа выдержать политические дебаты. Я участвовал в этих дебатах с трудом

С.КОРЗУН: «Все боятся крамольной темы – может, ответите? — что вы думаете о развернувшейся в этом безумном мире антитабачной истерике?» — вы курить бросили?

В.МОЛЧАНОВ: У Довлатова есть замечательное: журналисты – жуткий народ, они все время пишут, что я заядлый курильщик. А я вообще не курю. Курю, когда выпиваю, но поскольку я это делаю лет с 15, ежедневно и с утра, они все думают, что я заядлый курильщик. Нет, 3-4 года назад я прекратил курить «Беломор», и благодаря Юрию Росту, моему другу, знаменитому трубочнику советскому и российскому. Я стал курить трубку все трубки мне дарит Юра Рост, табаки я покупаю сам. Когда-то я привозил табак из Голландии Росту, он ходил с одной пачкой «Амфоры» и полгода показывал – в «Комсомольской правде», потом в «Литературке». Теперь я приезжаю в свою деревню на рынок, и там 10-15 сортов табака – то есть, неинтересно жить стало, доставать нечего.

С.КОРЗУН: Курите ту же «Амфору»?

В.МОЛЧАНОВ: Изредка – столько появилось теперь.

С.КОРЗУН: Супруга продолжает курить?

В.МОЛЧАНОВ: Курит все тот же «Беломор», к сожалению. Я с ней пытаюсь бороться, но так.

С.КОРЗУН: Удивительная история. Лет 20 назад обсуждались трудности выезда за границу с «Беломором».

В.МОЛЧАНОВ: Это было трудно – в Америке у меня выбросили весь «Беломор», я поехал на съемки в Марокко, они как посмотрели, тут же выкинули. Зато в Голландии мне махали ручкой и улыбались, когда я закуривал – они понимали, что свой.

С.КОРЗУН: Давно в Голландии последний раз были?

В.МОЛЧАНОВ: К сожалению, давно, года 4 назад умер мой учитель, один из двух моих главных учителей, знаменитый голландский журналист Вильям Олдманс, который очень многому научил меня в журналистике. Я поехал с ним прощаться и после этого не был.

С.КОРЗУН: Язык не забылся?

В.МОЛЧАНОВ: Нет. Особенно когда я выпь пару рюмок янейфера, голландской водки, то я говорю на нем по-прежнему очень прилично. Тем паче, что в моем доме сосед – голландец, живет прямо надо мной, как-то он на меня протек и в 4 утра, когда я выскочил, он начал оправдываться – чувствую, голландский акцент. Я обратился к нему в 4 утра по-голландски, и он совершенно обезумел – в 4 ура с ним говорят по-голландски.

С.КОРЗУН: Бывают такие истории. Делаем перерыв и возвращаемся в студию.

НОВОСТИ

С.КОРЗУН: Продолжаем программу. Слушатели нас исправляют: «Огней там много золотых».

В.МОЛЧАНОВ: В продолжение про эту песню. Один из моих ближайших друзей, самый знаменитый тележурналист в Саратове, Александр Динос, часто туда приглашает. Я всегда живу в гостинице, которая окнами выходит на Волгу, а внизу порт и часы. И каждый час эти часы бьют мелодию моего папы. Я очень люблю этот момент, особенно когда весна, не холодно – выхожу на балкон, наливаю бокал вина ,жду, когда пробьет, говорю: Папа, спасибо, — и с удовольствием выпиваю в память папы. А три года назад какой-то бизнесмен на свои деньги на пешеходной тропе поставил памятник песне – стоит мужичок молодой, слегка выпивший, в очках, смотрит на огни. И туда народ стал приходить.

С.КОРЗУН: Этот самый женатый.

В.МОЛЧАНОВ: Да. И туда стали многие приходить выпивать, закусывать — им это очень нравится.

С.КОРЗУН: Пару слов о политике. Илья из Ярославля вспоминает ваши слова: « Меня никогда не пригласят вести политическое шоу – ведь я не дружу с властью. С любой». Говорили, могли говорить?

В.МОЛЧАНОВ: Мог, конечно.

С.КОРЗУН: По-прежнему не дружите с властью?

В.МОЛЧАНОВ: Нет, в 1996 г., как избрали Ельцина, с тех пор я с властью никогда не общался и не собираюсь этого делать.

С.КОРЗУН: А политические ритуальные действия выполняете? Бюллетень опускаете в урну? Комментируете?

В.МОЛЧАНОВ: Если честно, последний раз я занимался политикой, когда в 2000 г. вел 8 часов программу, когда избирали Путина. С тех пор я не голосую, не хожу, не замечен, не дружу.

С.КОРЗУН: Но наблюдаете за тем, что происходит?

В.МОЛЧАНОВ: Безусловно. Иначе не смог бы работать.

С.КОРЗУН: Есть ощущение, что события в конце 2011 г. всколыхнули общество?

В.МОЛЧАНОВ: Конечно.

С.КОРЗУН: Все равно не возникло желание участвовать?

В.МОЛЧАНОВ: Нет, я хотел бы, но там немножко другое поколение работает. Мне было бы очень интересно. Но пройдя все это я пришел к тому, что из радио я слушаю только «Эхо Москвы» и «Коммерсант», из телевидения смотрю новости по «Дождю*», из газет читаю «Новую газету». «Нью Таймс», моей любимой Ирэной Лисневской, у которой мы столько лет проработали. Потому что знаю, что там прочитаю нечто иное, чем во всех остальных изданиях.

С.КОРЗУН: Поговорим о Магнитском и Антимагнитском законами. Вопрос от Сергея из Кронштадта: «Кем был Магнитский, по-вашему? Борцом за свободу, или жуликом, которого поймали на воровстве»?

В.МОЛЧАНОВ: Не думаю, что он был борцом за свободу, безусловно. С.КОРЗУН: Борцом с коррупцией?

В.МОЛЧАНОВ: Не думаю, что он был крупным борцом с коррупцией, но я думаю, что он всерьез вскрыл то, о чем мы все знаем — крайнюю степень воровства во властных структурах. В этом я убежден абсолютно.

С.КОРЗУН: Реакция США была адекватна?

В.МОЛЧАНОВ: думаю, что да. Конечно, ответ очень невнятный с нашей стороны. Я не видел всего списка, кто туда включен, думаю, что американцы, как всегда немножко зашлись – они это делают очень часто, заходятся, — так же как и наши, когда пытаются ответить. Поэтому не думаю, что список из 60-70 человек это нечто именно то, что связано с Магнитским.

С.КОРЗУН: Может помочь исправлению товарищей из руководства?

В.МОЛЧАНОВ: Полагаю, что эйфория некоторая от безнаказанности у нас достигла такой степени, что это не поможет.

С.КОРЗУН: И наш ответ Керзону — закон «Димы Яковлева».

В.МОЛЧАНОВ: Это совсем другое. В этом я разбираюсь гораздо лучше хотя бы потому, что всю эту неделю, которая сегодня заканчивается, канал «Совершенно секретно» показывал фильм, который мы сняли с женой 5 лет назад в Испании и здесь, который называется «Испанское рондо — 70 лет спустя». Это фильм о испанских детях, которых усыновляли русские в годы гражданской войны в Испании, одним из этих детей был отец мой жены, Хосе Сигура. Мы-то думали, что испанцев было много тогда в СССР. А их всего было чуть больше 3 тысяч.

С.КОРЗУН: Меня поразили эти цифры. Сейчас усыновленных российских детей в Испании гораздо больше – больше 8 тысяч.

В.МОЛЧАНОВ: Это было тогда, 5 лет назад. Думаю, теперь еще больше. Более того, мы проехали пол-Испании, были во многих домах, где эти дети живут, — и больные дети, с ДЦП, — они жили потрясающе. Испания вообще считалась на первом месте по отношению к усыновленным детям. В Испании нельзя усыновить своих детей – их просто нет. Если погибли родители в катастрофе, то двоюродный, пятиюродный дядя возьмет ребенка.

С.КОРЗУН: Это закон запрещает, или традиция?

В.МОЛЧАНОВ: Так же в свое время было и в Грузии – своих сирот не было, потому что обязательно кто-то из родственников возьмут ребенка. И дети там наши живут потрясающе. Там нет ни одного случая жестокого отношения, они помешаны просто на этих детях. И мы все это наблюдали. Поэтому когда возник закон «Димы Яковлева, я подумал – как же так? Тогда здесь было чуть ли не 800 тысяч сирот — когда мы снимали этот фильм. Детей усыновляли испанцы, голландцы, и это были дети, как правило, уродов-родителей – наркоманов, алкоголиков, которые их били, выбрасывали на улицу, они жили в жутких детских домах – ведь не все имеют такие детские дома, как Павел Бородин и не все ведут себя так достойно, как Барщевский или его жена, которые усыновили детей.

Я ходил в Петербурге, снимал приют «Синяя ворона», куда приходили дети с улиц, оставались, ночевали, потом снова убегали, и мы должны были благодарить. Потому что-то, что сейчас приняли этот закон — это какая-то вакханалия, абсолютная человеческая глупость. Просто эти наши депутаты — я не могу с такими депутатами общаться, — они вообще ничего не понимают, они только кричать умеют. Думаю, что все это пойдет дальше, они и на другие страны это распространят. Они же теперь министерство очередное хотят, чтобы всех усыновляли. Это глупость полная, это значит плодить несчастных детей.

С.КОРЗУН: У нас известно, что и в кавказских республиках нет брошенных детей.

В.МОЛЧАНОВ: Теперь есть. Потому что войны, потому что Абхазия, Осетия, много погибло — теперь очень мног8о.

С.КОРЗУН: Почему не можем сделать как в Испании? Я ищу логику — может, закон сделает так, что откусит хотя бы часть военного бюджета и направит на реальных детей.

В.МОЛЧАНОВ: Направят – создадут министерство, украдут половину, как обычно это бывает со всеми министерствами. Потом посмотрим, что будет. Я уверен, что с этим ничего хорошего не будет.

С.КОРЗУН: А детям лучше в семье?

В.МОЛЧАНОВ: Конечно. Я не видел детей, усыновленных в США. Я видел детей, русских, усыновленных в Испании, немножко в Голландии, пару детей видел в Италии. И надо понимать – часто будут наши бездетные семьи, даже имеющие деньги, усыновлять детей с ДЦП, больных СПИДом? — то, что там делалось и делается. Одна девочка ходит, читает стихи Пушкина у нас в фильме, — девочка с довольно тяжелой формой ДЦП была. Боже мой, во что она превратилась — это чудо. Не знаю, можно ли до конца ДЦП вылечить, но это нормальный человек, хорошо функционирует, прекрасно говорит по-русски и по-испански. Ее мама, испанка, выучила специально русский язык, чтобы разговаривать с девочкой, чтобы девочка свою культуру не забывала. Это удивительно трогательная вещь. И вот эти ребята, которые сидят в Думе и начинают кричать: «мы вам покажем» — кому покажут? Абсурд.

С.КОРЗУН: Алексей просит вас спросить про РПЦ. Ваши отношении с богом и посредниками выстроены?

В.МОЛЧАНОВ: «Были ли вы на оккупированной территории?» — помнишь, это было в анкете, когда надо было выехать за границу. Я воспитан в православной культуре, очень люблю православие, крещен в одной из самых замечательных церквей Москвы в Брюсовом переулке, крестили меня в 1951 г., когда был еще жив Сталин. Папа не пошел, маме меня понесла тихенько. У меня очень хорошие крестные, и я был первым, кто показал по телевидению не кающегося священника, а нормальных священников. Мы с женой даже книжку написали, когда я работал в АПН, со всеми конфессиями, которые у нас были.

С годами я все больше общался со священниками, которые становились иерархами – мне было всегда интересно общаться с ними. Много общался в последнее время с очень талантливым человеком, митрополитом Илларионом, потрясающим композитором, который учился в московской Консерватории, он сейчас, по-моему, министр иностранных дел РПЦ.

Но для себя я давно определил, что есть Бог и есть ты. И посредник в этом деле мне не нужен. По-моему, все больше людей в нашей стране… даже не могу сказать, что это наиболее образованная часть – разные люди, и не совсем образованные, и очень хорошо образованные, — они для себя к этому приходят: между тобой и Богом не должно быть посредника. Если хочешь – пожалуйста, зайди, поговори. Мой друг протоиерей, мой старинный друг, мы дружим 40 с лишним лет, он был артистом, 18 лет работал в театрах, потом ушел в Церковь. Я могу с ним поговорить, но не в Церкви.

С.КОРЗУН: Две токи зрения – одни считают, что идут нападки на РПЦ, а другие считают, что наоборот, Церковь наступает на светское государство. У вас какая точка зрения, все у нас нормально в отношении Церкви и государства?

В.МОЛЧАНОВ: Нет. Церковь ведет себя абсолютно с точки зрения Церкви правильно: она захватывает то, что нужно захватить. Суслова нет, идеологии нет. Кто мне может ответить на вопрос, по законам какой идеологии живет наша страна? Ее нет вообще. Не деньги же идеология, а другой нет. Поэтому Церковь поступает абсолютно правильно, так же, как поступает Ватикан – захватывает любые свободные куски. И не только земли. И пасет заблудших овец.

Введение религии в школе я приветствую, но только всех. Когда мой внук подрастет, и будет выбирать, думаю, он выберет основы культур, а не только православие или только иудаизм.

С.КОРЗУН: Вы ему посоветуете?

В.МОЛЧАНОВ: У него есть мама и папа – они посоветуют. Но думаю, что они посоветуют то же самое — почитать о том, о чем мы в нашем детстве вообще не знали. Это очень хорошо – пусть. Это гораздо интереснее, чем сидеть в интернете и играть в глупости – пусть почитает, что такое католицизм, православие, иудаизм – это очень полезно.

С.КОРЗУН: Была дискуссия об открытом ношении религиозных символов – кипа, хиджаб, крест, — в школе. Либо школа это место светского государства?

В.МОЛЧАНОВ: Школа – абсолютно светская часть нашего общества. Поэтому ни хиджабы, ни кипа, ни нательные кресты наружу – внутрь сколько угодно, — в школе быть не должны. За пределами школы — бога ради.

С.КОРЗУН: «Ваше мнение об обстановке в Большом Театре и о преступлении в отношении Сергея Филина»?

В.МОЛЧАНОВ: Это чудовищно. Такого не было ни в одном театре мира вообще. Большой театр всегда был театром выдающимся, но самым проблематичным. Я помню период, когда мой отец возглавлял театр – там было трудно пройти по закулисью, чтобы не задеть плечом мировую звезду. Подряд: Плисецкая, Бессмертнова, Тимофеева, Лиепа, Васильев, Максимова. Опера: Образцова, Атлантов, Пьявко, Архипова, — одни звезды. Весь театр – одни звезды. Конечно, они не очень друг друга любили. История с отъездом Ростроповича и Вишневской тому подтверждение — им запретили кое-что делать в Большом театре. Они никогда друг друга не любили, но были по-другому воспитаны. Композиторы, с которыми мы жили в деревне Старая Руза, в одних домах — они тоже были далеко не близкими друзьями. Но у них были какие-то правила, было нормальное воспитание, они общались и не позволяли себе делать этих гадостей, которые происходят сейчас.

То, что произошло с Филиным – абсолютно чудовищно. Как можно балеруну в лицо кислоту вылить? Вообще нельзя, но мстить — за что? Непонятно, за что. Филин не самая большая фигура в балетном мире. Филин никогда не был ни знаменитым танцором, ни знаменитым балетмейстером, это не Васильев и не Григорович. Конечно, он танцор, не чиновник, слава богу, потому что теперь все чаще на такие должности приходят чиновники – например, руководить культурой приходят странные люди, заместителями министров культуры становятся люди, которые работали в программе «Взгляд». Это я еще понимаю. Но это уже полная потеря человеческого облика. Я представляю, когда идут эти ребята, которые бьют в барабаны, молодые, и которые все время пытаются, как они теперь называют, — пиарить свой патриотизм, которые кричат, вы нам не указ, как нам своих детей воспитывать Они должны понять, что если в России так происходит, если в лицо кислотой, главному балетмейстеру, — нас перестают совершенно уважать.

Когда кончалась советская власть, начиналась постсоветская Россия, когда я входил в залы в Париже, Лондоне, Амстердаме, где происходили диспуты журналистов всего мира и объявляли «Владимир Молчанов, Россия» — никто не знал, кто я такой, но люди внимательно смотрели, начинали хлопать. Кто сейчас, когда скажешь «российский журналист» так сделает? Вообще не будут смотреть. На нас перестают обращать внимание, мы становимся неинтересными, мы надоели этой гадостью всей.

С.КОРЗУН: «Верите в будущее нашей страны и что вам дает силы жить здесь?» — Дмитрий Мезинцев.

В.МОЛЧАНОВ: Я раз 10 выступал в Израиле перед публикой, которая уехала вместе с моей передачей, там обычно предпоследний вопрос: не могли бы вы кратко описать будущее России? Никуда Россия не денется, все будет в порядке. Потому что сюда, через энное количество лет, вернутся, во-первых, очень хорошо образованные дети наших не самых образованных и не самых достойных политиков, бизнесменов, и других, которые учатся в Гарварде.

С.КОРЗУН: Вы думаете, вернутся?

В.МОЛЧАНОВ: Очень многие вернутся. Они привнесут с собой другую культуру, другое образование, другие межчеловеческие отношения. На днях у меня в студии был потрясающий дирижер, один из лучших дирижеров мира, Владимир Юровский, сын моего друга – он главный дирижер Лондонского филармонического оркестра. Он уехал, когда ему было 18 лет, — уехал с советским багажом. Он очень хочет сюда вернуться и здесь работать — он сейчас главный дирижер симфонического оркестра имени Светланова. Он очень хочет здесь работать. Но жить здесь он уже не может. Другие человеческие отношения – он уже воспитан в другом. Ну, это дирижер, он может везде мотаться. А эти ребята вернутся.

С.КОРЗУН: Сами не собираетесь?

В.МОЛЧАНОВ: А куда мне? Я бы, конечно, хотел иметь домик у моря, сидеть с трубой, пить вино и смотреть на море. Но я бы ужасно заскучал, жутко заскучал бы без всего этого ужаса, который здесь происходит.

С.КОРЗУН: Владимир Молчанов был нашим гостем. Успеха и удачи.

В.МОЛЧАНОВ: Спасибо.